Глава 8
— А кем вы работаете?
Он знал, что этот вопрос однажды прозвучит, ждал его. Даже, вроде бы, был готов, но почему-то полностью растерялся, когда она задала его.
— Я? Э-э-э… Кхм… Я… Я преподаю боевые искусства.
Так! Соврал, так соврал. Могуче и почти правдоподобно.
Ани ответ понравился, потому что она тут же восхищенно распахнула глаза и застыла на месте:
— Так вот откуда у вас такие бицепсы! И такой торс. И ноги…
И тут же смутилась, поправилась.
— Я имею в виду, вот почему вы такой… мощный.
— Ну, да. А как же иначе? Не хлюпику же тренировать бойцов…
Добавил, и тут же захлопнул рот. Спасибо, не покраснел. Сейчас он доврется почти до правды, до рассказа о полигонах, постоянных тренировках, а оттуда и до «Войны» недолго. И тогда, да здравствуй проснувшаяся память и прощай вкуснейшая яичница на завтрак.
Оказывается, она умела готовить.
Этим утром Дэйн впервые проснулся в собственном доме не в тишине, а под доносившиеся снизу звуки музыки. Кто-то нашел стоящую на подоконнике стереосистему и включил ее. Помимо звуков, это дивное утро привнесло с собой еще два радикальных отличия: наличие пьяняще вкусного запаха еды и отсутствие в комнате Барта, который к этому моменту успевал «исскулиться в плешь», как ласково называл сей процесс Дэйн.
Хм, ни пса, ни заглянувшего на кофеек Стивена, да еще этот умопомрачительный запах. Конечно же, едва успев натянуть штаны (а через секунду, чтобы не смущать гостью, и майку), Эльконто «сплыл» вниз по лестнице, где на столе уже ждала не только нормальная «негорелая» яичница, но и румяные, жирные, вкусные сосиски.
— Оказывается, я умею готовить! Видите? Не так и плохо для начала.
— Не плохо? — Он не ел — давился вкуснятиной. Заедал все это тостами с маслом, второй раз просил добавки и страшно переживал о том, что, наверное, попросит еще. Создатель, да он вчера столько сосисок не купил, сколько съел этим утром!
А Барт?
Этот обожравшийся увалень валялся, высунув язык, на полу и едва не хрипел от довольства, и все потому что «кто-то» положил ему сразу три вида корма, каждый из которых был приготовлен на особый случай в виде лакомств, доступных только за заслуги во время успешных тренировок. И теперь эта куча меха с толстым пузом прикидывалась распухшим половиком и не желала сдвигаться с места даже для того, чтобы пустить Ани к холодильнику. Вот лентяй!
— Нужно его вывести во двор и заставить побегать. А еще лучше сразу на стадион и привязать к велосипеду. Вы не давайте ему больше столько — собаку лучше держать в форме.
— Хорошо, не буду. — Ани покладисто кивнула и улыбнулась. Сегодня она завязала волосы в хвост, оделась в одну из аккуратных белых футболок «для ходьбы по дому» и новые спортивные штаны. Не самый выходной наряд, но куда лучше предложенного им ранее балахона. И все по размеру.
Под тонкой хлопковой тканью едва просвечивал контур кружевного лифчика, поддерживающего небольшую, но приятную на вид округлую грудь. Поймав себя на мысли, что зачем-то «пялится» именно туда, Эльконто тут же отвел глаза и уткнулся в тарелку. Яичница стремительно закончилась, остался только кончик третьей сосиски — на один укус.
— Может, вам еще?
Дэйн откашлялся.
— Наверное, хватит. Я и так большой.
— Но вам ведь нужны силы! Надо же, боевые искусства. Вы, наверное, огромное количество энергии тратите на занятиях. Давайте добавлю, все равно много приготовила.
Он не смог отказаться, а Ани, тем временем, положила оставшуюся в сковороде порцию яичницы себе и расположилась напротив. Ароматно пах свежемолотый кофе. Надо же, а Дэйн ведь ни разу не пользовался кофемолкой с того момента, как ее зачем-то в качестве подарка притащил в его дом Аарон.
