Часть 4
Битва Палой листвы

Джек ввалился через незапертую входную дверь, почувствовал запах едкого воздуха и бросился в мою комнату, где оттолкнул в сторону останки кровати. Моргунчик протянул щупальца, так что покрыл весь пол своим слизеподобным телом. Я взобрался на комод, чтобы убраться с дороги. Кончик каждого щупальца сморщился, словно унюхав мерзкое животное.

– Нос АРРРХ!!! больше подходит для этой задачи, – извинился Моргунчик. – Хотя с другой стороны, у меня их семьдесят семь.

Это дало мне надежду, пока щупальца не втянулись обратно как рулетка. Моргунчик дал задний ход к безопасности шкафа, брызнув шипящей слюной, которая стала разъедать несколько разбросанных предметов моего гардероба.

– Мерзавцы пустили самый кошмарный запах, чтобы сбить нас со следа! Клубника! Ваниль! Азалии! Боюсь, я грохнусь в обморок как барышня в корсете! Или меня стошнит. Или и то и другое разом.

– Мы атакуем, – сказал Джек. – Прямо сейчас. Но нужна другая дверь.

– Что угодно, кроме этой! – простонал Моргунчик. – Или мы будем рыгать весь вечер.

– Я знаю нужное место, – заявил Джек. – Но нужно спешить.

Никто не спорил. Джек нацепил оружие, металл звенел и лязгал, предвещая битву. Я отпихнул в сторону промокшую в слюне тролля одежду и выбрал штаны и футболку, в которых не жалко и умереть. Моргунчик протянул мне Кошку № 6 и Клинок Клэр, они показались тяжелее, чем когда-либо.

Мы промчались через гостиную, я схватился за дверную ручку. Она повернулась, но дверь не открылась. Все десять замков оказались запертыми. Я начал ритуал отпирания и только потом понял, что это означает. Я повернулся и увидел папу, прижимающего к груди потрепанный портфель, лицо в клочках щетины, на расстегнутой левой манжете пятна от фастфуда, на котором он прожил весь день.

Папина реакция на настоящего тролля была настолько незаметной, что я уже забеспокоился, не взорвались ли у него тихонечко мозги под черепом. Пытаясь уменьшиться в размере, Моргунчик спрятал максимальное число щупалец за спину. Джек тем временем теребил в руке маску, явно желая надеть ее и избежать этой встречи. Папа вдыхал и выдыхал, словно под дулом пистолета, и ухватился за полку над электрокамином, чтобы сохранить равновесие. Некоторые предметы из коллекции Джека Старджеса упали.

Заговорив, папа смотрел на школьные фотографии брата.

– Джек, – сказал он. – Почему ты вернулся?

– Мне пришлось, – прошептал Джек.

– Тогда не уходи, – голос папы сорвался. – Останься со мной. Я до сих пор храню коробки с твоей одеждой. Я могу купить нам обоим велосипеды, самые лучшие, тебе красный, а мне желтый. И твое радио я сохранил. Можем кататься и слушать музыку, Джек. Стрелять из лазерных пистолетов. Можем крутить педали так быстро, что просто не успеем вспомнить ничего плохого. Можем наконец-то вырасти вместе! Ну разве это не мечта?

– Я не могу вырасти, Джимбо. Ни с тобой. И ни с кем.

Папа стукнул по полке кулаком. Она дернулась, и рамка с фотографией из молочного пакета свалилась на пол, стекло разбилось о камин. Джек подпрыгнул, а Моргунчик охнул. Папа развернулся, по его лицу текли слезы.

– Я так здесь одинок, Джек! Останься со мной. Или возьми меня с собой.

– Джимбо…

– Куда бы ты ни пошел, я пойду с тобой, мне следовало так поступить много лет назад!

– Я не могу…

– Возьми меня! Я готов!

– Нет.

– Теперь я – старший брат, Джек! Ты должен меня слушаться!

– Ты слишком стар!

От крика Джека замки на двери звякнули, а стальные ставни загудели. Мы стояли, а жестокое эхо мучительно пыталось найти выход. Папино напряженное и ошеломленное выражение лица сменилось печальными складками. Он поднял руку, отмеченную первыми старческими пятнами, и дотронулся до челюсти, под которой в последние годы стали провисать щеки. Рука поднялась к тревожным морщинам на лбу, к теряющему волосы затылку.

– Значит, я опоздал, – сказал папа.

Рука Джека стиснула маску.

– Мне жаль, – пробормотал он.

Мы подтянули оружие и повернулись к двери.

– Ты заберешь Джимми? – спросил папа. – Оставляешь меня и забираешь моего сына?

– Папа, – сказал я. – Мне нужно идти.

– Я запрещаю, – ответил папа, взбодрившись при этой мысли. – Там опасно, разве ты не смотрел новости? Повсюду опасности!

– Я приведу его назад, – пообещал Джек.

– А если нет? Что тогда? Ты разрушишь последние остатки семьи. Когда в твоей власти всё вернуть!

Джек помедлил, положив шипастую перчатку на дверную ручку. На мгновение он уставился в пол, и я понимал, что он взвешивает, какая доля правды содержится в словах папы. Возможно, этой ночью мы отправлялись на самоубийственное задание, и даже если это значило нашествие троллей и уничтожение целого континента, город за городом, вероятно, все же было несправедливо лишать отца и сына последних драгоценных дней.

– Это не обсуждается, – огрызнулся я. – Я ухожу.

– Джим, – сказал Джек. – Ты должен подумать о том, что мы собираемся…

– Мне не нужно думать. Завтра соберут тот мост. Дети погибнут. Ребята, которых я знаю. А мы будем сидеть здесь и это обсуждать? Слушай, все так, как и сказал Таб, хотя тогда я ему не поверил. Вот для чего я здесь, папа. Это единственное, что у меня хорошо получается. Бывают времена, когда нужно поступать правильно, как бы ни было страшно. Вам обоим следовало бы это знать, как никому другому! Если сейчас я не буду сражаться, прямо сейчас, то когда же еще?

Джек уставился на меня. Предупреждающим, вопросительным взглядом.

Я не пошевелился.

На его губах медленно заиграла улыбка. Он кивнул.

– Мы будем сражаться.

– Сражаться? – засмеялся Моргунчик. – Слишком скромное слово для покорения и разрушения!

Папа рухнул на диван как манекен.

– Твой Шекспир, – пробубнил он. – Как же твой спектакль?

Натренированными пальцами я отпер оставшиеся замки. Потом увидел ключи от фургона компании «Сан-Бернардино электроникс» на крючке у двери. Мы опаздывали, и колеса наверняка помогут нам нагнать расписание. Я взял ключи, даже не задумавшись.

– Завтра я поеду на поле, чтобы в последний раз постричь траву, – продолжил папа. – Чтобы оно чудесно выглядело для твоего спектакля.

Я подтолкнул Моргунчика в ночь, потом Джека, который бросил прощальный виноватый взгляд на брата. Я положил руку на литые машинки, покрывающие его грудь, и направил его вниз по ступеням. Взялся за ручку и захлопнул за собой дверь, замешкавшись всего на миг, чтобы увидеть тупо глядящего в выключенный телевизор папу. Возможно, я видел его в последний раз. Мне хотелось, чтобы он обернулся и сказал, что верит в меня, что у меня получится.

– Я вернусь, папа. Я попытаюсь. Изо всех сил попытаюсь.

– Да, конечно.

Он не взглянул на меня.

– Увидимся завтра вечером на спектакле. Уверен, что ты сыграешь прекрасно.

Уходить было больно. Но эта боль знакома каждой семье, потерявшей ребенка, а главная задача охотников на троллей – положить конец этой боли тем или иным способом, прежде чем она превратится в то, что нельзя излечить.

Тем вечером Джек осуществил давнюю мечту: он вел машину. Он вырвал у меня ключи со словами, что знает о вождении не меньше меня, и прыгнул на водительское сиденье, пока я втаскивал Моргунчика в кузов, где папа обычно возил газонокосилку. Как только я пристегнулся на пассажирском сиденье, фургон дернулся вперед, пробив аккуратную дыру в гаражных воротах.

– Ошибка, – сказал он. – Я ошибся.

Он дал задний ход по лужайке и не останавливался, пока колеса не смяли цветочную клумбу на другой стороне улицы. К этому мгновению Джек глубоко дышал, его глаза сверкали с таким неистовством, какое я видел только во время битвы. Он переключил сцепление и надавил на газ. Как только вращающиеся колеса коснулись мостовой, мы рванули вперед в облаке паленой резины, а Джек заулюлюкал с нетипичной веселостью.

Он вел машину так же, как и велосипед в 1969 году: безрассудно, на всей скорости и постоянно импровизируя. К тому времени как мы остановились у дома Таба, мы задели всего три машины, снесли один садовый фонарь и уполовинили недавно посаженное деревце. Джек нажал на клаксон, а Моргунчик распахнул щупальцем заднюю дверь. Фургон запыхтел, каждая клеточка моего тела пришла в движение.

Мы заметили какое-то шевеление в задней части дома. Джек поддал газа в готовности сорваться с места. АРРРХ!!! осторожно проковыляла у стены дома, загородив по пути к фургону садовые фонари. Я снова решил, что она никак не влезет, но она влезла, превратив кузов в вонючий шезлонг из черного меха, на котором уселся Моргунчик. Похоже, для АРРРХ!!! находиться внутри автомобиля было так же в новинку, как и для Джека. Я поправил боковое зеркало и увидел во рту АРРРХ!!! что-то блестящее. Я повернулся.

Она гордо раздвинула мохнатые губы и осклабилась. Каждый гигантский смертоносный зуб обматывала та проволочная сетка, которую четыре дня назад я помог Табу втащить в комнату через окно, ее скрепляли металлические винты.

– Скобки, – объяснил Таб.

Он стоял на подъездной дорожке, облаченный почти как ниндзя: черные кеды, черные треники, черная толстовка, пояс из красной тесьмы от занавесок и слишком большая сумка на поясе со всеми его причиндалами – вероятно, не нунчаками и метательными звездами, хотя кто его знает. К сожалению, сумка была светло-зеленой, но все равно произвела на меня впечатление. Таб показал на собственные скобки.

– Ей понравились мои, – в его голосе не было отвращения, лишь удовлетворение. – Оказывается, внешность заботит ее гораздо больше, чем ты думаешь. Вот я ей и помог. Неплохо, да? Еще лет сто, и у нее будут самые красивые резцы. Но какие это годы для тролля, правда?

АРРРХ!!! высунула морду из боковой двери и положила ее Табу на плечо. Косматая масса волос Таба колыхалась в порывах ее дыхания. Он рассеянно похлопал тролля по носу, будто делал так уже тысячу раз, и я вдруг понял, что, может, это недалеко от истины. Я тут же ощутил угрызения совести и радость: друг, которому я доверил это устрашающее создание, проявил себя гораздо лучше, чем я мог предполагать.

Пять желтых когтей обвились вокруг внушительного живота Таба и перенесли его на заднее сиденье фургона. На нижней челюсти Таба виднелся синяк – в том месте, где он ударился о шкафчик после толчка Стива, но он все равно выглядел более уверенным в себе, чем когда-либо в жизни. Он улыбнулся мне, продемонстрировав знаменитые скобки.

– Ты прикрываешь меня, я прикрываю тебя, – сказал он. – Это справедливо. Он протянул руку, и я ее пожал.

– Мой ниндзя, – ответил я.

– Мой охотник на троллей, – отозвался Таб.

Вряд ли Джек был в восторге от того, что придется присматривать еще за одним подростком. Он стиснул зубы и нажал на газ. Нагруженная машина царапнула днищем подъездную дорожку. Моргунчик одним щупальцем захлопнул дверь, а другим нежно обнял Таба за шею. К моему горлу подступил комок. Возможно, мы все отправлялись на смерть, но сейчас здесь собралась семья, не важно, насколько необычная.

И мы прогрохотали дальше, сдирая куски газона и ударяясь о бамперы машин, которые, по мнению Джека, следовало бы припарковать поближе к обочине. Таб стряхнул обиды и вытащил из поясной сумки ламинированный сакральный предмет семейства Дершовицов.

– Список кошек! – воскликнул я. – Ты его нашел.

– Ага, точно, не так-то сложно оказалось найти, как только были съедены мои компьютерные игры. Но рад сообщить, что с убийствами покончено. Заметил, что из этих новых модных скобок не торчит ни единый кошачий волосок? Я превратил нашу подругу в любительницу чизбургеров.

– Огурцы, – сказала АРРРХ!!!. – Лук.

– Точно, ей нравятся с маринованными огурцами и луком.

– Бумага. Самое вкусное.

– Ага, она любит прямо вместе с бумагой. Кстати, ты не захочешь услышать, сколько стоят две сотни чизбургеров. Боже мой! Но главное, что она не со зла съела всех тех кошек и больше не будет.

– Кошки не для еды. Чтобы грызть.

Я перевел, и лицо Таба вытянулось.

– Нет-нет-нет. С этим покончено. Грызть их тоже нельзя, ясно?

АРРРХ!!! заскрежетала покрытыми металлом зубами, пытаясь переварить эти слова.

Таб вздохнул и хлопнул ламинированным листом.

