То, что в конце недели предстоит забрать Джонни, произвело в доме настоящий фурор. Долгожданная весть не была новостью, и теперь, когда до приезда мальчика оставалось совсем немного, спешно приводились в порядок все комнаты, особенно комната Джонни. В ней завершался ремонт, осталось лишь закончить покраску рубки и корпуса корабля, который «бросил якорь» в жилище мальчика. Корабль был почти как настоящий, только миниатюрных размеров — и корма, и палуба, и пушки на ней… А трубы, казалось, вот-вот задымят. И рубка с вахтенным колесом и биноклем на стене. Джонни мог находиться здесь часами. Здесь же, на корабле, был удобный кубрик с мягкой подвесной кроватью и столом, за которым мальчик любил обедать. Оригинальный голубой диванчик входил в комплект мебели кубрика. Лежа на нем, молодой капитан любил листать журналы, в которых описывалась природа далеких стран. Все это было, конечно, выдумкой Хайме Переса. Он изрядно потратился, но остался доволен своим «детищем». Шарлоте же корабль не нравился, однако она, стараясь во всем угодить Джонни, не показывала этого.

Вот и теперь в отсутствие мужа Шарлота вместе с Терезой поднялась по крашенной в синий цвет лесенке на борт судна, на корме которого было написано белыми крупными буквами «Санта-Мария», и заглянула в рубку капитана.

— Так, фуражка на месте. Форма капитана на месте, — она поправила одеяльце, заправленное под мягкий матрац.

«Мальчик будет доволен», — подумала Шарлота, провела пальцем по столу и внимательно рассмотрела его:

— Тереза, протри стол мокрой тряпкой!

— Хорошо, сеньора.

— Кстати, ты не знаешь, что с нашей Дорис? — как бы невзначай поинтересовалась Шарлота.

— Нет, сеньора. Не знаю. Она отказалась от завтрака.

— Интересно, что это с ней… — задумчиво произнесла Шарлота.

— Я думаю, это обычные девичьи капризы, — уверенно сказала Тереза.

— Ой, ли! Наша недотрога что-то часто стала капризничать, — Шарлота шагнула вниз по лестнице.

Тереза ничего не ответила, а лишь кивнула головой в знак согласия. Многолетняя служба у разных господ приучила ее к золотому правилу: во всем надо соглашаться с хозяевами, даже когда они не правы. Не соглашаться, перечить им — только нажить себе неприятности. Тереза проследовала вслед за госпожой, и они подошли к огромному освещенному аквариуму. В нем плавало множество ярких, беспорядочно снующих рыбок: золотистых, с развевающимися огненно-красными, серебристыми и черными как смоль хвостами. В середине аквариума был игрушечный дворец с золочеными шпилями на башнях. Из миниатюрных окон дворца вырывались пузырьки воздуха. Шарлота зачерпнула корм маленькой серебряной ложкой и бросила в воду — туда сразу устремились изголодавшиеся за ночь рыбки.

— Я была бы очень признательна, если бы ты рассказывала мне о сеньорите как можно больше, — глядя на веселых рыбок, произнесла бесцветным тоном Шарлота.

— Это как? — опешила служанка.

— Понимаешь, Тереза, ведь ты гораздо больше времени проводишь с Дорис, чем я. Я очень опасаюсь за ее здоровье. У девиц такого склада депрессия — обычное явление, и я боюсь, чтобы она не натворила чего. Я бы поговорила с ней, посоветовала… Ведь у меня жизненного опыта больше. Но она сторонится меня, — раздраженно сказала Шарлота.

Минуту Тереза молчала.

— Хорошо, сеньора. Я сделаю, как вы хотите, — выдавила она.

— Отлично, милочка! — она потрепала служанку по пылающей щеке.

В то время, когда Шарлота беседовала с Терезой, Хайме Перес уже был на рабочем месте. Сенатор несколько дней отсутствовал, поэтому скопилось множество бумаг, и некоторые из них требовали оперативного решения. С раздражением он просматривал документы и письма, порой даже не вникая в их смысл. Многолетняя профессиональная привычка — и белые, голубые, желтые листы рассортированы в несколько объемных стопок. Потом сенатор рассмотрит их с особой тщательностью.

