Он лежал на траве и жадно, как вытащенная из воды рыба, хватал ртом воздух. Немно-го придя в себя, вслушался в окружающую его тишину.

Похоже, его никто не преследовал. Не слышно треска веток, разговоров. Он вдруг с неожиданной теплотой вспомнил Шумилина. Молодец, политрук, не сдрейфил. Настоящий мужик, хоть и фанатик сталинский. Жалко только, что похоронить его не получилось, хоть он это по праву заслужил. И лопата к коляске мотоцикла приторочена была, да преследователи помешали, времени на это не дали. Надо было самому спасаться.

Саша поднялся, отряхнул одежду от приставшего к ней мусора и пошел на восток. Время от времени он видел, как справа, между деревьями и кустарником, мелькала река.

Где он сейчас? Хоть бы определиться! Карта была, но где она? В вещмешке или в ранце? Что-то у него многовато поклажи. От лишнего надо избавляться. И Саша устроил привал.

Сначала он открыл ранец. Вот свернутая, измятая и грязная форма политрука. В кармане гимнастерки – его документы. Здесь же – Сашина гражданская одежда. Только вот карты нет. Саша перерыл вещмешок сверху донизу. Колбаса, хлеб, банки с тушенкой, индивидуальные немецкие перевязочные пакеты. А карты – той, трофейной, которую он забрал у убитых немецких связистов, – карты нет. Куда же она делась? Ведь без нее – как без рук!

Саша доел круг колбасы с хлебом. Лето, жарко, она хоть и полукопченая, но испортиться быстро может. Не спеша допил вино. Прихлебывая из бутылки, размышлял – переодеваться ему в свою одежду или пока идти в немецкой? Пришел к выводу, что, пожалуй, в немецкой пока безопаснее и в сапогах немецких по лесу идти куда удобнее, чем в своих туфлях. Да и на спине ранец должен быть, а не сидор отечественный. Вот только как будет выглядеть немецкий пехотинец, в одиночку бродящий по лесу? Однозначно: подозрительно как для самих немцев, так и для местных жителей. Зато потом немецкая форма поможет, когда через немецкие позиции в прифронтовой полосе пробираться придется.

Поразмышляв так, Саша закопал форму политрука, предварительно достав из нагрудного кармана гимнастерки и переложив к своим документам удостоверение Шумилина. Плотненько утолкал свою одежду и продукты в ранец и забросил ранец за спину. Немецкий же автомат повесил через плечо – так удобнее. Сами немцы носили его на шее, стволом вправо, что для Саши было непривычно. Он попробовал развернуть его стволом влево, но рукоятка затвора при каждом шаге била его в живот, и идти было неудобно. Он по привычке попрыгал на месте – не стучит ли чего, и – в дорогу.

Шел осторожно, прислушиваясь – не кричат ли тревожно птицы, не шумит ли поблизости мотор. Здесь мотор – это всегда немцы. У жителей сроду ничего, кроме велосипедов, не было, да и они в редкость.

К вечеру Александр добрался до какой-то деревни. Он постоял на опушке, пытаясь определиться, нет ли в ней немцев. Вроде было тихо. Мирно кудахтали куры, взвизгивали собаки. Если бы в деревне побывали немцы, то кур они бы постреляли и съели.

Саша встал, оправил форму и спокойным, уверенным шагом направился в деревню.

Была она невелика – единственная короткая улица по десятку деревянных изб с каждой стороны.

Саша остановился посередине улицы в недоумении. Деревня как вымерла. Возле изб – ни одного жителя. Хотя Саша чувствовал, что из окон за ним наблюдают. Он решил, что надо вести себя нагло, как завоевателю.

Подойдя к ближайшей калитке, Саша пнул ее сапогом. Остановившись посередине двора, громко крикнул:

– Рус, выходи!

За оконной занавеской мелькнуло испуганное женское лицо, потом загремел запор. Во двор вышел, опираясь на костыль, мужик лет сорока – без одной ноги.

Намеренно коверкая слова на немецкий манер, Саша спросил:

– Эта деревня как имя?

– Малиновка, пан офицер.

– Их бин зольдат. Я найн офицер! Где есть Гомель?

– Так вон там, пан солдат, – мужик махнул рукой, указывая куда-то за Сашину спину.

– Как далеко?

– Километров пятьдесят будет, – для убедительности мужик показал Саше пятерню с растопыренными пальцами.

– Днепр?

– Совсем недалеко, пан солдат. Часа три пешком.

– Дойче зольдатен тут марширойн? (Германские войска здесь были?)

– Бог миловал. Вы – первый.

– Партизанен? Пуф-пуф?

– Откуда, пан солдат?

