Похороны получились скромными и мокрыми. С самого утра небо заволокло тучами. Водяная взвесь повисла в воздухе, и шквалистые порывы ветра то и дело хлестали дождевыми зарядами по обелискам старого кладбища. Людей на церемонии было немного. Мой бывший опекун с печальной тётушкой Еленой и дочерью, сопровождаемой капитаном «Феникса», стоящий за их спинами Ветров, Алёна со старшим братом чуть в стороне, а между Трефиловыми и Завидичами расположился лейтенант Брин и сёстры Осинины. Светлана с Ириной хлюпали носами, Хельга внимательно слушала что-то бормочущего церковника, а Алёна, бледная, осунувшаяся смотрела невидящим взглядом прямо перед собой, не реагируя ни на что.

А вот это… интересно. На гравийной дорожке невдалеке от «моей» могилы остановился неприметный серый мобиль с шильдиком «Моран». И если бы не качественный бинокль, чёрта с два я рассмотрел бы в его салоне Андрея и Елену Долгих. Сестра осталась в машине, а вот сам Долгих вылез наружу и, вооружившись поданным водителем небольшим венком, решительно зашагал к могиле. Мобиль чуть слышно фыркнул и, покатил прочь, обгоняя немногочисленных пешеходов.

Жаль я слишком далеко от места, не слышу, что именно Андрей говорит Завидичам. С другой стороны, на такую удачу я не рассчитывал…

Дождавшись, пока церемония закончится и вся процессия двинется прочь от могилы, я старательно поправил дождевик и, двинулся следом, держась на расстоянии, но стараясь не выпускать из виду отделившегося от общей толпы и уверенно шагавшего к выходу Долгих.

Искушение было очень велико и я не устоял. Андрей уже был у ожидавшего его перед въездом на кладбище мобиля и протянул руку к дверной ручке, и тут, какая наглость, его толкнул проходивший мимо паренёк в бесформенном дождевике и натянутом на глаза капюшоне. Долгих поморщился от неожиданно сильного и болезненного удара, пришедшегося точно по затылку, но обматерить наглеца не успел. Людская волна уже унесла его куда-то в сторону.

Я проводил взглядом уезжающий мобиль и еле задавил скривившую губы злорадную улыбку. Четверть часа. Ровно столько есть у бывшего кавалергарда, до обширного кровоизлияния в мозг. Правильно говорил там наш тренер: нет такой техники, которую нельзя было бы повторить с помощью рун. Добро пожаловать на собственные похороны, Андрей.

— Твой вывод, Никанор? — Игорь Стоянович Гюрятинич повернулся к младшему сыну, мазнув взглядом по сидящему рядом хмурому Завидичу и его заплаканной дочери, жмущейся к жениху, словно в поиске защиты.

— Вывод… У меня две версии. — Молодой генерал с явным недовольством перевёл взгляд с недоеденного десерта на отца и, фыркнув, бросил ложечку на тарелку. — Первая: юный Кирилл слишком поторопился и был наказан за непредусмотрительность. Вторая — самоубийство, но… это вряд ли.

— То есть? — Не понял глава семьи.

— Влюблённый может покончить с жизнью только в трёх случаях. — С видом знатока принялся отвечать Никанор. Впрочем, уж кто-кто, а он и был знатоком. И даже тот факт, что погиб его знакомец, пусть и знали они друг друга совсем недолго, никак не повлиял на замашки полицмейстера. Всё та же самоуверенность и самодовольство с полным презрением к умственным способностям окружающих. — Итак. Случай первый. Несчастного отвергли. Первая любовь, знаете ли, самое жестокое чувство. Вскроет вены или бросится под поезд, как вариант. Первый, на мой взгляд, предпочтительнее. Аккуратнее и чище.

— Никанор! — Рыкнул отец. Тот хмыкнул.

— Вы просто не представляете, на что похоже тело после падения под поезд, иначе бы поняли. — Проговорил генерал, но заметив недобрые взгляды слушателей, вернулся к начатому объяснению. — Так вот, на отвергнутого любовника, Кирилл никак не был похож. Случай второй. Измена. Тут чаще всего не обходится без смертей, как минимум двух участников любовного треугольника. И по этому параметру у нас есть соответствие. Вместе с Кириллом погиб некий Ярослав. Если предположить, что дама сердца Кирилла отдала предпочтение юному мастеровому, то…

— А спросить у самой «дамы сердца» нельзя? — Резко спросила сестра генерала. Тот только руками развёл.

