Категории «содержание» и «форма» привлекали внимание многих исследователей: форма содержательна, содержание имеет форму. В современной науке под содержанием понимается совокупность процессов взаимодействия образующих это явление элементов. Под формой понимается устойчивая структура связей элементов данного содержания. Отношения формы и содержания противоречивы. Форма стремится к устойчивости, содержание – к изменениям. Постоянное развитие содержания рождает коллизии, иногда именуемые юмором.

Выскажем предположение, что «форма превращенная», – понятие, введенное К. Марксом для характеристики взаимосвязи содержания и формы в функционировании сложных системных объектов, – в полной мере может быть отнесено к рассмотрению проблемы смыслового восприятия юмора на основе формы. Мыслитель подчеркивал, что своеобразие взаимодействия формы превращенной с содержанием, в отличие от классического отношения формы к содержанию, где содержание представляет ведущую, определяющую сторону, а форма более или менее адекватное ее выражение, состоит в том, что в форме превращенной, происходит своеобразная инверсия, трансформация зависимого отношения в независимое, исторически первичного в производное, а производного в главенствующее, в результате которой форма приобретает независимое от содержания существование, становясь выражением иного содержания. У Гераклита есть высказывание: «Луку имя «жизнь» (bios), а дело его «смерть» (bios). То есть слово «bios» с ударением на первом слоге означает «жизнь», а с ударением на втором – лук (оружие, орудие смерти). Данный пример ярко иллюстрирует процесс создания формы превращенной содержанием, изящество выражения обретает даже не сменой букв, как, например, в приемах остроумия, основанных на каламбурной игре слов – омографии и омофонии, и продуцируется комический эффект, только (!) сменой ударения.

Значение формы при обсуждении проблемы взаимоотношения языка и мышления на страницах журнала «Вопросы философии» убедительно показано С.А. Сироткиным. «Действуя («двигаясь») в соответствии с формой свойств, физических законов природного материала и формой отсутствующего предмета (вернее присутствующего лишь идеально, в форме образа) мы воспроизводим объективные свойства и законы природы (логику природы), с одной стороны, и форму отсутствующих предметов (логику замыслов, образов) – с другой, то есть мы мыслим, принимаем своими движениями, активными действиями свойственные другим телам формы (1).

Когнитивно-аффективная природа юмора ярче всего проявляется в его форме. Рассмотрим рассуждения Аристотеля выделяющего деятельный и страдательный разум. В деятельном разуме, утверждает Аристотель не может быть лжи, т. к. мыслит он понятиями, предмет «берется в самой сути его» и «всегда усматривается истинное». Страдательный разум находится в человеке. Он преходящ, без первого он ничего не может мыслить. Проявляется страдательный ум тогда, когда обращается к мысленным предметам. Он есть ум, осуществляющийся или пребывающий в состоянии осуществления, т. е. ум в действительности. В страдательном разуме встречаются ложь и истина, т. к. соединяются понятия. «Ошибка всегда заключается именно в сочетании», в приписывании чего-либо кому-либо. Связь деятельного и страдательного разума в том, что находящийся в человеке страдательный разум есть форма существования деятельного.

Данная тема применительно к остроумию находит изящное развитие в притче Б. Грасиана об Истине, верной супруге Разума, которая преследуется вечной своей соперницей, разукрашенной Ложью, рассказывает о том, как она призвала на помощь остроумие. Последнее предложило надеть на себя платье Лжи, прибегая, к разного рода приятным вымыслам, вычурным, причудливым, замысловатым формам, чтобы иметь успех, ведь сухая истина скучна, а от этого почти всегда недоступна, поскольку безынтересна.

Процесс развития представлен в культурно-исторической психологии в виде драмы, разыгрывающейся по поводу реальной и идеальной формы и их взаимопереходов одной в другую. Одной из форм существования культурно-исторического опыта представленного в речи в качестве знака является вербальный юмор. Л.С. Выготский подчеркивал, что посредством знака психические функции выносятся наружу, превращаются во внешнюю деятельность, объективируются. Описывая взаимодействие формы и содержания, С.Л. Рубинштейн совершенно справедливо подчеркивал, что, «обладая некоторой относительной независимостью от содержания, форма вместе с тем связана с содержанием. В восприятии даны не форма и содержание, а форма некоторого содержания, и самая структура зависит от структурирования смыслового содержания восприятия» (2).