– Смотри! Если ты меня обманывать, я делать пиф-паф! – Для убедительности Саша сложил пальцы правой руки в воображаемый пистолет.

Мужик перекрестился, не отводя глаз от Сашиной руки.

– Ком! Идти домой! – Саша махнул рукой в направлении избы. Мужик, часто оглядываясь, заковылял к дому и скрылся за дверью.

Основное Саша узнал и задерживаться в деревне не стал. Скоро начнет смеркаться, а ему надо еще ночлег отыскать.

Он вышел из Малиновки, спиной ощущая испуганные взгляды селян, и бодрым шагом направился на восток, время от времени переходя на легкий бег.

Когда стало темнеть, впереди открылось поле, а за ним – Днепр. Был он не так широк, как у Киева, где проезжал прошлым летом Саша.

Пересекать поле в темноте Саша не рискнул. Немцы могли поставить мины – хотя здесь-то зачем? Но рисковать он не стал и улегся спать на опушке леса, подложив под голову ранец и сняв автомат с предохранителя.

Хоть и спал он вполуха, но проснулся ранним утром бодрым. Берег реки был скрыт от него плотной пеленой утреннего тумана, и сейчас это было ему только на руку. Он осторожно направился к реке, глядя под ноги – не видно ли где проволочки или свежего бугорка земли. Встречались такие холмики, но, скорее всего, их понаделали кроты. На всякий случай Саша их обходил.

Вот и Днепр. Как там у Гоголя? «Чуден Днепр при тихой погоде…» Однако Саше было не до красот природы. Он раздумывал – как перебраться вплавь, не замочив оружие? Форму немецкую Саша снял и отбросил в сторону – не пригодится она ему больше. Автомат оружейным ремнем притянул к ранцу. Ранец же водрузил на загривок, ремни плечевые зажал зубами. Даже если плеснет водой на него – кожа ранца добротная, сразу не промокнет. Завершив таким образом все приготовления, Саша осторожно вошел в воду и поплыл.

Течением его сносило в сторону, но Саша не сопротивлялся. Какая разница, на каком месте он выберется на том берегу?

Он уже преодолел больше половины пути, как почувствовал, что стал уставать. Ноги и руки отказывались повиноваться, ранец давил на плечи чугунной плитой. Нет, не зря он недолюбливал воду.

Добравшись из последних сил до берега, Саша вцепился в кусты и довольно долго пролежал так, тяжело дыша. И только выбрался на крутой склон, как услышал позади себя:

– Руки вверх, фашист!

– Да какой же я фашист? – не поворачиваясь, изу-мился Саша. – Свой я, сержант Савельев!

– Руки вверх подними, а то стрельну! – Из-за кустов вышел красноармеец с трехлинейкой в руках. Он повел стволом винтовки, указывая Саше направление: – Иди вперед, и пусть командир роты решит, наш ты или немец!

Боец был совсем молоденький, от волнения голос его периодически срывался. Но Саша рад был, что попал на часового Красной армии, а не на немецкий дозор. Всякое ведь могло случиться.

Часовой довел его до брезентовой палатки, крикнув у входа:

– Товарищ младший лейтенант!

Из палатки вышел младший лейтенант с «кубарем» в петлице. Саша про себя невольно отметил, что староват он для младшего, скорее всего – из запаса призван. Лицо у лейтенанта было хмурое и утомленное.

– Чего у тебя случилось, Дудкин?

– Вот, товарищ младший лейтенант, перебежчика с той стороны задержал. Из воды на наш берег выбрался.

– Разберемся! Возвращайся в дозор.

– Есть! – на ходу козырнув, рядовой Дудкин убежал.

– Кто ты такой и что у тебя в ранце? – обратился младший лейтенант к Саше.

– Сержант Савельев, сто седьмой стрелковый полк, выхожу из окружения, – встав по стойке «смирно», представился Саша.

– Опять окруженец! Документы есть?

Саша опустил ранец на землю, развернул одежду, достал солдатскую книжку и протянул ее младшему лейтенанту. Тот бегло просмотрел, зевнул.

– Почему не в форме?

– В негодность пришла, в деревне цивильное выпросил.

– Хм! В Особый отдел тебя отправить?

– Лучше оставить в части.

– Гляди, какой умный! Автомат немецкий где взял?

– У немца отобрал.

– Молодец! Воинская специальность?

– Разведчик.

– О! Такие мне нужны. Считай – зачислен. У меня в роте – едва половина состава, да и то все зеленые, только призваны. Даже стрелять толком не умеют. На том берегу немцев видел?

– Нет. Разрешите одеться?

Саша стоял перед командиром раздетым – в том виде, в каком вылез из воды, и чувствовал себя неуютно.

