XXXVII. Западня
Японский посол сидел в своем кабинете.
Перед ним стоял Ямато.
— Шесть человек имеется в моем распоряжения, то я просил секретаря еще назначить двух.
— Я узнал у швейцара отеля «Континенталь», что Канецкий, друг барона, принес сегодня в гостиницу из оружейного магазина на Итальянском бульваре массу оружия. Туг и револьверы, и кинжалы. Надо предупредить катастрофу.
— Что ж, стоит только приказать швейцару не пускать их и предупредить по телефону полицию о предстоящем нападении на посольство.
— Вы читали, маркиз, что об этом нападении уже оповещено в газетах? Не пустив барона и Канецкого, мы вызовем уличный беспорядок.
— Да, вы правы. Но как же быть? — спросил посол.
— Я полагал бы, что барона и Канецкого следует впустить и… связать, а затем вызвать префекта и попросить его убрать их, указав, что они совершили нападение. Этим мы их вооружим против полиции и общественное мнение будет на нашей стороне. Мы будем утверждать, что никакой Хризанты у нас нет, и этим вопрос окажется исчерпанным, — заключил Ямато.
— Хорошо, так и поступайте. В котором часу, по-вашему, они придут?
— Они могут явиться каждую минуту.
— Теперь около пяти часов, — сказал посол, вынимая свой хронометр.
— Вот именно в это время, по моему расчету, они должны приехать.
— Так позвоните в префектуру.
Ямато выбежал из кабинета.
Едва успел Ямато выскочить на площадку лестницы, как в посольстве раздались тревожные звонки.
Навстречу Ямато попался барон, который одним ударом наотмашь сшиб с ног ненавистного ему шпиона.
Барон налег коленом на грудь Ямато и, не давая єму опомниться, награждал его звонкими пощечинами.
На уступе лестницы, ведущей, к бельэтажу, Канецкий был застигнут четырьмя шпионами, успевшими схватить его сзади за обе руки.
Канецкий рычал, как лев.
Несколько раз он отбрасывал нападавших, ударявшихся о стену лестницы, но без всякого результата, шпионы крепко держали его.
Услыхав крик друга, барон оглянулся и, толкнув еще раз ногой Ямато, бросился на выручку.
Раздались выстрелы. Двое шпионов упали, обливаясь кровью. Остальные поспешили скрыться.
Держа револьверы в руках, барон и Канецкий поднялись по лестнице.
На выстрелы выбежал посол и, пораженный видом вооруженных людей, отшатнулся назад.
— Нет, старая крыса, не уйдешь! — кричал Канецкий, наступая на посла.
— Где Хризанта? — кричал барон.
Наступавшие ворвались в кабинет.
— Успокойтесь, господа, — пятясь к портьере, ведущей во внутренние покои, промолвил маркиз. — Сейчас увидите Хризанту. Напрасно волнуетесь… Сядьте, я пошлю сказать принцессе, что вы желаете ее видеть.
Спокойный тон посла успокоительно повлиял на барона.
— Хорошо, мы подождем… Пожалуйста, передайте принцессе, что барон фон-дер-Шаффгаузен хочет ее видеть.
Посол нажал кнопку.
— Доложите принцессе, что приехал барон, — обратился он к вошедшему камердинеру.
— Вот видите, не было надобности поднимать тревогу, следовало действовать прямо, лояльно.
— Какая тут лояльность, — вскрикнул Канецкий, — когда ваши клевреты нападают на мирных граждан. Я никого не задевал, шел наверх, а вот ваша челядь на меня напала.
— Вы, вероятно, прошли наверх, не дожидаясь доклада, — возразил спокойно посол.
— Оставимте этот разговор, — раздраженно заметил барон. — Мы не уйдем отсюда, пока я не поговорю с принцессой.
— Немного терпения — и принцесса все вам расскажет.
Наступила пауза.
В комнате водворилась мертвая тишина.
Посол сел и принялся искать какую-то бумагу.
Прошло минуть пять. Нетерпение барона усилилось.
— Однако, принцесса далеко запрятана, — воскликнул он иронически.
— О, нет. Она, вероятно, не одета.
В кабинет вошел секретарь посольства.
— Господин маркиз, два лакея ранены. Им сделана перевязка. Раны не опасные.
— Благодарю вас. Узнайте, доложил ли камердинер принцессе о лицах, желающих ее видеть.
Секретарь удалился.
Прошло еще некоторое время.
Вдруг дверь кабинета отворилась и на пороге показался префект с двумя офицерами муниципальной гвардии.
— Именем закона прошу господ выдать свои револьверы, — обратился префект к барону и Канецкому.
Канецкий пришел в ярость.
— Как вам не стыдно, господин префект, — закричал он, — поддерживать японцев, которые на улицах Парижа производят дебоши, нападают на мирных граждан, увозят женщин, ранят людей и теперь, когда мы с бароном пришли с целью освободить принцессу из рук этих коршунов, вы, господин префект, принимаете их сторону. Это низко, подло…
— Мосье, — спокойно возразил префект, — я не имею удовольствия вас знать, но в последний раз именем закона требую выдачи оружия. На ваши замечания могу вам только сказать, что полиция всегда будет защищать посольства и миссии иностранных держав, если таковые будут подвергаться вооруженному нападению.
