XLVIII. Прибытие
Иокагамский рейд был покрыт лесом мачт.
Первое впечатление туриста, при взгляде на живописные красоты морских берегов этого восточно-азиатского рая, чрезвычайно сильно.
Суда самых разнородных типов скользят по темно-синим волнам гавани, усеянной многочисленными островками.
После однообразного путешествия по морю Хризанта обрадовалась, приближаясь к родным местам.
Перед ее восхищенным взором неожиданно предстала далеко лежащая за Иокагамой священная гора Фуджияма, покрытая девственным снегом. Это японский Олимп, к которому возносятся мечты восточных поэтов.
Изящный в спокойное время Фуджияма бывает источником грозных извержений, сопровождаемых землетрясениями. Вся коническая вершина этой горы, покрытой вечным снегом, во время извержения приходит в сильное сотрясение.
Подобно мощной горе Мексики — Орицабу, японская гора Фуджияма еще за тридцать миль виднеется путешественнику, предвещая близость Иокагамы.
Недалеко от нее показался второй величественный вулкан, вечно дымящийся Ошима, расположенный на острове Фриз.
Навстречу «Виктории» выехали паровые катера европейского типа.
На одном из них находились магараджа Ташидцу и принц Саданару.
Они обогнули остров Иокагамы со стороны Токийского залива и быстро пристали к трапу, спущенному с парохода.
Путешественников ожидал богатый экипаж.
После сердечных приветствий, не обошедшихся без слез, Хризанта смолкла и сосредоточенно посмотрела на лицо магараджи, угрюмый вид которого не предвещал ничего доброго.
Остров Иокагама, длиной в два километра и шириной в один, разделяется бульваром на две части, застроенных красивыми европейскими зданиями. Впереди этих палаццо виднеются роскошные палисадники, сады и парки.
Поезд быстро помчал наших путешественников в Токио.
Ямато, хорошо сознавая разницу общественного положения, все время держался в стороне.
Еще четверть часа — и экипаж а-ля Дюмон гостеприимно подвез магараджу, принцессу и принца к украшенным цветами аллеям дворца Коматсу.
Еще на станции Токио магараджа в последний раз поблагодарил Ямато за содействие и заявил, что замечательная услуга будет иметь для него благоприятный результат в смысле движения по службе.
Принцесса Хризанта любезно кивнула Ямато головой, а принц Саданару подал ему руку.
Ямато был на седьмом небе. Он знал, что могущественный магаражда имеет полную возможность через посредство маркиза Ито испросить для него повышение.
Наскоро одевшись в свою военную форму, Ямато первым долгом явился в офицерский клуб, где в это время сервировали завтрак.
Принцесса Мароу около ворот поджидала прибытия своей любимой дочери. Она обняла Хризанту и залилась слезами.
— Как ты похудела, бедная! — заговорила она. — Ведь это ужасно. Что с тобою?
В первом салоне принцессу встретил больной принц Коматсу, который сидел на своем кресле.
Увидев страдальца-отца, она бросилась перед ним на колени.
Принц-отец молча и с грустной улыбкой смотрел на рыдающую дочь. Он положил свою левую руку на ее голову и нежно погладил ее волосы.
Мароу снова заплакала и даже у сдержанного магараджи показались слезы.
Вихрем пронеслась над этой семьей стихийная драма, конец которой не предвещал ничего доброго.
Магараджа Ташидцу первый прервал тяжелую сцену.
— Дайте Хризанте отдохнуть, она так устала с дороги, на ней лица нет, — сказал он.
Мароу и Саданару подняли Хризанту. Ее отвели в ее любимую комнату и уложили на украшенное цветами ложе.
— Уйдемте, — сказал Ташидцу, обращаясь к принцу Саданару и Мароу.
Но Мароу не последовала этому приглашению.
Она опустилась на колени перед Хризантой и вместе с ней продолжала рыдать.
Слезы лились рекой по щекам страдалиц. Они обе много выстрадали в последние дни.
Мало-помалу рыдания затихли и лишь периодические всхлипывания и вздрагивания указывали на то, что порыв страдания нашел себе временное облегчение.
Мать ни о чем не спрашивала дочь. Они смотрели друг на друга ласковым, страдальческим взором…
— Воды, — прошептала наконец Хризанта.