– Разрешаю. В форму бы тебя одеть, да где тылы наши – не знаю.

Саша достал командирское удостоверение Шумилина и протянул младшему лейтенанту.

– Со мной вместе политрук выходил, погиб геройской смертью. Вот его документы.

– Это же сколько наших на той стороне осталось? Почти каждый день выходят. Мне приказано их на сборный пункт отправлять. Только ты не надейся! У меня в роте сержантов нет, из командиров только я. Вот и примешь взвод.

– Так я же только отделением командовал.

– Я срочную еще в тридцать втором проходил, а потом учительствовал. Опыта тоже нет, однако приказали – исполняю. Пойдем в палатку, она у меня вроде штаба. Запишу все, как положено. Я потом в полк данные передам. Тебя же на все виды довольствия ставить надо.

Командир роты переписал данные с солдатской книжки на лист бумаги и вложил его в планшет.

– Пойдем, представлю тебя взводу. Да, забыл совсем. Служить ты, сержант, будешь теперь в сорок четвертом стрелковом полку сорок второй стрелковой дивизии. Меня зовут Иван Анатольевич Звягин, я – командир роты.

Они шли около получаса, пока не добрались до отрытых не в полный профиль окопов.

– Принимай, сержант, взвод – все восемь человек.

– Как восемь? Это же меньше половины!

– Сколько есть! Будет пополнение – укомплектуем по штату.

Звягин собрал всех бойцов, представил им нового командира, пожелал удачи и ушел. Конечно, хлеб-соль при встрече Саша не ожидал, но и такого… Одежда гражданская, автомат немецкий, обоймы к нему только две, и взвод – как неполное подразделение. Как можно воевать с немцами? Уж Саша-то знает, видел, как хорошо вооружены и экипированы гитлеровцы и как много у них техники.

Он обвел взглядом бойцов. Почти все молодые, у всех трехлинейки. Только один – лет тридцати пяти, с усами – без оружия.

– Фамилия? – Саша остановился против него.

– Рядовой Федотов.

– Почему без оружия?

– Неудобно в строю с противотанковым ружьем стоять, – степенно ответил боец.

«Ага, – мгновенно сообразил Саша, – во взводе ПТР есть, – это хорошо». Он оглядел бойцов.

– Красивых слов говорить не буду. Надо держать позиции столько, сколько прикажут. Вопросы есть?

– Есть, – подал голос совсем молоденький боец.

– Представляться надо.

– Виноват, красноармеец Безменко.

– Слушаю вас, красноармеец Безменко.

– Почему у вас одежда гражданская, а автомат немецкий?

– Вопрос не по существу. Но коли всем интересно, скажу. Из окружения выходил. Форма обгорела при бомбежке, а оружие я у немца забрал.

– Так вы и немцев видели? – глаза бойца округлились. В строю хихикнули.

– А ты думаешь, немец мне свой автомат подарил? Убил я его, а оружие забрал. Все, разговоры окончены, занять свои места.

Бойцы разбежались по окопам. Вырыты они были неправильной дугой, обращенной к Днепру. Но немцы не дураки форсировать Днепр. Скорее всего, они прорвутся по шоссе севернее и попрут вдоль дорог. А сюда если и ударят – так справа, со стороны шоссе.

Саша обошел позиции и спрыгнул в окоп к бронебойщику. У него единственного окоп был отрыт в полный рост.

– Это ты молодец, Федотов, что окоп полного профиля вырыл.

– Финскую прошел, знаю. Это молодняку лень лопатой поработать. Так после первого боя ума добавится.

– Думаю, окопы надо снова рыть. Немцы через Днепр не полезут, они с севера придут. Там шоссе, там они и прорываться будут. У них – танки, бронетранспортеры, грузовики. Здесь же понтонную переправу наводить надо, чтобы технику переправить. Как полагаешь?

– Точно так же.

– Тогда бруствер с северной стороны насыпь. Место для окопа сам подобрал?

– Сам.

– Молодец, удачное местечко.

Саша показал бойцам, где надо рыть окопы. Бойцы были недовольны, но перечить не посмели, взялись за лопаты.

Далеко на севере были слышны глухие раскаты, напоминающие раскаты грома. Один из солдат оглядел небо.

– Странно… Туч нет, дождя не предвидится – а громыхает.

– Это пушки бьют, там сейчас сражение идет. Немцы если прорвутся – с той стороны покажутся.

Едва бойцы успели отрыть окопчики по колено, как в небе показались черные точки. Они быстро увеличивались в размерах и превратились в самолеты.

– Воздух! – закричал Саша. – Ложись!

