Дорога была той же самой, а вот время года другим, и машина другой, и, самое главное, настроение. Угорь, которому Федор Кузьмич дал поспать пару часов на заднем сиденье, завозился, поднял голову, окинул мутным взглядом заснеженный пейзаж слева-справа и крепко потер ладонями лицо. Затем, уже окончательно вернувшись из страны снов в реальность, улыбнулся:

– Как в старые добрые времена, да?

Денисов как раз думал о том, что в прошлый раз сам он был подавлен и растерян сверх всякой меры, поскольку тогда дело касалось его внука и зятя, Катюхиного мужа. Пугала неизвестность, пугало количество Иных, стекающихся в известном направлении, пугало все на свете, включая то, что он фактически вынуждал сотрудника Ночного Дозора совершить… даже не проступок, а самое натуральное преступление. Это хорошо, что в прошлый раз все закончилось благополучно. А если бы Денисов ошибся – не сносить бы дозорному головы. Теперь все выглядело похоже, да по-другому. Уже не участковый тащил с собой Светлого боевого мага, а сам руководитель районного Дозора предложил составить себе компанию. Да так предложил, что отказаться было попросту невозможно!

– Ну, – глянув в зеркальце заднего вида на заворочавшегося оперативника, сказал Денисов, – уж теперь-то достаточно отъехали. «Хвоста» нет, пикетов на пути нет, через Сумрак никаких распоряжений не поступило. Может, скажешь уже, как ты энто все вычислил, м-м?

– Ой, да тут много всего! – сообщил Угорь и украдкой зевнул. – Можно интуицией назвать, но в таком случае выйдет, что я все факты подгонял под тот результат, на который с самого начала рассчитывал. Федор Кузьмич, вы все-таки имейте в виду, что я могу ошибаться! Не зря ведь говорят, что снаряд дважды в одну воронку не падает!

– Не падает? Ну-ну. Поглядим.

– Мне кажется, – продолжил Евгений, – что книжку у меня из палаты утащили из-за одной-единственной строчки. В разных интерпретациях этой сказки указаны точные места, где находится та самая скала, на которой пляшет наказанный шаман. По словам Аесарона, он лично проверил три таких места в Бурятии и следов не обнаружил. А в этом сборнике, – Угорь похлопал себя по груди, где под пальто, надежно защищенная заклинаниями от утери и кражи, лежала книжка, – мельком сказано, что Бохоли-Хара пытался спрятаться от Клокочущего в болотах и лесах самоедских. Самоедье, земля остяков, сотни и сотни километров – и никаких точных указаний на место! Даже если кто-то когда-то за эту строчку случайно зацепился – не прочесывать же всю тайгу, все бескрайние болота?!

Двигатель «ГАЗ-69» урчал ровно, без надрыва, автомобиль повышенной проходимости легко шел по трассе, которая, кстати сказать, почищена была ничуть не хуже, чем дорога от Светлого Клина до райцентра. У кого и каким образом реквизировал машину Угорь, участковый не стал любопытствовать. Хотелось надеяться, что аргументы он привел такие, что у владельца «бобика» не останется шансов отвернуться от Света.

– А ты, стало быть, крайне заинтересован, Евгений Юрьич? Я правильно тебя понимаю?

– А я хочу этот груз с плеч скинуть, прежде чем что-то новое начать. – Оперативник пошевелил плечами, будто и в самом деле проверил, что тяжесть по-прежнему на них. – Уж слишком меня этот Каскет тревожит. У меня из-за него, можно сказать, вся жизнь развернулась круто и бесповоротно. И получается, что не успокоюсь я до тех пор, пока не выясню все, что его касается. Удастся ли при этом на него самого выйти – вопрос другой. Я надеюсь, что удастся. Но даже если я просто разгадаю тайну Пляшущего шамана – это тоже будет очень неплохой результат. На данном этапе.

Участковый посопел, поежился, включил обогрев кабины на полную мощность и наконец негромко ответил:

– Удастся.

– Что?

– Я говорю, кажется мне, что выйдем мы на Каскета. Уж слишком нервно он реагировал на любое посягательство, какой-то пунктик у него насчет энтого Черного шамана. Как только кто-то пытался его освободить – чичас же Клокочущий являлся. Сколько там в сказке претендентов было?

– Тридцать два, Моргон – тридцать третий.

Денисов засмеялся:

– Аесарон, получается, тридцать четвертым был бы, ежели обнаружил бы место, а Угорь, выходит, тридцать пятым. Ты в достойной компании, Евгений Юрьич!

Будто не услышав последней фразы, оперативник принялся рассуждать вслух:

– Вот я тоже думаю: с чего бы он вдруг так ожесточенно препятствовал любой попытке освободить Бохоли-Хару? Только ли в уязвленном самолюбии было дело? Только ли в гордыне? Дескать, как я сказал – так и будет? Но ведь в округе много всего творилось, много такого, что наверняка противоречило его представлениям и потребностям! Верховные шаманы менялись, Узбек-хан новую для большинства монголов веру сделал в стране основной религией, Дозоры свой порядок наводили, да мало ли, что еще! Почему же в те дела он не вмешивался и вообще вел себя так, что ни разу не попал ни в наши сводки, ни в народные легенды, а тут упорно стоял на своем?

– Сам-то что на энтот счет думаешь? – усмехнулся Денисов.

– А сам я думаю, Федор Кузьмич, – с торжественной медлительностью проговорил Угорь, – что Бохоли-Хара, возможно, единственный, кто что-то знает о смерти Дога. Ну или не о смерти, а о его судьбе. И Каскету невыгодно, чтобы это знание выплыло наружу. Вот оттого он и мешает его освобождению.

Денисов кивнул, и Евгений даже немножко расстроился – настолько просто выглядел этот кивок. Дескать, ну да, так я и думал.

– Правда, в таком случае непонятно, – язвительно добавил оперативник, – зачем он его вообще в живых оставил. Легче было от такого свидетеля избавиться раз и навсегда.

– Избавиться? Хм… Энто нам с тобою так кажется, что легче. А у него могли быть свои резоны и обстоятельства. – Милиционер пригнулся, высматривая что-то снаружи, вытянул шею, заглядывая вправо, за рядок заснеженных сосенок. – Евгений Юрьич, подъезжаем. В Загарино будем показываться? Или напрямки?

– Ну, если отсюда есть прямая дорога к реке… Само Загарино-то нам ни к чему.

По последней информации, жители села уже начали приходить в себя. Два года за магическим щитом, странные чужаки, странные чудеса, потом практически целый месяц дознаний-допросов – и вот наконец все вернулось к норме. Наверное, не так просто было вновь войти в ритм привычной колхозной жизни. Хотя кое-кто из местных утверждал, что особой разницы не заметил, а кое-кому жизнь при Хозяине даже больше приглянулась – им он казался всего лишь новым председателем колхоза, который хоть и с придурью был, но заботливый. Что царские хоромы себе отгрохал – это, конечно, подозрительно и по-буржуйски. Но ведь с обратной стороны – он и другим не мешал из дармового леса пристройки к вековым срубам делать!

Дорога к реке нашлась, Федор Кузьмич лихо вырулил на нее с трассы и теперь аккуратно вел машину вдоль леса – похоже, вдоль того самого, с опушки которого потрепанное войско Иных наблюдало за разбушевавшимся Неваляшкой. Само село, с непременным рыком тракторов, лаем собак и тянущимися из труб столбиками дыма, осталось слева, в нескольких сотнях метров.

Угорь подтянулся, сел ровнее, прижался виском к холодному боковому стеклу. Местность можно было узнать с большим трудом. Тогда, в самом начале осени, здесь вплоть до обрыва зелено-бурым ковром стелилась луговая трава, да еще одинокий осокорь торчал на пустыре. Теперь не было ни травы, ни обрыва, ни самой реки, ни холмов за нею – все сравняла нерукотворная монолитная белизна, все сливалось друг с дружкой, и не понять было, что ближе, что дальше. Один лишь стройный ствол с голой верхушкой казался черной риской, отмечавшей что-то посреди целины.

Посерьезневший оперативник проговорил:

– Федор Кузьмич, мы сегодня, может, ничего решать и не станем. Просто оглядимся на месте, попробуем разобраться, как и что. За просмотр же денег не берут? Ну, вот мы и посмотрим.

– Энто все понятно, р-руководитель! Ты лучше скажи мне, куда рулить? Машину тут оставим или сперва на ту сторону перемахнем?

Угорь попытался в деталях вспомнить, как все было в сентябре. Магический купол, делавший Загарино невидимым и защищенным от проникновения, накрывал не только село, но и окрестные земли – кусочек тайги, приличный отрезок реки и часть более пологого берега на той стороне. Ну, пологий не пологий, а возвышенность на противоположном берегу имелась, и после снятия магического щита стало видно, что там, на возвышенности, расположен невероятных размеров терем, из которого, наверное, Хозяину было забавно наблюдать за игрушечной деревенькой внизу, за рекой. Этакий владелец солидного имения с сотнями душ крепостных и несчетными десятинами земли. Барин.

– Перемахнем, – ответил Угорь и напомнил: – Мы снова без поддержки, Федор Кузьмич. Если что – рассчитывать придется только на себя.

– Что, неужто Сибиряк не выручит сотрудника, ежели чего? – хитро прищурился Денисов.

– Сомневаюсь, – мрачно отозвался Евгений. – Но оно сейчас и к лучшему. Без него мне как-то понятнее. А с ним опять пришлось бы искать подтекст у каждого распоряжения, у каждого действия.

– Он хоть знает, куда ты намылился?

Евгений развел руками:

– Вот уж я не уточнил! Про глухомань и симфоническую музыку я ему намекнул, а там уж… Сами понимаете: не захочет он лезть в это дело – сделает вид, что намека не распознал, и поди докажи потом, что операция с ведома руководителя Ночного Дозора проводилась. Перестраховывается, короче. А я и не препятствую ему в этом. В конце концов, разобраться – это мое право, и никакой ордер, никакие санкции со стороны начальства мне сейчас не требуются.

– Не помешал бы нам чичас кто-нибудь из Высших, ох, не помешал бы, Евгений Юрьич!

– А если Сибиряк и есть Каскет?

Денисов сосредоточенно кивнул.

Лед на реке в декабре – что бетонная магистраль. Тяжелые трактора по нему ходят, груженые лесовозы с прицепами-роспусками – что такому льду маленький «бобик»?

– Ежели начать разбираться, – глухо сказал пожилой милиционер, и Угорь весь обратился в слух: ему нравилось, когда Денисов пускался в пространные рассуждения, после которых картина становилась куда нагляднее и четче, – то у нас любой из Высших и подходит на роль Хозяина, и не подходит. К примеру сказать, Лиля. Я Марусю Бухарову особо-то и не знал. Видел до войны пару раз во Вьюшке – она же младше, а в ту пору – девчонка совсем, тоись контингентом для меня была малоинтересным. Потом слышал, что ушла с табором, энто у нас в округе до-олго обсуждалось. Тоись, получается, Маруся вроде как не может быть Каскетом, раз на глазах у всех родилась и выросла. А Лиля, которая по весне вернулась в наши края, вполне может. До войны-то я и сам инициирован не был, оттого и не знаю, числилась ли Маруся среди потенциальных Иных или обычной девочкой росла. Стало быть, кто-то запросто мог воспользоваться ее обликом. Ить нет же никаких доказательств, что Лиля – энто и есть Маруся! С Аесароном другая петрушка: ну, встречался я с ним двадцать лет назад на судебном процессе, ну, числился он тогда третьим рангом. Так ить для Высшего запудрить мозги – проще некуда! Он же тогда себя никак не проявлял, сидел в сторонке в качестве наблюдателя от Темных и молчал в тряпочку. Вряд ли к нему кто-нибудь всерьез приглядывался. Химригон – совсем темная личность, ты уж прости за каламбур. Сидит в тайге, с медведями общается. А сколько лет сидит? Точно ли двести? А может, все пятьсот, м-м? Ему сумеречным именем позволили пользоваться, по нашим меркам, относительно недавно. А как его до той поры звали? Не было ли другого сумеречного имени, от которого он вовремя избавился, а следы замел, чтобы сопоставить было невозможно? – Денисов посопел, поерзал на водительском сиденье. – Ежели разобраться, все они были в лагере, когда готовился штурм общины. Однако заметь: никто из них непосредственного участия в разгроме не принимал! Мы их с самого начала считали союзниками – и руководителей Дозоров, и Лилю с Химригоном, которые по доброй воле в лагерь пришли. А против кого им на самом деле довелось сражаться? Разве против Каскета? Нет! Против Ворожея, который Хозяину общины был заглавным врагом и вапче – непредвиденным фактором! Сибиряк с Аесароном страдали из-за лишенных Силы и разбежавшихся сотрудников, но отчего-то медлили с атакой. Химригон и Лиля, так замечательно и вовремя вступившие в противостояние, в итоге «выдернули» Ворожея из межслойного пространства Сумрака, помяли его маленько – и энтим ограничились. К Загарино они даже близко не подошли, вломиться внутрь не пытались! Стало быть, каждый из четверых под подозрением.