– Думаю, небольшая поминальная речь будет к месту?

Он откашлялся.

– Во имя всех храбрых кошек, павших в борьбе за свободу, я перечислю эти имена, чтобы вечно помнить милое и неоспоримое любопытство, из-за которого они и были съедены.

– Давай по-быстрому, – сказал Джек. – Мы почти приехали.

– Вот имена усопших. Картошка-фри. Место преступления. Доу Джонс. – Таб пожал плечами. – Бабушка часто смотрит телевизор, – продолжил он. – Братья Уэйэнсы. Невеста-монстр. Министр сельского хозяйства. Такая Рэйвен. Кошка, ранее известная как Принс…

– Паркуемся, – буркнул Джек, словно готовясь к столкновению. – Паркуемся… Паркуемся… держитесь…

Джек и впрямь припарковался, хотя я бы сказал, смел барьер на обочине, проколов оба колеса с водительской стороны. Фургон дернулся и кое-как остановился, двигатель кашлянул и затих. Мне стало стыдно перед папой, но лишь на секунду: Джек натянул маску, положил руки на окно и выпрыгнул.

Я услышал, как он приземлился в кучку палой листвы и побежал. Уже открывались и другие двери, так что и я последовал за ними. Вниз, к сухому руслу канала, вел спуск, но добираться туда пришлось через заросли сорняков. Это замедлило мой бег, как и мусор, что многие десятилетия бросали с улицы. Лишь когда я оказался внизу, вместе с остальными, то понял значение этого места.

Это был Голландский мост.

Хотя папа всю жизнь твердил об этом месте, я всегда его избегал. Это оказалось достаточно легко: уже многие поколения людей сторонились его из-за жуткой городской легенды о мальчике, съеденном под мостом в 60-х. А потом, в 80-х, шоссе перестало быть оживленным.

Теперь здесь находили приют бездомные. Я вступил в тень моста и осторожно осмотрел свисающие над головой на тонкой железной проволоке куски цемента. Огромнейшая груда пустых бутылок возвышалась у бетонной стены, покрытой граффити: похожими на АРРРХ!!! демоническими созданиями и бессмысленными, но грозными заявлениями вроде «Гарпократ жив». Мост находился в плачевном состоянии, но служил предвестником древних руин. Здесь случилось нечто важное, это чувствовалось.

Джек бродил вокруг с астролябией как человек, пытающийся поймать сигнал в телефоне. АРРРХ!!! обнюхала каждую влажную поверхность, пробуя языком плесень и птичий помет. Щупальца Моргунчика шарили повсюду, надавливая на те места, где могли бы скрываться от взгляда двери. Прошли минуты, потом полчаса. Мы с Табом слали друг другу панические телеграммы, пока Джек не пнул по бетонной опоре, так что вниз по каналу заскакали цементные крошки.

– Это то самое место! Я уверен!

– Гумм-Гуммы, – поддержал его Моргунчик. – Я ощущаю их каждой своей прекрасной порой.

– Я просто не могу выбрать дверь. Просто не могу.

– Машина, Джек. Помни про Машину, и воля к битве победит!

Спор прервал тихий стук. АРРРХ!!! сгорбилась над потрепанной картонной коробкой, которую бросила на землю. От бетона отвалился кусок грязи, и коробка перевернулась. Джек без колебаний вытащил Могучего Виктора из ножен и метнулся к коробке, чтобы пронзить ее мечом.

АРXXХ!!! мягко протянула лапу, чтобы его остановить.

– Выбора нет, – сказала она.

– Чепуха! – вскричал Моргунчик. – Я удвою усилия! Утрою! Учетверю!

АРРРХ!!! подобрала коробку с робостью, молящей о прощении.

– Я вырежу его из твоих рук, клянусь! – протрещало предупреждение Джека из динамика.

АРРРХ!!! улыбнулась другу облаченными в металл зубами, по ее подбородку потекла слюна. Потом она осторожно взялась за коробку и вытащила Глаз Злобы. Желтый шар дергался в ее руках, выпустив длинные присоски, похожие на полосы морских водорослей. Откуда-то из мутной субстанции донесся высокий детский крик.

Тварь хотела есть.

– Брось его! – приказал Джек.

Он обхватил АРРРХ!!! левой рукой, но сил ему и близко не могло хватить, и через секунду Джек уже болтался на бицепсе тролля. Моргунчик связал щупальца узлом вокруг обеих ее лап, но выглядел не особенно оптимистичным. Таб бросил на меня отчаянный взгляд, и мы оба схватились за жесткую черную шерсть.

Глаз Злобы запустил длинные и тонкие пальцы в морду АРРРХ!!! и для охотников на троллей все было кончено. Доспехи Джека лязгнули, когда он рухнул на землю. Моргучника отбросило в столб, посыпалась лавина цементных крошек. Мы с Табом покатились по земле, в ужасе вцепившись друг в друга. Я затормозил и увидел пульсирующий Глаз Злобы, высасывающий из нашей подруги рассудок.

В одной из бетонных опор отворилась дверь в мир троллей. Я уже собирался об этом объявить, но тут начали со скрипом открываться и захлопываться другие в каждой части прохода под мостом: в стенах, в потолке, под нашими ногами. АРРРХ!!! сделала свое дело, но Глаз открывал дополнительные проходы, чтобы сбить нас с толку. В качестве бонуса мы получили взбесившуюся АРРРХ!!! – она бросалась на бывших соратников, отрывала куски бетона от моста и русла канала и кидала их в воздух, как мерзких насекомых.

Щупальца Моргунчика подобрали десяток неровных осколков. Я вытащил Кошку № 6. Придется ли нам ее поранить? Или еще что похуже? Или есть другой выход?

Только Джек, как я заметил, не стал вооружаться. Он неподвижно стоял, опустив руки по бокам.

Я толкнул Таба поближе.

– Джим! Нет! Сейчас не время! Она не в настроении! Не сейчас! Не сейчас!

– Подсади меня! – крикнул я. – Давай!

– Боже мой, боже мой, боже мой, боже мой, – пробормотал Таб, подбежал к разъяренной АРРРХ!!! встал на колени и сомкнул руки. Я поставил ногу на импровизированную опору, и Таб подтолкнул меня вверх, как уже делал сотни раз. На одно безумное мгновение я оказался в воздухе, а потом лицо погрузилось в шерсть. Я обвил всеми четырьмя конечностями ее руку – огромную по сравнению с моей.

АРРРХ!!! тряхнула рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи, но обратила на меня мало внимания, потому что загоняла в угол Моргунчика. Я же ощущал себя как на головокружительном аттракционе, мотаясь вверх-вниз. Я оторвал лицо от ковра вонючей шерсти и стал перебираться к плечу. Глаз Злобы с хлюпаньем вздымался наружу, пытаясь покрыть еще бо́льшую поверхность лица тролля, запустив пару присосок даже в нос, и они показались изо рта, словно повернули не в ту сторону.

В бетоне распахнулась дверь в мир троллей и сбила Моргунчика на землю в путанице щупалец. АРРРХ!!! зарычала и воспользовалась преимуществом, поставив гигантские ноги по обеим сторонам ученого Лиззгумпа, и занесла кулак для смертельного удара. Я нацелил Кошку № 6, но находился слишком далеко от Глаза, чтобы ударить.

За несколько секунд до гибели Моргунчика я услышал песню:

Мелодия была едва слышная и неровная, но именно эта шероховатость придала задумчивому напеву остроты. Я зажал пригоршню шерсти, наклонился и увидел, как приближается Джек с маской и астролябией в руках, за спиной торчат мечи. Невероятно, но юный воин пел.

АРРРХ!!! выбросила вперед правую руку как потерявший управление мусоровоз. Рука промелькнула в нескольких сантиметрах от лица Джека, вырвала у него астролябию и с лязгом грохнула ею о груду битых бутылок в канаве. Джек сглотнул страх и продолжил петь.

АРРРХ!!! сморщила изуродованную морду, с трудом припоминая мелодичный напев. Опустила клыкастую голову, чтобы лучше разглядеть любопытное мелкое существо, а потом ее волосатый лоб удивленно вздернулся на голос Моргунчика – приятный тенор, подхвативший мелодию.

Только представьте. Вот Джек, сорок пять лет назад, всего через несколько месяцев после того как охотники на троллей одержали победу над Гумм-Гуммами, он видит, как угасает слава битвы, проходят октябрь и ноябрь, наступает декабрь. Для любого ребенка Рождество остается Рождеством, и его, наверное, переполняло желание вернуться домой. К счастью, некоторые тролли, и среди них выдающийся ученый, знают песню об этом празднике, и Моргунчик поет ее мальчику, а АРРРХ!!! убаюкивает его в мохнатых лапах – их первый семейный ритуал. Одно дело – узы, выкованные войной. Но эти, рожденные любовью, – нечто другое.

На такого неподвижного тролля было легко забраться.

В последнее мгновение Глаз Злобы дернулся в мою сторону, красные вены раздулись и стали шириной с мою руку, зрачок расширился и превратился в манящее озеро тьмы. Недостаточно манящее – я рубанул Кошкой № 6 и отсек половину присосок. Рождественская песня оборвалась, а Глаз сжался от боли и оторвал щупальца от тела хозяина. АРРРХ!!! плюнула, и щупальца взметнулись в воздух, ударяясь о землю как разорванные пополам черви. Той же лапой, что угрожала Моргунчику и Джеку, АРРРХ!!! вырвала Глаз из лица вместе с изрядным клоком шерсти и швырнула его о бетонную опору. Глаз с влажным всплеском шлепнулся на землю.

АРРРХ!!! грузно села, накрыв руками торчащий из черепа валун. Джек запрыгнул ей на ноги и погладил по лицу, несмотря на стекающий из глаз гной и сочащуюся из губ кровь. Моргунчик тоже скользнул к ней и нежно провел щупальцем по свежим ранам. Я спрыгнул на землю и прислонился к липкой шкуре, чтобы перевести дыхание.

Лишь случайно я заметил, что Глаз Злобы ползет как слизняк, оставляя за собой полосу полупрозрачной слизи. Никто из нас еще не понял, что все двери в подземный мир захлопнулись, кроме одной. Я покачнулся и топнул ногой. Чем привлек внимание одного глаза Моргунчика. Через несколько секунд на меня смотрели все восемь.

– Эй, дородный! – прокричал Моргунчик. – Следуй за Глазом!

Мы с Табом переглянулись.

– Я? – спросил я. – Он?

– Тучный мальчик! Пышнотелый мальчик!

– Он? – спросил Таб. – Я?

– Грузный! Кряжистый! Здоровенный! Вперед-вперед!

– Здоровенный, – подтолкнул я Таба. – Это ты!

Лицо Таба стало суровым, как у праведника, он стиснул металлические зубы. Взревев как обезумевший осел, он подобрал кусок бетона размером с мяч и бросился в атаку. Глаз удвоил скорость. Как бы быстро ни двигался Таб – а я никогда не видел его таким проворным – Глаз его опережал, и хвост присосок проскользнул через дверь за пару секунд то того, как туда добрался Таб. Дверь начала закрываться, но Таб метнул кусок бетона, который приземлился в щель, помешав двери закрыться.

– Черт, вот это да! – крикнул Таб. – Вы это видели? Вы видели это, ребята?!

– О-хо! Ха-ха! Хи-хи! – откликнулся Моргунчик. – Ты нас не подвел, воин-толстячок! Соберитесь же вместе, охотники, ибо пришло время для охоты!

Пока мы переводили дыхание, Моргунчик протянул щупальца и сплел их один над другим в изменчивом тягучем узоре, который, казалось, покрыл своей сетью всю ночь. Я невольно застыл по стойке «смирно». Наконец Моргунчик заговорил – поначалу тихо, но потом все громче и высокопарнее.

– Больше не будет отчаяния – нет, друзья, не сегодня. Если печаль, сожаления или гнев охладят ваши животы, позвольте мне согреть вас напитком предвкушения. О, как же все мои четыре желудка сжимаются при запахе крови троллей, темнеющей в грязи подземного мира. Должно быть, десятки охотников на троллей полегли в прошедших войнах, и сегодня нас здесь лишь пятеро, но тем бо́льшая слава нас ждет. Идите же за мной, набравшись мужества, как знаменитые горные тролли Старого Света! Следуйте за мной с заточенными клинками, такими острыми, чтобы разрезали даже мстительные клятвы, что выходят из наших уст! Оглянитесь вокруг, бойцы! Это легендарные ночи! Эти мрачные события вдохновляют на величайшие песни! А когда мы уничтожим разрушителя, мои братья и сестры, то будем пировать как короли, пройдя парадом победителей!

Моя грудь раздулась от гордости.

– Парадом победителей!

– Мы увидим свои имена на Обелиске Истины!

– На Обелиске Истины! – подхватил я.

– Или на памятниках Кладбища Славы!

– Кладбища… Погоди, о чем это ты?

– Мы примем любую судьбу так же охотно, как кружку с кипящей желчью!

– Да, – Джек вынул мечи из ножен. – Да!

АРРРХ!!! нетвердо встала на ноги.

– Это будет да.

– Ур-р-рм-м-мх, бли-и-ин-нх-х, пла-а-а-арф, – повторил Таб. – Не забывайте про парня без переводчика.