Смысловое восприятие юмора в значительной степени основывается на форме. Юмористическая форма порождает трансформацию содержания. Это можно утверждать на основании ряда положений. Во-первых, юмористическая, остроумная форма самостоятельна по отношению к смысловому содержанию, поскольку структурные изменения в форме мысли приводят к иному смыслу. Рассмотрим это положение на примерах.

Объявление: «Продается автоответчик Калашникова» (А. Кнышев). В данном случае юмористическая форма основана на менотомии (греч. metonymia – переименование). Перенос имени с одного класса объектов или объекта на другой класс или предмет, ассоциируемый с данным по смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию. Вследствие подобного перехода возникает подтекст, порождающий новый смысл. Если придать данной мысли другую форму, то юмористический эффект исчезает. Например, в такой формулировке. «Продается автомат системы Калашникова».

Другой пример в высказывании о В. Милосской. При взгляде на статую/ понял я вдруг, что эта Венера/ Отбилась от рук. (В. Татаринов). В этом примере юмористическая форма основывается на амфиболии (греч. аmpibbolia – двусмысленность). Амфиболия возникает от многозначности слов. При этом в юмористической форме строятся аналогии между двумя значениями одного и того же слова. Выражение «отбилась от рук» означает «выход из повиновения». В контексте приведенного выражения появляется и второй, буквальный смысл. И если перевести форму мысли в не йтральный план, то получится, что у статуи Венеры Милосской отбиты руки.

Верно и обратное утверждение о том что, «мелко в серьезной форме, выглядит глубоко в остроумной» (К. Лихтенберг). Рассмотрим афористику, обладающую значительным юмористическим потенциалом. Исследователи утверждают, что после XVIII века данный жанр переживает кризис и прописные истины типа: Не посягай на чужое добро, или: В отношениях с людьми избегай трений, выглядели бы сейчас старомодно-занудными. Однако те же истины, облеченные в юмористическую форму, выглядят вполне читабельными: Уголовников тоже влечет к добру, но, к сожалению, к чужому (Н. Глазков); Что ты скажешь на это, физика? В отношениях между людьми трения ведут к охлаждению (Ст. Лец).

«Играя со словами, – пишет О.В. Макаревич, – мы, используя когнитивные модели смыслопорождения, пытаемся создать новые знаки, а не просто использовать данные нам социальными институтами стереотипы» (3). Создание новых знаков может происходить через распространение в юмористических фразах и целых текстах посредством формы приемов остроумия.

Во-вторых, процесс восприятия юмора основывается на принципах и закономерностях психического отражения как процесса не репродуктивного, а порождающего. Убедительность данного подхода к процессу восприятия обоснована в концепции изучения принципов и закономерностей психического отражения (Ми-ракян А.И.).

Посредством формы является, в формулировке Н.А. Берн-штейна, «модель будущего»; иными словами, те прогнозируемые изменения в коммуникативной или социальной ситуации, которые коммуникант планирует получить как результат своих коммуникативных действий, изначально мотивирующих его деятельность. «Моделирование будущего» возможно только путем экстраполирования того, что выбирается мозгом из информации о текущей ситуации, из «свежих следов» непосредственно предшествовавших восприятий, из всего предшествовавшего опыта индивида (Н.А. Бернштейн). Учет интеллектом вероятностного опыта, накопленного в прошлом и управляющего оценками вероятностей в «модели будущего», изучается как проблема «вероятностного прогнозирования» речемышления.

В-третьих, в речи, в процессе коммуникации, юмор проявляется в форме остроумия, как явлении преимущественно выделяющего смысловой, когнитивный аспект юмора. Объективными, многочисленными данными выделения данного аспекта юмора, ярче всего проявляющегося в остроумии фактически, является наличие целого ряда понятий, таких, как «истинное остроумие» (К. Гельвеций), «плоский юмор» (Г. Гегель), «низкопробный юмор» (К. Маркс), «остроумие идей» (Г. Гейне) и др.

Так, по Б. Грасиану, суть остроумия заключается в «изящном сочетании, в гармоническом сопоставлении двух или трех далеких понятий, связанных единым актом разума» (трактат «Остроумие, или Искусство изощренного ума»). Анализируя ментальность «барокко», О.С. Борисов подчеркивает, что «остроумие истину не выводит, не доказывает как силлогизм, а с помощью акта связывания, напрямую сопоставляя по ассоциации, предлагает увидеть в сопоставлении тому самому, который зрит, высказывает, не высказывая высказываемое в высказывании. Истина не декларируется, а проявляется сама по себе, … отсюда она не рациональна, а интуитивна, она не снимается в синтезе, а наличествует в живой связи оппозиций» (4).