— Я желал бы видеть принцессу и переговорить с нею, — робко вставил барон.
— Это уж дело маркиза, — ответил префект.
Посол сделал вид, будто не расслышал барона.
Офицеры, сопровождавшие префекта, подошли к Канецкому. К ним на помощь подоспело еще несколько человек.
— Извольте, я уступаю… Но я этого не оставлю. Я буду жаловаться, — возбужденно сказал Канецкий, отдавая офицерам револьвер и кинжал.
Барон последовал его примеру.
— Я должен вас просить удалиться из посольства, — сказал префект.
Барон направился к двери. За ним молча последовал Канецкий.
Навстречу им попался швейцар.
— Вам трудно будет выбраться отсюда, — остановил он их, — вся улица запружена народом.
— Не беспокойтесь, я сейчас выйду, — улыбнулся префект, — а вас, господа, прошу обождать в приемной.
— Посторонитесь! — крикнул швейцар, расталкивая локтями дорогу для префекта.
К префекту подскочили некоторые репортеры.
— Господа, чего вы тут собрались? Много шума из ничего…
— Мы видели, как сюда прошли два господина.
— Совершенно верно. Один из них доктор посольства, а другой знакомый посла.
Журналисты сконфуженно переглянулись.
— Расходитесь, господа, прошу вас!.
— Выдайте принцессу Хризанту, — раздался крик с противоположной стороны улицы.
— Прошу разойтись! — настаивал префект.
Благоразумная часть толпы понемногу стала удаляться, но горсть крикунов продолжала волноваться, требуя выдачи пленницы.
— Господа, — обратился префект к барону и Канецкому, — вы со мной проедете в префектуру, мы там составим протокол.
Барон и Канецкий утвердительно кивнули головой.
Префект обратился к швейцару.
— Вы сообщили принцессе о прибытии барона?
Швейцар, скорчив удивленную гримасу, но не смея противоречить, направился в бельэтаж.
— Не забывайте, господа, что мы тут находимся на японской территории и, не обратись ко мне посол, я не имел бы права сюда войти. Все посольства пользуются правом экстерриториальности.
— Но эти права, полагаю, не распространяются на улицы Парижа, — с язвительной улыбкой вставил Канецкий.
— Я вас не понимаю, — возразил префект.
— Тут и понимать нечего. Барон подвергся нападению, его связали, его даму насильно увезли и все это произошло на основании закона об экстерриториальности?! Благодарю вас…
— Принцесса очень извиняется, что сейчас не может принять барона, а просит позволения написать ему через несколько дней, т. е. после похорон брата, — доложил швейцар.
Барон смолчал, очень хорошо понимая, что принцесса тут не при чем. Но Канецкий вспылил.
— Мало ли что говорять эти негодяи! Принцесса не могла не принять барона. Все это ложь, насмешка над элементарными требованиями законности и порядочности.
— Прошу вас так не выражаться, — остановил его префект и, обращаясь к швейцару, крикнул:
— Пусть подают.
Экипаж представителя полиции быстро покатил по направлению к набережной Орсе.
В кабинете префекта барон и Канецкий разразились бранью по адресу посла.
— Я тут ничего не могу сделать, — сказал префект. — Во всяком случае, вы не имели права врываться в иностранное посольство.
— Совершенно верно, господин префект, — возразил барон, — но что же нам делать? Войдите в мое положение. Не могу же я бросить принцессу, оставив ее в руках лиц, готовых на все.
— Она японка и принцесса, а потому посол руководствуется полученными инструкциями. Тут даже с законной стороны ничего возразить нельзя. Я вам сочувствую, как француз, как джентльмен, но с точки зрения законности, я могу только рассматривать степень участия посольства в уличном нападении, если на то у меня будут фактические данные. Готов с вами во всем согласиться. Но личное мнение не может еще служить аргументом для судебной власти. Убеждения останутся убеждениями, а закон требует веские доказательства. По французским законам еще недостаточно одного заявления пострадавшего. Я могу нарядить следствие; но к чему оно приведет? Допрашивать посла — не имею права, прочие виновники, кроме Ямато, вам не известны. К тому же и Ямато числится в составе членов посольства. Вы сами видите, что и ничего не могу сделать при столь шатких данных.
Барон замолчал. Он сознавал безвыходность подобного положений, но Канецкий что-то пробормотал под нос и злобно глядел на префекта.
В комнату внесли переписанный протокол.
— Потрудитесь подписать протокол. Это простая формальность. Я полагаю, что господин маркиз вряд ли пожелает, чтобы весь этот скандал сделался достоянием улицы и суда.
Канецкий и барон молча подписали бумагу.
— Очень, очень сожалею о печальном инциденте, — сказал префект, подавая руку на прощанье. — А вы, господин Канецкий, не волнуйтесь, иначе и себя и барона поставите в очень затруднительное положение. Не забывайте, что вы иностранцы и что гостеприимством Франций можно пользоваться лишь при условие уважения к ее законам.