Угорь ревниво следил за ходом мысли Денисова, но пока получалось, что, за исключением деталей, участковый проговаривал то, что Евгений и сам уже обмозговал, прежде чем в Светлый Клин звонить. И пока от рассуждений деревенского мага картина яснее не становилась.

– Про меня не забывайте, Федор Кузьмич! – вставил он. – С моим прошлым тоже сплошной гопак с кадрилью вытанцовывается. Чего вы улыбаетесь? Каскет в ИКЭМе обычным человеком прикинулся, молоденькой медсестрой! Сколько там дееспособных Иных было – ни один ничего не заподозрил! Ну, кроме столичных… Может, я намеренно себе до поры до времени память заблокировал, чтобы никто не докопался? А как обнаружим Бохоли-Хару… Да что вы все смеетесь-то?

– Смеюсь-то? Н-да… Ты, стало быть, в ИКЭМе сам у себя книжку похитил, чтобы потом другую такую же искать и про себя самого там вычитывать? Экая многоходовка знатная! Всех вокруг пальца обвел!

– Издевайтесь, издевайтесь… – хмуро буркнул Евгений.

Собственно, они уже были на месте. Та возвышенность, на которой стоял в свое время гигантский, словно Московский университет, терем с башенками и лесенками, сейчас напоминала взорванный склад стройматериалов, надежно упакованный метровым слоем снега. После того как Ворожей-Неваляшка разрушил циклопическое сооружение, наверняка отсюда много бревен вывезли – и на бумфабрику в райцентр, и на пилорамы, и в лесные заготконторы, а многое, наверное, и к местным жителям на участки перекочевало. Но слишком уж большой объем был, не успели с ним управиться до снегопадов – так и валялись тонны кирпича и сотни кубометров строевого леса под открытым небом. Вернее, под метровой толщины белоснежным пуховым одеялом.

– Тут, что ли? – кивнув на гору обломков, задал Денисов риторический вопрос.

Угорь посмотрел через Сумрак и, честно говоря, не поверил собственному зрению: никаких следов сильных заклятий, никакого буйства магической энергии!

– Как же так? – озадаченно прошептал он.

Неужели ошибка? А ведь как складно все вырисовывалось! Некто возводит колоссальное сооружение, накачивает магией, поверх устанавливает защитный купол – и все ради того, чтобы в этом водовороте изначальных Сил скрыть место своего давнего преступления! Разве не логично? Еще как логично! Вот только никаких признаков того, от чего Каскет пытался отвлечь внимание, не наблюдалось.

– Федор Кузьмич, вы что-нибудь видите?

Участковый обернулся:

– Э-э, Евгений Юрьич, тут я тебе не помощник.

Угорь уставился на него – уже не сквозь Сумрак, а самым обычным зрением. Что он имеет в виду? Почему всегда помогал, а тут, когда они у цели, – не помощник?!

И тут дурацкая мысль, словно случайная искра от костра, ужалила Евгения: а что, если это – Денисов? Что, если за всем этим стоит скромный деревенский маг? Он тоже постоянно находился поблизости, он тоже был в курсе всех планов…

– Ну, чего ты вытаращился, Евгений Юрьич? – недовольно повысил голос милиционер. – Не ходок я в Сумрак. Ежели что-то серьезное, ежели опасность какая – рискну, конечно. А рассматривать место и улики искать – энто тебе одному придется.

– Почему не ходок? – тупо переспросил Угорь.

– А вот такая вещь со мной после сумеречных похождений случается! – Раздраженный участковый изобразил руками трясучку. – Так что извини, друг мой ситный.

Евгений еще больше вытаращил глаза и потрясенно открыл рот.

– Федор Кузьмич… – выдохнул он, от неожиданной догадки перейдя на шепот. – Федор Кузьмич, а вы что же – не вылечились?!

– Ну, так-то я лечусь помаленьку… Матрена травками кой-какими отпаивала, пока жива была, а ишшо лучше репетиции Павки Галагуры помогают. Приду к нему под окна или в пионерскую комнату, послушаю барабанные дроби полчасика – и отпускает потихоньку…

Впору было схватиться за голову. За всеми событиями осени и начала зимы Евгений совершенно забыл проследить за тем, как обстоят дела у пожилого друга. Стыд-то какой! Это что же? Значит, все это время Денисов мучился, как сам Угорь во время процедур в институте?!

– Федор Кузьмич, родненький… Противоядие давно уже нашли! Я был уверен, что к вам его тоже применили, как и ко всем, кто подвергся воздействию симфонии Михальчука… Почему же вы никому не позвонили, не сообщили?!

– Дык… а кто ж знал-то? – пожал плечами растерянный милиционер. – Чего сообщать, ежели в то время со всеми такая же чехарда творилась? Я думал, и так все в курсе, только поправить ничего не могут. Чего бы мне занятых людей дергать, от дел отрывать, на здоровье жаловаться? Не привык я как-то…

Уж насколько хладнокровно старался держаться Угорь в любой ситуации, а тут слезы сами готовы были брызнуть из глаз – от чудовищной несправедливости, от стыда за собственную несообразительность и халатность, от того, что снова, в очередной раз подвел учителя… пусть даже тот не числился официальным наставником.

– Не переживай, парниша! – улыбнувшись, мягкими интонациями постарался Денисов ободрить Евгения. – Я же говорю – нашелся способ бороться с недугом! Ритм – энто, я тебе скажу, страшная силища!

– Да, мне в ИКЭМе говорили, что басы и ритм могут принести временное облегчение… – потерянно проговорил Угорь. – Временное! Настоящее противоядие – в области инфразвука…

– Так! Ну-ка, не раскисать! Р-руководитель…

– Закончим с этим, – Евгений мотнул головой в сторону возвышенности, – лично отвезу вас в Томск. Лично! И незамедлительно! – Потом подумал немного и возмутился: – Как же так, Федор Кузьмич?! Я же видел информацию о том, что право на «Светлый Клин» вам вернули! Значит, про право на воздействие они вспомнили, а про контузию – нет?!

– «Они» – энто кто такие, Евгений Юрьич? – хитро прищурился милиционер.

– Ну… Сибиряк, Гесер… или кто там занимается рассмотрением дел о правомерности использования артефактов?

– Вот в том-то и закавыка, друг мой ситный. Никто из ваших верховных главнокомандующих отношения к энтому делу не имеет! «Светлый Клин» – не из арсенала Дозоров. Не они решают, восстановить право на его использование или нет. Рассматривать-то они могут сколь им влезет! Суды устраивать, дискутировать…

– Но тогда… кто? Инквизиция?

– И тут мимо, Евгений Юрьич! – улыбнулся Денисов. – Предполагаю, что ни Инквизиция, ни дозорные всех мастей, да и вапче ни один из Иных не знает, кто заведует артефактами такого рода. Думаю, что и не стоит за энтим кто-то конкретный. Из Сумрака, видать, поручение исходит. Может, какие-то Тени Владык за нами следят? Может, духи, которые подле Шаманского дерева обретаются?

– Но если никто из ответственных официальных лиц с вами не связывается, как же тогда вы понимаете, что право вам вернули?

– Как понимаю-то? – хохотнул Денисов. – Ох, Евгений Юрьич, продемонстрировал бы я тебе отметку… Когда тебе вдруг плечо до кости белым огнем прожигает – трудно не заметить, что право вернулось! Ладно, раскалякались мы с тобой, что бабы в нашем магазине. Пора уже! А то возвертаться в потемках придется.

– Нет уж, погодите, Федор Кузьмич! – с жаром возразил Угорь, все еще пристыженный и оттого сердитый. – Пять минут погоды не сделают. Раз уж разговор зашел – хочу до конца все выяснить!

– Прям до конца? Ишь ты! Ну, давай выясняй.

– Отметка отметкой, а кто вам ложку принес?

– Ложку? – выпучил глаза Денисов, искренне не понимая, о чем идет речь.

– Ложку, ложку! Деревянную такую, с резной ручкой. Простите, я сейчас не самый приятный эпизод напомню, да деваться некуда. Вы ведь ложкой взмахнули, когда нападение Мельниковой почуяли! И с собой через все село пронесли, когда к дому Матрены спешили!

Несколько секунд Евгений думал, что участковый, вспомнив обстоятельства убийства Воропаевой, расстроится или, того хуже, разразится гневной отповедью. Федор Кузьмич же ни с того ни с сего вдруг надул щеки, словно пытался удержать что-то, готовое вырваться изо рта, но все-таки не справился и расхохотался в голос. По-настоящему так расхохотался, со всхлипами и слезами в уголках глаз.

– Ты уж извиняй, Евгений Юрьич! – отсмеявшись, обратился он к нахохлившемуся оперативнику. – Не обижайся на старика! Ить по сути-то ты все верно подметил! Энто надо же – ложка! – Денисов снова судорожно, в несколько заходов всхлипнул. – Нет, ты, конечно, молодец, что подметил и запомнил. Только выводы сделал не совсем правильные. Эх, р-руководитель, ежельше тебя энтот вопрос столько времени мучил – что ж ты ишшо год назад вопрос про «Светлый Клин» не задал? Постеснялся, что ли?

Угорь в ответ пробормотал что-то невразумительное и отвернулся – белая-белая целина за пределами машины. Правда, вблизи не такая чистая, как казалось издалека. С полутонами от неровностей рельефа и прочих теней.

– Артефакт – энто, получается, я сам. Знак на мне, право на мне, да и Сила для воздействия – тоже во мне копится. Трать ее не трать – а в нужный момент организм свое доберет, был бы Сумрак рядом. Деревянная тросточка, выструганная дудка, рыбацкая удочка из орешника… да любая щепка, с родной земли подобранная, любая деревяшка, на родной земле когда-то выросшая, в ладонях носителя становятся атрибутом «Светлого Клина». Ложка у меня в тот раз случайно в руке оказалась – вот и махнул ею! А мог бы и не махать. К примеру, стол, за каким мы тогда сидели, из кедра сделан, который в соседнем лесу вырос, – он бы тоже в качестве атрибута сгодился. Но Сила не в столе и не в штакетнике заключена, и уж тем более не в столовых принадлежностях. Тут она, Сила! – И участковый ударил себя в грудь могучим кулаком.

– Едрить твою редиску… – прошептал зачарованный дозорный.

* * *

Тусклое зимнее солнце падало за горизонт так стремительно, будто кто-то закрепил его на конце секундной стрелки. Мороз стоял совсем не такой трескучий, как в прошлом году в эту же пору, однако Угорь успел озябнуть, даже несмотря на терморегуляцию Иного. Ползать по пояс в снегу по груде сваленных как попало, насквозь, до металлической твердости промерзших бревен – занятие не самое приятное. После очередного захода он вернулся к «бобику». Денисов молча протянул ему кружку чая из термоса. Чай уже успел подостыть, но Евгений был рад и такому. Сделав внушительный глоток перенасыщенного сахаром напитка (знал старый маг, что придется в Сумрак лазить, а после восполнять потери!), оперативник с благодарностью кивнул Денисову и спросил:

– Слу-ууушайте, а вот когда вы с Ворожеем в общину проникли, вы через какой слой шли?

– А шут его знает, Евгений Юрьич! – призадумался милиционер. – Мне тогда не до счету было. Он меня за собой протащил, как нитку за иголкой, – все быстро, непонятно и боязно. – Потом он еще подумал и добавил: – Может, и через пятый даже.