Сегодняшний день начинался не плохо. Прохладный душ, легкий завтрак, все как обычно, но сенатор ловил себя на мысли, что его что-то угнетает. «Может, оттого, что рано встал… В такую рань я не поднимался давно. Или нервотрепка с выборами?.. Хотя бы на несколько дней все бросить к черту», — подумал он, но сразу отбросил эту мысль, потому что это было нереально. А в реальности было то, что на носу выборы, и он, являясь фаворитом, не должен ни на минуту расслабляться. Значит, он должен забыть об усталости. Перес раскрыл стоящую на столе богато украшенную шкатулку и вынул оттуда сигару. Постучав слегка о поверхность стола, он хотел зажечь ее, но тут вспомнил о данном себе слове «бросить курить» и спрятал сигару обратно в шкатулку. «На сколько хватит? В прошлый раз хватило на месяц, — подумал он и тяжело вздохнул. — Послезавтра надо забрать Джонни», — он взглянул на большую фотографию сына, где тот был в отлично сидящей на нем матросской форме. Переса захватило чувство глубокой любви к нему, вытиснув терзавшую тревогу. — Надо что-то сделать для Джонни. Пусть приезд домой запомнится ему надолго. Может, подарить ему автомобиль? Нет, это преждевременно для десятилетнего мальчика».

Он вдруг подумал, что ему постоянно не везет. Вся злосчастная цепь событий берет начало с того дня, когда умерла жена. Перес так разволновался, что зажег сигару и глубоко затянулся.

Вдруг он вспомнил про самолет. «Воспользоваться самолетом было глупой идеей. Этот вид транспорта как никакой другой зависит от случайностей. Да еще человеческий фактор… Возможно, никакой катастрофы и не было, а Винченцо играет свою игру. Может, камешек давно покоится в недрах его сейфа», — он вынул из книжного шкафа каталог и открыл нужную страницу. В который раз Перес любовался изображением изумруда. Да, это был великолепный экземпляр. Очень редко природа выдает такое из своих сокровищниц. Даже несовершенство печати не могло исказить его ослепительную красоту. Громадный камень лимонно-желтого цвета. А надпись под ним была очень лаконичной:

Перес интересовался этим камнем задолго до того, как тот появился у Вулфа. «Желтый глаз» всегда сопровождала какая-либо кровавая история.

Ни в каких каталогах не упоминалось, как был найден этот камень. Правда, в одном из редчайших каталогов сенатор прочел красивую историю или, может быть, легенду о том, что какой-то Доменико Де Адриаде в 1865 году нашел древнюю рукопись. В ней якобы описаны места, где алмазы валялись под ногами, словно речная галька. В рукопись была вложена полуистлевшая карта, на которой ничего нельзя было разобрать. Зато в самом тексте описывались приметы этой местности. В ней, в частности, говорилось о каких-то загадочных «трех братьях», рядом с которыми находилось месторождение. Что это за «три брата», не знал никто. То ли это были три холма, то ли три дерева, то ли что-то другое… Так или иначе, одержимые целью найти во что бы то ни стало эти алмазные россыпи, Доменико де Андраде и несколько его друзей, поверив красивой легенде, ринулись на поиски алмазных рек. Им удалось благополучно покинуть город, но через полгода вернулся лишь один — Мануэль де Асумса Сарменто. Никто не знает, что там произошло. Единственный из оставшихся в живых не помнил, или не хотел помнить, ничего. Он чуть-чуть тронулся — ровно на столько, на сколько нужно было, чтобы скрыть все. Тем не менее, в хронике 1875 года говорилось, что Асумса давно уже имел алмазы, а среди них один — желто-голубой, почти 140 карат. В той же хронике говорилось, что «сумасшедший» долго не мог вывезти камни из города. Однако через некоторое время в сопровождении полицейских он покинул Сартани. Вскоре его истлевший труп нашли на болотистом берегу, а алмазы его исчезли. Вместе с ними исчез и желто-голубой, позднее названный «Желтым глазом сатаны». В хронике также говорилось, что алмаз попал к Асумсе уже ограненным, — это еще одна загадка. Ведь в природе не существуют алмазы с правильными гранями. Прежде чем попасть к несчастному португальцу, «Глаз сатаны» был кем-то искусно огранен.