Охотники на троллей бросились к двери. Я набрал в грудь воздуха и посмотрел на изношенные кроссовки, надеясь на прилив храбрости. И тогда между помятой фляжкой и бутылкой из-под моющего средства в пятнах кетчупа я заметил искореженные остатки астролябии. Я встал на колени и потянулся за ней.

– Не надо, – сказал Джек. – Ее место здесь.

Его глаза сверкали, но были спокойными. Я перевел взгляд с него на мост, нависающий над нами, на остатки тусклых и замусоренных катакомб. Он был сломан, как сломлен и папа, но все-таки предоставил нам способ все исправить. Джек протянул руку. Я обхватил его предплечье, предпочитая тетрадные пружины гвоздям перчаток, а после того как он помог мне подняться, мы постояли, крепко сжав друг друга, на несколько секунд дольше необходимого. История знавала и более странные братские рукопожатия, но не так уж много.

До того как дверь за моей спиной захлопнулась, я мельком увидел одинокую машину, которая предпочла проехать по Голландскому мосту. Это оказался большой грузовик, металлические бока контейнера выпирали изнутри, словно кто-то пытался выбраться. Направление движения грузовика предполагало, что он едет в район города, известный своими магазинами и ухоженными парками, но наверное, самым знаменитым из этих мест был первоклассный музей.

Четыре часа спустя мы загнали Глаз в угол пещеры со свисающими как зубы сталактитами. Нас не удивило, что Глаз может карабкаться по скалам с паучьей ловкостью. Таб в порыве храбрости бросился к нему, Глаз хлестнул его присоской – ядовитой, как обнаружилось, поскольку рубец воспалился. Эта рана заставила нас замешкаться, и Глаз втиснулся в дренажную трубу со звуком соломинки, высасывающей последнюю жидкость в стакане.

Без Глаза, без астролябии и с больной АРРРХ!!! мы все время поворачивали не туда, пока не заблудились. Усталые и удрученные, мы свернули в тупик и оказались в тоннеле, его разрезал луч света – уже настало утро. АРРРХ!!! и Моргунчик попятились как перепуганные коровы, и я заметил каменную неподвижность, уже охватившую их суставы. Они страдали от боли, но мы с Джеком не могли дать им время прийти в себя.

Передвигались мы неуклюже: АРРРХ!!! вела нас с помощью нюха, но из-за опасного солнечного света Джеку, Табу и мне приходилось идти впереди. Это было медленно и тяжело, но мы продолжили путь по уходящему вниз лабиринту заброшенных канализационных труб и покинутых шахт, воздух становился все холоднее и гуще. Потом мы наткнулись на очередной тоннель, расходящийся в трех направлениях, Джек сел на камень и стиснул в руках маску. Тролли тоже остановились, не зная, как быть дальше.

Отчаяние заразительно. Я присел на корточки и уставился на упрямую скалу под ногами, задумавшись обо всем, что оставил в залитом светом мире людей: о контрольной по математике, подготовке к большой игре, последней костюмированной репетиции спектакля, где теперь недоставало ведущей актрисы о краеугольном камне моста Киллахид, о панике или самообмане, через которые проходит папа. Мы находились внизу почти сутки. Надежда угасала.

Голос Таба прозвучал неожиданно для всех.

– Хм, – сказал он. – Обычно здесь не увидишь столько розового.

Он указывал мне под ноги. Я перевел взгляд и заметил клочок полиэстера, болтающийся на пластиковой молнии. Розовый. Я уже тысячи раз видел его прежде.

– Рюкзак Клэр, – сказал я.

– Рюкзак Клэр? – спопугайничал Таб.

– Рюкзак Клэр! – я вскочил на ноги и замахал руками в сторону подавленных охотников на троллей. – Рюкзак Клэр! Рюкзак Клэр!

Их взгляды были краноречивы: Старджес все-таки свихнулся. Я засмеялся, довольно безумно, и побежал по центральному тоннелю. Как только глаза Моргунчика перестали светиться в темноте, я заметил второй розовый лоскуток, на этот раз – шелковую ткань с кружевом. Это было то платье, что она носила по требованию отца, то, что она ненавидела, то, что теперь рвала на кусочки. Возможно, она порывала со всей ложью своей прошлой жизни, потому что впереди была только жизнь или смерть, и она сражалась тем оружием, что имела.

Я поражался такому повороту событий, пока остальной отряд собирался у меня за спиной. К Гунмару нас приведут не объединенные таланты натренированного подразделения охотников на троллей, а смелые хлебные крошки шестнадцатилетней девочки.

И они привели. Мы последовали за розовыми подсказками Клэр по скрытым трещинам и уродливым утесам. Временами в нас вонзались солнечные лучи, но солнце не может светить вечно. Когда оно село, Моргунчик и АРРРХ!!! взбодрились жизненными силами ночи и стремглав – как могут только жители подземелья – мчались по предательской местности. Кровь стучала в висках, а в предвкушении битвы кожа покрылась мурашками. Не могу говорить за Таба, но уверен, что он чувствовал то же самое: никогда еще не видел его таким энергичным.

Тоннель сузился как сжимающийся кулак, а потом выпустил нас, одного за другим, в известняковую пещеру шириной с хоккейный каток. Из земли выступали под разными углами высокие неровные выросты. Мы шли между ними молча, пока они не окружили нас со всех сторон. Моргунчик светил глазами в пол. Вокруг не было никаких живых существ, но все же я ощутил леденящий ужас.

– Кладбище душ, – почтительно прошептал Моргунчик. – Я давно слышал об этом легендарном месте, но никогда не осмеливался взглянуть на него собственными глазами. Разумеется, Голодный устроился там, где может наслаждаться агонией погибших самой мучительной смертью.

– Какая смерть самая мучительная? – спросил я.

– Слушай, Джим, – сказал Таб. – Я бы, пожалуй, смог прожить без ответа на этот вопрос.

– Быть застигнутым солнцем, – ответил Моргунчик. – Говорят, что боль длится десятилетия.

– Поэтому у них такие странные могильные камни? – поинтересовался я.

– Могильные камни? – Моргунчик поднял несколько печальных глаз. – Это не могильные камни.

Сияние красных глаз усилилось, и я понял страшную правду.

Это были не памятники павшим троллям, а сами тролли. Многоголовые и многорукие тела скорчились в предсмертных муках, открыли челюсти в вечном крике, подняли руки, щупальца и крылья в последней бесплодной попытке прикрыться от смертоносного солнца. Я был так ошеломлен, что случайно сбил несколько камней и тут же вспомнил, что это вовсе не камни. Это рога, уши, пальцы и зубы.

Я вернул каждый камень на прежнюю позицию.

Мы прошли по Кладбищу душ без единого слова. К тому времени, как мы добрались до его конца, я чувствовал, будто стал свидетелем геноцида целого вида. Последний розовый клочок был наколот на каменный рог тролля, который погиб, стоя на четырех лапах, и я опустился на колено, чтобы убрать неподобающий цветной лоскут.

Мои товарищи по охоте на троллей ждали впереди. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять – мерцающий свет на их телах исходит не от Моргунчика. На самом деле освещение шло из комнаты, которая ожидала нас за поворотом: огненно-красный свет с раскаленными добела отблесками. Вокруг лодыжек моих друзей словно прилипчивые крысы заклубился бурый дым. Не было необходимости видеть собственными глазами, чтобы понять – мы нашли Гумм-Гуммов.

Сверху длинными липкими струйками капало черное масло, попадая на кожу, оно жгло ее как муравьиные укусы. Стены сочились белым гноем, он полз к полу плоскими червями. С каждым шагом нас обдавала волна горячего пара, который выстреливал из содрогающегося металлического сооружения. Лязгающие стоны этого механизма вливались в стенания, воздух сгустился до тумана.

Мы перешагнули через язык расплавленной стали и оказались за конвейерной лентой, грубо сшитой из лоскутков грязной ткани; лента доставляла груз в большую жестяную воронку. Сейчас конвейер был пуст, на нем виднелись лишь жирные пятна, но я все равно проследил за его бегом. Воронка вела в громыхающую коробку размером с домик на детской площадке, сколоченную железнодорожными костылями из ненужного металла: помятого кузова спортивной машины, детского автомобиля, неоновой вывески стрип-клуба. Вокруг змеились обугленные провода, от кое-как протянутых электрических цепей поднимались ядовитые испарения. Коробка тряслась как стиральная машина, которая вот-вот взорвется, и я услышал, как жужжат внутри пилы и мелодично позвякивает по останкам дробилка. С другого конца торчал желоб.

Мое плечо сжала шипастая перчатка.

– Машина, – сказал Джек. – Ты и правда хочешь на это смотреть?

Через очки-авиаторы ничего нельзя было разглядеть, но в этом не было нужды – твердая хватка говорила сама за себя.

Я вскарабкался вместе с Табом на гору сломанных пинбольных автоматов, чтобы взглянуть поближе. Тонкие опоры поддерживали уходящую вверх ржавую трубу, изнутри доносилось хлюпанье сочной субстанции. Воняло смертью, но я наклонился в сторону одной из секций проржавевшей до дыр трубы.

Внутри было мясо, комковатая колбаса из равных частей красных мышц, белых костей и серых жил, вместе с разноцветными хрящами внутренних органов. Сочная каша вытекала из трубы неровными рывками, когда Машина толкала ее вперед. Калейдоскоп внутренностей вогнал меня в ступор, и я оказался застигнутым врасплох, когда выдавилась новая порция мяса и показалось нечто, утонувшее в этой массе.

Девчачий берет.

К горлу подступила тошнота.

Я мог думать только о девочке в бордовых очках с листовки, погрузил лицо в испарения Машины, и пар проступил на лице капельками, похожими на слезы. Но через секунду рядом оказался Джек и оттолкнул меня обратно к трубе, весьма жестоко. Мне хотелось его убить, хотелось погрузить зубы в его шею и разорвать глотку на мокрые ошметки.

Гвозди перчаток Джека впились мне в голову. Кровь потекла по щекам.

– Посмотри на это! – потребовал он.

– Я тебя ненавижу! Ненавижу!

– Гумм-Гуммы тебя заражают! Здесь все ядовито! Смотри же!

– Я убью тебя!

– Просто посмотри!

Гвозди вокруг головы заставили ее повернуться к трубе, и я задохнулся в вони. Я не мог ничего поделать, только смотреть, куда он велел: вкрапленные в мясо зубы, белые как жемчуг. Меня затошнило, потом мясо скатилось дальше, и я увидел, что зубы мелкие и заостренные.

– Крысы! – прокричал Джек. – Тут в основном крысы!

Среди волокон мяса я различил длинный розовый хвостик.

– Разве ты не чувствуешь их запах? – спросил Джек. – Это старое мясо. Осталось еще с прошлой войны. Ему приходится приправлять его животными, чтобы продержаться, пока не будет закончен Киллахид. А это значит, что твоих друзей здесь нет, пока нет. Ты должен собраться, Джим.

Он встал и показал на шаткую трубу, высоко торчащую на ржавых опорах.

– Следуй за мясом, – сказал он.

Мы нырнули в черный дым и оказались на чашеобразной арене, окруженной природными каменными колоннами. Мясной трубопровод извивался над нашими головами подобно американским горкам в миниатюре, вонючая жидкость капала на щеки, а потом поднималась выше на качающихся шатких шестах. Мы вытягивали шеи и брели по пустынной поверхности вслед за трубой. Она пересекала пространство над нашими головами самым нелогичным образом, а потом устремлялась к грязному помосту в шести метрах над землей. Там труба резко спускалась вниз и колючей проволокой крепилась к раздвоенной скобе. Из открытого конца трубы комья мяса, похожие на собачий корм, шлепались в открытый рот Гунмара Черного.

Надежда покидала охотников на троллей, словно из нас вытекала кровь.

Даже не считая помоста, Голодный был больше всех нас вместе взятых. Он сидел на троне из желтоватых костей тех ста девяноста детей, что погибли во время Эпидемии молочных пакетов, и длинными, похожими на сосульки зубами пожирал капающее на морду и грудь мясо.

Титул «Черный» оказался метафорическим: его кожа блестела и пузырилась темно-красным. С каждым глотком его конечности дергались в самых неожиданных для суставов местах – на каждой руке по два локтя, на каждой ноге по два покрытых струпьями морщинистых колена, и все сгибались в любом направлении. Его искривленный позвоночник удлинялся и изгибался как перископ, от затылка вниз по спине сбегали толстые шипы, похожие на иглы дикобраза. Он широко раскинул все шесть рук, торчащих из жилистой груди, каждую покрывали гноящиеся нарывы, кроме верхней левой, которая, как и было обещано, оканчивалась потрепанным деревянным бруском с зарубками за каждую жертву.

Гунмар открыл рот, показав неровный язык, и с накопленным за четыре десятилетия негодованием прошипел:

– С-С-С-С-С-СТАРДЖЕС-С-С-С-С.

Мы отвернулись от его теплого дыхания. Услышав свою фамилию, я почувствовал, как гулко бьется сердце, а когда взглянул снова, Гунмар одним когтем щекотал Глаз Злобы. Левая глазница Гунмара давно заросла, но Глаз довольствовался и тем, что сидел на плече хозяина как попугай.