– А меня на четвертый выкинуло, – сообщил Угорь. – Пытаюсь вспомнить, что я там видел. Точнее, видел-то я там бушующего Неваляшку и гнойник купола, жрущего и травящего все вокруг себя. Это были такие очевидные объекты, они так настырно притягивали взгляд, что ничего другого я, честно говоря, и не приметил. Но если Каскету по силам было такой купол создать, чтобы закрывал общину вплоть до четвертого слоя, то что ему мешало и Пляшущего шамана поглубже отправить? Или даже не самого Бохоли-Хару на третий-четвертый слой погрузить, а просто такую защиту соорудить, которая не позволяла бы до самой-самой глубины обнаружить подходы к нему. Верно я говорю? Маг третьего ранга вроде меня вряд ли сможет так глубоко заглянуть, а уж о том, чтобы снять заклятие, наложенное Высшим, и вовсе речи быть не может. Верно? Чтобы не отвлекаться на всякую мелочь, которая мимо шастает, Каскет использовал что-то такое, что и отследить, и обезвредить сможет только равный ему. Если сможет.

– И если успеет! Обычно Клокочущий аккурат в тот момент являлся, когда кто-то попытку делал, – подсказал Денисов и с сомнением покачал головой. – Вижу я, Евгений Юрьич, что ты уж нацелился на поход по нижним слоям. Хватит сил-то? Может, все-таки к кому-нибудь из Высших обратиться? Сибиряк – он же Светлый, в конце-то концов! Неужто не поможет несчастного вызволить?

– Угу. Особенно если он сам его туда и запихнул. Федор Кузьмич, вы сами мне все уши прожужжали, что у Высших Иных могут быть такие резоны, которые оправдывают их в любом случае, вне зависимости от того, Светлые они или Темные. Вот скажите мне, каким, по-вашему, был Дог?

Участковый пожал плечами.

– Вот именно! – выставил указательный палец оперативник. – Никто точно не знает. Поскольку величие Дога вне сомнений, можно предположить, что он мог взяться воспитывать и Темного, и Светлого – ему на самом-то деле без разницы было! И мы снова возвращаемся к началу: его сыном может быть каждый из наших старых знакомых. А то и совсем незнакомый персонаж. Пока не выманим его сюда – не поймем, кто это. А теперь еще и неясно, сможем ли выманить, если я ничего здесь не чувствую… Пока не чувствую. И значит, Федор Кузьмич, придется мне лезть вниз, в глубину.

* * *

Евгений не хотел отпускать от себя Федора Кузьмича. Мало ли? Подобная разобщенность может сыграть нехорошую шутку. Причем как в одну сторону, так и в другую. Денисова могли как-то нейтрализовать. Не обязательно убить – имелись и другие способы. Например, его могли вынудить раньше времени применить «Светлый Клин». Или обманом и шантажом увести в такую степь, из которой помощи от пожилого мага уже точно не дождешься. Ну а что? Пожалуй, тут достаточно намекнуть, что дочери и внуку грозит опасность – и все, сразу же понятно, где участковый проведет всю следующую ночь.

Впрочем, Евгений признавался сам себе, что и вторая сторона разобщенности не менее неприятна. Без Денисова он – всего лишь боевой маг третьего уровня Силы. Однажды Аесарон со товарищи уже продемонстрировал, как легко и, главное, легально избавиться от помехи в лице руководителя районного Ночного Дозора: достаточно придумать или припомнить некое нарушение – и вот он, повод для задержания! Пока то да се, пока разберутся, что повод липовый, – время уйдет, будет упущено. А Каскет, вполне возможно, уже наметил, куда и чем ударить. Воображение у него богатое, никакие аналитические выкладки и превентивные меры не помогут. Опять же – как знать? Может быть, Сибиряк, просмотрев линии вероятности, уже подписал один из трех приказов, подготовленных заранее, практически на все случаи жизни. Сегодня Угорь все еще начальник отделения, а завтра? Отпускник? Рядовой сотрудник североморского Дозора? Или вообще – свободный Иной, без полномочий и подстраховки, с лимитированным количеством воздействий и без служебных амулетов?

В общем, подчиняясь логике и целесообразности, следовало держаться вместе.

Однако у Федора Кузьмича была другая логика. А вернее – долг, связанный с местом работы. Когда участковый милиционер денно и нощно отсутствует на посту, и случиться в селе может разное, и начальство по головке не погладит, если какой-нибудь «доброжелатель» сообщит, куда следует, о регулярных прогулах представителя власти. Его, как когда-то и самого Евгения, подменить на службе было некому.

В общем, Денисов весьма настойчиво просил завезти его в Светлый Клин. Пока Угорь будет совершать вояж в Новосибирск, он, дескать, со всеми делами разберется. И куда, спрашивается, было деваться? Разумеется, он посреди ночи доставил милиционера домой, а сам поехал дальше в гордом одиночестве. Без поддержки и прикрытия.

Вторая бессонная ночь… Пары часов, что он покемарил по дороге в Загарино на заднем сиденье «бобика», даже Иному было мало. А между двумя этими ночами – крайне тяжелый день. И если от воспоминаний о том, что произошло между ним и Верой сутки назад, Евгения до сих пор накатом охватывала волна жара напополам со сладким ознобом, то воспоминания дня текущего трансформировались в гнетущие, пакостные образы. Вкупе с недосыпом эти муторные видения не прибавляли оперативнику ни сил, ни настроения.

Вот и сейчас: стоило вспомнить о погружении в Сумрак на возвышенности возле Загарино – его снова передернуло.

Первый слой, который наверняка проверили не раз и не два и до штурма общины, и после ее разгрома, в этом месте был тих, спокоен и пустынен. Как и положено первому слою в тех местах, где никто не живет, да и ездит нечасто. Та силища, что хлестала через край, наполняя магией исполинское жилище Хозяина и осушая Сумрак в окрестностях, не оставила никаких следов: Великий Потоп, устроенный Ворожеем, «ополоснул всю Землю», взболтал энергию всех слоев, выровняв между собой пространства, где ранее образовались избыток и недостаток Силы. И сейчас не было заметно никакой разницы между тем местом, где в сентябре проходило кольцо бессумеречной пустоши, и тем, где направленная Каскетом Сила бурлила, била фонтаном, расходовалась без оглядки и учета.

Так обстояли дела на первом слое. По предварительной оценке, то же было и на втором. И лишь переместившись туда, Угорь почувствовал слабую, еле уловимую вибрацию свинцового тумана. Если не знать, что искать, – и не обнаружишь, если не задаваться целью – и не поймешь.

Это в начальные посещения Сумрака любой Иной впитывает в себя новые ощущения и образы. Приглушенный низкий гул и ледяной ветер первого слоя, силуэты людей и контуры предметов, сквозь которые можно проходить. На втором – мертвый свет из-под облаков днем и три луны, три далеких, мутных, разноцветных пятна ночью. Багровое огненное облако на месте солнца, эта единственная цветная деталь на третьем слое… Поначалу все впечатляет и запоминается. Но чем дальше – тем меньше ты обращаешь внимания на антураж. Хотя, случается, даже бывалых и подготовленных сибирских магов пробирает дрожь при взгляде на Шаманское дерево, заметное на третьем слое отовсюду, откуда бы ты ни двигался, куда бы ни направлялся. Занятый своими делами – теми самыми, ради которых ты и шагнул вперед, в очередной раз подняв свою тень, – ты запросто можешь не заметить нюансов. Например, где-то есть синий мох, где-то нет – ни то, ни другое не является трагедией. А уж такая малость, как незаметная дрожь льнущего к поверхности тяжелого тумана, тебя станет интересовать в самую последнюю очередь. Особенно если ты и так с трудом добрался до второго слоя. Дрожит – и пусть себе дрожит! Главное, что не кусает и обратно не выдавливает.

Совсем другое дело, если ты ожидаешь встретить Пляшущего шамана, сотни лет бьющего колотушкой в бубен. Тут ты волей-неволей начнешь прислушиваться, приглядываться и выискивать те самые нюансы, на которые в другой ситуации попросту не обратил бы внимания. Тут тебе уже точно не покажется, что едва различимая вибрация – это продолжение шума «морского прибоя», который так завораживает новичков на первом слое.

Кто бы знал, как достал Евгения ритм во всех его проявлениях! Кто бы знал, как хотелось бы ему уехать туда, где нет ни тамтамов, ни барабанов, ни литавр, ни бубнов, ни кастаньет – туда, где вообще не знают, что можно поднять с земли деревяшку и начать выстукивать ею по пальме или валуну нечто упорядоченное! Но разве есть на Земле подобные места? Сентябрьские события вообще заставили его с подозрением относиться к любой звуковой вибрации, а последующее экспериментальное лечение чуть не привило отвращение к музыке в целом. Однако сейчас его пожеланий никто не спрашивал – Угорь сам влез в это дело.

Второй слой тянул силы, выкачивал их из тела вместе с теплом. Евгений нащупал третью сверху пуговицу посеревшего и будто отсыревшего в Сумраке пальто и переломил ее пальцами. Его окутал плотный кокон, не дающий внутренней энергии утекать так быстро и бессмысленно. Однако вместе с ощущением тепла и относительного покоя пришла и тишина – внутри кокона он перестал чувствовать вибрацию свинцовых облаков, поселившихся возле поверхности, прямо на нагромождении сухих извилистых лиан невероятной длины и мелких булыжников, в которые превратились рассыпавшиеся под ударами Ворожея кирпичи из фундамента терема. Чертыхнувшись, Угорь снял защитное заклинание, ставшее внезапной помехой.

Нужно было шагать еще глубже, лезть в ненасытную глотку Сумрака, истосковавшегося по таким вкусным гостям. Евгений бывал там – правда, считаное количество раз и не подолгу. Да чего уж? Он и на четвертом слое однажды побывал! Правда, не по своей воле, а как раз-таки по воле Сумрака. Или его порождения – Ворожея. И воспоминания о том, как он едва не растворился, едва не упокоился… ну, скажем так, не были любимыми воспоминаниями дозорного. Но одно дело, когда тебя ненароком зашвырнуло, а другое – когда тебе нужно самому туда попасть, предварительно штурмовав промежуточный Эверест – переход со второго слоя на третий.

Эту Джомолунгму Угорь все же покорил – правда, на четвереньках. Утвердился на коленях и только через минуту поверил в то, что глубинные течения уже не выдавят его обратно. Хотелось отдышаться, прийти в себя после столь трудного перемещения, но каждый лишний вдох здесь был эквивалентен лишнему глотку жизненной силы, которую с большим удовольствием потреблял Сумрак. Несвоевременные мысли, мол, надо было чаще практиковаться, Евгений постарался загнать подальше. И наконец осмотрелся.

Ему несказанно повезло: еще десяток шагов – и он оказался бы точнехонько в вертикальном потоке Силы. Здесь, на третьем слое, поток этот виделся бесцветным струящимся маревом – таким нежным, легким, таким безобидным. Но всего лишь беглого взгляда на следующий слой хватило, чтобы понять – здесь задействованы поистине чудовищные энергии. Неосторожное касание – и тебя разорвет в клочья. Не спеша перейти на четвертый, куда скорее всего придется вползать по-пластунски, дозорный поднялся на ноги и, пошатываясь, обошел поток. Струя, а точнее – столб, состоящий из множества переплетенных прозрачных струй, был диаметром с железнодорожную цистерну. Направление потока определить было невозможно: то ли из мира людей Сила текла на глубину, то ли, наоборот, с глубинных слоев наружу, то ли просто гуляла по кругу – зыбкое струящееся марево, казалось, не обладает вектором.

Вероятно, в реальности третьего слоя столб достигал небес с их облаками, набитыми сверкающими металлическими опилками. А то и протыкал их насквозь, устремляясь туда, куда ни один Иной еще не сумел ни подняться, ни заглянуть. Что же касается поверхности… Евгений поостерегся подходить к потоку Силы вплотную, но даже издалека сквозь марево угадывалось идеально круглое, ровное отверстие. Словно кто-то выкопал колодец и укрепил его стенки бетонными кольцами. В отверстие спускались лоснящиеся, будто лакированные, стебли или корни. Или наоборот – не спускались, а тянулись из недр наверх? Даже отсюда было понятно, что заглядывать внутрь – безумие, но подобраться поближе Угорь все-таки рискнул.