— Лиззи, милая. Даже я, при всей своей гениальности не смогу определить кого именно из двух мужчин оплакивает женщина. А верить на слово? Вам?! Уволь, сестрица. — С вежливой улыбкой ответил полицмейстер. Елизавета возвела очи горе. Иногда, братец бывает просто невыносим!

Никанор выдержал паузу и, убедившись, что никто не стремится вновь его перебить, решил всё же заканчивать лекцию.

— И третье. Невозможность быть рядом с предметом страсти, по независящим от самого влюблённого причинам. В общем-то, по всем трём вариантам, это не случай Кирилла. Он любил и был любим, Ярослава мать Алёны Трефиловой по фотографии не опознала. Точнее, сообщила, что ни разу не видела этого молодого человека. Ну а невозможность быть рядом с любимой, мы отмели, поскольку никаких препятствий их отношениям не было.

— Никки, если вариант самоубийства влюблённого юноши ты отмёл, то зачем нужно было всё это рассказывать? — Хмуро спросила Елизавета, искоса поглядывая на замершую в объятиях Владимира, Хельгу. Судя по стеклянному взгляду девушки, она просто не слышала рассуждения Никанора. Но… может быть это и хорошо? Братец совершенно не умеет щадить чужие чувства.

— Я просто описывал ход одной из ветвей расследования. — Фыркнул генерал. Вот — вот, именно об этом Елизавета и думала. Он, видите ли, делился своей мудростью, и плевать на то, как это могут воспринять близкие погибшего юноши.

— То есть, это было не самоубийство? — Проскрипел Игорь Стоянович.

— Именно. Мы отработали все возможные версии, и могу сообщить совершенно точно, атака «Мурены» складов Долгих не была попыткой самоубийства. — Кивнул Никанор. — Скорее всего, Кирилл просто не рассчитал возможностей своего дирижабля и не учёл наличия на складах скорострельных орудий «Брюно». В последнем нет ничего удивительного, эти пушки были установлены хозяевами складов всего месяц назад, без всяких разрешений и согласований, тайно. Прежде, для защиты этих складов Долгих хватало стрелкового оружия. Но в какой-то момент, новому главе рода показалось, что одного запрета на полёты дирижаблей в десятимильной зоне от складов ему мало. Не зря казалось, как мы теперь понимаем. И никакие тренировки с обстрелом мишеней Кириллу не помогли. Да и не могли, мишень ведь отстреливаться не умеет.

— Как же всё неудачно сложилось. — Пробормотал Завидич, поднявшись с кресла, и сделав шаг к высокому окну, уставился в его проём совершенно нечитаемым взглядом.

Мирон Куприянович, задумчиво, будто сам не понимая что делает, нашарил в кармане кисет и принялся набивать трубку. Завозилась в кольце рук жениха Хельга, и в воцарившейся в гостиной тишине отчётливо стал слышен барабанный стук пальцев главы семьи Гюрятиничей по подлокотнику кресла.

Обведя взглядом присутствующих, Никанор качнул головой и, решительно поднявшись с дивана, направился к выходу. Но не доходя до дверей, заметил разъярённый взгляд сестры и, тяжело вздохнув, резко свернул в сторону Мирона.

— Господин Завидич, я прошу прощения, если мои речи показались вам бессердечными. Ничего не могу поделать. Профессиональная привычка. Прошу меня извинить, если обидел.

— Ничего страшного, Никанор Игоревич. Я понимаю и обиды не держу. — Кивнул тот, по — прежнему не отводя взгляда от окна. Генерал на миг замялся.

— Мирон Куприянович, насколько я помню, вы опознали тело по… рунам. Если не секрет, что это было? Наши артефакторы голову сломали, пытаясь разобраться в уцелевших на нём обрывках рунных цепей.

— Кирилл был экспериментатором, Никанор Игоревич. Экспериментатором и настоящим гением рунники. — Мазнув взглядом по генералу, невыразительным тоном проговорил Завидич и резко выдохнул дым прямо в лицо собеседника. — Так что, боюсь, эту тайну мы уже не узнаем.

— Жаль. Перспективный был юноша. — Не обратив ровным счётом никакого внимания на невежливый жест собеседника, покачал головой Никанор.

— Да. Перспективный. Был. — Завидич резко отвернулся и генерал, поняв, что с ним не желают разговаривать, вышел из комнаты.

А Мирон стоял у окна и вспоминал последний разговор со старым другом. Люди Несдинича носом землю рыли, но тоже ничего не нашли. Удивительно ещё, как от тела Кирилла, вообще, хоть что-то осталось! Специалисты седьмого департамента, правда, объяснили, что причиной тому, рунные цепи на теле. Если бы не они, Кирилла бы в пыль разорвало, как это случилось с его помощником. Но Завидичу не давал покоя другой факт. Почему подопечный не поднял гондолу во время атаки? Не сообразил? Понадеялся на отсутствие артиллерии? Впрочем, что уж теперь? Сделанного не воротишь. Остаётся только гадать. Эх, Кирилл…

Но имение Гюрятиничей было не единственным местом, где сегодня вспоминали подопечного Мирона Завидича.

