Двухнедельной давности беседа с Несдиничем и его секретарём, закончилась не очень-то приятной для меня лично, но вполне мирной договорённостью. А именно, я остаюсь в Новгороде, под надзором филеров седьмого департамента и продолжаю заниматься восстановлением мастерской, стараясь поменьше «светиться» в ней самой и палате дядьки Мирона. Но сразу по окончании аврала, безропотно возвращаюсь в Китеж, под охрану комендатуры. Уж не знаю, решил ли контр — адмирал продолжать ловлю на живца, или на его решение повлиял тот факт, что Гюрятиничи частично осведомлены о происходящем и могут начать задавать нежелательные вопросы, если я вдруг брошу всё и вернусь в парящий город, но… мы договорились.

А у меня прибавилось головной боли. После недолгого размышления, я пришёл к выводу, что «географам» действительно не было смысла устраивать мне обломы с контрагентами. Это, всё равно, что палить из пушки по воробьям! Но из этого умозаключения следовало, что созданием проблемы с поставками нужных деталей и сырья для производства, организовал кто-то другой. Может быть, это были всё те же пресловутые германцы? А что? Вполне возможно. Чем больше времени я проведу в Новгороде, улаживая проблемы с мастерскими, тем больше у них будет простора для действий. Чем не вариант?

Но были за эти две недели и хорошие новости. Сначала, Владимир Игоревич смог решить вопрос с сорванными поставками, правда, пришлось заключать контракты с совсем другими поставщиками, и по чуть более высоким ценам, зато была гарантия, что они не пойдут на попятную, как тот же Амбарцумов. А там и временный склад подоспел, так что, спустя четыре дня после встречи с Несдиничем, мастерские, наконец, смогли выйти на режим, и теперь уверенно нагоняют отставание в производстве арт — приборов по уже заключённым договорам, благо, те же Гюрятиничи согласились чуть сдвинуть сроки получения причитающейся им доли продукции.

Ну и последней по времени, но отнюдь не по значению, стала позавчерашняя новость — дядька Мирон наконец пришёл в себя. А на следующий день, то есть, вчера, лечащий врач объявил, что «в состоянии пациента просматривается отчётливая положительная динамика». Это было, когда один санитаров попытался подложить дядьке Мирону «утку», а тот, внезапно открыв глаза, послал бедолагу, да таким загибом, что опешивший санитар не сумел вовремя распознать в движениях пациента попытку встать. Нет, он быстро опомнился, и уложил моего опекуна обратно в кровать, но при этом получил ещё один, ни чуть не меньший «заряд бодрости». После чего, убежал жаловаться на ожившего, по его собственному выражению, «комика», дежурному врачу.

Впрочем, нет. Была ещё одна новость, просто потерявшаяся на фоне возвращения в этот мир моего опекуна. Нам пришла оплата за последние три штурманских стола, установленных в июне месяце на мониторах Ладожской флотилии. Приборы, наконец, прошли все испытания, и Адмиралтейство закрыло контракт. Тень финансовой дыры, все эти две недели трепавшая мне нервы, испарилась, как будто её и вовсе не было, и я смог облегчённо вздохнуть. Но, это было уже после того, как я справился с радостью от известий из госпиталя. В общем, это были очень даже неплохие две недели. И плевать на Несдинича с его шпионскими играми и усиленно гадящими германцами. Первый, вроде бы как перестал доставать своими требованиями, а вторым теперь будет гораздо сложнее сотворить какую-нибудь пакость, поскольку мастерские находятся под круглосуточной охраной, у палаты дядьки Мирона постоянно дежурят два мордоворота, а мы с Хельгой выбираемся из имения Гюрятиничей только для вылазок в госпиталь, на завод… или, чтобы потренироваться в управлении «Муреной», правда, пока только в режиме «селёдки», ха! Почти каламбур.

Нет, не то чтобы я опасался чьих-то любопытных глаз или не доверял Хельге и Ярику. Просто, мне очень хотелось показать возможности моего дирижабля сразу обоим Завидичам. Тщеславие? Может быть. Но с другой стороны, я имею полное право гордиться результатом своих трудов, не так ли? Так почему бы и не похвастаться перед теми, кто может их оценить по достоинству? Перед самыми близкими людьми в этом мире… Эх, вот если бы ещё и Алёну удалось вытащить в такой демонстрационный полёт. Конечно, она вряд ли поймёт все тонкости решений, но… я просто соскучился по ней. А выбираться в гости получается крайне редко. Филеры Несдинича постоянно сидят на хвосте, да и германских агентов — «невидимок» не стоит сбрасывать со счетов. Вот и получается, что в беспокойстве о безопасности своей девушки, я вынужден был сократить походы в гости к её семье до минимума. Да и этот самый минимум пришлось так маскировать, что полчаса пешего хода от госпиталя до её дома, превратились в добрых два часа петляний по городу, чтобы отсечь возможных преследователей. В результате, за прошедшие две недели, я смог встретиться с Алёной лишь дважды. Это при том, что к тем же сестрицам Осининым я заглядывал четырежды! Вот, где справедливость, а?

