24
Литовец проводил Анну до дверей. Два других стражника смотрели на нее равнодушно. В эту ночь их было трудно удивить.
Заскрипели доски дорожки, стражник поднялся к двери, толкнул ее и крикнул внутрь.
Анна ждала. Зарево немного уменьшилось, зато в противоположной стороне небо начало светлеть, хотя в городе было еще совсем темно.
Изнутри донеслись быстрые шаги, и на порог выбежал, ковыляя, шут. Он остановился в двери, вглядываясь.
— Пани Магда? — Он не верил своим глазам.
— Пан Роман сказал мне ждать его.
— Не может быть, — сказал шут. — Ты должна спать. Ты не должна была сюда приходить. Ни в коем случае! Пока ты в тереме, он не убежит, неужели не понимаешь? Ну почему ты не спишь? Ты же выпила зелье? Ах, теперь ты в его руках…
Анна подумала, что о зелье ей, как польской княжне, знать не положено. Но выразить интерес нужно.
— Какое зелье? — спросила она.
— Проходи, княжна, — сказал шут. — Не слушай дурака. Иди, сыро на улице стоять…
Он протянул слишком большую для его роста руку, и Анна послушно взяла ее за сухие пальцы и пошла в горницу.
Люк в подвале был закрыт. До Кина всего несколько шагов.
— Иди сюда, — сказал шут, открывая дверь во внутренние покои. Но Анна остановилась в первой комнате.
— Я подожду здесь, — сказала она.
— Как хочешь. — Шут был удручен. — И зачем ты пришла?… — повторил он.
— Кто разбудил тебя?
— Я пришла сама, — сказала Анна.
— Неужели я ошибся?… Это же было зелье, от которого сама не проснешься…
«Он дал ей снотворного? Ах ты, интриган!» — чуть не вырвалось у Анны. Вместо этого она улыбнулась и спросила:
— А где же твой хозяин занимается чародейством? Здесь? Или в задней комнате?
Она прошлась по комнате, стуча пятками.
— Разве это так важно? — спросил шут. — Это уже неважно. Ты говоришь по-русски. Но странно. Говор твой чужой.
— Ты забыл, что я воспитана в Кракове?
— Воспитана? Чужое слово, — сказал шут. — Ты говоришь странные слова.
Люк изнутри откинулся.
Шут резко обернулся. Голова отрока появилась в люке.
— Ты чего, Глузд?
— Тот, литвин, бьется… боюсь я его… Погляди, Акиплеша.
— Прирежь его, — спокойно ответил шут.
— Нет! — вырвалось у Анны. — Как можно! — Она сделала шаг к открытому люку. — Как ты смеешь! — Она почти кричала — только бы Кин понял, что она рядом.
Шут ловко встал между люком и Анной.
— Тебе туда нельзя, княжна, — сказал он. — Не ведено.
— Эй! — раздался снизу зычный голос Кина. — Развяжи меня, скоморох. Веди к князю. Я слово знаю!
— Знакомый голос, — сказала Магда. — Кто у тебя там?
— Не твое дело, госпожа.
— Раб! — возмутилась княжна. — Смерд! Как ты смеешь мне перечить! — Анна не боялась сказать какое-нибудь слово, которого в тринадцатом веке не существовало. Она иностранка и не имела иного образования, кроме домашнего.
И в ее голосе загремели такие княжеские интонации, что шут опешил, а отрок буквально оторопел.
— С дороги! — повелительно сказала Анна. — Посмотрим, что скажет господин Роман, когда узнает о твоем своеволии.
И шут сразу сник. Словно ему стало все равно — увидит Магда пленника или нет…
Анна отстранила отрока и величественно спустилась вниз, в знакомое ей (но не польской княжне)скопление реторт, горшков, тигелей и других примитивных, но впечатляющих сосудов зари химической науки. Сильно воняло серой и кислотой. Кин сидел, прислонившись к стене. Анна подмигнула ему, а Кин, видя, что отрок с шутом задержались наверху, нахмурился и проворчал сквозь зубы:
— Еще чего не хватало!
— Так вот ты где! — возмущенно проговорила княжна, глядя на Кина. — Почему ты связан? Что они с тобой сделали?
— Госпожа, — сообразил Кин, — я плохого не делал. Я пришел к господину Роману от вас, но меня никто не стал слушать.
Анна обернулась. Отрок стоял у лестницы, шут на ступеньках. Они внимательно слушали.
— Do you speak English? — спросила Анна. (Вы говорите по-английски? (англ.))
— Yes, a little, — сказал Кин. (Да, немного. (англ.))
— Нам нужно их убедить, — продолжала Анна по-английски.
— Молодец, — ответил Кин. — Я тебе помогу.
— Развяжи его, — приказала Анна отроку. — Разве ты не видишь, что он мой слуга?
Отрок был послушен.
— Сейчас, госпожа, — сказал он. — Сейчас, но господин…
— Господин сделает все, что я велю.
Отрок оглянулся на шута. Тот спустился в подвал, сел за стол.
— Делай, — мрачно сказал он. — Делай, господин сделает все, что она скажет.
— Где твой возлюбленный? — спросил Кин по-английски.
— Не смейтесь. Роман с князем. Они обсуждают вопросы обороны.
Кин поднялся, растирая кисти рук.
— Я пошел! Мне надо быть с ним. А тебе лучше вернуться.
— Нет, я останусь. Роман просил меня остаться. Я могу помочь вам, когда вы вернетесь.
— В случае опасности помнишь, что делать?
— Разумеется, — сказала Анна по-русски. — Иди к Роману, береги его. — Затем она обернулась к отроку: — Проводи моего слугу до выхода. Чтобы его не задержали стражники.
Отрок обернулся к шуту. Тот кивнул. Отрок побежал по лестнице за Кином. Шут сказал:
— Thy will releaseth him from the Fetters. (Ты освободить его от оков. (староангл.))
Анна опешила.
— Вы понимаете этот язык? — спросила она глупо.
— Я бывал в разных краях, княжна, — сказал шут, — с моим господином. Мы, рабы, редко показываем свои знания…
Надеюсь, подумала Анна, что язык двадцатого века так изменился, что он не все понял.