– Эй, Джим, – прошептал Таб.

– Да.

– Если мы не смогли справиться с глазом, то как же сможем с остальными частями?

– Слушай, Таб, – сказал я. – Я бы, пожалуй, смог прожить без ответа на этот вопрос.

– Джим! Сюда!

Больше никогда в жизни я не спутаю шотландский акцент с английским. Я настроился на источник звука и обнаружил Клэр справа от трона Гунмара. Не совсем Клэр, а ее голову. Да, несколько сюрреалистических секунд я верил, что меня зовет отрубленная голова, и решил, что убит и переместился в волшебную страну. Но Клэр была жива, хотя по какой-то причине я видел лишь торчащее над помостом лицо. За ней я заметил дергающиеся головы других детей, не меньше десятка. Там не было клетки и никаких других троллей, кроме Гунмара, – так почему же они не сбежали?

Откуда-то сзади донесся скрип несмазанного металла. Сверху из переплетения труб плюхнулась последняя капля колбасы. Машина была пуста и нуждалась в свежем топливе.

АРРРХ!!! хлопнула по торчащему из черепа валуну.

– Гунмар! Дерись! Давай!

– С-С-С-С-СНАЧАЛА, – прошипел Гунмар раздвоенным языком, – МОИ ДРУЗ-З-З-З-З-ЗЬЯ.

Из тени помоста выступила вызывающая тошноту толпа троллей – кошмар из двойных челюстей, фасеточных глаз и раскачивающихся негибких тел. Они тащили дубинки и цепи. Их волосы затвердели от высохшей крови, а тела изменились от близости Гунмара: из струпьев появились дополнительные глаза, из язв прорезались новые пальцы, сыпь поблескивала от только что выросших зубов. Там были Нульхаллеры, G˘räçæ^øı˘vo´´d’ñu°ý, Червячники, Кровяшки, Дзуннны и еще куча слабовольных мерзавцев, из которых состояло это поколение Гумм-Гуммов. Так что я сильно удивился, услышав бормотание Джека:

– Что это? Это что – всё?

– Рискованно недооценивать Гумм-Гуммов, – предупредил Моргунчик. – Возможно, Голодному не хватило времени, чтобы собрать большое число сторонников. Давай сочтем это хорошей новостью и примем как есть, ладно?

Джек скрестил мечи.

– Согласен.

Он испустил боевой клич, его примеру последовали и остальные охотники на троллей. Уверенным движением они бросились вперед, выстроившись клином, АРРРХ!!! справа одним ударом кулака снесла троих Гумм-Гуммов, слева Моргунчик щупальцами сбивал с ног противников, Джек сражался на острие клина, размахивая мечами, как лассо. Воздух вдруг сгустился от глухих щелчков разрубаемых мышц, лязга оружия и бодрящего треска отделенных от шей мякоток.

Над воинами поднимались клубы пыли, мы с Табом воспользовались этим, чтобы обогнуть помещение по периметру. Мы ничего не видели дальше своего носа, но ногами нашаривали неровности, а руками раздвигали колючий металл. На наши затылки летели кровавые ошметки, к которым я уже привык: холодные лоскуты кожи троллей, горячие фонтаны артериальной крови, липкое месиво мякоток. Крики пленных детей становились громче по мере приближения, они заглушали зачарованные стенания Гумм-Гуммов:

– Киллахид. Киллахид. Киллахид.

Как корабль, выступивший из тумана, загаженный воздух прорезала голая поверхность помоста.

– Мы на месте, – вздохнул я.

– Хорошо, – сказал Таб.

Потом из смога материализовалось одинокое существо с подбородком, пересеченным крестообразным шрамом. Это был тот мерзкий тролль, что улизнул от меня под кучу шин на свалке Кеви. Ржавый тролль с непревзойденным нюхом выследил меня в пыли, дыму и кишках. Он щелкнул возвышающимся телом как хлыстом, изо рта-трещины выплеснулась ядовитая маслянистая жидкость.

– Поправочка, – сказал Таб. – Ничего хорошего. Совсем ничего.

– Я завалю тощего гаденыша, – прорычал я. – Отойди.

Никогда прежде я не вытаскивал Клинок Клэр и Кошку № 6 с таким мастерством. Мне кажется, я заметил бросок ржавого тролля до того, как крохотные огоньки его глаз застыли, и он метнулся в сторону. Он тут же оказался у меня слева, но я парировал Кошкой № 6, излюбленным приемом Джека – «Рывком на корму», а когда тролль сжался гармошкой, чтобы прыгнуть к моему правому боку, Клинок Клэр нанес другой патентованный удар Джека – «Сюрприз синих джинсов». Но тролль оказался хитер, уклонился от мечей и стегнул меня по ногам. Я вскрикнул от боли и надвинулся на ржавого тролля, размахивая обоими мечами.

Я загнал G˘räçæ^øı˘vo´´d’ñu°ý к краю помоста, и клинки звякнули о камень с такой силой, что сотрясли мои кости. Проклятая тварь оттанцовывала от каждого удара, подначивая меня кашляющим смехом. Движимый грубыми инстинктами, я в ярости замахнулся, позабыв про зайца и питона в пользу быка. Это была ошибка новичка. Ржавый тролль куснул меня за запястье, потом за другое, и в мгновение ока я оказался безоружным, огненный свет отразился в моих клинках, когда они воткнулись в грязь.

Тролль обвил мою руку словно веревкой и швырнул меня о помост. Лоб ударился о камень, и я растянулся на земле. Пасть твари приоткрылась, ядовитая смола закапала с похожих на циркулярную пилу зубов. Тролль поднял меня за ноги с такой легкостью, будто я насекомое, и наклонился, чтобы нанести смертельный укус.

Между глаз ржавого тролля выскочило серебристое острие и повернулось, превратив мозги тролля или что у него там в стружку. Затем острие показалось в открытой пасти, выбив несколько треугольных зубов. Потом я услышал визгливые завывания и, не веря своим глазам, увидел, как крохотная циркулярная пила отрезает нижнюю треть тела тролля и его желчный пузырь взрывается брызгами голубой жидкости. Несколько секунд тролль стоял неподвижно, а потом выпустил из всех пор чернильную отраву, которая навсегда исчезла, впитавшись в почву. Тролль рухнул как подкошенный.

Таб глядел победителем, его поясная сумка распахнута, в обоих кулаках он сжимал самое необычное оружие из того, что я видел: самодельные инструменты из безжалостной стали и бессердечного хрома. Он выключил ручную пилу и усмехнулся.

– Доктор Пападопулос, – сказал Таб, с гордостью демонстрируя стоматологические инструменты.

– Ты их украл? – спросил я.

Таб пожал плечами.

– Подумал, что, может, теперь моя очередь причинить немного боли.

Мы вдвоем поспешили за угол помоста, теперь крики похищенных детей раздавались прямо над нами. Поскольку Машина опустела, через каких-нибудь несколько минут Гунмар превратит их в мясо. Я испуганно взглянул наверх, гадая, как преодолеть эту стену.

Таб схватил меня за плечо:

– Хорошую новость или плохую?

– Хорошую, – повторил я. – И пусть она будет действительно хорошей.

– Я нашел путь наверх.

– Отлично. Просто отлично. И в чем же тогда плохая?

Таб поморщился, отвернулся и показал.

С вершины помоста свисали два толстых черных кабеля.

– Боже мой, нет, – выдохнул я. – Что угодно, кроме канатов.

– Мы сможем, Джим.

– Мы не могли даже в обычном спортзале! А уж тем более в преисподней троллей!

Таб сунул инструменты Пападопулоса в сумку и застегнул ее. А потом улыбнулся – дерзко, как повидавший весь мир проныра.

– Когда я падал в спортзале, то притворялся, чтобы позлить тренера.

– Правда?

Улыбка Таба исчезла.

– Нет. Но хорошо звучит, да? Давай сделаем вид, что это правда, и влезем на эту хрень.

Он шлепнул меня по затылку и устремился к кабелям. К тому времени как до них добрался я, Таб уже вцепился в кабель обеими руками и отталкивался ногами от скалы. Я отшвырнул в сторону горку человеческих костей и схватился за другой кабель, поднявшись на пару метров, прежде чем почувствовал привычный страх. Покрытые мозолями руки начали соскальзывать по горячему кабелю, спина закрутилась – последний сигнал, что со мной все кончено.

Левая нога соскользнула со скалы, голова закружилась как перед отвесным падением. Знакомое чувство, за которым автоматически следовали объятья боли. Но этого не случилось – твердая рука подхватила меня пониже спины и держала достаточно долго, чтобы я смог вернуть ногу на место и покрепче схватиться за кабель. Это оказался Таб, он спас меня, а сам держал весь свой вес лишь одной рукой.

– Не в этот раз, – выдохнул он. – В этот раз у нас получится.

Только это мне и нужно было услышать. Я прижал подбородок к груди и стал подниматься: полметра, метр. Таб неудачно поставил ногу на уступ и крутанулся, но я оттолкнулся от стены и сумел выровнять его канат левой рукой. Благодарить времени не было. Мысками кроссовок мы находили выемки. Наши мускулы держались изо всех сил. Но главное – не подвела сила воли. На время окружающий шум стал не криками детей и умирающих троллей, даже не смехом соперников в спортзале, он превратился в подбадривающие выкрики поклонников, которые болели за нас, пока мы преодолевали путь к вершине.

Мы выдохнули, лежа лицом в грязи, посмотрели друг на друга, на лицах появились жалкие, истерические усмешки. Отчаянные призывы детей заставили нас сесть. Гунмар Черный находился в пятнадцати метрах от нас, возвышаясь на троне из костей, красная кожа ползла по телу, словно обладала собственным разумом.

Мы с Табом на четвереньках подползли к детям. Первым я увидел грязное и измученное лицо Клэр и приложил палец к губам, чтобы она не выкрикнула мое имя. Она прикусила губу и кивнула. Как только мы с Табом преодолели небольшой подъем, мне стало ясно, почему я вижу только ее голову.

Все дети были закопаны в землю по самую шею. Уже одно то, что они не сидели в клетке и не могли двигаться, было достаточно плохо, но худшее стало очевидным, когда я приблизился. Их рты покрывала корка непонятной бурды – свидетельство того, что Гунмар откармливал их всякой всячиной, прежде чем превратить в Машине в сосиски. Детей не просто закопали, их поместили в жирную глину, чтобы приправить тела на вкус троллей.

Не оставалось ничего другого, кроме как выкопать их голыми руками. Клэр закопали последней, и потому извлечь ее оказалось легче всего – за полминуты я отбросил достаточно земли, чтобы она сама смогла выкарабкаться. Она быстро обняла меня, прижав грязное лицо к моему, и стала отгребать землю от следующего ребенка, чтобы выпустить его. Мы с Табом освободили девочку, которую я узнал даже без ее бордовых очков. Я шепнул ей, что все будет хорошо. Копая, я до крови ободрал о камни пальцы.

Чем больше мы освобождали ребят, тем больше становилось помощников, и через десять минут мы сидели за холмом вместе с семнадцатью перепачканными детьми. Темень внизу рассеялась достаточно, и я мог разглядеть безустанное наступление охотников на троллей. Возможно, из-за промытых мозгов Гумм-Гуммы оказались не лучшими бойцами – злобные, это да, но неумелые перед лицом слаженной атаки. Как и сказал Джек, их было слишком мало – теперь осталось лишь пара десятков. Настало время для АРРРХ!!!.

Упершись обеими покрытыми кровью лапами в землю, она качнулась в броске, метнулась сквозь дым и приземлилась прямо перед троном. Встала во весь рост в окружении всполохов пламени словно адское насекомое – и оказалась вполовину ниже Гунмара ростом. Она взмахнула левой лапой, разрушив последний сектор трубы из Машины, только чтобы показать Голодному, что настроена серьезно.

Гунмар лязгнул похожими на колья зубами, теснящимися в громадной челюсти. Единственный глаз сверкнул, когда тролль поднимался с трона. Шесть заляпанных колбасой рук, включая деревянную, распахнулись, будто приготовившись обнять противника в знак приветствия. Глаз Злобы соскочил с плеча Гунмара и удрал по липким лужам кипящей слюны хозяина.

АРРРХ!!! взревела, торнадо ее дыхания подняло в воздух тучу земли. За спиралями из песка и гравия охотники на троллей разошлись в стороны и подступили ближе к Гунмару. Со стен посыпался град камней, Машина протестующе заскрипела. Противники размером с дом оказались на расстоянии удара – легендарный рычащий тролль с черной шерстью и мифическое существо с немыслимым аппетитом. Мышцы неестественно выгнуты, из глоток вырывается смердящее дыхание, ядовитый воздух наполнен электричеством в предвкушении первого удара.

И тогда Киллахид был завершен.