— Какая хорошая у вас профессия… Нужная.
Ани-Ра ела аккуратно, даже красиво, а Дэйну некстати вспомнились другие ее слова:
«Вы думаете, существует профессия хуже вашей? Да, вы, правда, так думаете? Тогда нам с вами не о чем говорить…»
И почему он действительно не устроился работать преподавателем боевых искусств? Много времени бы теперь сэкономил на объяснениях. Да и вообще не встретил бы эту самую Ани — избежал бы стольких проблем…
— А у вас нет книг по кулинарии? Я приготовлю обед. Нет-нет, не отказывайтесь, это самое малое, что я могу сделать. Наверняка я смогу! Ведь вспомнила простые вещи, вспомню и сложные, только, мне бы книги…
Куплю. Он зачем-то сказал ей «куплю». Допил кофе, что-то промычал про необходимость послеобеденных занятий и смущенно, предварительно поддев Барта ногой, чтобы тот поднялся на прогулку, удалился с кухни.
* * *
Он почти два часа бродил по окрестным улицам и не знал, чем себя занять — нет, без Барта, один — того он завел домой после пятнадцатиминутной прогулки обратно в дом.
Что за напасть — незнакомый человек в доме? Что за проклятье, жить и бояться, что в любую минуту он может что-то вспомнить. И тогда что? Прирежет собаку? Заложит в доме очередную бомбу? Встретит у порога с ножом?
Вчера вечером казалось, что так можно жить — она обычная девчонка, с душой, эмоциями, настроениями, но этим утром Дэйн вновь протрезвел — она враг. Да, с хорошими эмоциями и с хорошими настроениями, пока ничего не помнит, но как только вспомнит, все ее настроения резко изменятся.
А ему что делать? Ехать за кулинарными книгами, которые он зачем-то пообещал? Выбирать их, как примерному семьянину, интересуясь у продавца, какие блюда вкуснее? Их, видите ли, попытается приготовить его вторая половина… Снова врать?
Ложь утомляла — теперь он понял это так ясно, как никогда раньше. Ни нормально съездить на работу, ни побыть дома, постоянно находиться начеку, постоянно следить за речью и за ней — за лицом, эмоциями, всколыхнувшейся памятью. А что, если она вспомнит в тот момент, пока он находится вне особняка? Успеет прийти в себя, сообразить, что сообщать о «новостях» вовсе ни к чему, успеет изучить его привычки, находясь «внутри» и подготовить новый план атаки — на этот раз беспроигрышный?
Прорезиненные подошвы кроссовок мягко пружинили по асфальту. Одна улица, другая, третья. Куда ему пойти? Где укрыться, где отсидеться, когда вдруг не стало «дома»?
Ложь утомляла, но каждую минуту быть «на стреме» утомляло куда сильнее. Так не должно, не может долго продолжаться. Стив был неправ, и нужно срочно что-то с этим делать.
* * *
Ани всерьез боялась, что вновь расплачется.
Снова одна, снова без единой мысли, чем себя занять. Читать чужие книги раздражало — они не приближали ее к возвращению памяти. Почти двухчасовой просмотр телевизора тоже не окончился ничем, кроме заученных наизусть рекламных слоганов. Новости, фильмы, сериалы, ведущие прогноза погоды, комедийные шоу. Несмешно, неостроумно, неполезно. И не помогает вспомнить.
Кто она? Чем занималась до этого? Куда могла себя приложить? Наверняка была полезнее, чем теперь, когда приготовить обед не может потому, что не помнит, как правильно заправлять мясо, да и специй в доме не нашлось. Совсем. Верно, одинокий мужчина, чего ждать?
Заедала тоска и чувство вины — ее кормили, одевали, дали приют, а она полностью бесполезна.