Шаг, всего-навсего один маленький шажочек – и плотная атмосфера будто стала еще плотнее. Еще шаг – и Евгений почувствовал, как невидимое нечто настойчиво его отпихивает. Не от колодца отпихивает, а прочь, прочь с этого слоя. «Ну уж дудки! – стиснул зубы оперативник. – Я не для того столько времени и сил потратил!» Он вынул из-за отворота невзрачного длиннополого камзола, в который теперь превратилось кашемировое пальто оттенка «кофе с молоком», гирлянду из четырех стеклянных флакончиков из-под йода. В каждом хранились законсервированные воспоминания – гневно-яростные, прекрасные, жуткие и чувственно-интимные. К счастью, не его воспоминания – со своими бы он, наверное, так просто не расстался. Да и не имел привычки консервировать на память какой-то яркий момент собственной жизни. Флакончики когда-то по отдельности хранились на складе служебных амулетов томского отдела, а соединить их в одну связку Угорь додумался сам. Как раз на такой случай. Больше года пролежали в арсенале районного отделения – и очередь наконец дошла и до них! Кинув гирлянду себе под ноги, он наступил на нее подошвой диковинного сапога со шпорой, вдавил каблуком в поверхность до хруста. Из-под ноги хлынула квинтэссенция чужих эмоций. Третий слой, привычный к тому, что такого рода пища попадает сюда либо непосредственно с носителем, либо просеянной сквозь сито двух верхних слоев, содрогнулся. Невиданная концентрация разноплановых чувств в одно время в одном месте! Это заставило Сумрак на время позабыть о вторжении Иного и заняться перевариванием более доступной и менее сопротивляющейся субстанции. То, что несколько секунд назад пыталось вытолкнуть, выдавить Евгения отсюда, отвлеклось, отступило, ослабило напряжение. И он умудрился сделать еще два шага. Теперь он стоял так, что марево, струящееся не то вверх, не то вниз, не то по кругу, буквально касалось его лица. Чуть ближе – и в лучшем случае сдерет кожу и оставит без носа. В худшем – примет гостя в водоворот, разорвет на мелкие кусочки и переработает материю в энергию. Страшно, да. Зато отсюда было видно отверстие в поверхности.

Круглая дыра напоминала темный зев бездонной вертикальной шахты, в которой не видно дальше вытянутой руки, сколько ни свети фонариком. Тем не менее верхнюю кромку оперативник рассмотрел примерно на полметра вглубь. Нет, не бетонные кольца уложены в качестве стен. И не такие уж они гладкие, как показалось сначала. Глаз выделял тысячи и тысячи однотипных щербинок в монолитной каменной породе, будто кто-то настойчиво ковырял, точил, обрабатывал ее ручным резаком. Несмотря на очевидную грубость мелких изъянов, сами стены вызывали ощущение сглаженных, оплавленных. Или отполированных. Кем отполированных, чем? Евгения бросило в жар, когда он сам себе ответил на этот вопрос.

Миллионами, миллиардами прикосновений притопывающих ног – вот чем! Шаман не был виден, но он точно был там, внизу, и скала за сотни лет успела стереться в месте его безумной пляски на много-много метров вглубь.

Со дна колодца глухо, как сквозь подушку, доносился рокот бубна.

* * *

Герыч ждал в условленном месте. По обычаю Темных, он до поры до времени сливался с густой черной тенью. Если бы не сумеречное зрение, которым Угорь беспокойно сканировал окрестности, он бы Герыча и не приметил. Не подав руки, не поприветствовав даже кивком, Темный маг протянул Евгению увесистый рюкзак и сердито спросил:

– Объяснишь?

Угорь закинул рюкзак за спину, подтянул лямки, поерзал, поежился, пристраивая его на плечах поудобнее, и только после этого ответил:

– А чего объяснять? Подробности тебе все равно ни к чему. А какую рыбку я ловлю – ты и сам, поди, догадываешься.

Герыч сплюнул в снег, с тоской посмотрел на небо и задумчиво, будто бы невзначай, притронулся к кожаному браслету наручных часов. Даже не входя в Сумрак, руководитель районного Ночного Дозора понимал, что ремешок заряжен Силой. То ли Герычу просто было спокойнее ощущать эту Силу, то ли он и впрямь решал, не стоит ли ею воспользоваться здесь и сейчас.

– Ты понимаешь, что с меня три шкуры спустят, если обнаружат пропажу? – с неожиданной злобой уточнил он.

«Ты злишься – потому что боишься, – стараясь не показать понимающей улыбки, подумал Угорь. – Не меня боишься. И не тех, кто может обвинить тебя в пособничестве. Ты боишься того, кто может сделать плохо всем нам. Потому и помогаешь».

Нет, разумеется, Евгений отдавал себе отчет: как бы оно ни выглядело со стороны, помощь Темных вызвана отнюдь не альтруизмом. И Аесарон, и Остыган, и Герыч – все они пленники страха, каждый из них эгоистично надеется на то, что удастся выгрести за счет другого. В данном случае – за счет Евгения. Раз он сам взялся за проблему – честь и хвала, а мы в сторонке постоим, понаблюдаем. Вдруг получится? Мешать, препятствовать – это же просто не выгодно! Хочет информацию – будет информация. Хочет сборник сказок – достанем. Хочет странную фиговину из загашников научного отдела – умыкнем. Каждый по-своему воспользовался случаем откупиться задешево и спихнуть решение общих неприятностей на плечи Светлого дозорного.

Впрочем, Герыч, судя по деталям поведения и разговоров в ИКЭМе, несколько выделялся из данной компании. Не просто же так он, единственный из подвергшихся воздействию каносуггестии Темных, вызвался добровольцем для болезненных процедур? Возможно, когда-то, будучи еще человеком, он был предрасположен к Свету. Но что-то заставило его при первом посещении Сумрака принять другую сторону. Несчастная любовь? Жестокая драка? Предательство друга? Смерть близкого человека?

Как же много в нашей жизни причин стать адептом Тьмы, хочешь ты того или не хочешь! И как мало шансов уберечь в себе то, что позволит, несмотря на подстерегающие на каждом шагу человеческие невзгоды и лишения, сохранить внутри Свет.

Герыч все еще ждал ответа. Какого? Разве бывают ответы на риторические вопросы? Или это еще одно из проявлений сущности Темных – загонять вопросом в тупик, ставить в неловкое положение, требовать неудобных и ненужных подтверждений? Или это снова все тот же страх, боязнь ответственности? Скажет Угорь «Понимаю!» – значит, и ответственность уже, считай, переложена. Скажет «Не понимаю!» – значит, нужно будет убедить, описать во всех красках и подробностях, какому риску подвергнуты все три шкуры Темного мага – те самые, которые непременно спустят, сдерут, если узнают о преступном содействии Ночному Дозору.

– Ты еще можешь передумать, – глядя Герычу в глаза, проговорил Угорь. – А еще лучше – кинжал мне в спину воткни, едва я отвернусь. Ты ведь, кажется, именно это пророчил для нашей встречи, помнишь? Своим соврешь, что застукал вора. Героем станешь. М-м?..

У Герыча едва дым из ноздрей не повалил – не легкий пар от дыхания, а настоящий, ядреный дым с запахом серы.

– Вали! – проскрежетал он.

Угорь развернулся и пошел в сторону машины. Правда, первые десять метров он всерьез ждал либо окрика, либо более активного действия со стороны своего знакомого. Затем улыбнулся и ускорил шаг.

Он заправил бак под завязку, да еще и две двадцатилитровые канистры наполнил про запас, чтобы уже не отвлекаться на поиск бензоколонок по дороге. Конечно, неплохо было бы еще и выспаться как следует, и хорошенько подкрепиться. Евгений улыбнулся, вспомнив, как накануне, вывалившись из Сумрака, он принялся на глазах у изумленного Денисова пихать в рот все подряд – соленое домашнее сало, шоколад, вяленую рыбу, карамельку с повидлом и политый подсолнечным маслом черный хлеб. Он жевал все это минут пять без остановки, а Федор Кузьмич только ухал и почесывал затылок, не забывая доливать в кружку совсем остывший сладкий чай. Восполнить растраченные силы в тот момент было крайне, просто жизненно необходимо. Никогда еще Евгений не проникал самостоятельно так глубоко, никогда не проводил там столько времени!

Пользуясь заминкой, вызванной расконсервацией человеческих эмоций, он все же поперся на четвертый слой. Ползком, рывком, толчками – всеми способами пытаясь впихнуть себя в собственную неподатливую тень, словно в игольное ушко, он добился буквально пятисекундного пребывания на абсолютно гладкой серой равнине под розовато-белым, цвета раздавленной в молоке брусники, небом. Здесь наличие «родных» красок можно было только угадать, здесь песчинки нехотя демонстрировали таящиеся в себе перламутровые искорки. Вот только времени на то, чтобы разглядывать песок, становящийся радужным лишь при долгом и пристальном внимании со стороны наблюдателя, не было. К тому же помимо «родных» красок слоя тут присутствовала как минимум одна чужеродная. Прозрачное марево, зависшее над колодцем, здесь, на четвертом слое, превратилось в столб фиолетово-черного пламени.

Это явление Угорь однажды уже наблюдал. Вот только по иронии судьбы связал его не с Пляшущим шаманом, о котором в ту пору и не слыхивал, а с более грандиозной и реальной причиной. В сентябре, спеша на выручку к Денисову, он стремглав мчался по этой бескрайней пустыне в сторону гнойного нарыва, в который на данном слое превратился магический купол. Фиолетово-черные языки огня облизывали многокилометровый гнойник и уносились ввысь. Ядовитое даже на вид пламя казалось неотъемлемой частью магического щита; отравленная, почерневшая почва вокруг купола лишь усиливала эту мнимую взаимосвязь. И он перепутал причину и следствие. Не фантастический фиолетовый огонь родился благодаря чарам, спрятавшим от посторонних глаз Загарино, – нет! Это община с ее грандиозным колпаком появилась, дабы замаскировать бьющий в небо фонтан колдовского пламени!

Да, тогда цельный поток разбился на составляющие, ему пришлось обтекать стенки купола. В результате Евгений увидел не акцентированный энергетический столб, а лишь отдельные эффектные сполохи. Вот и обманулся. И немудрено, поскольку именно на это и рассчитывал Хозяин, именно этого и добивался.

Но теперь рядом не было ни Неваляшки, ни Каскета, ни защитных сводов. Теперь потоку Силы ничего не мешало. Теперь Угорь находился так близко, что можно было разглядеть, как в переплетенных струях, вихрях и отблесках Тьмы купаются, крутятся и перемешиваются, словно горошины перца в кипящем бульоне, сияющие магические символы. От их мельтешения и от упадка сил подкатила дурнота. Евгений, который, не в состоянии подняться на ноги, так и лежал плашмя, придавленный Силой четвертого слоя, изогнулся – и его тут же вырвало выпитым чаем пополам с желчью. Желудочный сок и желчь, конечно, не кровь, но Сумрак заинтересовался и таким гостинцем. Воспользовавшись очередной заминкой, Светлый маг отполз на третий слой, затем на второй… На первом слое он даже умудрился привести себя в порядок и подпитаться Силой, поэтому в реальность вывалился более или менее в норме. Только жутко голодным.

Потом был длительный «разбор полетов» на пару с участковым оперуполномоченным. Дозорный не только скинул ему мыслеобраз потока с пляшущими внутри символами, но и аккуратно начертил в тетради каждый знак. Следовало расшифровать это странное плетение, понять, что чему соответствует и как друг с другом взаимодействует, описать и структурировать – и лишь потом решать, что делать дальше.

– Жаль, Матрены уже нет в живых, – раздумчиво сказал Федор Кузьмич, заглядывая в тетрадь.

Без упрека сказал, просто констатировал факт. Угорь и сам понимал, что расшифровка колдовских символов и знаков – это по части ведьм и шаманов. Да и то – не каждому по силам окажется. Ведунья Танечка со своим невысоким уровнем вряд ли разгадала бы суть заклятья над колодцем, даже если бы провела в архиве Дозора месяц-другой. Аналогично и ведьмак Харламов. Кто еще мог бы помочь? Остыган Сулемхай? Или его брат Амос Бочкин? Лиля? Химригон? Да где же их отыщешь-то сию минуту, особенно если действовать следует быстро?