Мы поняли это в тот же миг. На какое-то время мир вокруг побелел, все звуки умолкли: щелканье из Машины, завывания детей, стенания Гумм-Гуммов. Мы стали невесомыми, словно парили в небе на парашютах, а потом ощутили слабое покалывание, будто протискивались через узкий дверной проем, только на самом деле мы двигались не вперед, а неслись без определенного направления. Когда вновь вернулись краски, мягко, как будто открылись веки, я увидел не копоть и тени подземного мира, а яркий зеленый цвет ухоженного поля под белым светом прожекторов. Звуки вернулись так же постепенно – трели судейского свистка, глухое столкновение игроков в защитных костюмах, коллективный вздох огромной толпы и шипение одного голоса, перекрывающего все остальные звуки:

– ВС-С-С-С-С-СЕ КОНЧ-Ч-Ч-ЧЕНО.

Вот как было дело. За две минуты до окончания главной игры сезона, в кульминационный момент фестиваля Палой листвы, когда уже целую неделю пропадали дети и горожане отчаянно пытались хоть как-то взбодриться, сан-бернардинские «Боевые монстры» были на шесть очков впереди благодаря сверхчеловеческому героизму Стива Йоргенсена-Уорнера, хотя команда лишилась нескольких ключевых игроков и пыталась отразить контратаку «Жеребят Коннерсвиля», которые находились уже в центре поля и атаковали. Ни один человек на мемориальном поле Гарри Дж. Бликера не сидел спокойно, все пританцовывали и щелкали «хлопающими стивами» с такой энергией, что окрестности превратились в мир оглушительного безумия – такого безумия, что горожанам потребовалось не меньше минуты, чтобы заметить белую вспышку где-то поблизости, после чего на земле растянулись гротескные монстры.

В решающей попытке тридцать третий номер команды «Жеребят» получил мяч справа. Защитник остановился, но не перед ожидаемым угловым игроком команды из Сан-Бернардино, а перед желтым троллем в жилетке, размахивающим шипастой дубиной. Защитник замер, секунду поразмыслил и бросил ему мяч. Сбитый с толку, но голодный тролль поймал мяч и сжевал его огромными зубами.

Из динамиков прокатилось эхом скомканное объявление диктора – ему недоставало словарного запаса, чтобы описать подобную игру. Передающему изображение на большой экран оператору не хватило сил, чтобы продолжать трансляцию, и пиксели постепенно затухли, а экран стал черным, как классная доска.

Тишина не была полной. В закусочной по-прежнему подпрыгивал попкорн, а на дальнем конце трибуны звучали влажные поцелуи. Но вскоре прекратились и эти звуки, и люди Сан-Бернардино впервые встретились с троллями Сан-Бернардино. Из разинутых ртов попадали куски наполовину пережеванных хот-догов. Дети шлепнулись с плеч отцов. Тромбоны, тубы и другие инструменты издали последний вой и выпали из рук музыкантов.

Я стоял в том месте, где материализовался – на четвертой линии, – и оглядывал ряды бледных лиц. Вдалеке я заметил последнюю вспышку из исторического музея. Завершенный Киллахид перебросил Гунмара через границы миров, а вместе с ним Гумм-Гуммов и охотников на троллей. Однако я решил, что Лемпке приладил замковый камень слегка кривовато, судя по тому, как профессор появился чуть дальше по улице.

Гунмар присел на всех своих конечностях как трехрогий динозавр, его голова недоверчиво раскачивалась из стороны в сторону. Под ярким белым светом он выглядел еще более невероятным – узловатая горгулья посреди упорядоченного мира. В других частях поля встали на ноги Джек, Моргунчик и АРРРХ!!! пытаясь стряхнуть головокружение.

Все футболисты – и нападающие, и защитники – стали потихоньку отходить к краям поля. Гумм-Гуммы, вероятно, смотрели на них как на соскальзывающую с тарелки аппетитную пищу. Почти мгновенно воздух наполнился вонью из слюнявых ртов, Гумм-Гуммы стали красться по предательски ровному полю в сторону трибун, стегая хвостами, вытянув когти, разинув рты в предвкушении.

Гунмар встал в полный рост, зевнул с мощью сирены и задел своими иглами один из прожекторов. Тот взорвался, хлынул дождь искр, и Глаз Злобы заскакал за ними как щенок.

Кто-то закричал, хотя и поздновато.

Защитники, угловые игроки, тренеры и разносящие воду мальчишки попятились к трибунам, а потом перелезли через ограждение. Миссис Лич и ее актеры-недоучки спрятались за нарисованным фанерным за́мком, поставленным у ворот. Сержант Галагер, стоящий, как обычно, рядом с машинами «скорой помощи», просто беспомощно взирал на происходящее, будто весь вечер ожидал катастрофы, но не такого масштаба. Держа нос по ветру, Гумм-Гуммы промчались между разбегающимися болельщицами, схватились за перила щупальцами, лапами и клешнями и перебросили свои скользкие, чешуйчатые или кожистые тела к зрителям – семьям, молодым парочкам и детям, которые послужили бы им для легкого перекуса.

Толпа разделилась надвое и хлынула к выходу, но остановилась, услышав пронзительный крик с поля.

У ворот лежали семнадцать пропавших детей, грязными руками они заслоняли глаза от света и искали в неразберихе своих родных.

Толпа замерла.

Люди остановились, несмотря на смертельную угрозу от жутких тварей за гранью воображения. Бо́льшая часть этих людей не теряла детей, но почти все знали тех, кто потерял. Хотя и не в том масштабе, что Эпидемия молочных пакетов, в самом разгаре была интернет-эпидемия: социальные сети наполняли посты родителей с прикрепленными фотографиями пропавших детей и подробностями о том, где их видели в последний раз; эти сообщения с надеждой репостили друзья.

Теперь пропавшие дети оказались здесь, прямо на поле.

Все видели телеинтервью с сержантом Галагером – о том, что для преодоления кризиса горожанам нужно сплотиться. Так они и сделали. С рюкзаками, подушками от сидений и просто с кулаками надвинулись на Гумм-Гуммов, и за какие-то мгновения трибуны превратились в океан молотящих рук людей и троллей. Футболисты из обеих команд тоже вступили в бой, врезаясь шлемами троллям под дых и принимая яростные атаки наплечниками.

Это было впечатляющее, хотя и безнадежное зрелище. Всего за минуту на десятках обороняющихся рук появились кровоточащие порезы, и напуганные и ошеломленные люди в отчаянии развернулись, выбегая через проемы в трибунах, или скрючились в позе зародышей, а тем временем тролли продолжали разрывать на части, брызгать слюной и махать кулаками.

Галагер подбежал к трибунам с поднятой рукой, но в кого стрелять? Гумм-Гуммы сомкнулись плотными рядами. Галагер поскользнулся на брошенных «хлопающих стивах» и упал. Он поднялся на ноги, подобрал трещотки, чтобы отбросить их прочь, и помедлил, держа в руке. Он вскинул голову, молниеносно огляделся и ринулся туда, где прятались за фанерным за́мком театралы. Галагер приблизился к миссис Лич, та кивнула и протянула микрофон, который использовали для «РоДжу».

В динамиках прогремел голос Галагера. Он ни разу не заикнулся.

– ИСПОЛЬЗУЙТЕ ТРЕЩОТКИ! ПОДБЕРИТЕ ИХ! ОНИ ПОВСЮДУ! ВЫ СМОЖЕТЕ! БОРИТЕСЬ! БОРИТЕСЬ!

Ни один обычный голос не смог бы приковать к себе внимание охваченной страхом толпы. Но сержант Галагер был человеком, на которого в любых испытаниях полагался весь Сан-Бернардино, ему верили. Родители, дети и старики потянулись к ближайшим «хлопающим стивам» и нанесли свой лучший удар с разворота по ближайшему троллю. Гумм-Гуммы пришли в замешательство – щелчки пластика были гораздо ритмичнее всех звуков подземного мира, а яркие цвета слепили тех, кто жил среди черных и бурых теней. Треск «хлопающих стивов», который я считал самым раздражающим в мире звуком, стал чем-то иным: звуком надежды.

– Джим! Джим!

Мне махали Таб и Клэр. Согласно отметкам на поле, они находились ровно в тридцати трех метрах от меня, достаточно близко, чтобы разобрать их возбужденную жестикуляцию. Прежде чем я успел взглянуть, всё вокруг тяжелым одеялом накрыла тьма. Вывернув шею, увидел силуэт опускающегося Гунмара Черного. Я утратил способность действовать и просто стоял с болтающимися мечами. Он загонял меня в ловушку шестирукой клетки. Его губы раздвинулись как лопнувший нарыв, из-за огромных зубов выскользнули лохмотья языка.

– ЕЩЕ ОДИН С-С-С-С-С-С-СТАРДЖЕС-С-С-С-С-С-С-С.

Его слюна скатилась по моим щекам подобно расплавленному свинцу.

Могучий удар меча Джека поразил деревянную руку. Клинок наполовину застрял, но выдернул руку гигантского монстра вперед. Громадное тело Гунмара ухнуло на землю, но я уже откатился с его пути, пробравшись как раз под пустой глазницей, перед тем как вновь вернуться под свет прожекторов. Джек хмыкнул, выдернул меч из дерева и по инерции откачнулся назад. Гунмар сел на корточки и осмотрел новую зарубку на деревянной руке.

– ТОЧ-Ч-Ч-ЧНО. НОВАЯ ДОБЫЧ-Ч-Ч-Ч-ЧА.

АРРРХ!!!! с разбега налетела на Гунмара, вонзив рога в его жилистую грудь. Гунмар от неожиданности задохнулся, попятился на несколько шагов, восстановил равновесие и за те же самые рога поднял противника в воздух и грохнул об поле. Мускулистое тело АРРРХ!!! звякнуло как жалкий мешок с костями. Гунмар наклонился, чтобы ее задушить, но она вовремя пришла в себя, схватив врага за руки и выкрутив их. Однако тут же выросли еще три руки, и каждая боролась за привилегию задушить.

Вокруг Гунмара сомкнулись щупальца. Это подоспел Моргунчик со всеми своими сотнями присосок. Гунмар отстал от АРРРХ!!!. Мгновение казалось, что Моргунчик сможет завалить огромного тролля на землю, но иглы вдоль позвоночника Гунмара встали дыбом, словно полк штыков, и я услышал, как с душераздирающим звуком разорвались пополам несколько щупалец Моргунчика.

Но все же воин-историк удерживал злобную тварь достаточное время – АРРРХ!!! встала на ноги и бросилась в новую лобовую атаку. Гунмар разразился смехом и стал отбиваться гнущимися во всех направлениях конечностями от двух врагов разом. Это была впечатляющая демонстрация силы: шесть рук с дикой скоростью дрались с охотниками на троллей с каждого бока, а позвоночник выгибался, отражая удары, так что АРРРХ!!! дважды промахнулась, двинув по голове Моргунчика.

– Балда! – выплюнул Моргунчик. – Не меня! Голодного!

Словно извиняясь, АРРРХ!!! прыгнула и зажала голову Гунмара двумя могучими лапами. Язык Гунмара хлестал ее по морде, оставляя розовые полосы ожогов, потом монстр открыл бездонную пасть, норовя откусить АРРРХ!!! пол-лица. Но его зуб застрял в новых скобках противницы и раскололся пополам. Гунмар взвыл, впервые с намеком на панику. АРРРХ!!! впилась когтями в оставшийся глаз Гунмара в надежде навеки его ослепить, а Моргунчик переместил щупальца, обвив каждую иглу, и потянул Гунмара назад.

Джек взглянул на меня через очки и поднял кулак. Я кивнул и вытащил мечи, и под вопли толпы, как под боевую песнь, мы бросились в атаку. Нижняя рука Гунмара метнулась к нам, словно обладала собственным зрением. Джек пригнулся под ней, я оказался не так проворен и встретил ее Клинком Клэр. Верхняя часть пожелтевшего когтя размером со скейтборд отделилась и воткнулась в поле. Раненая красная рука сомкнула пальцы в кулак и обрушилась на меня как каменная глыба. Я юркнул влево и взмахнул Кошкой № 6, разрезав большой палец до самой кости.

Сжатые пальцы ударили с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Я распластался на траве и пока пытался вздохнуть, Джек встал на четвереньки точно под Гунмаром. Проскользнув между трясущимися ногами тролля, он обнажил Доктора Икс и сжимал его обеими руками под брюхом Гунмара. Мое сердце заколотилось. Если Джек прицелится точно, этот удар изменит все.

Все изменилось, но не к лучшему.

Джек вонзил клинок в правую часть живота и потянул влево, прорезав огромную щель. Гунмар взвыл и дернулся с такой силой, что АРРРХ!!! и Моргунчик отлетели в стороны. На Джека обрушилась мощная струя алой крови и желтой жидкости, но он этого ожидал и смахнул с очков тыльной стороной перчатки.

Чего он не ожидал, так это десятков, если не сотен, крошечных троллей, вывалившихся из дыры. Первые плюхнулись Джеку на шлем, извиваясь и вопя, и Джек просто остолбенел. Но они всё продолжали сыпаться, Джек попятился, с отвращением стряхивая паразитов с доспехов на землю. Через несколько секунд мелкие тролли были повсюду, корчились на траве, с прищуром обозревали крохотными глазками новый мир вокруг.

– Остальные Гумм-Гуммы, – проскрежетал Джек. – Вот где они прятались!