— Значит, уходит в монастырь, да? — Побарабанив пальцами по столешнице, Несдинич вздохнул. — Молодёжь! Всё или ничего. Ну, погиб твой ухажёр, так чего себя-то заживо хоронить?

На этот вопрос, присутствующие в кабинете не ответили. Зачем, если и так понятно, что начальство философствовать изволит.

— Ещё что-то? — Контр — адмирал отвлёкся от размышлений и перевёл взгляд на докладчика. Тот покачал головой. — Ясно. Чёрт с ней, с этой девчонкой. Желает постриг принять, так туда дуре и дорога. Да и снимайте уже с неё наблюдение. Толку-то от него… Да, вот что! По мастерской Завидичей… подумайте, кого можно им впихнуть взамен погибшего агента. Оставлять этот заводик без присмотра не следует. Иначе Гюрятиничи туда с ногами влезут. Исполняйте.

Подчинённый отвесил «кавалергардский» поклон и бесшумно исчез из кабинета, хозяин которого, дождавшись пока за посетителем закроется дверь, повернулся ко второму «гостю».

— Что у нас по проекту «Стекло»? — Несдинич взглянул на Брина.

— Пока пусто. Сам агрегат мы повторили без проблем, ничего сложного в нём нет. И даже процессы необходимые для создания нужного… материала, мы смогли распознать и понять. Но чего-то не хватает.

— Электрический импульс? — Спросил контр — адмирал.

— Пробовали самые разные варианты, результат нулевой. Рунные цепи Хельги познаково разобрали. Не подходят. И я боюсь, что секрет не только в этом. Нам не хватает чего-то ещё. Но чего именно? Подключили химиков и физиков, пытаемся подойти к решению вопроса с другой стороны, но и они пока только руками разводят. Их рунника здесь тоже бессильна.

— Чёртов мальчишка. — Скрипнул зубами Несдинич. — И тут подгадил.

— Ваше превосходительство?

— Свободны, лейтенант. Продолжайте работу. — Отмахнулся контр — адмирал и Брин, коротко кивнув, покинул кабинет.

— Фома Ильич, зайди. — Спустя добрых полчаса, оторвавшись от чтения бумаг, проговорил Несдинич в трубку телефона. Почти тут же дверная ручка провернулась и в кабинет вошёл бессменный секретарь главы Седьмого департамента. Контр — адмирал окинул старого друга долгим взглядом и, кивнув, указал Литвинову на стул для посетителей. — Значит так, Фома Ильич. Поскольку наш объект сгинул и вести его больше не нужно, все материалы по его разработкам уходят арт — инженерам «Форпоста» для изучения. Подбери толкового курьера и я тебя очень прошу, обойдись без участия Гюрятиничей, будь любезен.

— Собираешься и дальше держать их на расстоянии, Матвей Савватеевич? — Прищурился секретарь. Несдинич усмехнулся.

— Рано нам пока о союзе объявлять. Такая «свадьба» — дело долгое, спешки не терпящее. И так, вон какую бучу среди «Поясов» подняли. Сначала, Завидичи невесть откуда вынырнувшие, резко в силу входить начали. О Гюрятиничах да младших партнёрах вспомнили. Потом эта неудачная заварушка с Долгих, гибель Кирилла… а две недели назад и Андрей, года не побыв главой рода, на тот свет отправился от апоплексического удара. Нет, надо дать обществу успокоиться. Утихнут пересуды, начнём работать. А там, глядишь, и Борецких на свою сторону перетянем, а это уже два десятка фамилий в союзниках. Там и настоящим делом займёмся.

— Думаешь, этого хватит, чтобы Палату переговорить? — Покачав головой, произнёс Литвинов. Несдинич посмурнел.

— Нет, конечно. Но кто сказал, что я на этом остановлюсь? — Неожиданно ощерился контр — адмирал. — Фома, мы уже сколько раз об этом говорили?! Страну объединять надо, иначе сожрут. Рейх наглеет, силу набирает, а у нас даже в Новгороде всяк на себя одеяло тащит!

— Всё — всё. Оседлал любимого конька… — Пробурчал Фома, забирая со стола папку с документами. Несдинич фыркнул и махнул на старого друга рукой. А тот и рад. Документы в руки, и за дверь.