Хотя, если так подумать, то где-то она всё-таки есть, особенно, если самому приложить руки к вопросу её достижения. Так, после разговора со Светланой и Ириной, дружно возмутившимся истории приключившейся с мастерскими, у столь опрометчиво отказавшихся от сотрудничества поставщиков, вроде того же Амбарцумова, начались определённые проблемы. А всего-то и нужно было двум красавицам негромко посокрушаться на очередном приёме о падении нравов в среде нынешнего купечества. Жаль, что неприятности постигшие бедолаг принесли мне лишь моральное удовлетворение. Ни от кого исходила идея отказаться от контрактов, ни личности переговорщиков мне узнать так и не удалось. Правда, и возможности основательно потрясти ушлых купчиков у меня не было. А одними уговорами да расспросами многого не добьёшься. Но может быть у Владимира Игоревича и его людей лучше получится разговорить моих бывших контрагентов? Не знаю. Пока результатов — ноль.

— Кирилл, объясни мне одну вещь, пожалуйста… — Тихо попросил Владимир Игоревич, прервав тишину очередной нашей молчаливой прогулки по саду.

— Какую? — Остановившись у полюбившегося мне искусственного пруда, я покосился на своего спутника. Уж больно странным тоном он произнёся эти слова.

— Почему, когда мы говорили о расследовании взрыва складов, уже неоднократно, заметь, ни ты, ни Хельга ни разу не упомянули о том, как она узнала о случившемся?

Я недоумённо посмотрел в абсолютно безмятежное лицо Гюрятинича.

— Разве? Я думал, сестрица рассказала… — Вырвалось у меня.

— Понятно. А она, очевидно, думала, что ты мне об этом рассказал. — Всё с тем же спокойным выражением лица, покивал Владимир Игоревич. Вот только… М — м, не нравится мне это… спокойствие, да.

— А это так важно? — Пожал я плечами.

— Может быть. — Откликнулся мой собеседник, но заметив искреннее непонимание написанное на моём лице, пустился в рассуждения. — Видишь ли, здесь возможны два варианта. Первый, это так называемая «визитная карточка». Подобным образом поступали некоторые семьи, объявляя торговую войну своим недругам. Уничтожить склад будущего противника и передать ему, обязательно первыми, свои соболезнования по этому поводу. Этакое предупреждение об открытии боевых действий. Вариант второй, который я, как и Никанор, кстати, считаем менее реальным, это подделка твоих пресловутых германцев под ту же самую «визитную карточку».

— А почему этот вариант менее реален? — Удивился я.

— Потому что мы оба попросту не верим в присутствие боевиков германской разведки в Новгороде. — Как маленькому объяснил Гюрятинич.

— Но почему?!

— Кирилл, как ты думаешь, кто больше знает о Новгороде, полицмейстер с его вездесущими околоточными и их осведомителями или глава конфедеративного ведомства занимающегося внешней разведкой, по всем законам не имеющий даже права вести какую-либо деятельность на территории Конфедерации?

— Думаю, полицмейстер.

— Так вот, полицмейстером Новгорода, чтоб ты знал, является мой младший брат Никанор Игоревич Гюрятинич, и он клятвенно меня заверил, что за последние полгода в городе и его окрестностях не происходило ничего необычного. Не было здесь никакой странной возни. Хотя, если бы шла борьба агентур, какие-то моменты, хоть краешком да должны были всплыть. Намёки, нестыковки, слухи… хоть что-то. Но ничего не было. Понимаешь?

— Понимаю. Несдинич вешал нам с дядькой Мироном лапшу на уши, да? — Тихо вздохнув, произнёс я.