Я посмотрел под ноги, на пытающуюся сориентироваться троицу. Каждый тролль был размером с бейсбольный мяч и точной копией Гунмара: блестящая красная кожа, шесть маленьких рук, игольчатый гребень вдоль позвоночника. Самое ужасное, что эти твари, похоже, прибавляли в росте с каждым вздохом, словно запаха множества людских тел было достаточно для укрепления молодых организмов.

Гунмар тряхнул корпусом так, что на поле выпало еще несколько малышей, и усмехнулся как гордый папаша. Может, именно этому он и научился за проведенные во мраке сорок пять лет: как скопировать себя и спокойно пронести армию прожорливых хищников в мир людей. Опустошив брюхо, он взревел и снова бросился в бой с АРРРХ!!! Моргунчиком и ошеломленным Джеком Старджесом.

По моей ноге поднялась боль. Один из мелких Гунмаров прокусил кроссовку до пальца, я тряхнул ногой, чтобы его спихнуть. Но крохотный тролль уцепился крепко и размахивал руками, словно наслаждаясь поездкой. В конце концов я поставил ногу обратно на поле, взял Клинок Клэр и ткнул им. Мелкое красное существо метнулось вправо, острие воткнулось в землю. Я попытался снова, на этот раз тролль уклонился влево. Наконец я попятился и раздавил его. Остатки тролля заскакали по траве как мяч, а кровь из прокушенного пальца промочила подметку.

Я оглядел футбольное поле и увидел сотни этих тварей, они растягивали зубастые глотки в зевках и стряхивали слизь, как псы отряхиваются от воды. Они двигались к трибунам, учась ходить по пути к первой добыче. Несколько ребят из тех, что спаслись из берлоги Гунмара, тоже топтали новорожденных троллей – смелая попытка, хотя совершенно недостаточная. Даже если бы охотников на троллей было вдвое больше, противники значительно превосходили нас числом. Меня охватило отчаяние, я огляделся по сторонам в поисках помощи.

Но вместо этого увидел у ворот профессора Лемпке, он тяжело дышал после пробежки из музея. Привередливый профессор весь покрылся язвами. Его лицо и руки облепила розовая корка засохшего гноя. Как малыш на своем дне рождения, он радостно скакал, хихикал и хлопал в ладоши. При каждом хлопке между ладонями увеличивались влажные полосы сыпи. Профессор получал удовольствие от жестокого зрелища, но прямо сейчас его внимание привлек человек, которого он ненавидел больше всего на свете: Тобиас, Таб Д.

Таб стоял перед своей ошеломленной бабушкой, обороняясь от Глаза Злобы достойными награды инструментами доктора Пападопулоса. Глаз размахивал присосками и выбивал инструменты из рук Таба с той же скоростью, с какой тот вынимал их из поясной сумки. Табу наверняка пришел бы конец, если бы бабушка не шагнула вперед, стукнув Глаз чем-то похожим на самый тяжелый в истории человечества кошелек. Глаз отшатнулся словно пьяный, наткнувшийся на груду бутылок с водой.

Таб взял бабушку за руку и побежал к трибунам. «Хлопающие стивы» позволили людям обороняться от Гумм-Гуммов, но это не могло длиться вечно, и тем вечером Таб доказал, какой он грозный боец.

Но он не ввязался в гущу драки. Вместо этого он продолжал бег рука об руку с бабушкой вдоль большой трибуны, пока они не скрылись из виду. Силы меня почти покинули. Теперь я понимал, что значит проигрывать. Полным отчаяния взглядом я смотрел мимо бесчисленных мелких троллей, щелкающих челюстями, мимо огромной твари, с легкостью отбросившей Джека и Моргунчика, чтобы сосредоточиться на АРРРХ!!!. Таб не был подлинным охотником на троллей, пытался напомнить я себе, хоть это было и непросто, но все же когда он покинул поле, я почувствовал, будто один из нас пал в битве.

Через несколько секунд в комментаторской кабинке появилось знакомое веснушчатое лицо, а за ним пожилая женщина с сиреневыми волосами, которая выглядела так, будто собиралась разразиться длинным потоком жалоб. Технический персонал и дикторы с наушниками исчезли. Остался только Таб, пытающийся разобраться с панелью управления, размахивая пальцем над тысячами непонятных кнопок. Потом, в момент озарения, он обнаружил на столике большой запотевший стакан с газировкой и поднял его над приборами. Таб поднял голову и – могу поклясться – заметил мой взгляд. Его скобки блеснули в озорной улыбке, и он вылил шипучку на панель управления, за которую школа отдала столько денег.

Большой экран просто взбесился. Боковым зрением я заметил, как экран ослепительно вспыхнул, залив стадион светом от сменяющихся в сумасшедшем ритме картинок – забитые голы, танцующие болельщицы и серия невнятных песнопений:

ЗАЩИТА! ВПЕРЕД, «БОЕВЫЕ МОНСТРЫ»! ЗАДАЙТЕ ЖАРУ!

По мере того как газировка проникала внутрь, пиксели рассыпались, слова и образы с шипением уступали месту единственному изображению: смазанной, мерцающей, прекрасной ряби.

Все Гумм-Гуммы на трибунах остановились и повернулись к самому большому телевизору из тех, что когда-либо видели. Кривые челюсти отвисли, закапала слюна. На Гунмара экран не повлиял, и он неодобрительно зарычал, но его приспешники не слышали. Они зачарованно наклонились к экрану. Люди по-прежнему лежали, испуганно свернувшись клубочками, боясь пошевелиться. Конечно же, их возглавил сержант Галагер, шагнув к ближайшему троллю и размахивая пистолетом перед остекленевшими нереагирующими глазами, а потом играючи выпустил пулю прямо в мякотки.

Толпа очнулась, люди стали подбадривать друг друга и вскоре облепили загипнотизированных Гумм-Гуммов как муравьи, пришпиливая коматозные тела к скамейкам трибун. Таб двигался в звуковой рубке как дирижер оркестра, разбрызгивая газировку тут и там, чтобы помехи на экране были поярче и поживее. В какое-то мгновение он задел регулятор громкости, и из динамиков хлынула какофония десятка разных радиостанций. Таб поиграл с кнопками, но все уже вышло из-под его контроля.

– Джим! Очнись!

Это был Джек, он орал так громко, что голос сорвался на фальцет. Он снял маску, на его бледном потном лице я не заметил облегчения, которое ощущал сам. За спиной Джека я увидел причину: Моргунчик катался на траве, стеная от боли – таких звуков я еще от него не слышал, из нескольких порванных щупалец брызгала фиолетовая жидкость. АРРРХ!!! тем временем уперлась спиной в столб прожектора, шерсть на загривке вздыбилась и блестела от крови.

Разразившись смехом, Гунмар всеми шестью руками поднял АРРРХ!!! над головой. Прожектор окатил троллей осколками стекла, вонзившимися в их тела. АРРРХ!!! пыталась вырваться, но оказалась совершенно беспомощной. Такой я ее еще не видел. Гунмар замахнулся и швырнул ее массивное тело метров на двадцать вверх, как снаряд из рогов, зубов и шерсти она приземлилась у ворот, где рухнула вместе с прожекторами с такой скоростью, что стальные опоры свернулись узлом. От столкновения в воздух взметнулся столб травы и грязи.

Поверженный охотник на троллей не пошевелился. Взвесь из травы и земли повисла у ворот.

– НЕТ!!! – завопил Джек.

Единственный глаз Гунмара дернулся как ящерица, которую держат за хвост.

– ДА… ИДИ С-С-С-СЮДА, С-С-С-СТАРДЖЕС-С-С-С-С…

Джек с криком устремился к Гунмару, по сравнению с ним он выглядел малышом с игрушечными сабельками. Я хотел последовать за ним, чтобы стать тем охотником на троллей, каким хотел меня видеть Джек, но мое сердце екнуло, когда я увидел, что сотни мелких Гунмаров продолжили свой марш, став столь же невосприимчивыми к помехам на экране, как и их папаша. Их уверенность и размер росли по мере приближения к аппетитной колбасе из свежего мяса, упакованной в футболки, штаны, куртки и кепки. Троллей было слишком много, они пожрут горожан как стая саранчи.

Я заметался. Помочь ни в чем неповинным людям, которых вот-вот съедят? Или прийти на помощь дяде Джеку, моему самому близкому родственнику?

Точнее, я так думал, пока не услышал знакомый шум.

Он доносился от противоположных ворот, этот гул я ощутил сначала в ребрах, а потом уж услышал. Он становился громче, пока не превратился в жужжание тысячи пчел. В неразберихе собравшиеся на мемориальном поле Гарри Дж. Бейкера горожане, похоже, не обратили на шум внимание, но я узнал эти предательские вибрации. Я ощущал их в парках и скверах по всему Сан-Бернардино, как и во дворе собственного дома, где разные части механизма чистились, натачивались и проверялись на нашей жидкой, слишком часто скашиваемой лужайке.

На золотистой газонокосилке на поле въехал папа, восемь огромных черных колес толкали вперед пасть косилки, такую широкую, что она за один присест могла заглотить почти четверть ширины поля. Все скучные технические характеристики, которые в меня вдалбливал папа, теперь стали жизненно важными, вопросом жизни и смерти. Пятимиллиметровая сталь. Сорокасантиметровый выходной желоб. Срезка до пятнадцати сантиметров в высоту. Папа ворвался на поле одетым не так, как его брат Джек, но тоже в доспехах: в сетке для волос, маске от пыли, защитных очках, рабочих перчатках, ботинках со стальными мысками и заляпанной травой рабочей рубашке с карманом-калькулятором «Эскалибур» и, как ни сложно в это поверить, с застегнутыми рукавами.

На секунду я решил, что вторжение троллей лишило папу рассудка, и лишь из-за безумия он выбрал это время для того, чтобы покосить поле. Потом я услышал вопль первого мелкого Гунмара, когда его засосало в газонокосилку, и скрип лезвий, разрезающих тело и выбрасывающих его через выходной лоток. Еще несколько тварей остановились и вытаращились на приближающуюся машину смерти, охваченные новым чувством – страхом. Это чувство длилось недолго. Они входили в газонокосилку голодными хищниками, а выходили из нее месивом.

– Папа! – крикнул я. – Уходи, папа!

Он быстро кивнул мне и схватился за руль, чтобы свернуть влево и подхватить еще парочку мелких Гунмаров, пытающихся улизнуть в проход. Секундой спустя они превратились в кетчуп. Газонокосилка мчалась с такой скоростью, какой папа никогда прежде не допускал, он приближался к проходу, словно погнавшись за мячом, не видя ничего, кроме зелени, и с ослепительным озарением я понял, что он их достанет, достанет всех, что хищные инстинкты мелких троллей – ничто по сравнению с человеком на потрясающей газонокосилке, человеком, который умеет ею управлять.

Гунмар завопил, прижав к груди руки, словно чувствовал смерть каждого тролля. Он опустил голову и заревел. Окна в закусочной и комментаторской кабине раскололись, я заметил, как Таб заслонил бабушку от стекла. На папу нахлынули воспоминания о том судьбоносном дне 1969 года, и на мгновение траектория газонокосилки искривилась. Потом радиостанции, борющиеся за динамики, уступили место одной старой станции, и по какому-то невероятному стечению обстоятельств зазвучала песня, знакомая всем присутствующим на поле Старджесам.

Голоса искажались и сменялись помехами, но это были «Дон и Хуан», и папа воспринял их голоса как зов богов, дарующих ему второй шанс стать тем, кем он всегда мечтал; он навалился на руль, схватив его еще крепче садовыми перчатками. Газонокосилка выпрямилась, и зеленая трава стала желтовато-серого цвета, покрывшись ошметками от бойни.

Я побежал по скользким лужицам размолотых троллей, пока не оказался рядом с Джеком. Плечом ударился о его плечо, он оглянулся, его взгляд наполняла безумная мальчишеская решимость принять самый опасный вызов. Справа от нас пытался встать на ноги Моргунчик, но мы трое выглядели жалкими по сравнению с Гунмаром, чье тело нависло над нами и дрожало, будто он рыдал по своему уничтоженному мерзкому отродью.

– Это может плохо кончиться, – сказал Джек.

– Я знаю.

– Но ты справился. Хочу, чтобы ты это знал.

– Спасибо.

– И Джимбо тоже… Твой папа. Если ты выкарабкаешься, а я нет, передай ему мои слова.

– Передам.

Джек обнял меня за шею, это было самое нежное прикосновение в его жизни.

– Ну что, заставим сукиного сына пожалеть, что связался со Старджесами?

С этими словами Джек издал боевой клич и атаковал Гунмара, вращая мечами. Моргунчик услышал сигнал и тоже бросился в атаку, волоча за собой раненые щупальца. Я тут же позабыл все выученные фехтовальные приемы. По телу бежали мурашки чистого инстинкта, я нырнул под возвышающуюся фигуру, перекатился под суставами размером с мяч, вскочил на ноги и прорезал монстру ногу над пяткой. Сухожилие щелкнуло как резиновый жгут, Гунмар топнул с такой яростью, что на поле образовалась яма, куда могла бы провалиться машина. Моргунчик обхватил щупальцами нижние руки Гунмара, а Джек тем временем забрался вверх по ноге и вонзил Могучего Виктора Гунмару в колено по самую рукоять.