Прибраться? Порадовать хозяина дома? Но вдруг сдвинет с места какую-нибудь вещь и тогда вместо похвалы получит нагоняй? А нагоняй от единственного в мире знакомого тебе человека, это болезненно, очень болезненно — не к кому будет пойти поплакаться.
Заняться спортом? Она худа, как палка. Она вообще раньше занималась спортом? Может, бегала по утрам или отжималась на брусьях?
Осмотр тела в зеркале на предмет поиска выделяющихся рельефных мышц окончился неудачей. Судя по всему, если она когда-то и занималась спортом, это было в предыдущем столетии.
Пустая комната, еще одна пустая комната, пустая голова. То и дело провожали одинокую, слоняющуюся по дому фигуру, внимательные карие собачьи глаза.
Куда ей приложить себя? Зачем? И как долго теперь ждать?
Не справившись с эмоциями, Ани опустилась на первое, попавшееся в гостиной кресло, прижала пальцы к глазам и неслышно заплакала.
* * *
— Это была дурацкая идея, Дэйн.
Халк Конрад, опершись локтями в колени, сидел в кресле, свесив сцепленные руки, и смотрел на собственные кулаки. Пятнадцать минут назад он вернулся с тренировки из здания Комиссии — тренировки, которую Дэйн пропустил — да так и не успел переодеться. Сидел в черной майке из специальной впитывающей ткани с логотипом «Хронотекс» и в тон ей черных штанах с прорезиненными наколенниками.
И теперь молчал.
Эльконто прождал его почти час, а теперь чувствовал себя несчастным и беспомощным — поганая смесь — смотрел на сенсора с тоской в глазах и ждал хотя бы одного-единственного обнадеживающего слова.
Да, он мудак, что послушал доктора и что оставил девчонку в доме, но ведь с этим еще можно что-то поделать? Можно?
— Я бы на это не пошел, знаешь… Побоялся, что она вспомнит не вовремя. Слишком большой риск.
— Да я знаю! Я ему говорил, отказывался. Но Стив все твердил, что таким образом я дам ей шанс пожить хотя бы чуть-чуть, перед тем, как она вспомнит. Что это поможет ей восстановиться.
— Так-то он прав. В целом. Но риск, так или иначе, слишком велик. Не знаю, почему ты согласился.
Надежда таяла, как истлевший свечной фитилек. Если кто и мог помочь, то это он, Халк — специалист по работе с памятью — единственный человек, помимо Лагерфельда, способный вмешиваться в мыслительные процессы мозга.
— Так вот почему ты тогда звонил…
— Да. Только не смог сказать.
— Я теперь понял.
Меньше всего Дэйн желал сдаваться, как не желал и оставлять ситуацию в текущем состоянии.
— Халк, заставь ее вспомнить, а после сотри ей все — всю Войны. Оставь только то, что было до нее…
— Не могу.
— Что?
Этот единственный слово-вопрос прозвучал так недоверчиво-обреченно, словно вылетел изо рта нищего, которому только что отказали в бесплатной еде из фургончика помощи неимущим. Нет, дорогой, еда закончилась и больше ее не будет. Так решила Комиссия — нечего кормить, вас, дармоедов, хватит.
— Почему не можешь?
— А ты не помнишь, что было пару лет назад?
— Нет. А что? Что было?
— Была ситуация, когда солдатам раздали взрывающиеся сетки-ловушки, помнишь?
— Слабо. Что-то припоминаю краем уха, но давно это было.
— Да, давно. Ты тогда работал с Реном над делом Ацетти — им нужен был снайпер. Тебя замещал Грин. Так вот тогда ко мне обратился Стивен, сказал, что морг ломится от трупов, что солдаты мрут, как мухи, а все потому, что один товарищ-повстанец — не помню теперь его фамилию, помню только, что до «Войны» он работал инженером-программистом — разобрался, как активировать сетку. И научил пару-тройку своих «сослуживцев». Сетка не должна была попасть в руки повстанцев, но попала. Никто не думал, что они разберутся, как с ней работать, но они разобрались, и «инструкция» от них могла разойтись со скоростью снежной бури всем остальным. И вот тогда Стив пришел ко мне и попросил, чтобы я прочистил мозги этому программисту и его товарищам — двум другим парням. Они собирались отловить их, усыпить и привезти наверх, чтобы я поработал. Потому что сеть в руках повстанцев стала слишком опасной игрушкой.