В итоге Евгений начал помечать знакомые изображения. Глядишь, методом исключения удастся выяснить, что означают незнакомые. Федор Кузьмич из-за плеча дозорного наблюдал за карандашом и иногда одобрительно покрякивал. Правда, пару раз хмыкнул с явным сомнением, но пока Угорь был в своих знаниях уверен. Тем не менее получалась какая-то каша. В одной куче оказались Руна Мерлина, символ «скорбь Шааба», арабская вязь, обозначавшая одно из имен Пресветлого Фазуллаха, и многие-многие другие знаки, совершенно несовместимые, на взгляд Евгения. И дело даже не в том, что здесь были составные части Темных и Светлых заклятий – дозорный и сам неоднократно использовал «трофейные» Темные приспособления наряду со служебными амулетами Ночного Дозора. Дело в том, что невозможно в здравом уме соединить друг с другом жесточайшее самурайское «хиути-букуро» и милосердное «слезоточение младенца». Какое из них и каким образом должно дополнять и усиливать другое в подобной связке?

– Не ндравится мне энто, – пропыхтел над ухом Денисов. – Ну-ка… – Он протянул руку и пальцем указал на три разных знака. – Не кажется ли тебе, друг мой ситный, что они вапче тут случайно оказались?

– Думаю, что тут не может быть ничего случайного. Как вариант – Каскет хотел запутать тех, кто начнет расплетать заклятье, и добавил сюда несколько сбивающих с толку символов. Отвлекающий маневр, липовый шифр.

Участковый помолчал, задумчиво склоняя голову то к одному плечу, то к другому, примеряясь к каракулям Евгения так и эдак.

– Ну-ка, – снова сказал он, – подмогни-ка мне.

Угорь быстро сообразил, чего от него хочет опасающийся пользоваться Силой пожилой маг. Он провел ладонью над записями, и символы чуть припухли, обрели объем, словно миниатюрные барельефы на листочках в клетку. Теперь Денисов мог перемещать их по поверхности, чем, собственно, и занялся. В правый нижний угол, повинуясь движению указательного пальца Федора Кузьмича, отправились совсем непонятные значки. В левом верхнем он оставил штук пять-семь картинок, вверх и направо он сместил чуть больше дюжины, еще столько же перекочевало на середину тетрадного листа.

– Гляди! Нет ли у тебя ощущения, Евгений Юрьич, что вот энти символы залетели сюда из другого кино?

– То есть?

– «Черный дождь» и «хиути-букуро» – энто знаки боевых заклинаний Темных. «Копье Света» и Тройное Лезвие – знаки боевых заклинаний Светлых. Боевых, Евгений Юрьич! Драка здесь была, Евгений Юрьич, и драка знатная. Может, Черный шаман и сопротивлялся, когда его Клокочущий нагнал. Но не «копьем Света» же?! Думается мне, в его арсенале были куда более… аутентичные заклинания. Значит, кто-то другой сражался. А когда лес рубят – щепки летят. Вот и кажется мне, что энти символы – щепки. В водоворот Силы попали случайно и прямого отношения к Пляшущему не имеют. Мы их пока в сторонке оставим. Смотрим дальше. А дальше у нас – «Алавастр», «скорбь Шааба», Руна Мерлина, «печать забвения» и «Улуу тойон Отца Небо». Знаки подчинения и превосходства над поверженным врагом, охранные знаки. Заклинания для наших мест чуждые, импортные: из Европы, с Ближнего Востока и Тибета. Энти уже могут относиться непосредственно к заточению твоего Бохоли-Хары, поскольку мы догадываемся, что Клокочущий вволю попутешествовал, вдоволь всего увидел-узнал. Стало быть, мог научиться их применять. Ну и применил на обидчике. Согласен? А вот энта группа значков… Приглядись, Евгений Юрьич! Ничего не примечаешь?

Особняком Денисов оставил несколько примитивных картинок. Примитивных не потому, что Угорь был плохим художником, да еще и торопился нарисовать от руки. Отнюдь, изобразил он эти значки максимально точно – так, как сумел увидеть и запомнить, выделив из мешанины бурлящих в потоке Силы символов. Здесь был смешной человечек, похожий на скелет ящерки с круглой головой и торчащими в разные стороны волосами (на самом деле схематично изображенными мыслями, пронзающими мир), – так обычно на кетских костюмах и бубнах рисовали Первого Шамана Дога. Здесь было семь косых черточек одна под другой – так остяки обозначали семь небес, по которым ходил Дог, семь слоев Сумрака, доступных Великому. Здесь же были весьма условные изображения еккаденг, бокдэденг и колмасам.

– Это местные символы! – после небольшой паузы ответил Угорь.

– Верно мыслишь, р-руководитель! – усмехнулся Денисов. – Энто у нас уже пошла магия кетских шаманов. Теперь добавим сюда же вот энти остяцкие закорючки: знак рода, знаки орла и гагары, знак крови… Энто не та кровь, что ты подумал! Тут имеется в виду кровное родство. А вот энто – парный символ.

– Отец и сын! – выдохнул Евгений, не столько признав, сколько угадав значение. – «Опрокинувший отца…» Слу-ушайте, Федор Кузьмич, а как бы вы перевели на человеческий язык былинное слово «опрокинуть»? Ведь понятно же, что Клокочущий из бурятской сказки не с лавочки своего отца опрокинул, не лодку его перевернул, не с царства скинул! Я был уверен, что это – аналог слова «убил»!

– Может, и убил. – Участковый оперуполномоченный пожал плечами, стянутыми милицейским полушубком. – А может, и…

Угорь оглянулся на груду бревен и несколько минут просто смотрел на нее, не совершая никаких действий.

– Матрешка… – пробормотал он наконец и тут же продолжил с неуместно громкими, восторженными интонациями: – Это матрешка, Федор Кузьмич! Здесь одно прячет под собой другое, а другое скрывает третье! Община с магическим куполом была прикрытием для места наказания Бохоли-Хары, а сам Пляшущий шаман является ширмой для… – Тут он сам испугался своей догадки и последнее предположение высказал буквально шепотом: – …могилы Дога?

– Так, Евгений Юрьич, – зашевелился, засуетился милиционер, – во-первых, давай-ка мы в машину сядем да отъедем подальше отсель. А во-вторых, покумекаем по пути, погадаем, чем же могила может быть так опасна, что ее необходимо маскировать…

* * *

Покумекали они в тот вечер славно. Так славно, что сделали предположение, еще более пугающее обоих: чисто теоретически пляшущий Бохоли-Хара мог быть не просто прикрытием – он мог выполнять функцию пробки, которой заткнули некий канал. Знаки отца и сына, рода и крови могли означать только одно – связь между Догом и Каскетом существует и поныне. «Опрокинутый», то есть повергнутый отец, проваливаясь на глубинные слои Сумрака, мог напоследок сотворить заклятье – намеренно или рефлекторно. Так падающий в пропасть хватает и увлекает за собой того, кто его туда подтолкнул. Каскет нашел способ не рухнуть в бездну следом за отцом, но канал, видимо, оставался. Только ли сына тянул он вниз? Или эта же сумеречная веревка, протянутая сквозь все слои до реального мира, могла однажды вытянуть наверх Первого Шамана?

Вот тогда становились объяснимыми осколки Светлых и Темных заклятий, случайно вплетенные в колдовской узор фиолетово-черного пламени. Не Бохоли-Хара дрался с Клокочущим, не он сопротивлялся всеми способами, а сам Дог, Великий Светлый шаман Дог задолго до истории с Пляшущим шаманом сражался со своим Темным отпрыском!

Вот тогда несоразмерность провинности и наказания становилась ясна: Каскету был необходим любой повод, чтобы загнать подходящего кандидата в нужное место и заставить плясать в этом месте тысячу лет. В те времена – скала, в нынешние – возвышенность возле села Загарино. И пусть поклонники бурятских легенд ищут скалу на территории Бурятии! А на самом деле Бохоли-Хара здесь, среди лесов и болот древнего Самоедья, бьет колотушкой в бубен и притопывает, стирая ноги и камень. С единственной целью – замкнуть канал, связывающий преступника и жертву.

Вот тогда становились очевидными причины невероятных познаний Хозяина в области звука и ритма. Если перед тобой такой прекрасный образчик подавляющей мощи вибраций – ты рано или поздно сам попытаешься применить чужое умение на собственной практике.

Вот тогда становилась понятной мгновенная реакция Каскета на любую попытку спасти Пляшущего шамана! Что произойдет в случае освобождения бедолаги от наложенного заклятья? Провалится ли в тартарары Клокочущий? Или в реальный мир вернется бесследно сгинувший сотни лет назад Великий Дог?

– Ну что ж, Евгений Юрьич, ты нашел не только главный вопрос, но и ответ на него. А следом и прочие ответы пришли, верно?

Угорь мысленно загнул пальцы: «почему именно здесь?» – да, «для чего?» – да, «почему именно сейчас?» – нет. Непорядок. Дозорный вновь вернулся к вопросу, который на промежуточном этапе его расследования считался основным. Что мешало Хозяину основать общину сто-двести лет назад или сто-двести лет спустя? Что его так встревожило или даже напугало именно сейчас, в начале семидесятых годов двадцатого века? Стремительное техническое развитие человечества? Активность Дозоров в Сибири-матушке? Полеты в космос?

Или все проще, и его деяния никак не связаны с внешними факторами? Тогда что – энергия, ресурсы? Похоже, это самая реальная причина.

В месте гибели любого Высшего мага происходит выплеск Силы. Выплеск настолько мощный, что его можно наблюдать спустя годы и десятилетия. Затем локальная буря развеивается. Вероятно, Каскет нашел способ перенаправить энергию выплеска в полезное для себя русло: веками сохранять Пляшущего шамана дееспособным. Поначалу желающих освободить Бохоли-Хару было достаточно – сюда шли Высшие маги и шаманы, жаждущие бросить вызов Клокочущему. Каскет не просто избавлялся от претендентов – он еще и использовал каждый случай их гибели в качестве топлива для Бохоли-Хары. Как там говорилось в сказке? Выжал старика Моргона, словно мокрый халат, и бросил под ноги Пляшущему. Читай – залил полный бак бензина.

Со временем поток горе-освободителей иссяк, а подманивать других стало опасно: Иные уже не просто заключили между собой Великий Договор, не просто разделились на две структуры, осуществляющие контроль в крупных городах Европы и Азии, – Дозоры стали ощутимой, реальной силой, влияющей на события в мире. Томск, Новосибирск, Тюмень, Иркутск, а также множество совсем молодых сибирских городов обзавелись своими дозорными дружинами. Попробуй обидеть кого-нибудь из Иных – примчится целый отряд! Попробуй подманить поближе и уничтожить кого-нибудь из сильных магов нового мира – мигом сюда нагрянет не один мститель, а целый десяток подготовленных, вооруженных мощными служебными артефактами оперативников разных уровней. Что же остается в таком случае? Собрать собственную гвардию, способную защитить не только полководца, но и – самое главное! – место дислокации. Похоже, ради этого и была основана община. Мировое господство – это, конечно, лакомая цель. Но куда важнее самому остаться целым и невредимым, не провалиться в тартарары и не дать шанса отцу восстать из мертвых.

Евгений пересказал свои мысли Денисову. Тот пошевелил бровями, пожевал губы и резюмировал:

– Складно выходит. Конечно, все энто предположения, но… складно. Похоже на правду. И ведь как везет подлецу! Не успел он разойтись, как его прищучили, разгромили общину. Еще чуть-чуть – и остановится Пляшущий шаман. Вроде все, можно лапки кверху – и тут Ворожей Силу взболтал, торнадо свое устроил! Ежели и намечался дефицит магического топлива – он тут же и ликвидировался сам собой.

– Ненадолго, Федор Кузьмич, ненадолго! – возразил Угорь. – Ворожей невольно дал ему возможность передохнуть и оправиться. Придумать новый план. Подготовиться. Не сегодня-завтра где-нибудь задымится и рванет. А пока мы будем разбираться с последствиями, он… какую-нибудь альтернативную энергию изобретет! Или станет кидать в топку не одного Высшего раз в сто лет, а по десятку третьеуровневых в год!

