Глава 2
Воспоминания со временем не поблекли и не выцвели.
Марго. Давно уже Марго. Не Райна. Вдох, выдох, вдох, выдох — успокаивайся, сердце.
Черные густые волосы шелком струились сквозь тонкие пальцы — из зеркала укоризненно смотрели печальные темные глаза.
Если их обрить, то отрастут быстро.
Она стала монстром — как, когда? Тогда, когда заполучила на теле уродливые шрамы? Когда Джокер исковеркал ей душу? Когда поняла, что Аарона уже не найти?
Да даже если найдет — что с того? Кому она такая нужна — вся сшитая, скроенная и перекроенная врачами? Что она сможет предложить ему — мужчине своей мечты, — если больше не способна по — женски нормально принять мужчину? Как быть с рубцами на промежности, как быть с исполосовавшим грудь швом, выглядящим уродливо даже после заживления?
Уродка. Мутант. Более не женщина. Красивое лицо и отвратное тело — тьфу!
Зачем кого-то искать, если такую, как она, никто и никогда не сможет полюбить?
«Важна не внешность — важна душа». Бред! Кто сказал этот бред? Наверное, изначально слепая и толстая женщина — философ, но никак не нормальный здоровый мужчина, который любит глазами, а потом уже и всем остальным…
Марго скривилась и отошла от зеркала.
Она ненавидела собственное отражение — не лицо, но все, что скрывалось ниже, под одеждой.
Выпивка и месть — какое-то время они казались спасением. Налить в бокал вина или чего покрепче, пригласить в дом первого попавшегося гостя и… унизить его. Да — да, унизить, как до того унижали ее. Заставить поползать по дому голышом, попросить обмазать кремом, а после поласкать свои липкие муди, поблеять по — козлинному, поработать креслом, держателем пепельницы, статуей у двери, рабом — официантом, голым «прислужкой — побегушкой».
Нет, она не стала такой, как Джокер (хотя, стоило бы), — никогда никого не связывала, не причиняла боли сталью, не била плетьми, ни на кого не мочилась сверху — не могла себя заставить перешагнуть невидимую черту.
Может, просто не была тварью?
В моменты хорошего настроения вообще заказывала проститутов лишь для того, чтобы они читали ей сонеты, стихи и прозу, а после вставали на колени и признавались в любви. Платила столько, насколько доверчиво звучали слова, — иногда бывала щедра.
Пустота внутри, однако, не уменьшалась — разрасталась.
Никому и никогда Марго не позволяла дотрагиваться до себя, ни перед кем не раздевалась и сомневалась, что когда-либо разденется.
Вот если бы свести шрамы…
Но Комиссия в приговоре постановила жестко: «Ни один врач никогда и никакими доступными технологиями и методами не сможет залечить Райне Вильяни полученные в ходе совершения убийства увечья. Телесное уродство явится ее наказанием отныне и впредь, дабы напоминать об однажды нарушенных моральных нормах и предупредить подобное поведение в будущем…»
Черт, она не убивала!
Да, хотела, да, думала об этом… Но то был несчастный случай! Несчастный!
Джокер мертв, а она урод — за что?!
В стену полетел и раскололся бокал из-под шампанского стоимостью в двести двадцать пять долларов; в этот момент прозвучал дверной звонок.
* * *
— Подпишите здесь, здесь и здесь.
Сухой палец скользнул по листам и указал на пропечатанные снизу галочки — птички.
— Угу.
Она никогда не читала документов, которые приносил Рид — ее личный финансовый консультант и по совместительству инвестор. Подписывала не глядя, верила ему безоговорочно — решила, что так поведется с самого начала, — стопроцентное доверие, и никак иначе. И, как выяснилось, не ошиблась с подходом.
Ручка в пальцах дрожала; Райна вывела замысловатую подпись «Марго Полански» и откинулась в кожаном кресле с высокой спинкой. Богато обставленный кабинет — кожаную мебель, дубовые панели и широкий дорогой стол — освещала единственная зажженная настольная лампа.
— И не пейте сегодня больше.
На Майнрада она взглянула мутными глазами. На совет не разозлилась, лишь неопределенно кивнула, и в ответ на укоризненный взгляд заверила:
— Не буду.