В целом, соглашаясь с описанием ментальной сущности остроумия Б. Грасианом и видением этого понятия О.С. Борисовым, считаем важным отметить, что истина все-таки даже посредством остроумия не проявляется сама по себе, а, опосредуется интеллектуальной активностью личности.

Также следует подчеркнуть, что если анализ может происходить постепенно, то синтез в процессе понимания остроумного высказывания происходит мгновенно, сталкивая разнородные образы, или, как говорил М. Ломоносов, остроумие – «сопряжение далековатых понятий». Причем возникающее только тогда, когда мысль способна увидеть сходство во внешне различных вещах. Иносказательную речь в риторике и поэтике со времен античности называли «украшенной речью», семантически более насыщенной, чем прямое указание на предмет речи. Таким образом, заключает Е.М. Гашкова в работе «От серьеза символов в символической серьезности», остроумие можно определить не только как способ каламбурить, но шире, как талант говорить речью «различно украшенной» (Аристотель), придавать ей многозначность, игру смыслов.

Четвертое положение органически вытекает из работы Иржи Левого «Значение формы и формы значений», в которой предлагается обоснованная теория, одним из основных положений которой является предложение рассматривать не семантическую систему, а действительный процесс, происходящий во время восприятия фрагмента речи (5). При этом не сегментируется семантика как таковая, а прослеживается континиум значений, передаваемых текстом. Более внимательно этот процесс можно рассмотреть на примере такой формы остроумия, как двойное истолкование, представленной множеством различных вариантов.

Создание комического эффекта посредством структурного смыслового преобразования текста. «Герой! сил Русских вождь! Разбил врагов, прогнал,/ И за французский Ку – тузов без счету дал». (Ку, т. е. coup, означает удар). Анаграмма написана генерал – фельдмаршалу князю Голенищеву – Кутузову – Смоленскому при известии о разбиении им французов.Смысловое восприятие обусловлено разделением и/или перестановкой слогов, либо букв собственного имени, для получения слова, имеющего иной смысл (анаграмма).

Создание комического эффекта посредством инонаименования (анноминации).Словосмесительный блуд (И. Губерман). Стрекозел (В. Маяковский). Блудуарчик («Русский лес» Л. Леонов). Смысловое восприятие обусловлено синтезом значений двух различных слов, приводящий к новому значению третьего слова.

Создание комического эффекта посредством структурного смыслового преобразования слова. Лгасность. Ветролет. Стиховторение. Омезрительный. Мдурость. Закавычный друг. Три волнения (треволнения) (Н.С. Лесков).

Затем управление формой содержательного плана может осуществляться различными путями. Юмор как средство передачи смысловой интенции может быть осуществлено интерпретацией языковой формы сквозь призму ситуации. Например, при рассказе о событии в ироническом ключе, основанного на каламбурном взаимодействии целого и части. «Неприятель нас не разбил», – говорит один генерал. Ему отвечают: «Да, вы сказали правду: неприятель вас не раз бил». В данном примере отчетливо прослеживается семантическая этимология, целого слова и частей этого же слова, приводящая к разрушению первоначально созданного ожидания. Членение слова создает неожиданное значение и в то же время разрешает ожидание.

Порождение остроты может также происходить посредством интерпретации ситуации сквозь призму языковой формы. И тогда стилистически нейтральное предложение приобретает саркастический характер. Рассмотрим пример. Лозунг в ОВИРе. «Отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет» (Стихотворение В.В. Маяковского «Хорошо»). Вне ситуации, связанной с ОВИРом, данное стихотворение вызывает совершенно иные ассоциации. Юмористический эффект проявляется именно в определенной ситуации.

Наконец, форма отвечает за подачу тривиального содержания парадоксальным образом, вызывая эмоциональную реакцию, ведущую к размышлению. Способность предметных значений слов становится выражением эмоционального смысла, подчеркивал В. Виноградов, характерная особенность разговорной речи (6).

Например, при использовании в качестве формы приемов остроумия намек или двойное истолкование, обрыв происходит не тогда, когда конфликт разрешен, а тогда, когда он только что создан. Например, в такой разновидности формы двойного истолкования как создание комического эффекта посредством сознательной каламбурной этимологизации.

При этом происходит присвоение слову значения, совершенно ему не свойственного, в процессе сопоставления с другим присвоенным значением слова, для более глубокого проникновения в тот смысл фразы, которая формируется посредством противопоставления.