– Но мы-то теперича знаем, где у него слабое место!

– Вот именно, дорогой мой Федор Кузьмич! – рассмеялся Евгений. – Знаем – и можем остановить его здесь и сейчас!

– Да не по силам энто нам с тобой, – покачал седой головой деревенский маг. – Нужно звать кого-нибудь на подмогу.

– По силам, Федор Кузьмич, в том-то и дело! Еще как по силам!

Они сидели в машине. Пока никуда не ехали, просто включили двигатель ради обогрева. Стемнело окончательно, и лишь где-то вдалеке виднелись огни Загарино. Мрачная заснеженная тайга нависала над пронзающей ее тоненькой ниточкой трассы. Река и пресловутая возвышенность совсем исчезли, слились с черным небом.

– Смотрите, Федор Кузьмич, – оживленно начал объяснять Угорь. – Тут вся операция – аккурат для моего третьего уровня!..

– Второго, – перебив дозорного, хмуро буркнул Денисов. – Ты вапче-то на четвертый слой смог пройти. Сам. Энто второй ранг, Евгений Юрьич. Пусть и с натяжкой.

Угорь посидел, осмысливая слова старшего товарища, затем тряхнул головой, отгоняя несвоевременные мысли:

– С этим потом разберемся. Будем считать, что ранг по-прежнему третий. Знаете, какую ошибку совершали Моргон и все остальные? Они действительно пытались вытащить оттуда Бохоли-Хару! Освободить его, понимаете? Ну, представьте себе пробку в винной бутылке, которая так глубоко вбита в горлышко, что край ее не достать, не подцепить обычным штопором! Понимаете? – Угорь вновь рассмеялся. – Попробуй исхитрись вытянуть ее оттуда, особенно когда от тебя только этого и ждут, караулят тебя! В этом-то случае – конечно, Высший уровень требуется, чтобы и заклятье распутывать, и атаке Каскета противостоять.

– А ты что предлагаешь? – совсем мрачно осведомился участковый, уже догадываясь, к чему клонит руководитель районного Ночного Дозора.

Угорь посерьезнел, сделал глубокий вдох.

– Не нужно тратить силы на то, чтобы вытащить пробку. Ее проще продавить внутрь бутылки. Тут подойдет обычный карандаш и легкий нажим.

– Тоись ты хочешь убить Бохоли-Хару.

Денисов не использовал вопросительную интонацию. Он не уточнял, не переспрашивал – он просто констатировал. И было в этой констатации что-то такое, что заставило Евгения на миг почувствовать себя совсем худо. Но он быстро собрался с духом.

– Я не ставлю перед собой такую задачу. Мне нужно всего лишь выбить пробку из канала. Возможно, Бохоли-Хара при этом не пострадает или пострадает незначительно. Мы не можем знать, в каком он сейчас состоянии. Мы не можем знать, что с ним произойдет, когда он окажется вне колодца и вне потока Силы. Но этого не могли знать и те, кто во главу угла ставил его освобождение. Спасти для того, чтобы он тут же сдох, как загнанная лошадь? Вряд ли кто-то из освободителей вообще об этом задумывался, так что… Намеренно я убивать не стану. Но если вдруг это произойдет…

– Понима-аааю, – с кривой ухмылкой, отвернувшись от оперативника, протянул участковый. – Меньшее из зол, цель оправдывает средства, всего лишь какой-то там Темный…

Лицо Евгения окаменело.

– Наверное, вы имеете полное право так думать, – медленно произнес он. – Возможно, именно так все это выглядит сейчас и будет выглядеть потом, после. Но… Вы не пробовали поставить себя на место Пляшущего? Не пробовали представить себе все эти сотни лет, проведенные в танце? Целые столетия заточения! И не просто заточения – изощренной пытки! – Денисов коротко взглянул на него и снова отвел глаза. – Я вот представил себя там, на дне колодца, вытоптанного моими ступнями в твердом камне… Без какой-либо надежды на избавление… Без веры в милосердие… В темноте и во Тьме… Один на один со своим сумасшествием, ибо невозможно остаться в здравом уме, если каждую секунду знаешь, что впереди тебя ждет еще один год, и еще, и еще… Сколько он уже пляшет? Лет шестьсот или около того? Ну, значит, осталось четыреста. Четыреста бесконечных, однообразно чудовищных лет!.. – Евгений сглотнул сухой шершавый комок и добавил практически шепотом: – Я бы в такой ситуации хотел только одного – умереть. Смерть – это тоже освобождение…

Повисла пауза, длинная и холодная, такая длинная и такая холодная, что Угорь, отчаявшись дождаться от пожилого милиционера хоть слова, хоть жеста, принялся просчитывать варианты. Сможет ли он справиться с этим делом без Денисова? Сможет ли уговорить кого-нибудь подстраховать в самый ответственный момент? Он так увлекся, перебирая всех подряд знакомых, что голос Федора Кузьмича заставил его вздрогнуть.

– Молодой, горячий, азартный… – с улыбкой протянул Светлый маг негромко. – Ну, валяй, посвящай меня в свой план.

* * *

Утро участкового оперуполномоченного Денисова начиналось с гимнастики. Правда, за двадцать пять лет службы комплекс упражнений серьезно подсократился, да и темп стал более щадящим. Умывание, бритье, плотный, из трех блюд, завтрак. Пятиминутный променад от дома до работы. Ровно в десять он отпирал дверь милицейского кабинета. Включал репродуктор и, внимательно слушая последние известия и «Пионерскую зорьку», подходил к окну, распахивал настежь и терпеливо ждал, пока помещение проветрится. Зимой обычно прихватывал в сенцах несколько поленьев и растапливал печку-голландку, и только после этого (в Москве – 7:20, в селе – начало одиннадцатого) отправлялся на обход.

Сегодняшнее утро мало чем отличалось от прочих. Поленья принялись охотно, зашипела, защелкала смола, потянуло дымком. Наполовину прикрыв верхнюю печную задвижку, чтобы не выпустить весь жар, Денисов запер кабинет и направился вдоль села.

По пути ему встретился председатель Семен Семенович, которому Федор Кузьмич со всей строгостью напомнил, что не следует выдавать премию трелевщикам и чокеровщикам под выходной. Перевыполнение плана – это, конечно, повод порадоваться и даже, может быть, слегка отметить это дело. Но выходной день расслабляет, можно увлечься и не заметить, как пропьешь все премиальные. Так что лучше всего приурочить выдачу премии к известной дате зарплаты – так и жены, и матери смогут проконтролировать самых неблагонадежных и самых молодых колхозных работничков.

Потом Федор Кузьмич шутливо погрозил пальцем Райке-продавщице, которая, обслужив утренних покупателей, уже вовсю пыхала сигаретным дымом возле форточки в подсобке сельпо.

Потом он вежливо поздоровался с заведующей клубом Зиной, которая как раз отпирала массивный замок, собираясь провести генеральную репетицию молодежного новогоднего концерта.

Потом весело отмахнулся от старика и старухи Агафоновых, попытавшихся втянуть его в свой очередной несерьезный скандал.

Потом постоял под окнами дома Павки Галагуры, послушал бесконечные барабанные дроби и, уважительно поджав губы, мотнул головой – ишь ты, как наяривает!

Мельком глянул на слепые окна опустевшего домика на самой окраине села. Группа зачистки Ночного Дозора справилась на отлично – никаких следов магии не оставила. Ничего из принадлежавшего Матрене Воропаевой. Ничего, что напоминало бы о прежней хозяйке аккуратной избушки.

Обратно он шел в обход, задами, вдоль реки, мимо фермы и рыбацких сараев. Полный порядок был и там, однако Федор Кузьмич то и дело останавливался, чтобы посмотреть то на недавно образовавшуюся искристую наледь, то на зацепившееся за верхушку могучего кедра солнышко, то на холмы за рекой, где отчаянно и радостно, тонкими комариными голосами переговаривались бензопилы передвижного лесопункта.

Хорошая была минутка, добрая, и отвлекаться от нее не хотелось, но участкового ждали другие дела в милицейском кабинете. Да и не только в нем.

Жена хлопотала на кухне. Федор Кузьмич заранее предупредил ее, что и к обеду нынче следует накрыть пораньше, и в дорогу ему собрать снеди побольше. В прошлый раз Евгений Юрьевич так лихо все умял, что Денисову весь обратный путь пришлось урчать животом с голодухи. Непорядок!

Он постоял подле Людмилы, наблюдая, как шустро двигаются ее умелые руки, как справно выходят кулечки и сверточки и как успевает она промежду прочим еще и помешивать густой картофельный суп. Людмила, не привыкшая к мужскому вниманию в кухонных делах, смущалась и, косясь на мужа, гнала его в горницу. А ему было так хорошо здесь, так тепло и уютно возле жены, что выходить с кухоньки он наотрез отказывался.

– К Новому году надо бы игрушку мальцу купить, – раздумчиво проговорил он.

Людмила помолчала, размышляя, затем с непременной для серьезных разговоров медлительностью ответила:

– Игрушку рано, он все равно акромя погремушек ничего не признает. Мож, одежку какую лучше?

– Одежку – энто взрослым. У Катюхи шуба-то ее цела ли? Которую мы на шестнадцатилетие покупали? Мож, Катюхе шубу новую, Николаю куртку хорошую вельветовую, а пацану все-таки игрушку? Большую, с овцу ростом, м-м? Я в городе видал. Все память будет. А из одежки вырастет – и нету памяти. Что скажешь, мать?

– Скажу, не слишком ли ты разошелся, отец? Шу-уубу, ку-ууртку… Себе-то сапоги хотел купить – что не покупашь? Али на себя уж и потратить жалко?

– Подождут мои сапоги, – смутился отчего-то Федор Кузьмич. – Не ко времени они чичас мне. А про все другое подумай. Деньги на книжке есть, да ты и сама, чай, знаешь. Что я тебе тут рапортую? В общем, поимей в виду. С Витькой председательским я договорюсь, чтобы отвез тебя в райцентр, а ты съезди, приценись, м-м?

– Хорошо, отец, как скажешь…

Обед был вкусным и сытным, и чаю Федор Кузьмич, как обычно, выпил не один стакан и даже не два. Людмила смотрела на него, и легкая тень пробегала по ее лицу – тревожно вдруг стало ей, неспокойно. Может, просто год выдался тяжелым? То одно, то другое, то третье – вот и утомился супруг?

Денисов, допив чай, украдкой выложил из кармана два ключа – от милицейского кабинета и от сейфа, где хранился казенный фотоаппарат и табельный пистолет, оставил ключи на печном приступке. Затем по-военному быстро собрался и вышел на крыльцо, сел на ступеньки. Людмила вышла следом. Поставила рядом авоську с термосом и собранной в дорогу едой, но уходить не стала, так и стояла рядышком до тех пор, пока не загудел мотор приближающегося «бобика». Федор Кузьмич поднялся, повернулся, пристально посмотрел на нее, озябшую и переживающую, тронул за плечо и молча кивнул на прощание. Хорошая жена. Все почувствовала, обо всем догадалась, а виду не подала, ни словечка не сказала. Хорошая жена Людмила. Настоящее сокровище.

* * *

– Энто что же? – удивлялся Денисов, разглядывая чемоданчик, подскакивающий на заднем сиденье. – Энто завтра любой сможет кнопку нажать и в Сумрак зайти?

– Нет, Федор Кузьмич, любой не сможет! – смеясь, ответил Угорь. – В научном отделе Дневного Дозора определили, что магии тут все-таки больше, чем техники-электроники. Переоценил товарищ Гранин значение законов фундаментальной физики при создании этого прибора. Людям он совсем не пригодится, а Иным проще тень своими силами поднимать, чтобы не таскать повсюду этот чемоданчик. Ну, разве что при обучении аппарат может пригодиться – демонстрировать новичкам разные особенности перехода в Сумрак.

Участковый помолчал, но затем все же уточнил:

– Какого-какого Дозора?

– Дневного. Новосибирского. Не удивляйтесь. Очередной виток сотрудничества.

– Прям сотрудничества? Ишь ты! Что же – и Сибиряк знает, у кого ты энту ерундистику позаимствовал?