— И что? Ты поработал?
— Нет, вмешался Дрейк. Не знаю, каким образом он узнал о планах Лагерфельда, но он тогда пришел ко мне и объяснил одну вещь: воспоминания с Войны не подлежат коррекции — того требует программа общей системы, которая закидывает их на Войну. Сказал, что если даже я попытаюсь их тронуть, сработает защита, которая в лучшем случае выжжет мне сетчатку, а в худшем повредит мозг. Воспоминания о «Войне» нужны для того, чтобы после возвращения… э-э-э, пробуждения повстанца в нашем мире, система могла сохранить их ясность, а в дальнейшем помочь с формированием правильных решений. Мол, если они быстро потускнеют, то человек может решить, что это был всего лишь сон — обычный сон — ничего не поменять и заново провалиться на «Войну»…
— Да е%*№! твою за ногу налево! — Взревел Эльконто басом. — В гробу я видел его сложные системы, в печенке они уже сидят. Напридумывал, б%я!
— Согласен. Но есть то, что есть. Я могу заставить ее вспомнить — если очень осторожно, чтобы ненароком не залезть, куда не надо…
— А если залезешь, себе башку взорвешь?
— Типа того. Но стереть их не смогу в любом случае. Там только объяснять. Рассказывать ей все, что было и корректировать функцию мозга на выдачу этой информации, как и говорил Дрейк.
— И после этого она останется такой же моральной калекой, о которой говорил Стив.
— Да, большая вероятность.
Снайпер выругался так смачно, что у просунувшейся в щель рыжеволосой девушки отвисла челюсть.
— Дэйн!
— Прости, Шерин. Я тебя не видел.
Та хихикнула.
— Я и не знала, что ты умеешь так… трехэтажно.
— Я «небоскребно» умею, если надо.
У женщины Халка Конрада всегда наличествовало чувство юмора — отличное по мнению Дэйна качество.
— Я хотела спросить, может, вам чаю или кофе?
— Кофе. — Мягко ответил Халк. — И принеси нам, пожалуйста, бутылку бренди — плеснем туда пару капель. Ты ведь не на машине?
На вопросительный взгляд пронзительно серых глаз Дэйн покачала головой.
— Нет.
— Я отвезу тебя обратно.
Когда Шерин вышла из кабинета, мужчины посмотрели друг на друга.
— Дерьмовая у тебя ситуация, друг, и я тебе тут не помощник.
— Да, я понял.
— Так что, держись, больше тебе ничего не остается. Следи за ней в оба.
— Да я уже зае№%ся за ней следить!
Как только очередной рык Эльконто отразился от стен и затих, они оба автоматически посмотрели на дверь, но Шерин там не было. Дэйн понизил голос.
— Я каждую секунду слежу, знаешь, как это напряжно?
— Догадываюсь.
— Твоя хоть слепая была временно, но не тупая, а это большая разница.
— Твоя тоже не тупая. Просто беспамятная и ненавидит тебя.
— Она не моя!
— Смотри, невзначай может стать. Понравится, пока наивная, как ангелок, хрупкая и ничего не помнит.
— Типун тебе на язык! Не становись, как Стив!
— А что, он уже?
— Он эту роль и не бросал!
— Узнаю дока…
Вернулась Шерин, поставила на стол две чашки кофе, установила ровно между ними пузатую бутылку бренди. Улыбнулась на «спасибо» Халка, хотела, было, уйти, но почему-то прикусила губу и задумалась.
— Дэйн…
— Да, милая?
— Я тут слышала часть беседы…
— Ну, не убивать же тебя за это?
Кудрявая девушка улыбнулась шире, но тут же снова смутилась.