В одно мгновенье вбежали две мусме и принесли графин холодной воды.
— Пей, дорогая, — сказала мать, — успокойся. Что было, того не вернуть. Мы не должны роптать на судьбу. Бог счастья знает сам, что предназначить каждому в его жизни. Молись…
Хризанта молчала.
Она действительно была страшно утомлена.
Успокоившись, она уснула.
Мароу на цыпочках вышла из комнаты и поспешила к принцу-отцу.
Больной старик чувствовал себя скверно. Сердце его сжималось от боли.
Тем временем магараджа Ташидцу с принцем Саданару молча прогуливались в парке.
Магараджа сознавал, что, отрывая свою дочь от груди любимого человека, он берет на себя тяжелую ответственность за ее счастье.
Его очень волновало, что принцесса вернулась утомленная, измученная, с печатью грусти на лице.
Он ожидал, что одно возвращение на родину само по себе затмит всякие воспоминания европейских увлечений. Но, очевидно, он ошибся в своих ожиданиях.
О сватовстве теперь нельзя было и думать.
Он решил до поры до времени не заикаться об этом. Но его беспокоило известие, полученное им от Чей-И, что барон завтра должен прибыть в Нагасаки.
Нельзя было терять времени. Если барон благополучно избег рук душителей в Порт-Саиде, то в Нагасаки, где он из предосторожности остановился, следовало повторить попытку.
Он должен умереть, — решил магараджа.
И он так углубился в свой план возмездия, что как бы забыл о своем спутнике — Саданару. Его влекло к исполнителю страшной мести. С ним повидаться для магараджи являлось насущной необходимостью. Он сухо простился с молодым принцем, стремясь скорее увидеть Чей-И.
Магараджа впопыхах сообщил Чей-И принятое им решение.
— Неизвестно, когда нам удастся подстеречь барона, — сказал магараджа, — но меры предосторожности не мешает принять теперь же.
— Успокойтесь, магараджа, я уже дал приказание купить судно, на котором мои чейты совершат казнь.
— Благодарю вас, но предупреждаю, что барон пользуется особым покровительством германского посольства. Следует принять экстраординарные меры, дабы предотвратить какие-нибудь дипломатические недоразумения.
— Я сам разделяю ваше мнение, — ответил Чей-И, — и потому казнь произойдет не в Нагасаки, где нам могут помешать, а на парусном судне, среди глубокой ночи. Свидетелями смерти барона будут блестящие звезды и молчаливая улыбающаяся луна, если тучам не угодно будет лишить луну этого зрелища.
— Но сумеют ли чейты заманить барона в свои таинственные сети? Он, наверно, наученный событиями в Париже, стал особенно осторожен, предусмотрителен.
— Вы, дорогой магараджа, мне говорили, что барон имеет большую склонность к женской красоте. Пусть же он найдет свою смерть в путах женской ласки.
— Но для этого нужна женщина, способная в нем возбудить необычайную страсть. Я знаю тевтонскую расу, они, подобно англосаксам, привязчивы, не так легко забывают любимую женщину, как мы. Образ такой женщины немцы способны обожествлять, окружая себя предметами, напоминающими избранную женщину. Это своего рода культ, которым мы лишь окружаем намять предков.
Чей-И призадумался. На его челе в густую складку сложились плутоватые морщины лба и глаза его задумчиво глядели на одну точку.
— Мне кажется, — произнес он после продолжительной паузы, — если я не ошибаюсь, я наткнулся на ключ этой трудной задачи.
Магараджа сосредоточил все свое внимание и, затаив дыхание, слушал главу чейтов.
— Женщина должна быть нашей союзницей, но эта женщина нам будет полезна при одном лишь условии, если она своей красивой внешностью будет напоминать барону ту самую красавицу-принцессу, найти которую он стремился в Японии.
Лицо магараджи просияло.
— И вы правы, мудрый Чей-И, но эта задача не из легких. Найти такую красавицу не так просто.
Чей-И пожал плечами, как бы желая этим сказать, что поимка барона сама по себе еще более трудная задача.
Магараджа простился, поблагодарив Чей-И за добрый совет, и направился в Иошивару.