Рассмотрим пример с использованием в качестве формы приема остроумия «намек».Объявление. Ищу работу. Подпись. Герострат. В данной ситуации мы процитируем В.В. Маяковского, придававшего большое значение форме изложения: «Тем смешных нет, каждую тему можно разработать сатирически». И приведем еще одну мысль поэта о том, что чем легче новое выражение вызывает в памяти старое, первоначальное, исходное, тем острее игра слов.

Еще примеры. И у Иуды был преданный друг (А. Кнышев) (1).

Юмористический эффект в данных примерах обусловлен полисемией (греч. polys – многий, многочисленный, обширный, указывает на всесторонний охват или разнообразный состав чего-либо; греч. sema – знак). Полисемия предполагает наличие различных смыслов и /или значений у одного и того же слова (словосочетания, фразы).

В примере (1) полисемией обладает слово «преданный» появляющимся вторым смыслом, причем только в контексте библейских сюжетов.

В примере (2) происходит влияние формы на смысл высказывания через представленную синтаксическую структуру.

Еще одной из многочисленных юмористических форм является паронимия (греч. para – около и onima – имя. Около называю). Намеренное сближение слов, имеющих звуковое сходство. Здесь Кони не валялся (В. Шендерович). В игре слов под названием «паронимия» комический эффект достигается намеренным сближением слов, имеющих звуковое сходство, но различное значение.

Удовольствие, как в предыдущих случаях, возникает от разрешения несоответствия. Например, такого: «В наслаждениях друг другом/ нам один остался грех./ Мы садимся тесным кругом/ и заводим свальный брех» (И. Губерман).

Наибольшее распространение в речи получила такая разновидность двойного истолкования, как «игра слов» или французский аналог – каламбур. Каламбур основан на многозначности, то есть смысловом преобразовании значения слова (слов) в ходе сообщения. О широком распространении данного приема остроумия свидетельствует наличие значительного количества понятий – инверсий каламбура: омонимия, омография, омофония, паронимия, палиндром. «Многочисленные разновидности каламбуров – это не только изобразительное средство, которое с помощью интонации символизирует резкое изменение настроения, разрядку напряжения у убеждающего и заражает этой разрядкой аудиторию» (7).

Каламбурам в значительной степени присуща функция привлечения внимания к определенным отрезкам убеждающей речи вследствие того, что они выразительны, хорошо запоминаются, благодаря чему легче воспринимается основное (серьезное) содержание речи.

Рассмотрим подробнее структурные составляющие способа создания комического эффекта – игра слов или каламбур. Такой эффект достигается при омонимии – звуковом совпадении различных языковых единиц, значения которых не связаны друг с другом. Например, так, как это описывает А.П. Чехов: «При словах «предложение» и «союз» ученицы скромно опускают глаза и краснеют». Аналогичным образом функционируют остроты, созданные посредством омографов, – слов, совпадающих при написании, но имеющих различные ударения. Например, такие, как: дорога дорога, но дороже бездорожье. В приведенном примере фонетически тождественный знак выступает как носитель двух значений. Ассоциации от первого слова подразумевают одно значение или базовое слово, но затем происходит переключение на другое базовое слово, которое и соответствует данному контексту.

Отдал должное такому удивительному языковому явлению, как каламбур, и А.Н. Леонтьев (8). Он писал, что всякий формализм покоится на работе со значениями, а не со смыслами (в значениях). И называет превосходным, гениальным каламбурщиком С. Эйзенштейна, подчеркивая при этом, что его каламбуры основаны на связи знака и значения, а не на связи значения и смысла.

Одним из ярких проявлений формы в игре слов является палиндром (греч. бегущий назад) – сообщение, читаемое одинаково справа налево и слева направо. «Я иду с мечом судия», –написал когда-то Державин. В «Опытах» В. Брюсова также можно встретить буквенные палиндромы. Такие как: «Я – идилия? … Я – иль Лидия?..» Основное отличие данного способа создания юмористического эффекта от других вариантов игры слов состоит, пожалуй, в его значительной преднамеренности. В качестве примера безграничного бега мысли предлагаем палиндромы, созданные В. Гершуни: «Аргентина манит негра. Город у рва мавру дорог. Цени в себе свинец. Нагло Бог оболган. Лезу на санузел. На вид ангел, а лег на диван. Гни, комсомол, лом о смокинг». Палиндромы В. Гершуни кажутся детскими шутками по сравнению с некоторыми «творениями», созданными во втором столетии нашей эры. При этом использована техника стихотворного палиндрома (термин наш). В этом случае все стихотворение читается и с начала и с конца с сохранением смысла в обоих случаях, но не по буквам, как в предыдущих вариантах, а по словам. Тогда первое слово стихотворения будет его последним словом, второе – предпоследним, третье – третьим от конца и т. д. Каждое слово стихотворения обязательно должно встречаться в нем по два раза. Если обозначить слова стихотворного палиндрома цифрами 1, 2, 3 и т. д., то его примерная схема будет выглядеть следующим образом:

1. 2. 3. 4.