Евгений нахмурился. Ох, и неприятный разговор с начальством ему предстоит после возвращения! Если, конечно, Сибиряк не окажется тем самым…

– Уйду я из Дозора, Федор Кузьмич, – твердо выговорил он, глядя на дорогу перед собой. – Похоже, это уже окончательно.

– Тоже виток?

– Тоже, Федор Кузьмич, тоже. Между прочим, ничего забавного! Вы бы знали, какое у меня отношение к каждому такому этапу… Я ведь постоянно ищу взаимосвязь между этими этапами и «каждым разом». Постоянно ищу зависимость: вдруг вот сейчас я дорасту до уверенного третьего уровня – и шарахнет? Вдруг поступлю на работу в Дозор – и грянет? Вдруг что-то совершу – и общий привет? Вдруг научусь чему-то такому или что-то такое узнаю, что спровоцирует… Все мне кажется, что обнуление меня как личности не просто так происходит. Может, и зря кажется… А может, и не зря. Вы правы были, когда про неприятие полутонов мне сказали. Полутона – это неопределенность. Когда ты что-то осознал четко и ясно – это этап. Когда ты мучишься в сомнениях… есть в этом какая-то незавершенность.

– А чичас-то ты в сомнениях или наоборот?

Угорь сжал зубы, вздулись на скулах желваки. Да и костяшки пальцев, стиснутых на руле, побелели.

– Федор Кузьмич, именно из-за сомнений я и хочу покинуть Ночной Дозор. Я не в нем сомневаюсь, нет! Я в себе не уверен. Раньше – да, раньше я всегда знал, что правильно. Что угодно, а что противно делу Света. Да вы и сами были этому свидетелем! – Он криво усмехнулся. – Теперь я по-старому не могу, а по-новому не хочу.

Денисов кивнул, принимая сказанное.

– А уйдешь – и куда дальше?

– Не знаю. – Он наконец расслабил пальцы, даже побарабанил ими по оплетке руля. – К вам перееду, в Светлый Клин! – Евгений улыбнулся и внимательно посмотрел на сидящего справа милиционера. – Примете? Буду работать в колхозе, лес валить, к примеру. Или лекции в клубе читать про местный фольклор и старинные легенды. О-о, я теперь столько всего про это знаю! Целый год могу вещать без перерыва, как Телеграфное агентство Советского Союза! А, что скажете? Со временем выделят мне дом от колхоза, а пока я могу и… например, в доме Воропаевой пожить. А?

Участковый покачал головой: «О-хо-хонюшки… Видать, осознал ты кой-чего, Евгений Юрьич, кой-чего понял, раз не в большой город переехать стремишься, а в нашей глуши деревенской свои сомнения излечить хочешь…»

Вслух же он сказал совсем другое:

– Ладно, р-руководитель, об энтом после. Ты мне лучше объясни, как мы энту штуковину использовать будем?

* * *

План был прост и, наверное, именно поэтому казался хорошим. Да, строился он отчасти на интуиции дозорного и на неподтвержденных предположениях; имелось несколько белых пятен, которые пришлось либо игнорировать совсем, либо ставить себе в уме галку – «с этим придется разбираться по ходу». Например, пока невозможно было сказать наверняка, имеет ли энергетический канал двустороннюю активность. Да, Дог и его сын связаны – это несомненно. Но что собой сейчас представляет сгинувший Великий? Развеянную на глубине ауру? Или, может, он теперь – одна из Теней усопших, что ютятся на ветвях Шаманского дерева практически неразличимыми облачками и изредка помогают тем, кто к ним взывает? Или он там, на глубине, находится в коконе, в магическом саркофаге, в анабиозе, в летаргическом сне, в скованном или бессознательном состоянии, и разблокирование канала приведет в действие некий механизм восстановления, и Дог «воскреснет» в реальности?

– Афера, Евгений Юрьич, натуральная афера! – тянул Денисов. – И я, пожилой человек, потакаю такому аферисту, как ты! Вот восстанет он из мертвых – что делать будем?

– Восстанет Великий Светлый – что в этом плохого?

– Энто ж баланс изначальных Сил нарушится!

– Баланс в этих краях был, когда с одной стороны Дог, а с другой – его Темный отпрыск. Вы вспомните, сколько сейчас в округе сильных Темных магов и шаманов! Даже несмотря на то, скольких сам Каскет уничтожил, оберегая родительскую могилу! Вспомнили? А теперь назовите хоть одного местного по-настоящему сильного Светлого! Да и потом… Вы же понимаете, ради чего я все это затеял. Я не пытаюсь возродить Дога. Я пытаюсь одолеть врага, который представляет угрозу здесь и сейчас. И что же? Не уничтожать его из-за проблем взаимоотношений Дозоров? Терпеть из страха, что тебе предъявят претензию товарищи начальники, из страха, что придется отвечать перед Трибуналом? Пусть сейчас все плохо, лишь бы не стало хуже?

Денисов разводил руками, сокрушенно качал головой, но не знал, что тут можно возразить и как вообще следует поступить в этой ситуации. Он и так уже сделал все, что мог.

Вернее, не все – ему еще предстояло страховать Евгения, когда он полезет в самое пекло. Очевидно, что в ответ на рисковое и наглое посягательство должен объявиться Каскет. Если это произойдет, Угорь должен будет выбить пробку – Пляшущего шамана. Канал откроется, и Хозяина засосет на глубину, куда сотни лет назад был «опрокинут» его собственный отец. Все просто.

За исключением одного момента: Каскет может явиться не в Сумраке, а на реальном слое. Утянет ли его сумеречный поток в этом случае? Неизвестно. Значит, нужно устроить так, чтобы Хозяин непременно оказался хотя бы на первом слое. Но как заставить сделать то, чего не хочет Иной? Насильно ему тень не поднимешь!

Вернее, это раньше было невыполнимым занятием – собственноручно поднять чужую тень. А теперь в арсенале Иных имелся чемоданчик Гранина.

* * *

После утреннего звонка Федора Кузьмича из милицейского кабинета в Светлом Клине Сибиряк раздумывал недолго. Собственно, сейчас постепенно вырисовывался один из тех ста двадцати восьми вариантов, которые он скрупулезно просчитывал всю последнюю неделю. Накануне линии вероятностей сместились и видоизменились – некоторые укоротились, некоторые вытянулись, какие-то исчезли вовсе, а какие-то только-только наметились. Теперь Сибиряк понимал, с чем это связано. Неугомонный сотрудник, чересчур склонный в последнее время к самостоятельным действиям, снова полез туда, куда его не просили. Но данное поползновение неожиданно принесло потрясающие результаты! Евгений Угорь, Иной, боевой маг третьего уровня, обнаружил то, что не удавалось найти с тех пор, как Сибиряк впервые услышал о Доге и Каскете.

Руководитель Ночного Дозора Томской области выудил из воздуха три самых обыкновенных бумажных листа, внимательно просмотрел каждый из них, два лишних развеял, а на третьем сама собой появилась светящаяся подпись Сибиряка.

Затем он направил в бюро Инквизиции весьма объемный запрос. Тут имелась характеристика бывшего сотрудника со всеми известными нюансами его необычной жизни и службы в Дозоре в последние шесть лет. Далее шло описание текущей ситуации – как представлял ее сам Сибиряк. В завершение он просил рекомендаций относительно дальнейших действий областного отдела Ночного Дозора.

Копия сумеречного послания была отправлена в Москву, лично Пресветлому Гесеру с пометкой «Срочно! Важно!».

Руководитель трех областных отделов Дневного Дозора Аесарон после утреннего звонка Федора Денисова, носителя артефакта «Светлый Клин» из одноименного села в небольшом райончике Томской области, занялся составлением аналогичного запроса. Тут, правда, не было никаких характеристик, только описание текущей ситуации – как представлял ее себе глава Темных. Ему пришлось обойти вниманием тот унизительный факт, что в свое время ему, Высшему магу, не удалось отыскать на территории Бурятии то, что обнаружил вездесущий Угорь. И не где-нибудь обнаружил, а прямо под носом!

В конце послания Аесарон просил разъяснений и рекомендаций по поводу того, что следует предпринять Дневному Дозору области и лично его руководителю.

Сумеречная копия была отправлена по прямому каналу лично Завулону.

Оба руководителя, каждый в своем кабинете, отгородились от других насущных дел. Они ждали ответа. Сибиряк то и дело поправлял сползающие на кончик носа очки и лихорадочно шарил по карманам. Аесарон сгрыз ногти до мяса, наблюдая за хронометром с четырьмя циферблатами, который отсчитывал один и тот же временной отрезок, но не только в реальности, а еще и на трех слоях Сумрака.

Ответ задерживался.

* * *

Угорь поискал глазами подходящее место, а затем просто воткнул в снег обледеневшую деревяшку.

– Энто что такое? – осведомился Денисов, перетаптывающийся с ноги на ногу – не столько от холода, сколько из-за мандража.

– «Лебедка», Федор Кузьмич. Нехитрое заклинание. В случае чего – меня оттуда выдернет сюда, прямо к этому колышку.

– Ну-ну…

– Федор Кузьмич, вы, главное, не нервничайте! Вам, надеюсь, делать ничего и не придется. Моих сил должно хватить на все. Вы – моя группа прикрытия. Ну и козырь на какой-нибудь непредвиденный случай. Если вдруг увидите, что творится нечто незапланированное, вы знаете, как поступить. Ведь знаете? – вдруг нахмурился Угорь.

Денисов развел руками.

– Ты ить помнишь, Евгений Юрьич: «Светлый Клин» – энто оборонительное оружие. Защитить тебя, в случае чего, постараюсь. А вот проделать с тобою то же, что ты задумал проделать с Пляшущим… Ежели такая ситуевина возникнет – никаких гарантий нет, что артефакт сработает. Не смогу я тебя «опрокинуть», даже ежели энто станет единственным способом закончить… запланированное и незапланированное.

– И не надо! – бодро отозвался Угорь. – До этого не дойдет, я уверен. А если вдруг вам покажется, что доходит, – так не сомневайтесь. Используйте воздействие первого уровня. Пусть без гарантий. Лучше сделать попытку, чем потом сожалеть о том, что даже не попытался сделать, верно?

И он подмигнул пожилому милиционеру. Затем проверил амулеты, лежащие в карманах и закрепленные на одежде. Проверил заклинания, подвешенные на язык и руки. Воткнул в ухо каучуковую затычку-берушу и прокомментировал:

– Через эту штуку, надеюсь, я буду вас слышать не только с первого слоя. Любое изменение в реальном мире – кричите.

Участковый уныло кивнул. Не так он представлял себе происходящее. Вернее, никак не представлял, просто надеялся, что… Впрочем, на что конкретно он надеялся, Денисов тоже не знал. Не на «Светлый Клин» – уж точно.

Кстати, это тоже было проблемой. Когда Федор Кузьмич в последний раз пытался задействовать артефакт, у него ничего не вышло. Возможно, причина крылась в том, что Матрена Воропаева была ведьмой. Никто никогда не говорил Денисову, что не получится спасти Темного Иного при помощи Светлого заклинания первого уровня. Для участкового это само собой разумелось, но вдруг он ошибался? Однако сам он грешил не на ограничения, связанные с правомочностью использования «Светлого Клина» по отношению к людям или Иным разных оттенков, а на собственную неповоротливость. Последствия каносуггестии – или, проще говоря, звуковой контузии – не позволяли ему постоянно сканировать пространство. Вот и не обнаружил он вовремя Анну Мельникову, не распознал ее намерений за миг до того, как она нанесла смертельный удар Матрене. Контузия никуда не делась, тем не менее придется как минимум смотреть сквозь Сумрак – и терпеть. Дрожь в руках терпеть, тошноту, нервный тик и кенгуриную лапку. Как долго он выдержит? Как скоро свалится в снег у подножия горы стройматериалов? Как управится дозорный без его опеки и помощи?

Угорь взял в левую руку чемоданчик, правую протянул Денисову для рукопожатия и тепло улыбнулся:

– С Богом, Федор Кузьмич?

– С Богом, Евгений Юрьич!

Оперативник тут же исчез – перешел на первый слой. «О-хо-хонюшки…» – вздохнул Денисов и приготовился ждать.

