Глава двадцать первая
Работа на испытательном полигоне то разгоралась, то затухала; многих гражданских работников отослали обратно в Фор-ле-Дюк. Батальон физиков и инженеров остался, чтобы запустить процесс, а потом изучить результаты. На круг очищенной от деревьев земли окончательно опустилась тишина; воздух стал холоден и плотен.
Очевидно, думал Демарш, пошли последние часы. Цензор Бизонетт прилетел на день из столицы в однодневный тур по Ту-Риверс перед самым его концом. Демарш стоял на заснеженной границе полигона, когда Бизонетт прошагал мимо в сопровождении толпы сотрудников Бюро; Делафлёр елейным голосом описывал каждую скучную деталь. Потом был ланч в одном из только что освобождённых жестяных ангаров; складные столы заставлены впервые привезённой в город нормальной едой: хлеб, мясо, свежий сыр, луково-картофельный суп в исходящих паром супницах.
Демарш сидел слева от цензора, Делафлёр справа. Несмотря на это кажущееся равенство, разговор в основном вёлся между Бизонеттом и атташе Идеологического отдела. Ещё одно свидетельства изменений в патронаже, подумал Демарш, и ещё более глубинных подвижек в геологии Bureau de la Convenance. Он чувствовал, что его оттирают в сторону, но был слишком безразличен, чтобы беспокоиться. Вино помогало в этом. Красное вино из бывших испанских погребов Калифорнии. Военные трофеи.
После еды всё внимание Бизонетта сконцентрировалось на нём одном, хотя лучше от этого не стало. Демарш ехал в машине цензора во время того, что должно было быть экскурсией по собственно городу, хотя за окружившими их машинами охраны рассмотреть что-то было затруднительно. Процессия двигалась на восток от фрагмента шоссе по испещрённой колдобинами дороге, мимо тусклых витрин и серых домов под затянутым тучами небом. Богатство города и его нищета были одинаково очевидны.
На Бизонетта город не произвёл особого впечатления.
— Я почти не вижу общественных зданий.
— Только школа, здание суда и мэрия.
— Не слишком много для поддержания гражданского духа.
— Ну, это довольно маленький город. То же самое можно сказать о Монманьи или Сюр-Мер.
— В Монманьи по крайней мере есть храмы.
— Здешние церкви…
— Просто увеличенные крестьянские хижины. Их теология так же убога. Как контурный рисунок христианства, без всяких деталей.
Демарш и сам думал примерно так же. Он кивнул.
Кавалькада проехала по Бикон-стрит и вернулась к мотелю, который Бюро конфисковало под свою резиденцию. Шофёр припарковался и вышел наружу, но не собирался открывать дверь машины. Демарш собрался было выйти, но Бизонетт коснулся его руки.
— Погодите.
Демарш напрягся, ожидая.
— Новости из столицы, — сказал Бизонетт. — Ваш друг Гай Маррис покинул Бюро.
— О?
— Да. Без трёх пальцев.
Демарш окаменел. Три пальца — это было традиционное наказание за кражу собственности Бюро. Или за ложь иерарху.
— Я так понимаю, вы были с ним близки, — сказал Бизонетт.
Демарша замутило, закружилось голова. Он смог лишь кивнуть.
— К счастью, у вас есть и другие друзья. Ваш тесть, к примеру. Его помнят и уважают. Хоть он и очень стар. Никому бы не хотелось оскорблять его или его семью. Никому, пока он жив. — Бизонетт сделал паузу, давая Демаршу осознать сказанное. — Лейтенант, я полагаю, вы хотели бы сохранить свои пальцы.
Демарш снова кивнул.
— Поддельные документы, что дал вам Гай Маррис, при вас?
Они были в нагрудном кармане. Демарш ничего не сказал, но его рука скользнула туда.
— Дайте их мне. Не нужно больше ничего говорить. По крайней мере, сейчас.
Демарш поймал взгляд цензора. У него были голубые глаза цвета неба в дымке. Демарш хотел найти в них что-нибудь — апоплазма тейон или её противоположность, антимимон пневма, видимое отсутствие души. Но был разочарован.
Он вынул проездные документы Эвелин из нагрудного кармана и вложил их в его морщинистую руку.