5. 6. 7. 8.

8. 7. 6. 5.

4. 3. 2. 1.

В качестве уже упомянутого старинного латинского образца стихотворного палиндрома, предлагаем вашему вниманию палиндром, подаренный Папе Пию II.

В переводе он означает:

Выражение, прочитанное с конца, производит либо само по себе, либо с перестановкой знаков препинания другой смысл:

И возникает второй смысл, срабатывает прием двойного истолкования. В данном случае спрятанный весьма тонко, изящно. Из функционально-семантических особенностей такого способа создания юмористического эффекта в такой форме, как ирония, известно, что чем глубже она располагается, тем более сильное воздействие оказывает. Считаем вполне правомерным распространение этого правила и на данную ситуацию. Эмоциональный диапазон этого старинного латинского палиндрома располагается в модальности иронии – сарказма (греч. рву мясо). В сарказме язвительная, очень злая, жестокая насмешка основывается на усиленном контрасте выражаемого и подразумеваемого, и на немедленном намеренном обнажении подразумеваемого посредством определенной формы. Что мы и наблюдаем в данном стихотворном палиндроме:

Другим проявлением двойного истолкования является амфиболия (греч. amphibolia – двусмысленность). Данный способ создания комического эффекта предполагает игру на многозначности, чаще всего двузначности. Основное отличие амфиболии от рассмотренных приемов двойного истолкования состоит в том, что строятся аналогии между двумя значениями одного и того же слова. «Особенность амфиболии в том, что изначально «гипотетически пригодными» оказываются оба значения. Возможность же выбора одного из них ставит адресата в тупик до тех пор, пока последующий контекст не «открывает карт» говорящего. Ради этого-то кратковременного замешательства, разрешающегося тоже чаще всего юмористическим эффектом, амфиболия и существует», как совершенно точно подметил функционально-семантическую составляющую приема Е.В. Клюев (9). Амфиболия известна в числе любимых приемов многих выдающихся личностей; так сохранилось предание, что князь Горчаков, участвуя в игре в вопросы, на заданный вопрос; «Что такое постель? – отвечал: «Таблица умножения».

В приведенных примерах основой смыслового восприятия юмора является создание юмористического эффекта посредством совмещения разных значений в одном компоненте (амфиболия) через построение аналогий между двумя значениями одного и того же слова, посредством использования многозначности слов.

Таким образом, процесс восприятия юмористического высказывания связан определенным образом не столько с простым пониманием значения отдельных лингвистических единиц, сколько с изменением смысла текста, с интерпретацией высказывания в рамках цельной ситуации, в рамках диалога. Эта интерпретация базируется на семантических связях, определяемых широким контекстом, включающим в себя как интра-, так и экстралингвистические факторы. В результате возникает новообразование в виде некоторого отношения, которое не было задано заранее, а устанавливается в процессе мыслительного акта, детерминированного интеллектуальной активностью.

Процесс восприятия юмора совмещен во времени и с процессом мышления, и с процессом формирования содержательных знаний. Последние переводят то, что мы понимаем, в «форму содержания», а затем, когда мы начинаем действовать, – в форму «действительности нашей деятельности» (П. Щедровицкий).

Поскольку результирующие смысловые структуры при понимании требуют для своего построения некоторого набора общих (или фоновых) знаний, очевидно, что несмотря на индивидуальные различия, коммуниканты должны обладать некоторыми общими навыками и знаниями, позволяющими совершать результативные коммуникативные действия, причем эти навыки не являются чисто лингвистическими, так как мы воспринимаем смыслы независимо от языковых форм, выбранных для их передачи.