— Ну, может быть он и не врал, всё же декларируемый запрет на ведение оперативной работы на своей территории и отсутствие людей для такой работы, вещи разные. Равно, как не будет отрицать и присутствие чужих агентов в Новгородской республики. Но краски он сгустил основательно. Одно дело, собирающие информацию агенты, их полиция может и не заметить, не её профиль. Но пропустить группу подготовленных боевиков? Люди Никанора не могут позволить себе такой промах. Времена бомбистов хоть и миновали, но свой след в подготовке полиции оставили, и поверь, она не растеряла приобретённые ухватки. Да и «соловьи» накрепко приучены «петь» необмундированным о любых подозрительных группах незнакомых людей, появляющихся в городе. Мера, конечно, направлена не против гипотетических боевых групп иностранных разведок, но и они будут выделяться на местном фоне, как «кит» на фоне «селёдок», так что незамеченными не останутся.

— Соловьи?

— Осведомители. — Пояснил Владимир Игоревич. — Жители городского дна. Всё слышат, всё видят, всё замечают. Необходимая привычка, вырабатываемая условиями их жизни, питаемая мелкими поблажками городовых, чередуемыми с облавами… поверь, при таких условиях, эти «агенты» всегда держат глаза и уши открытыми, и обстоятельно докладывают людям моего брата обо всём увиденном или услышанном.

— Стоп. Но если Несдинич не имеет права действовать на территории Конфедерации, то дядька Мирон должен был об этом знать, разве нет? — Честно говоря, за этот хилый фактик я ухватился, как утопающий за соломинку.

— Откуда бы ему это знать, если запрет был введён восемь лет назад, фактически, сразу после раздела разведывательного и контрразведывательного корпусов? В то время, Мирон Куприянович, вообще-то, жил в хорошо знакомом тебе городе и знать не знал о том, что происходит в ведомстве Несдинича. — Улыбнулся Гюрятинич. — Да и газетах об этом не писали.

— Значит, вы не верите в «германскую» версию? — Подытожил я.

— Скажем так, не считаю приоритетной. — Поправил меня Владимир Игоревич. — Идея объявления «войны», кажется мне более правдоподобной. Попробуй припомнить, кому ты успел оттоптать мозоли. Может, какому-то новгородскому заводчику, специализирующемуся на выделке арт — приборов?

— Да нет, вроде бы, ничего такого… Продукция нашей мастерской, в большинстве своём вообще не имеет аналогов на рынке. Так что, ничью нишу мы не занимали. — Пожал я плечами. — Да и объём нашего производства не так уж велик, чтобы считать мастерские Завидичей конкурентами другим артефактным производствам.

— Ну — ну… — Гюрятинич кивнул.

— А может поступить проще? — Предложил я. — Тряхнуть тех купцов, что отказались от контрактов с нами, и всё?

— Кирилл, мы не бандиты, чтобы заниматься подобным. — Вздохнул Владимир Игоревич. — А уж Никанору, как новгородскому полицмейстеру, и вовсе не пристало пытать свидетелей. Он, вообще-то, на должность поставлен, чтобы покой людей охранять, а не страх на них наводить.

— Но ведь они наверняка что-то знают! — Это уже был крик души. Я и сам понимал, что давить на так подставивших меня купцов, не выход, но складывающаяся ситуация просто бесила!

— Угомонись, Кирилл. — Усмехнулся Гюрятинич. — Трясти их, разумеется, нельзя. Пытать тоже. Но расспрашивать-то никто не мешает, верно? Особенно, если действовать аккуратно.

— Я пробовал. — Сник я. — Не вышло. И аккуратно… и вообще…

— О да, наслышан о твоём походе священной ярости. — Уже чуть не в открытую смеялся мой собеседник. — Полгорода шепчется о Завидичах, восстанавливающих традиции ушедшей эпохи!

— Да ну… бред. — Опешил я.

— Расспроси сестёр Осининых. — Лукаво предложил он. — Большую часть слухов, если я не ошибаюсь, как раз они и запустили.

— Убью вертихвосток. — Простонал я, представив, что именно могли наплести острые язычки богатых на фантазии Мишкиных кузин.

— Лучше, скажи им «спасибо». — Неожиданно посерьёзнев, посоветовал Гюрятинич. — Такая репутация дорогого стоит. Традиции в нашем кругу ценят и мнение общества тут играет не последнюю роль. А уж для оскудевшей фамилии только — только вынырнувшей из небытия…

— Может, мне им ещё и торт подарить? — Нахмурился я. Опять начавшие вылезать изо всех щелей, боярские заморочки не прибавили хорошего настроения.

— Тут я тебе не советник. — Махнул рукой Гюрятинич и, помолчав, вернулся к прежней теме. — А об оттоптанных мозолях, всё же подумай. Попробуй вспомнить, кому ты мог перейти дорогу.

И я таки вспомнил. Осинины… Вертихвостка… Зимний бал… Злопамятный братец. Долгих!