Это была образцовая скоординированная атака, которой мы могли бы гордиться, попав в Валгаллу, рай для воинов. Но один поворот тела тролля отбросил всех нас троих, как жуков. Мы снова приблизились, хромая и в ссадинах, и снова нас отбросили, на сей раз мы получили множество растяжений и порезов.

Легкие ныли, наверное, от сломанных ребер, и когда я встал в третий раз, колено подогнулось. Я упал ничком на землю, глотая слезы ярости и глядя, как полетел на землю Джек. Сверху на него вылились литры горячей слюны из пасти Гунмара.

Мой затуманенный взор остановился на декорациях «РоДжу», знакомых по славной, другой жизни, в которой я должен был сорвать аплодисменты всего города и даже завоевать девушку. Я смотрел на них целое прекрасное мгновение, тоскуя по комфорту фальшивых камней и искусственного моста.

И тогда я заметил Клэр Фонтейн, она сжимала в руках бутафорскую шпагу, словно разговаривала с ней. Клэр повернула шпагу влево и вправо, потом подняла и опустила, стала описывать ею круги в воздухе, затем восьмерки, а следом такие сложные узоры, что я не мог уследить. Шпага двигалась все быстрее и быстрее, и я увидел, как за мелькающим клинком губы Клэр изогнулись в улыбке, словно она поняла свое предназначение в жизни в ту самую секунду, когда эта жизнь подходила к концу.

Ошеломив всех, кто это видел, она побежала по полю, поскальзываясь на кишках троллей и уворачиваясь от папиной газонокосилки, и занесла бутафорскую шпагу как копье. Клэр метнула ее так, словно делала это тысячу раз, а не впервые. Шпага со свистом рассекла воздух и вонзилась в центр разинутой пасти Гунмара.

Тот стал задыхаться, и на Джека хлынул водопад слюны вперемешку с кровью. Гунмар бешено завертелся, вцепившись в шпагу, но не сумел засунуть огромные когти в пасть. Джек отполз в сторону, стряхивая с лица слюну и кровь, а когда увидел приближающуюся Клэр, схватил Доктора Икс и бросил ей – меч несколько раз кувырнулся в воздухе.

Я крикнул ей, чтобы пригнулась – Джек принял ее за атакующего тролля! Но вместо этого Клэр схватила меч прямо в полете и воспользовалась его инерцией, чтобы элегантно отвести назад. Она смотрела на нас горящими глазами, тяжело дыша. Джек улыбался, на фоне заляпанного темными пятнами лица белели зубы. Даже Моргунчик в восторге на какое-то время перестал сплетать щупальца.

– Охотник на троллей, – сказал Джек.

– Охотник на троллей! – воскликнул Моргунчик.

– Клэр? – спросил я.

Она перевела на меня взгляд озадаченных, но сверкающих глаз.

– Привет, Старджес.

И в это мгновение все встало на свои места. Клэр родилась в Шотландии, рассаднике троллей и родине охотников на троллей. И родилась ровно на год раньше меня. Ее умение обращаться со шпагой, ставшее очевидным на сцене, не могло быть результатом нескольких платных уроков. В ней течет кровь охотника на троллей, и она появилась в Сан-Бернардино по той же прихоти судьбы, что привела сюда и меня. Лишь потому, что она так ловко научилась скрывать свою двойную жизнь – одна для родителей, другая для друзей, – охотники на троллей не смогли распознать в ней паладина, да и она сама не сумела этого распознать.

Клэр мечом стряхнула с ботинок грязь. Так ведет себя прирожденный боец.

Раздался оглушительный кашель, и бутафорская шпага воткнулась в поле.

Гунмар навис над нами, кровь струилась между его зубами и стекала вниз к животу, который, освободившись от детенышей, хлопал болтающимися лоскутами кожи. Тролль потерял равновесие и размахивал руками, а ноги передвигал, как младенец, хлопая изгибающимися руками по телу, гребень на спине вставал дыбом и опускался со звуком сотни падающих гильотин. Он раскинул руки и навалился на нас, огромный, как прощальный фейерверк.

Охотники на троллей рождены для битвы, а когда делаешь то, ради чего рожден, ощущения непередаваемы. Каждый поворот и отскок был необходим для выживания. Каждую секунду мы одновременно уворачивались и нападали, наносили удар и оборонялись, мы планировали на три шага вперед. Трудно назвать доносящийся с трибун шум подбадриванием, но все же хриплые крики внушали уверенность. Папино занятие тоже нельзя было назвать парадом победителя, хотя он наворачивал все более тесные круги, золотистая машина пожирала последних мелких троллей. Все это было нам в помощь: мы дрались, сощурив глаза и оскалив зубы, мышцы болели, кости пели боевую песнь клинков.

Клэр была лучшей из нас. Даже Джек остановился, чтобы понаблюдать, как она бесстрашно взобралась по спине Гунмара и вонзала Доктора Икс в подмышки и ключицы, пытаясь добраться до неуловимых мякоток под защитным покрытием. Мы стали пираньями, кусающими его конечности, а он все изготавливался к решительному броску, чтобы покончить с нами, – поднимал руку для смертельного удара, отскакивал, пытаясь поймать нужный момент и окончательно нас растоптать. Мы загнали его к линии ворот, больше отходить было некуда. За воротами находился высокий проволочный забор и овраг, но битва туда не заведет, и мы это знали.

Средняя рука схватилась за клубок щупалец Моргунчика, оторвала его от земли и бросила как мяч для боулинга в сторону пустой скамейки запасных. В тот же миг деревянная рука Гунмара с отметинами за свежие жертвы пронеслась по воздуху словно громадная клюшка для гольфа и отшвырнула Джека на три метра, он врезался в поле и свернулся израненным клубком. Я скривился от боли, но устоял. Тролль был слева от меня, а Клэр стояла у него на спине.

Гунмар вслепую отмахивался от Клэр и присел, чтобы схватить меня когтистыми лапами. Отверстый живот оказался на моем уровне, и я инстинктивно забрался в него. Гунмар взвыл и попытался схватить проникшего внутрь захватчика. Мир вокруг меня стал черным, внутренние органы Гунмара кололись о мою голову и плечи, прыгая на своих местах. Когда Гунмар встал, внутрь проник серебристый луч света и я увидел желчный пузырь, такой же, как у прочих троллей, только больше: оранжевый с зелеными проблесками, размером с баскетбольный мяч.

Хватит с меня угрожающих мячей.

Я схватил желчный пузырь обеими руками, но на секунду опоздал. Гунмар вытянул меня из живота, как ленточного червя, и швырнул на землю, словно я весил не больше, чем Джим Старджес младший-2: Приманка. Я лежал под возвышающимся монстром, не в состоянии пошевелиться, и с трудом разглядел, как Клэр пробивается по плечу Гунмара, всего в одном шаге от уязвимых мякоток. Я попытался ее приободрить, но не смог выдавить ни звука. Она выглядела такой крохотной, но такой уверенной, и когда встала на ноги, балансируя на плече самого кошмарного живого существа, с саблей в руке, отведя другую руку за спину для равновесия, именно в это мгновение я по-настоящему влюбился.

Нетрудно было забыть, с какой легкостью может изгибаться позвоночник Гунмара. Он сгорбился, став вполовину меньше, и Клэр споткнулась, выронила Доктора Икс и соскользнула по гребню, приземлившись на колени у ворот. Она поджала их от боли, стиснула зубы и посмотрела на меня между ногами Гунмара, перехватив мой взгляд. Мы оба не могли пошевельнуться и смотрели друг на друга, приготовившись к смерти.

Вдалеке с оглушительным кашлем остановилась папина газонокосилка.

Гунмар Черный ждал сорок пять лет, но вот пришел его час: осталось окончательно уничтожить охотников на троллей – это не труднее, чем для ребенка раздавить червяка на игровой площадке. А после этого он и его отродье наводнят землю, обжираясь человечиной, толстея и становясь все более злобными на пути из Старого Света. Он занес ногу над ближайшим охотником на троллей – надо мной, так, чтобы мои внутренности брызнули, смешавшись с кровью сотен его растерзанных отпрысков.

Но нога так и не опустилась.

АРРРХ!!! прыгнула из ямы у ворот и обхватила руками глотку Гунмара. Из ее черепа торчал искореженный кусок стойки ворот, будто чуждый рог, борющийся за место с ее собственными рогами. Гунмар поднялся во весь рост, но АРРРХ!!! его не отпустила. Гунмар изо всех сил тряхнул телом, но АРРРХ!!! его не отпустила. Гунмар молотил по спине кулаками, но АРРРХ!!! его не отпустила. Гунмар вздыбил гребень, десяток игл впились в черную шерсть и выскочили с другой стороны окровавленными, но АРРРХ!!! его не отпустила. Она по-прежнему не отпускала его, получив десяток ран.

Гунмар метался как загнанный в угол кабан, поднял кулаки над плечами и схватил АРРРХ!!! за голову.

Но что-то изменилось. Гунмар это почувствовал, его пальцы ощутили, что осколок стойки ворот выбил со своего места валун, который он вколотил в череп врага несколько десятилетий назад. Пока монстр смог сообразить, что это значит, АРРРХ!!! убрала с его шеи правую лапу и схватила ею валун, сорок пять лет олицетворяющий удачу.

Она снова обрела ясный и четкий голос.

– Меня зовут Йоханна М. АРРРХ!!! – заявила она, – и я говорила, что доберусь до тебя.

Валун обрушился и размозжил череп Гунмара пополам. Грохот разнесся такой, будто раскололи планету, да и выглядело это похоже, когда монстр рухнул на колени. АРРРХ!!! ослабила хватку, валун скатился в траву, ее изодранное тело соскользнуло с гребня. Она упала на землю неровной грудой пропитанного кровью меха.

Тело Гунмара раскачивалось, шесть рук пытались соединить череп воедино и прикрыть торчащие мозги. Многочисленные руки сплелись и запутались. Потом могучий предводитель Гумм-Гуммов, Голодный, Пьющий Кровь, Разрывающий Кишки, Гунмар Черный долго качался и наконец рухнул навзничь с изяществом подрубленного дерева.

Джек предоставил мне сделать то, что не смог сделать сам несколько десятилетий назад: нанести смертельный удар.

Клэр помогла мне взобраться на агонизирующее тело, а Моргунчик подсадил на бедро. Оказавшись там, я уже довольно легко преодолел все препятствия: кровавое озеро посередине, вывернутые внутренности, холмы и долины грудной клетки. Я уселся на горячей красной коже над сердцем и почувствовал, как поднимаюсь и опускаюсь с каждым неровным биением его пульса.

Меня охватила слабость, а вовсе не облегчение или чувство триумфа. Я приложил острие Клинка Клэр к пульсирующему участку кожи и ощутил прилив симпатии к Джеку. Побежденный тролль подо мной казался не таким уж всепоглощающим злом, им двигал непомерный голод, пожиравший каждый атом его тела. Я прислушивался к слабому дыханию, вырывающемуся из глотки, смотрел на изодранный язык, высунувшийся из уголка рта. Единственный глаз взирал на ночное небо, а Глаз Злобы приник к пустой глазнице.

Я прищурился на толпу тяжелыми веками. Люди находились далеко и не слышали звуков душераздирающего воссоединения семнадцати семей.

Не сделали и ни единой фотографии: как я узнал позже, вся электроника в радиусе трех кварталов сгорела в тот миг, когда упал Гунмар. Я не узнавал бо́льшую часть лиц, но похоже, все они были уверены в одном: монстра, похитившего их детей, нужно уничтожить. Эта задача оказалась выше моих сил, и я огляделся в поисках помощи. Я увидел миссис Пинктон, которая трясла головой, словно извиняясь, что хотела поставить мне меньше восьмидесяти восьми процентов. Увидел сержанта Галагера: его кривобокий парик и густые усы сплющились, залитые жидкостью из мякоток. Он коротко кивнул.

Джек и Клэр опирались на мечи и ждали. Я заметил Таба, он возвращался к кромке поля, обнимая бабушку за плечи, и посмотрел на меня без осуждения: быть лидером – это тяжкая ноша. Лишь Моргунчик не обратил на меня ни малейшего внимания. Он сидел, обняв щупальцами АРРРХ!!! и шептал в ее шерсть какие-то сложные церемониальные песнопения, известные лишь блестящим ученым, посылающим великих воинов в другой мир навстречу неведомым приключениям.

Я вспомнил, как однажды Джек меня спросил:

«Ужасно правда? Когда тебя утаскивают под землю».

Понадобилось всего несколько ударов, чтобы вырезать Гунмару сердце, кожистый трубчатый орган, пытающийся уклониться от клинка. Покончив с этим, я пробил покрывающий мякотки панцирь и превратил их в желе. Потом нырнул в живот, вытащил желчный пузырь и бросил его на траву, чтобы позже сжечь.

Уцелевшие Гумм-Гуммы глядели с трибун, избавившись от чар, они наблюдали за расчленением своего хозяина, словно не понимали, как появились в этом месте, полном людей. Они мотали рогатыми головами и хлопали костистыми крыльями, обеспокоенно пытаясь найти ближайший мост.

