его две штуки, – говорю я всякий раз, входя в дом. Две штуки взволнованно орут, тычутся в руки мокрыми носами, валятся на бок, подставляя мягкие животы.

Когда я возвращаюсь после одной минуты отсутствия (например, за забытым телефоном), ритуал встречи воспроизводится с тем же тщанием.

Если бы наши кошки были надменными бессердечными эксплуататорами человеков, как им по легенде положено, мне было бы за них спокойней, честно говоря. Нельзя же так любить человеков! Так человеки, того гляди, на голову сядут и консервы станут отбирать.

На свете есть и другое счастье. Его обычно называют «счастьем бытия»; гораздо реже его называют «любовью» или «вдохновением», потому что эти слова обросли какими-то совсем уж ненужными смыслами, но все равно счастье – это вот все оно. Льется с неба, зараза такая, не убережешься, и темные очки по весне бывают нужны не столько от солнца, сколько для того, чтобы скрыть от прохожих вот этот нелепый мокрый блеск глаз. А то идет по улице взрослый человек, рыдает зачем-то от счастья, невыносимое же зрелище, уберите, невозможно на это смотреть.

Но я ничего, я очень незаметно рыдаю от счастья, вы ни за что не догадаетесь, даже если пройдете совсем рядом. Потому что у меня сила воли и редкостная самодисциплина. Ну и темные очки.