— Так она у тебя совсем одна, да?
— Ани? Да, пока одна.
— Я подумала,… может, ей нужна подруга?
Фразы «Ты это думать забудь!» и «Ты мне это брось» прозвучали одновременно. Халк и Дэйн, словно, встрепенувшиеся всклокоченные петухи, сначала посмотрели друг на друга, затем на даму у стола. Первым предупреждающе зарычал Халк:
— Ни ногой к Дэйну, пока она там, ясно?
Кудряшки грустно качнулись.
— Ясно.
Эльконто тут же продолжил:
— Ты знаешь, что случится, если она вдруг очнется? Вспомнит? Она, скорее всего, использует тебя, как заложницу, чтобы заставить меня надеть на себя наручники и приковать к батарее. Затем выпнет тебя из дома…
— В лучшем случае.
— …а после закроет дверь, вернется и перережет мне горло. И если рисковать собой я, идиот, выбрал сам, то тобой не могу точно.
Лицо Халка стало грознее штормовой тучи; Шерин беспомощно промямлила:
— Ну, я только предложила…
— Даже мыслей чтобы таких не было!
— Уже нету!
— Не дай Господь, увижу, попытки с ней сблизиться…
— Не будет, не будет!
И Шерин, показав Халку язык, выскользнула из кабинета.
— Женщины. — Проворчал Эльконто.
— Да, женщины. А эта еще и альтруистка — всех бы спасла.
Они некоторое время молчали, думали каждый о своем; мирно дымился на столе горячий кофе. Затем сенсор спросил:
— Слушай, а она еще не спрашивала тебя о профессии?
Голова с белобрысым ежиком качнулась.
— Спрашивала. Сегодня утром.
— И что ты ей ответил?
— Что я преподаватель боевых искусств.
То был первый раз с момента прихода, когда Конрад громко и открыто рассмеялся.
— Не говори мне ничего, Халк. Я по уши в дерьме, сам знаю. И да, — глядя на трясущиеся плечи друга, подтвердил Дэйн, — я в курсе, что скоро залезу в него еще глубже, так что накапай мне лучше бренди. Супер-друг. Что вы вообще за друзья такие — вечно ржете надо мной? Что ты, что док?
— Скоро над тобой станет ржать весь отряд.
— Это еще почему?
— Потому что однажды она попросит тебя взять ее с собой на работу.
— Да второй типун тебе!
— Вот увидишь.
— Тогда капай мне в два раза больше…
* * *
Уже перед уходом он спросил, что же случилось с теми повстанцами.
— Их выловили — всех, кто знал, как активировать сеть — и убили.
— А саму ловушку?
— Ее сняли с производства и перестали выдавать солдатам. Не стали модернизировать датчик. Поэтому ты о ней почти ничего не помнишь.
Дэйн отказался от предложения «подбросить». Ушел пешком, дошел до ближайшего сквера, опустился на лавочку и тяжело протяжно вздохнул.
Это был хороший день, ласковый. Теплый, солнечный, мягкий; покачивалась еще зеленая трава — скоро она пожухнет, потускнеет, приобретет желтоватый оттенок и засохнет, но пока не пришла осень, зелень сочна, полна сил и прекрасна в своей простоте. Ей просто — траве — качайся себе под ветерком, подставляй спинки вытянутых листов, позволяй себя поглаживать. Наслаждайся солнцем, расти, радуйся голубому небу.
Если все было бы так просто у него, у Дэйна.
Он и сам не знал, для чего уходя, взял с собой тот браслет. Тот, что они использовали давно, казалось, годы назад, уходя на странный и пронизанный тоской, а ныне вовсе не существующий Уровень «F». Любая мигающая лампочка на этой прорезиненной ленточке, что он теперь держал в руках, означала, что один из друзей в беде, что срочно нужна помощь. По нему же они вызывали друг друга, сообщали о потерях, убеждались, что все в порядке.
