Когда Стенли Шнайдер, стараясь не разбудить жену, осторожно соскользнул с постели, часы в соседней комнате пробили восемь раз.

«Как бы не опоздать», — подумал он, делая легкую пробежку к бассейну, расположенному на первом этаже. Он проспал лишних минут двадцать, но не отменять же из-за этого плавание в бассейне. Стенли вбежал на площадку, возвышающуюся над голубовато-зеленой прозрачной гладью и, набрав в легкие воздух, нырнул в воду. Он проделывал это много раз и всегда старался запомнить ощущение прыжка. Тогда тело невесомо, легко парит над водой, и душа наполняется радостью и блаженством. Чувства эти он хотел зафиксировать, чтобы потом вспоминать и вновь испытывать их. Все, однако, было напрасно: ощущения эти угасали и забывались, едва он выходил из бассейна.

Через сорок минут, когда он, хорошо выбритый, одетый в прекрасно сидящий костюм, подъезжал к своему офису, Мэри только проснулась. Она с трудом поднялась. Голова сильно кружилась. Раздвинув тяжелые бархатные шторы, она распахнула окно. Шелест ветра, запутавшегося в кронах деревьев, и запах апельсинов всегда успокаивали ее. Вот и теперь сильная головная боль, кажется, начала отступать. Мэри подошла к огромному трюмо, стоящему у стены.

«Боже, на кого я похожа? Совсем старуха, — подумала она. — Раньше таких морщин не было, да и мешки под глазами… Вообще, что происходит? Эта вялость, чувство тревоги, бессонница. Надо показаться доктору Коэну». От этой мысли ей опять стало нехорошо. Волокита с анализами… Цепкий взгляд еще не старого врача. И подозрение, что тот ей все врет: не хочет ей говорить, что у нее неизлечимая болезнь, может, даже рак. «Не щадите меня, сеньор Коэн, скажите правду», — скажет она.

Эти мысли были прерваны громкими звуками. Она вновь выглянула в окно. Садовник включил газонокосилку и подстригал траву.

— Доброе утро, сеньора, — старик снял шляпу и чуть поклонился.

— Доброе утро, Гонсалес. Как здоровье? — поздоровалась Мэри.

— Какое может быть здоровье в мои годы? То там болит, то сям… — он досадно махнул рукой.

— Гонсалес, вам не кажется, что те розы несколько увяли? — она указала на грядку, где пламенели огромные розы.

— Где, где? А, вот… — старик заспешил к грядке, на ходу вынимая из прилаженной на ремне сумочки какой-то флакон с прозрачной жидкостью.

— Сейчас подкормим, — он побрызгал жидкостью из флакона на цветы.

— Как сеньор Вулф? Он звонил?

— У него все хорошо, — уклонилась Мэри.

Мэри знала, что этих двоих, ее отца и садовника, связывают добрые отношения. Впрочем, этот старик, не имея собственной семьи, на всю жизнь прикипел к Каспару Вулфу и его семейству. Старик Вулф, даже перебравшись в другой город, всегда в телефонных разговорах с дочерью спрашивал о садовнике.

Отец уже не звонил несколько дней, чего с ним не бывало раньше. Более того, и сам не отвечал на звонки: мобильник его был выключен. Это тревожило Мэри, и она в субботу собиралась со Стенли ехать к отцу. Кстати, в последний раз, когда она звонила отцу, чувствовалось, что тот чем-то взволнован. Тогда Мэри не придала этому значения.

Она знала, что отец намеревался закончить службу у диктатора и скоро должен был возвратиться домой, где его ждала спокойная жизнь: несколько преданных слуг да дочь с зятем. Отец в последнее время намекал ей, что вскоре он сказочно разбогатеет. С этими мыслями она вошла в ванную комнату и, сбросив одежду, встала под прохладный упругий поток воды.