Они почти не общались — высокий худой мужчина (всегда в дорогих костюмах и при галстуке), невзрачный, как глубоководная рыбина, с редкими и почти невидимыми короткими волосами, с тонким носом и такими же тонкими, растянутыми к ушам губами и симпатичная молодая девчонка — его наниматель. Однако между этими двумя, несмотря на почти полное отсутствие общения, пролегла мягкая, как бархат, бессловесная теплота.
— И поспите.
— Посплю.
Райна знала, что в постель ляжет еще не скоро.
— Вам нужен отдых.
— Знаю.
— Читать, как всегда, не будете?
Короткий взгляд на документы.
— Как всегда. Не буду.
— Тогда до следующей встречи, Марго.
— До свиданья, Майнрад. Доброй вам ночи.
Рид. Майнрад Рид.
Она никогда не стала бы богатой, если бы не этот человек и не одна случайность, произошедшая в самом начале ее переезда в Ланвиль, на четырнадцатый, — полученный на сдачу в газетном киоске лотерейный билетик — бледно — желтый, с надписью «ГосЛотто — открой меня и выиграй».
Выиграй, как же — сие каждому прочитавшему призывное послание казалось нереальным, и Райна, к тому времени уже сменившая имя и фамилию, исключением не являлась.
— Выиграй, ага. Кому вы заливаете?
Она, обычная секретарша в крохотной конторке с зарплатой чуть выше прожиточного минимума, в чудеса давно не верила.
И зря. Потому что на косо оторванной и развернутой бумажке, жирной от ее пальцев, только что державших бутерброд с кетчупом, салатом и котлетой, значилась сумма в сто тысяч долларов.
— Да вы шутите…
Ерунда! Быть такого не может! Подделка? Дурацкий розыгрыш и съемки скрытой камерой? Точно — должно быть по ту сторону экрана, глядя на ее распахнутый, еще не протертый салфеткой рот, в эту минуту хохочет пара сотен тысяч жителей — хохочет, уссывается и покатывается по полу. Мол, давай, дурочка, пляши от радости, а мы пока надорвем животы; Райна спешно огляделась по сторонам — сыреющая от мелкой мороси мостовая, сухое пятно на лавке там, где она сидела, далекие, спешащие по своим делам прохожие, — и нигде ничего подозрительного: ни камеры в кустах, ни ведущего с микрофоном, ни чужой обидной ухмылки, предшествующей фразе «И вы купились? А мы на это и рассчитывали!».
Сто тысяч. Правда или нет?
Чтобы прояснить этот вопрос, она быстро скомкала обертку от бутерброда, швырнула ее в урну — по — дилетантски промахнулась — и поспешила обратно к находящемуся через дорогу газетному киоску.
— Правда, — желчно ответила ей продавщица и обиженно сверкнула глазами — мол, почему везет всегда не мне?
— А получать где?
— Где — где? Откуда я знаю «где»? — да, зависть — штука жесткая. Но уже через секунду тетка смягчилась, взяла себя в руки и пояснила. — Через два квартала у них офис — написано «ГосЛотто» — ярко, не промахнетесь. А по соседству офис мобильной компании «ЛанвильЛайн».
— Спасибо!
И Райна бросилась в указанном направлении.
Продавщица проводила ее взглядом, вновь сделавшимся обиженным.
В офис после обеда она вернулась уже с деньгами — пухлым конвертом, набитым купюрами.
«Сто тысяч, сто тысяч, сто тысяч» — звучало в голове, как мантра, — что с ними делать? Пропить, проесть, отложить? Купить много хороших вещей, новую квартиру, сохранить в банке? Что люди вообще делают с большими деньгами, что?
В тот день ей не работалось — в документы то и дело вкрадывались ошибки, и их приходилось набирать и перепечатывать заново. Клиенты по телефону называли свое имя по два раза и ворчали на секретарскую рассеянность — Марго плевала на них с высокой башни. Записывала в блокноте дни и места шефовых встреч, а сама думала о ста тысячах долларов — сладких, вкусных, пугающе привлекательных.
А в коридоре, когда день близился к концу, вдруг задала волновавший ее вопрос знакомому лишь по коротким встречам у входных дверей клерку, чье лицо всегда казалось ей умным.
— Дэйв? — кажется, так его звали?
— Да?
Ее имени он так и не вспомнил. А, может, никогда и не знал — Райна не обиделась.
— А что бы вы сделали, если бы выиграли в лотерею?
Служащий из соседнего офиса, верно, подумал, что с ним заигрывают, — нашли первую попавшуюся тему для разговора и флиртуют, — и потому весь приободрился, широко улыбнулся и расцвел.