Увидит ли Бернарда сигнал теперь? Почему он просто не наберет ее мобильный? Наверняка, она давно уже закинула эту ленточку в угол, и лампочка будет одиноко гореть, никем не замеченная, пока батарейка не сядет. Может, и хорошо, что не увидит? Может, и не стоит к ней обращаться?
Но если не помог Халк, Ди оставалась единственным вариантом, и Дэйн, покрутив в руках старую игрушку, нажал пальцем на крохотную кнопочку, расположенную в самом низу.
Часом позже они все еще сидели на той же лавочке, но уже вдвоем.
Бернарда — девушка, специализирующаяся на различных областях, в таких, как телепортация или управление энергией материи, — смотрела вдаль — туда, где по узкой тропинке, держась за руки, прогуливались двое. Прогуливались неспешно, без особенной цели и направления, бросали друг на друга неловкие, будто сблизились совсем недавно, взгляды.
Знакомый голос звучал тихо, но Дэйн отчетливо разбирал слова. Теребил выбившиеся из-за уха длинные русые пряди волос ветер:
— Я не могу отмотать время, как сделала тогда. Рада бы… Только знаешь, я только потом поняла, какой это был риск, в той помощи. Я вернула жизнь Дэллу и Меган (события описаны в романе «Дэлл»), но я едва не оборвала ее миллионам других людей, сместив и запутав их временные линии. Это все сложно, правда. Я… дурочкой была, что решилась на такое. Никто не знал, как долго после этого Дрейк исправлял последствия, как долго работал над картой судьбы, прослеживал, чтобы ни у кого не случилось отхождения в сторону, случайной смерти, просто потому что где-то прозвучало нужное слово, а где-то оно не прозвучало. Люди разные, ведут себя в зависимости от настроения, а это все так сложно — они не понимают…
Наверное, в ее словах многого не понимал и он. Но, не понимая, просто сидел и слушал, потому что уже перестал ждать помощи, перестал надеяться, в какой-то мере устал от беспокойства. А потому и слушал, никуда не торопился.
— …Оказывается, существует столько факторов, чтобы жизнь одного человека сложилась определенным образом, и на нее влияет все: кто попался на пути, кто не попался, случилось ли наступить на улице на алюминиевую банку или же нет. Кажется, это все мелочи, да?
— Нет.
— Нет. Верно. Просто многие думают, что это мелочи. А когда ты отматываешь временное кольцо на месяц назад, чтобы дать шанс двоим, ты, возможно, забираешь его у сотен тысяч других. Потому что где-то не заиграет нужная мелодия, не упадет в бочку капля воды, не в ту сторону завихрится энергетический поток. А знаешь, почему так происходит?
— Нет.
— Потому что ничего в этом мире не идет по той же самой схеме. Никогда ничего не бывает одинаково. И никогда и ничего невозможно предсказать наверняка. Понимаешь?
— Да, понимаю.
Она была все той же — обычной веселой, но в этот момент серьезной, девчонкой с серо-голубыми глазами. Хорошей, отзывчивой, умной. Наверное, очень умной, раз стала спутницей жизни их начальнику. Но ему было приятно другое — она откликнулась. Увидела эту пресловутую лампочку, почему-то не выкинула браслет.
Дэйн пошевелил затекшими от длительного сидения на лавочке ногами, провел по штанам пальцами, подумал о том, что Барта давно пора выгуливать, что он и так подзадержался, и улыбнулся.
— А знаешь, я просто был рад тебя увидеть.
Бернарда мягко улыбнулась в ответ.
— Я тоже.
Нужно было уходить. День хороший, но полдень медленно превращался в ранний вечер; Дэйн начал подниматься.
— Только знаешь, — вдруг зачем-то добавила Ди, и он снова сел, посмотрел на ее серьезное лицо, даже умилился написанной на нем заботе, — если что-то случится… Если с тобой что-то случится, я найду способ тебя вернуть. Пойду к фуриям, узнаю, как Дрейк это сделал…
— Спасибо. — Ответил искреннее. — Я надеюсь, что этого не понадобится.