Сам Евгений при первом же соприкосновении с Сумраком почувствовал… не дискомфорт, нет. Но какое-то изменение точно было. Потратив несколько мгновений на изучение себя самого, он наконец обнаружил причину – и беззлобно ощерился. Следовало догадаться! Яркая эмблема, печать на ауре, метка, идентифицирующая его как действующего сотрудника Ночного Дозора, исчезла. Сибиряк подписал приказ. Открестился окончательно и бесповоротно? Или полностью развязал Евгению руки? Поди пойми этих Высших…

Не задерживаясь более на первом слое, он шагнул глубже. Вот она, дрожь свинцовых облаков! Вот он, ритм, выбиваемый Пляшущим шаманом. Никуда не делся.

Уже с трудом, но все так же не мешкая, Угорь поднял тень, дающую доступ на третий слой. Достаточно ли этого? Сможет ли он уже отсюда приступить к воплощению задуманного? Не придется ли лезть еще глубже?

Зыбкое марево кружилось над отверстием в поверхности. Он заглянул на четвертый слой – плескался под ногами серый песок с таящимися внутри каждой песчинки искорками, хаотично метались в фиолетово-черном столбе пламени яркие символы. Надо удостовериться еще раз – ничего ли он не упустил из виду, верно ли запомнил и истолковал символы? Ведь если он ошибся, если они вдвоем с Денисовым неправильно расшифровали заклятье, если пришли к искаженным от недостатка опыта и изначальной информации выводам… Последствия могут быть непредсказуемыми.

Неожиданно в полном безмолвии густого третьего слоя раздался басовитый монотонный гул. Евгений огляделся, но источник гула был явно ближе. Внутри. В голове. Точнее, в ухе.

«Леееееетииииитоооооореоооооолееееетииитооореооо…» – басом гудело в затычке-беруше. Звук длился и длился, не собираясь заканчиваться. Возможно, Денисов говорил что-то еще, но разобрать в монотонном гудении Угорь смог только это. Летит орел. Прекрасно. Значит, в этом они не просчитались.

Евгений пошевелил пальцами правой руки, зачерпнул горсть свинцового тумана и, шипя, сжал зубы. Кто бы знал, что при взаимодействии с чарами эти низкие, клубящиеся возле поверхности облака начинают обжигать, будто кислота? Сила из ладони вошла, перекочевала в подрагивающий в горсти дымный «снежок» – внутри протянулись извилистые светящиеся линии, сверкнули бесцветные звездочки. А потом туманный сгусток начал сам собой расти, прибывать, словно мыльная пена, взбиваемая в стаканчике для бритья. Когда объем его достиг размеров футбольного мяча, Угорь бережно «перелил» искрящуюся субстанцию на границу, образованную зыбким маревом. Заряженный кусочек облака продолжал расти, расширяться и постепенно растекаться по поверхности марева, словно по стеклу. Убедившись, что сплетенные чары включились в водоворот Силы, хлещущей то ли из мира людей на глубинные слои, то ли из глубины в реальность, то ли просто гуляющей по кругу, Евгений отступил на второй слой. Начало положено. Все остальное он сможет сделать и отсюда, не тратя энергию на сопротивление голодному Сумраку третьего слоя.

Возле того места, где располагался невидимый и неощутимый фиолетово-черный поток, он оставил две невзрачные побрякушки, вынутые из кармана. Одна должна была сработать как детонатор, вторая – проламывая границы ближайших слоев, направить энергию удара на дно колодца. Никакого адского пламени и ядерной реакции – это будет удар чистой Силой. Пресс, усиленный заряженными амулетами. Ведь у него нет задачи убить несчастного Бохоли-Хару? Нет. Он должен всего лишь выбить пробку, протолкнуть ее вглубь.

Теперь можно было возвращаться еще ближе к реальному миру.

Первый слой, как всегда, встречал порывами ледяного ветра, но после свинцового тумана и ненасытного Сумрака третьего слоя даже ураган показался бы легким сквознячком. Евгений выдохнул. Ну? И где же злодей?

Вглядевшись в реальность, он приметил размытую тень Федора Кузьмича. Одного. Где обещанный орел? Почему Хозяин медлит?

Только совсем выйдя из Сумрака, Угорь его увидел. Он находился с противоположной стороны возвышенности – так, будто не хотел, чтобы участковый Денисов его заметил. Евгений никак не мог рассмотреть издалека, кто это. Потом сообразил – фигура выглядит настолько неопределенной по одной причине: она постоянно меняется. Дозорный (вернее, уже бывший дозорный) силился распознать все образы, и ему даже казалось, что некоторые он узнает. Вот, кажется, Темный маг, которого они с Денисовым встретили год назад на аэровокзале в райцентре, когда пытались догнать Анюту Мельникову. А вот медсестра Наташа, заполнявшая карточку в ИКЭМе. А вот еще кто-то смутно знакомый, в шаманском облачении, а вот самый обычный остяк, каких Угорь встречал в районе сотнями, – может, грибник, может, рыбак. Наконец фигура определилась и оформилась.

Солнце светило ему в спину, и золотые нити, вплетенные в узор черного шелкового халата, мерцающим в закатных лучах контуром обрисовывали его силуэт. Полы халата трепетали в ногах, поднимая поземку и изредка взмывая до пояса; длинные волосы разметались. Тонкие губы сложились в улыбку, глаза-щелочки смотрели внимательно и холодно. Незнакомец. Угорь выдохнул. Хорошо, что не Сибиряк. Хорошо, что не Лиля и никто из добрых знакомых.

Теперь оставалось самое простое, но действовать следовало быстро. Одно движение – и сработает детонатор. Другое – и начнут проламываться слои. Третье – и столетиями натягиваемый канат освободится от препятствия в виде Пляшущего шамана. Намеренно, рефлекторно или вынужденно, но Каскет обязательно сделает движение вперед. Не может не сделать! И к этому времени его тень уже должна быть поднята, поскольку включится прибор Гранина.

* * *

Федор Кузьмич, понявший, что Евгений Юрьевич не просто так застыл на заснеженной верхушке горы из кирпича и строевого леса, не просто так уставился в направлении садящегося солнца, пробежался по целине, высоко задирая колени. Сместившись в сторону, он теперь и сам увидел Хозяина общины, Каскета, сына Первого Шамана Дога. Завороженный, он, как и Угорь, пытался рассмотреть того, кто доставил столько бед. Это благодаря ему руководители Дозоров начали долгую многоходовую операцию, в ходе которой Кольку Крюкова, нынешнего зятя Денисова, превратили в Темного. Это из-за него был украден из родного дома Данилка. Это из-за него, из-за его действий едва не погибли и едва не сошли с ума сотни Иных, собравшихся около Загарино. Скольких он убил? Скольких извел? Сколько мучений принес в этот мир, начав с того, что погубил собственного отца?

Неужели сейчас все кончится?

Федор Кузьмич сконцентрировался, знак на его плече ответил легким шевелением Силы. Если что – он готов.

Как часто дурацкие, несвоевременные мысли лезут в голову в неподходящий момент! И как часто те же мысли меняют все очевидное, ставят с ног на голову. Денисов вспомнил про колышек, воткнутый Евгением в снег, и обернулся всего лишь для того, чтобы убедиться, на месте ли он, не свалило ли его ветром.

Мгновение они смотрели друг на друга, мгновение буравили взглядами.

– Драствуйтя! – вежливо сказал престарелый мужчина в скромной кепочке, похожий на охотника-селькупа Кульманакова из деревни Кедровка. – Бывайтя здоровехоньки, Светлый Клин!

Денисов моментально осознал, куда и с какой целью шагает Химригон. Колышек! Сейчас Угорь задействует весь свой арсенал – и его засосет в колодец вместе с тем, кто стоит там, на той стороне возвышенности! С липовым Каскетом. С идеальной копией, куклой. «Лебедка» не сработает, если древний шаман, настоящий, взаправдашний сын Дога, доберется до колышка раньше!

– Кнопку, Евгений Юрьич, жми кнопку! – заорал Федор Кузьмич, рванувшись наперерез Химригону.

Угорь был боевым магом, он умел мгновенно реагировать на приказы старших. Пусть даже Денисов номинально не мог считаться старшим. Пусть даже приказ был отдан так истошно.

Объемные тени одновременно взметнулись из-под ног Химригона и Федора Кузьмича.

Инстинктивно провалившись в Сумрак, Евгений произвел весь необходимый каскад движений и жестов. Оглушительно рявкнуло и проявилось на первом слое бушующее фиолетово-черное пламя. Во внезапно почерневшем небе зажглись на секунду три разноцветные луны, но их тут же заслонили набитые стальными опилками глицериновые облака. Из-под земли на миг вынесло странное высушенное существо в истлевших лохмотьях, с остановившимся взглядом и непрерывно шевелящимися конечностями, с бубном и колотушкой в мертвых руках, вынесло – и тут же впечатало обратно. Длинноволосый незнакомец в черном с золотом халате переломился пополам, попытался обратиться орлом – но его уже влекло, неудержимо тащило в невидимую, но абсолютно реальную пропасть. Такую глубокую, что и не снилось никому, кроме, может быть, Дога. Угорь и сам почувствовал, как его затягивает в поток Силы, но тут же сработала «лебедка» – и его рвануло в другую сторону, в безопасную снежную целину реального мира.

На какую-то долю секунды взгляд его, стремглав несущегося вниз по склону, ухватил странную пару, сцепившуюся в смертельных объятиях, которую волокло по камням и бревнам в противоход Евгению, от подножия наверх. Показалось, или там действительно мелькнул белый милицейский полушубок с планочками под погоны?

Вскочив на ноги и отшвырнув уже не нужный чемоданчик, он снова ринулся в Сумрак. Невесть откуда взявшийся Химригон изо всех сил цеплялся за первый слой, схватившись за вросший в землю валун. Ноги его при этом болтались в воздухе параллельно земле – их тянула к себе фиолетово-черная энергия потока, который из столба вдруг превратился в гигантскую воронку смерча. Высота воронки стремительно снижалась, она будто уходила в землю, ввинчивалась, стремясь напоследок вобрать в себя как можно больше. На плечах Химригона висел Федор Кузьмич. Он сосредоточенно, совершенно по-человечески, без помощи магии, по одному разжимал Высшему шаману пальцы, которыми тот вцепился в валун. Угорь не успел ни предпринять что-либо, ни вскрикнуть. А Денисов был так занят, что даже не взглянул в его сторону. Вспышка – и воронка схлопнулась. Все исчезло.

Евгений, вышвырнутый в реальный мир ударной волной, вскочил на ноги, осмотрелся – никого! Рывком поднятая тень в который раз за день впустила его в сумеречный мир – никого! Второй слой – пусто! На третий слой Угорь ворвался с воем отчаяния, которого не замечал и который вряд ли смог бы унять, даже если бы и заметил.

Ни следа фиолетово-черного канала. Ни следа протоптанного в скале колодца. Ни следа участкового Федора Кузьмича.

Еще долго, практически до полной потери сознания, он ждал, что сейчас поверхность разойдется, и глубинные слои выпустят то лишнее, что прихватили по ошибке. А может, в мир явится воскресший Дог, умеющий путешествовать по всем слоям, вплоть до седьмого неба. И он, конечно же, не откажется сходить туда за Светлым магом Денисовым…

Потом он выполз в реальность.

«Кавалерия» уже была на месте. Кто бы сомневался! «Расчетливо и своевременно», как говорил когда-то Федор Кузьмич. Сибиряк подслеповато щурился, глядя на верхушку возвышенности. Аесарон стоял с непокрытой головой, теребя в руках каракулевую шапку-«пирожок». Здесь же был кто-то в сером балахоне. Инквизитор, что ли?

Начисто лишенный сил что-либо говорить и делать, Угорь поднялся на ноги и пошел прочь. Буквально двух шагов не доходя до «бобика», он вдруг схватился за плечо, заорал от боли и упал на колени. Белый огонь прожигал кожу и плоть до самых костей. Федор Кузьмич и здесь был прав. Когда тебе вручают столь ценный артефакт – этого трудно не заметить.

Внимательно посмотрев на корчащегося Евгения, Сибиряк едва заметно кивнул своим мыслям и покопался в кармане.