— Ну, зависит от того, насколько большой выигрыш.
— Если большой.
— Если сто тысяч или больше, то обратился бы к финансовому консультанту. Нанял бы человека, который понимает, куда и что можно вложить.
— Ух ты!
— Умно, да? — мистер «я — знаю-что — ты — со — мной — заигрываешь» подмигнул, довольный собой и своим ответом.
— УмнО, — подтвердила Райна.
Действительно умнО. Даже слишком.
А для нее так вообще заумно.
Однако чем больше она размышляла над сказанным, тем больше убеждалась, что Дэйв дал ей воистину ценный совет. Куда может пристроить деньги необразованная в финансовых делах девчонка? В мусорную корзину — через клубы, выпивку и шоппииг. А вот финансовый консультант, наверное, может пристроить деньги правильно и, главное, выгодно.
Ведь может?
«Райна и финансовый консультант» — эти два понятия в ее голове сочетались так же плохо, как красная икра и мороженое.
Однако уже через сутки она пересилила себя и собственную неуверенность, отыскала в интернете список фирм, предлагающих искомые услуги и, выбрав самую известную, отправилась по указанному адресу.
Все лица, а точнее их выражения, были, как под копирку, — высокомерные, вычурные, воздающие триумф собственному мега — уму; висящий на первом этаже щит с именами она рассматривала не менее получаса.
— Мистер Даррен Косинг — советник первого ранга, мистер Гулан Турек — советник высшего ранга, мистер Вольдемар Бруттенберг — ну и имечко, затрахаешься произносить…
Ее губы шевелились, глаза скользили по десяткам глянцевых фотографий; с куртки и волос стекала на пол вода — на улице опять лило.
Холеная обесцвеченная секретарша в снежно — белом пиджаке, ожидавшая, пока посетительница соизволит, наконец, сделать выбор о том, с кем желает встретиться, в третий раз нехотя предложила замухрышке — Райне («в такой одежде достойные посетители не ходят») кофе.
— Нет, спасибо.
Кофе на самом деле хотелось.
Но еще больше хотелось не ошибиться с выбором — Райна подошла к этому вопросу со стороны интуиции: она не будет выбирать по рангу — она выберет того, чье лицо покажется ей наиболее симпатичным. Дурацкая идея? Может быть. Но другой у нее не было.
— Я бы хотела встретиться с мистером Ридом.
— Советником третьего ранга? — «третьего ранга» прозвучало с таким презрением, что за человека с невзрачным лицом, пегой растительностью на голове и бледными, как дождевая вода, серо — голубыми глазами сразу же стало обидно.
— Да, с ним.
— Не хотите рассмотреть кого-то другого?
— Я уже всех рассмотрела, — ответила Райна тоном, будто советников она рассматривала исключительно с позиции умственных способностей, а вовсе не по висящим на табло славы фотографиям.
— У нас есть… более опытные… специалисты. Мистер Рид работает здесь вторую неделю.
— Вот к нему и пойду.
«Ну и дура», — судя по взгляду, окончательно убедилась в сделанных ранее выводах секретарша.
— Я сообщу ему о Вашем приходе.
— Будьте так добры.
Взлетела к уху телефона трубка; пропикали несколько клавиш.
— Мистер Рид? К вам посетитель. Примите?
Ответ положительный — ей кивнули.
Тогда она еще была бедной Марго.
А спустя несколько месяцев стала богатой Марго.
Нет, не так — она стала очень — очень богатой Марго.
Он заявил сразу — «я беру пятьдесят процентов», а Райна не стала озвучивать норовящий соскользнуть с языка ответ «да хоть девяносто» — легко пожала плечами и кивнула.
На том и сошлись.
С тех пор Майнрад стал ее личным финансовым консультантом. Поначалу он еще пытался объяснять свои действия или решения, но быстро понял, что подробности мисс Марго Полански интересуют мало, и потому, заручившись ее согласием, принялся распоряжаться капиталом молча. Только время от времени приносил на подпись бумаги и указывал: «здесь, здесь и здесь».
Поначалу Райна была практически уверена, что ее облапошат, — снимут со счета все деньги до последнего цента, оставят с нулем и рваным башмаком в шкафу и сбегут в неизвестном направлении, но Рид, как ни странно, сбегать не торопился. Назначал встречи каждый вечер, вежливо интересовался — хотите узнать подробности сделок?