И похлопал ее по руке, благодарный за одно уже предложение.
* * *
Она сказала «Я уже не Машенька…», и он спросил, а кто такая Машенька?
«— Ну, это такая маленькая девочка, которая все время безмозгло лезет не туда. Она всегда готова с энтузиазмом взяться за любое дело, только мозги не включает. Поэтому и я говорю, я уже не „Машенька“. Это новые мультики из моего мира, называются „Маша и медведь“ Ты приходи, вместе посмотрим как-нибудь…»
Он шел домой и улыбался. Так же, как и в первый раз, отказался от «транспортировки», хотя едва ли кто-то мог доставить его домой быстрее, чем способная телепортировать в любую точку этого, да и не только этого мира, Бернарда.
Хороший день. Неудачный по результатам, но все равно хороший.
Барт встретил его у дверей отчаянным лаем истосковавшейся по хозяину собаки; Ани — заплаканным лицом.
Уже вечером он вновь сидел в ее спальне.
Их самодельный ужин прошел хорошо — простые и незамысловатые бутерброды, вопросы о том, хорошо ли прошли его несуществующие занятия.
Хорошо, ответил он, хорошо. А ее день? Плохо. Потому что она не знала, чем себя занять, куда приложить и что делать? Она ничего не помнит, и не знает, как этому помочь. Он знал, но не желал этого — только не ценой ее будущей моральной инвалидности и поврежденным мозгом коллеги сенсора.
А теперь зачем-то сидел у кровати. Странный своеобразный, не несущий под собой ничего плотского, ритуал.
— Как вы думаете, я могу заниматься спортом?
— Можете. Руки и ноги у вас есть.
— Но мышц нет. И я не помню, какие именно нужны программы, ее ведь составляет инструктор…
Тема поднималась опасная, скользкая, и она завернула именно туда, куда Дэйн не хотел, чтобы она завернула, однако он понимал — это неизбежно.
— Даже для того, чтобы просто бегать по утрам, мне нужно выходить на улицу, а я пока не могу, потому что боюсь захлопнуть дверь. А там пес… А так… я еще могла бы ходить за продуктами, покупать что-то, осматривать окрестности. Может, это поможет мне вспомнить?
Он знал, что она попросит, знал и боялся этого.
— Мне нужен ключ. Скажите, это можно? Вы дадите мне копию?
«Ведь иначе я буду, как пленница. Постоянно в четырех стенах, без идей о том, куда можно себя применить…» — ее глаза досказали именно это.
Он понимал. Знал. И был согласен, хоть всей душой сопротивлялся этому согласию.
— Да, я дам вам запасной ключ. Закажу его завтра. Нормально?
— Да.
— Тогда завтра же и съездим за вашими кулинарными книгами. Я не знал, какие выбрать.
Он смотрел в окно, за которым уже стемнело. Все, пора уходить.
Ани сидела на кровати, притихшая и напряженная — будто хотела, но боялась о чем-то спросить.
— Что? — Спросил он за нее.
— А… вы… мне почитаете? Тот же рассказ, что накануне?
Попросила. И покраснела.
«А вы не умеете читать? Тогда зачем вам кулинарные книги?» — хотел поинтересоваться он, но так и не сделал этого. Просто пересел в стоящее у стены скрипучее кресло, потянулся за книгой и открыл ее на той же странице, где вчера вечером прервал чтение.
* * *
Тем же вечером Халк Конрад набрал номер коллеги Аарона Канна и долго о чем-то с ним говорил. А разговор закончил фразой:
— Он сказал ей, что работает преподавателем боевых искусств. Нет, ты можешь себе это представить?
Усмехнулся, сел в кресло, выслушал ответ и улыбнулся еще шире:
— Не поверишь, но я тоже об этом подумал. Расскажи другим. Ага, все, отбой.
Затем положил телефон на стол, долго смотрел в окно и о чем-то думал; все это время хитрая улыбка не сходила с его лица.