Проблема, содержащаяся в зародыше, не может быть однозначно сформулирована до тех пор, пока она не помещена в достаточно широкий и глубокий контекст. С изменением контекста может быть обнаружена другая проблема. Контекст, способен порождать новый смысл по отношению к первоначально имевшемуся значению. В процессе восприятия происходит обогащение смыслом, выбранным из контекста, что, по сути, является основным законом динамики значений. Данное положение можно проследить на таком примере. В 1933 году в Германии считалось, что Гитлер дал рабочие места всем желающим. Выражение «дать работу» становится буквальным. Известно, что фашистами в 1933 году было подожжено здание рейхстага, и именно его должны были восстанавливать рабочие. Таким образом, стилистически нейтральное предложение в определенном социально – историческом контексте приобретает саркастический характер.

Исследования показывают, что изменение смысла связано не только с применением социально – исторического контекста. Помещение известных строчек в новый контекст приводит к экспрессии, вызванной, например такой формой остроумия, как совмещение планов. В романе «Золотой теленок» Остап Бендер рассказывает Козлевичу о своих чувствах: «Я хочу умереть. У меня налицо все пошлые признаки влюбленности: отсутствие аппетита, бессонница и маниакальное стремление сочинять стихи. Слушайте, что я накропал вчера ночью при колеблющемся свете электрической лампочки: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты». Правда, хорошо? Талантливо? И только на рассвете, когда дописаны были последние строки, я вспомнил, что этот стих уже написал А. Пушкин. Такой удар со стороны классика! А?» В данном примере помещение в новый контекст хорошо известного классического текста является основой нового смыслового восприятия.

Как было показано, в основе смыслового восприятия юмора находится форма, опосредующая выявление смысловых составляющих на начальном этапе и построение новых смысловых моделей коммуникативной ситуации с целью адекватной в ней ориентации, на базе выявленных составляющих.

Итак, юмористическая форма порождает трансформацию содержания. Это можно утверждать на основании ряда изложенных положений. Юмористическая, остроумная форма самостоятельна по отношению к смысловому содержанию, поскольку структурные изменения в форме мысли приводят к порождению иного смысла. Процесс восприятия юмора основывается на принципах и закономерностях психического отражения как процесса не репродуктивного, а порождающего. Смысловое восприятие юмора – активное действие, производимое реципиентом в соответствии с определенными целями и задачами. В речи, в процессе коммуникации, юмор проявляется в форме остроумия как понятия, преимущественно выделяющего смысловой, когнитивный аспект юмора. Смысловое восприятие юмора – творческий процесс, требующий привлечения определенного набора знаний, умений и навыков, основанный на законах интерпретации этих смыслов в концептуальные структуры, требующие известной степени абстрагирования. Управление формой содержательного плана может осуществляться различными путями. Юмор как средство передачи смысловой интенции может быть осуществлено интерпретацией языковой формы сквозь призму ситуации. Порождение остроты может также происходить посредством интерпретации ситуации сквозь призму языковой формы. Смысловое восприятие юмора – регулируемый процесс, причем главную роль в процессе регулировании играют субъективные интенции реципиента. Наконец, форма отвечает за подачу тривиального содержания парадоксальным образом, вызывая эмоциональную реакцию, ведущую к размышлению, опосредованному процессом интеллектуальной активности.

1. Сироткин С.А. Чем лучше вооружаться – жестом или словом? Вопросы философии. 1977. – № 6. – С. 97.

2. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. – СПб., 1999. – С. 233.

3. Макаревич О.В. Концептуальная картина мира и интерпретативное поле текста с позиций журналистики, лингвистики и коммуникативистики. Сборник докладов на Всероссийской научно-практической конференции (25–26 июня 2001 г.). Барнаул: Изд-во АлГТУ. – 2001. – С. 151.

4. Борисов О.С. http://anthropology.ru/ru/texts/borisov/ baroque_07.html.

5. Семиотика и искусствометрия. М., Мир, 1972. – 264 с.

6. Виноградов В. Итоги обсуждения вопросов стилистики // Вопросы языкознания. – 1955. – № 1. – С. 79.

7. Хазагеров Т.Г., Ширлина Л.С. Общая риторика: курс лекций; Словарь риторических приемов / Отв. ред. Е.Н.Ширяев – 2-е изд., пераб и доп. – Ростов н/Д: Феникс, 1999. – С. 155.

8. Леонтьев А.А., Леонтьев Д.А. В истине жизни (из научного архива А.Н.Леонтьева) // Художественное творчество и психология. – М… Наука, 1991. – С. 181.

9. Клюев Е.В. Риторика (Инвенция. Диспозиция. Элокуция): Учебное пособие для вузов. – М.: «Издательство ПРИОР», 1999. – С. 205.