— Не хочу, — однозначно звучало в ответ.
А уже через пару месяцев Райна обнаружила на своем счету на начальные сто тысяч долларов (и не ноль на палочке), а двести сорок три тысячи. Еще через месяц уже триста семьдесят восемь… А через полгода благодаря невзрачному на вид, похожему на рыбу мистеру Риду у нее появился свой первый в жизни миллион.
Вот и выбирай после этого консультантов по рангу — не права была секретарша, ой, не права.
И понеслось — что ни месяц, то прибавка в денежных средствах, что ни квартал — новая машина у Рида.
Она не злилась на него за новые костюмы и крайне довольный собой вид.
Она за него радовалась.
Карандаш в пальцах дрожал.
Получится нарисовать или нет? Белый лист бумаги казался входом в рай — нужно просто изобразить на нем то, что хочешь, и оно обязательно сбудется. Того, кого хочешь.
Но Райна знала, что не изобразит, — не сможет. Она пыталась нарисовать человека со шрамом на виске много раз — десятки, если не сотни, — но все портреты, несмотря на усилия и многочасовой труд, лишь отдаленно напоминали оригинал. Где-то совпадал взгляд, где-то разлет бровей, где-то искривленный в ухмылке рот, но никогда у нее не получалось составить все элементы в одно целое — лицо Аарона Канна.
Бесполезно. Бессмысленно. Зря она отучилась на художественных курсах, зря платила лучшим репетиторам за частные уроки, зря оборудовала целую мастерскую и уставила ее мольбертами, холстами и красками — образ Канна ускользал.
* * *
(Asheni — Only Magic — Chris Wonderful Remix)
Россыпь звезд на бархате неба. Иногда Райне казалось, что пентхаус на верхнем этаже небоскреба она приобрела именно из-за этого — из-за террасы, с которой открывался потрясающий вид на ночной небосвод.
Небо ее успокаивало — оно одновременно видело их обоих — ее и Аарона. Как бы далеко они друг от друга ни находились.
Два покрытых тонкими матрасами лежака; ласковый ветерок, колышущиеся в горшке раскидистые листья Медеи. И звезды. Много звезд.
Райна подошла к лежаку, осторожно прилегла на него и положила руку на матрас второго, стоящего рядом. Уперлась взглядом в небо, медленно и привычно провалилась в параллельную реальность — ту, которая не существовала. Где Аарон всегда был рядом с ней, где они никогда не разделялись.
Какое-то время молчала, затем тихо спросила:
— Как прошел твой день?
Минута тишины; блеск недосягаемых планет в вышине.
— Мой? Мой тоже хорошо… Я хочу испечь тебе торт завтра. Будешь? Или лучше вафли?
На деле она не пекла так давно, что едва ли вспомнила бы хоть один рецепт, но в эту минуту все это не являлось важным. Ничего не являлось, кроме него — воображаемого любимого мужчины рядом.
Райна прикрыла глаза, улыбнулась — мягко, нежно.
— Я знаю, что ты больше любишь торты. Но я могу сделать вафли с кремом… или сгущенкой.
Ее рука ласково поглаживала не матрас — его невидимые пальцы.
— Кури… Я не против. Мне дым не мешает.
Ничего не мешает.
И он курил. Лежал рядом и курил. А еще смотрел на нее с любовью в серых глазах — смотрел, не отрываясь. Тепло, с глубоким, самым нужным в мире чувством. Ее Ааарон…
В эти минуты по ее щекам текли слезы, но Райна не видела их — не чувствовала.
— Ты ведь будешь сегодня спать со мной, да?
Тишина; мягкие кивки цветка Медеи справа.
— Всю ночь? И не отпускай, ладно? Прижми, как вчера…
И я буду спать. Буду спать всю ночь.
Если воображаемый любимый что-то и говорил, то его никто не слышал.
— До самого утра, ладно? Мне так тепло с тобой. Не уходи. Не уходи.
Никогда не уходи.
Только рядом с ним она отогревалась, расслаблялась, делалась мирной.
— Мы переплетем пальцы… Так люблю, как пахнет твоя кожа.
Ее затылок, совсем как тогда — в зимнюю ночь, — гладили невидимые теплые мужские пальцы.
— Как хорошо, когда ты рядом. Хорошо…
В эти странные моменты, лежа в одиночку на террасе под ясным ночным небом, Райна чувствовала, что кому-то нужна в этом мире.