Я соскользнул с бедра Гунмара, меня подхватили Джек и Клэр. Папа тоже оказался там и прижал меня к груди. Его рубашка пахла травой, как дома, и когда я улыбнулся, то почувствовал жесткие края дурацкого кармана-калькулятора. Нет, не дурацкого. Потрясающего. Папа носил его тридцать лет, и он до сих пор не истрепался и не порвался. Этот карман – детище гения.

Я поднял глаза на папу, решив, что должен извиниться, но не находил слов. Морщины стресса на его лбу смягчились, а морщины тревоги на щеках полностью исчезли. Улыбка, казалось, открыла в нем давно запертые уголки, и я понял, что стальные ставни и запертые двери откроются навсегда, как только мы вернемся домой. Он погладил мое лицо – неловкий жест человека, не привыкшего к нежностям, и я погладил его по щеке в ответ. Последние струпья от шмуфа пропали.

– Хороший покос, – выдавил я.

Он снял очки и вытер лицо. Заметив болтающийся пластырь, папа оторвал его и бросил на траву.

– У меня большой опыт.

Обняв друг друга за плечи, мы похромали по полю к Моргунчику, чьи щупальца гладили окровавленные клочья черной шерсти. Таб уже был там, распластавшись на шкуре мертвого друга, он зарылся лицом в шерсть, одной рукой обняв рога.

Голос Моргунчика охрип от эмоций.

– Я посвящу целый том своего исторического труда этой воительнице. Нет-нет, подобной примитивной канонизации недостаточно. Память о ней нужно запечатлеть в отдельном труде. Да, биографическая работа, посвященная ее силе, такая энциклопедическая, так показывающая ее героизм, что даже полный невежда поймет, что может протянуть руку и напитаться удачей, притронувшись к ее валуну. Мне осталось еще каких-нибудь несколько сотен лет ничтожной жизни, и не могу представить лучшего способа провести закат своих дней.

Джек положил руку на ближайшее щупальце.

– Нужно спустить ее вниз, – сказал он. – Пока солнце…

– Нет.

Отказ прозвучал приглушенно, потому что рот терялся под мехом. Таб поднял голову – его лицо заливали слезы. Он так решительно мотнул головой, что его шевелюра качнулась как куст на ветру. Костюм ниндзя покрывали пятна от слизи Гумм-Гуммов, в зеленой сумке на поясе не осталось кошмарных изобретений доктора Пападопулоса, но выглядел он на удивление уверенно для парня, который еще неделю назад отдавал пятерку в день. Он тихо сказал что-то в ухо Моргунчику, точнее туда, где оно могло бы располагаться.

– Весьма необычная идея, – прошептал Моргунчик, – но незабываемый реквием. Пухлый карлик, ты превзошел меня в мемориальном чутье. Когда будут вспоминать этот день, а его часто будут вспоминать, твой вклад отметят первым, и недаром. Это настоящая поэзия, а ты, мой тучный друг, поэт.

Таб, конечно же, не понял ни слова, но просто пожал плечами, и Моргунчик прошептал план Джеку, который покосился на поле, словно оценивая сложность задачи, а потом кивнул. Не объясняя конечной цели, он велел нам встать по бокам АРРРХ!!!: Клэр и Таб у одной ноги, мы с папой – у другой, Джек у правой руки, а Моргунчик у левой. По знаку Джека мы попытались сдвинуть огромного тролля с середины поля. Со стонами, тяжело дыша и потея, нам удалось переместить ее на крохотное расстояние.

Потом я ощутил рядом еще одну пару рук и увидел сержанта Галагера. Он взялся за рог, чтобы голова АРРРХ!!! не тащилась по полю. Присоединились и другие: директор Коул, тренер Лоуренс и миссис Пинктон ошарашенно глядели на руку, которую подняли с поля. Кэрол, кассирша из музея, мужчина с чахлой козлиной бородкой и его маленькая дочка, которую я впервые увидел на поднятой с земли листовке. Миссис Лич и ее театралы взялись за левую ногу, а потом в едином порыве, словно по свистку рефери, команды сан-бернардинских «Боевых монстров» и «Жеребят Коннерсвиля» собрались вместе, чтобы поднять тело.

Никто из игроков не знал, чему они стали свидетелями в этот вечер, может, они проснутся в субботу утром и обнаружат, что это были безумные фантазии, вызванные контузией от ударов, но в то мгновение они считали, что поступают правильно, и потому поправили наплечники, напрягли натренированные в качалках мускулы и подняли тело АРРРХ!!!.

Оно как по волшебству преодолело все поле, благородная морда смотрела вверх, на звезды. Когда мы достигли места у зоны ворот, неподалеку от выхода, Джек подал знак, и мы поставили тело в вертикальное положение. Пока Джек собирал разные шесты, чтобы подпереть руки, я начал понимать замысел Таба. К глазам подступили слезы, я попятился, боясь оказаться слишком близко от чего-то столь прекрасного.

АРРРХ!!! поставили в такую реалистичную позу, что казалось, она вот-вот мне подмигнет. Она пригнулась, словно собиралась прыгнуть вперед, а из открытой пасти будто раздавался оглушительный рев, которого никогда больше не услышат. Сейчас это был кошмарный труп, но через несколько часов, когда над горой Слафнисс взойдет солнце, она вполне безболезненно превратится в каменную статую. Она не станет одним из тех печальных созданий, затерянных на Кладбище душ, а увековечит Битву Палой листвы и послужит напоминанием, что тролли и люди могут действовать совместно, позабыв о многолетней вражде и кровавых битвах.

Мемориальному полю Гарри Дж. Бейкера всегда недоставало талисмана, а какой еще символ лучше представит «Боевых монстров»?

Мы вернулись к середине поля, футбольные игроки влились в толпу людей, а те лишь сейчас начали потирать глаза и хлопать по карманам в поисках ключей от машин – они уже почти позабыли, как ими пользоваться. Таб направился проверить, как там бабушка, но она выглядела вполне довольной. Наконец-то звуки вернулись к приемлемому уровню для людей с дефектами слуха. Лишь сержант Галагер стоял на месте, уперев руки в бока, и наблюдал за обычными людьми, которые только что вели себя совершенно необычно.

– Нельзя отпускать этих людей.

Это был Джек, он чистил Могучего Виктора о велосипедные цепи, обвивающие его голень.

– Почему? – спросил я.

Он махнул в сторону бездыханной горы Гунмара Черного.

– Нам понадобится помощь, чтобы стащить тело в подземный мир до зари.

– Они помогут, – сказал я.

– Кто?

– Гумм-Гуммы, – показал я. – Сделают всё, о чем мы попросим.

– Да, наверное.

– Что-то мне подсказывает, что они готовы также выслушать предложение о том, чтобы не питаться людьми.

– Думаю, ты прав, – вздохнул Джек. – Знаешь, где тут поблизости мост?

– Да.

– Ну ладно. Тогда давай начнем.

– Хорошо, только… дашь мне минутку?

Джек проследил за моим взглядом и ухмыльнулся. Он вложил меч в ножны.

– Хоть две.

Клэр пересекла поле, топая горными ботинками по выплеснувшемуся из папиной газонокосилки месиву, но не испытывала ни малейшего отвращения. Ее одежду покрывала корка немыслимых жидкостей, а лицо было заляпано смесью грязи и крови. Но тем не менее она сияла, спутанные волосы развевались сзади, она светилась той же страстностью, в которую я влюбился задолго до того, как впервые перемолвился с ней словечком неделю назад на уроке математики.

Она подошла почти вплотную, отскребая запекшуюся кровь от Доктора Икс, как любая другая девочка могла бы играть с кольцом.

– Слушай, – сказал я. – Прости меня.

– Простить? За что?

– За все. За то, что позволил тебя схватить. За то, что не понял, как ты похожа на нас.

– Все кончилось хорошо, – ответила она. – Только немного липко.

– И спектакль. Прости за спектакль.

Она засмеялась, от этого громкого хохота я растекся как масло.

– Спектакль? Ты серьезно, балдей?

– Акцент. Я же просил, – дернул плечами я. – Ты лишилась отличной роли.

– Просто куча строчек, которую пришлось учить наизусть неизвестно зачем.

– А поподробнее?

Клэр бросила на меня хитрый косой взгляд.

– Паломникам позволено руками С молитвою касаться рук святых, И жмут они друг другу руку сами, Пожатие руки – лобзанье их.

Она протянула маленькую белую ладонь, выпачканную кровью. У меня внутри все скрутило от напряжения. Я взял ее ладонь в свою.

– Но, кроме рук, даны и губы им? – спросил я.

– Да, чтоб читать молитвы, пилигрим.

– О, если так, то, милая святая,

Клэр придвинулась ближе. Изодранные края ее куртки коснулись моей груди.

– Недвижными святые пребывают,

Под разбитыми прожекторами, на испорченном поле, в окружении потрепанных выживших зрителей и мешанины мертвых мы поцеловались, и еще раз. Когда я закрыл глаза, утонув в темноте удовольствия, в мозг вдруг впились две мысли как назойливые комары. Кто-нибудь разделался с желчным пузырем Гунмара, после того как я кинул его на поле? И куда, кстати, подевался профессор Лемпке?

Я позабыл об этих тревогах, когда Клэр провела руками по моей спине. Тепло ее тела слилось с моим, и в головокружительной нирване я ощутил, как ее зубы скользнули по моим губам, когда она продолжила шептать любовные строчки Джульетты:

– И на моих устах твой грех лежит.

Я поцеловал ее в щеку, в глаза, приподнялся на цыпочки и поцеловал в лоб.

– Как мило ты на это негодуешь! – сказал я ее волосам. – Отдай его назад, коль тяготит.

Она обвила меня руками в таких крепких объятиях, какими и должны быть объятия Клэр Фонтейн. Я радостно дышал в ее руках, чувствуя, как ее сердце охотника на троллей бьется напротив моего, ощущая вкус еще соленых губ воительницы своими губами. Я глядел сквозь развевающиеся завитки ее волос и увидел Таба рядом с бабушкой, он корчил рожи, сияя широкой ухмылкой с последними достижениями стоматологов.

К моему удивлению, рядом стоял и Стив Йоргенсен-Уорнер – не замечая Таба, он уставился на поле битвы с совершенно безучастным видом. Его форма была заляпана пятнами после игры, но не от битвы, и я решил, что он каким-то образом спрятался во время схватки и лишь теперь вылез наружу, чтобы обозреть ее последствия. Таб посмотрел на своего бывшего мучителя, который больше не выглядел таким пугающим. Я понял, что мой друг больше не собирается платить дань и даже, возможно, потребует, чтобы Пещера трофеев стала его владениями.

Таб довольно долго смотрел на Стива. Потом оглядел разбросанный под ногами футбольный инвентарь. Затем вдруг снова посмотрел на Стива, словно ему пришла в голову столь же блестящая мысль, как показать на экране помехи. Таб мягко отодвинул бабушку в сторонку, встал на колени и подобрал шлем «Жеребят Коннерсвиля». Лишь когда он выпрямился, я понял, что весь вечер лезло мне в глаза.

На шлемах «Жеребят» красовалась подкова. А что Моргунчик как-то сказал про подковы?

Лучше всего железная, но ее можно заменить и любым предметом в форме подковы.

Ведомый чутьем, которым мог бы гордиться любой охотник на троллей, Таб прижал шлем ко лбу Стива Йоргенсена-Уорнера. Назвать это просто ответной реакцией было бы слишком большим преуменьшением. Стив взвыл, словно прикосновение эмблемы разорвало его на куски, и секундой спустя это и впрямь произошло. Его светлые волосы сорвались с черепа, и проступил гребень, как у рептилии, потом лицо, на которое повелось так много старшеклассниц, разорвалось посередине, и на лбу показалась покрытая шипами кость, а из обеих глазниц выкатились сверкающие яростью серебряные шары. Щеки Стива сплющились как два непрожаренных гамбургера, а челюсти взорвались ливнем зубов, вместо которых появилось огромное серое жвало. Футбольная форма разошлась посередине как рубашка, и тонкие лоскуты человеческой плоти стали падать на траву, уступая место крепкой серой мускулатуре тролля-подменыша.

Мы с Клэр разомкнули объятья.

Стив, настоящий Стив, что вышел наружу на десятки лет раньше, чем мог бы созреть и занять место среди сильных мира сего, завыл на луну. Таб посторонился, он сделал свое дело и подал знак папе, чтобы тот закончил геройствовать и уступил место профессионалам. Папа кивнул, повернулся к Джеку и кивнул младшему брату, передавая эстафету.

Стоящий справа от меня Джек с довольным свистом вытащил меч из ножен.

Стоящий слева от меня Моргунчик хмыкнул в готовности еще раз постараться ради АРРРХ!!!.

Клэр послала мне последний воздушный поцелуй и озорно подмигнула, а потом разрезала ночь клинком на множество прекрасных осколков, ослепивших ее товарищей, охотников на троллей, и разъяривших существо, что раньше было Стивом. С усталым вздохом и протестующими мышцами я занял место рядом с ней, рядом с остальными. Это была чертовски длинная ночь. Но я уже знал свое дело столь же хорошо, как и каждый охотник на троллей, откликнувшийся на призыв. Долгие ночи – это всего лишь часть профессии.