Все попадали в незаконченные окопы, смотрели вверх. Саша спрыгнул в пустой окоп недалеко от бронебойщика.

Самолеты оказались пикировщиками, «Юнкерсами-87» – с неубирающимися шасси. Один за другим они сваливались в пике, сбрасывали бомбы и с разворотом набирали высоту.

Саша попал под бомбежку в первый раз. Нарастающий вой бомб, потом разрывы, мучительное содрогание земли… Пыль, запах тола, бьющие по голове и телу комья земли.

Сделав два захода, пикировщики сместились дальше и стали бомбить другую цель, за лесом.

Саша поднялся из окопа, стряхнул землю с одежды, руками стер, скорее – размазал по лицу пыль, крикнул:

– Эй, все живы?

Из окопов поднимались бойцы. Один, второй – все восемь.

– Продолжаем рыть окопы! – распорядился Александр.

Только что пережившие бомбардировку бойцы стали остервенело копать землю. Еще несколько минут назад над их головами свистели осколки, и только окопчики помогли выжить. Бойцы на своей шкуре поняли, что окоп – это сохраненная жизнь.

Около шестнадцати часов на позицию пришли подносчики, доставившие бойцам термосы. Один – с пустой перловой кашей, другой – с жидким чаем. В вещмешке принесли хлеб и две бутылки водки.

Бойцы сели обедать.

– А супчика не будет? – спросил Безменко.

– Не будет, – хмуро ответил подносчик, – осколками одну кухню начисто разбило. Только котел с кашей и остался.

Они съели все, что было, выпили по сто грамм водки.

Издалека донесся едва уловимый пока звук моторов.

– По местам! Приготовиться к бою! – скомандовал Саша. Пробежав вдоль линии окопов, он предупредил: – Патроны экономить, стрелять только по моей команде!

Ждать немцев пришлось больше часа. Сначала появились несколько мотоциклов, за ними двигались полугусеничные бронетранспортеры – спереди колеса, под бронированным кузовом, больше похожим на гроб, – гусеницы.

Немцы рассыпались в боевой порядок. Пехота, покинув бронетранспортеры, бежала цепью. «Эх, сейчас бы пулемет сюда – хотя бы «ДП» или «максим»!» – подосадовал Саша. Когда до немцев осталось метров триста, он крикнул бронебойщику:

– Федотов, по броникам – огонь!

Почти тут же по ушам ударил выстрел. Длинноствольное ружьецо стреляло просто оглушительно. На фронте его потом прозвали «ствол длинный – жизнь короткая».

Шедший в центре бронетранспортер остановился. Чего же он не горит? Может, пуля в двигатель попала?

Федотов зарядил «ПТР», снова прицелился и снова выстрелил. На этот раз получилось удачнее – бронетранспортер сразу вспыхнул. Но и бронебойщика засекли по пламени и вздымаемой пыли.

Для уменьшения чудовищной отдачи на конце ствола стоял дульный тормоз. Отдачу он гасил, но пороховые газы шли в стороны и вниз, поднимая пыль и демаскируя стрелка.

Александр увидел, что из двух оставшихся бронетранспортеров открыли огонь пулеметчики. И бить они старались по позиции бронебойщика.

– Огонь! – крикнул Саша.

По пехотинцам открыли огонь из винтовок бойцы взвода. Немцы не прицельно, от живота поливали окопы советских бойцов огнем из автоматов.

Но автомат хорош в ближнем бою, уличном бою, когда стрельба идет почти в упор, когда просто незаменимы высокий темп стрельбы и компактность. А вот на дистанции больше двухсот метров автомат – просто хлопушка. Как говорится, много шума из ничего. Для автоматов, или, если правильно – пистолетов-пулеметов, используют пистолетные патроны. Для советских «ППД», «ППШ» или Судаева – от пистолета «ТТ», для немецких «МП-40» – от пистолета «парабеллум». Эффективны они метров на семьдесят-сто.

Винтовка же скорострельностью не обладает, в траншее с ней не развернешься, зато на расстоянии в триста метров в цель попасть, если стрелок имеет навык, вполне реально.

Звонко хлопали выстрелы трехлинеек, и немцы стали нести потери. Солидно громыхнул выстрел из «ПТР» – это Федотов улучил момент. Еще один бронетранспортер получил повреждение и встал. Но машина не загорелась, и этим воспользовался ее пулеметчик – он продолжал стрелять. Пользуясь огневой поддержкой, немецкая пехота упрямо шла вперед.

Саша откинул складной приклад и короткими – на два-три патрона – очередями стал стрелять по набегающим фигурам. Он отчетливо понимал, что, если так и дальше пойдет, сомнут их немцы.

– Федотов, по транспортеру бей! – крикнул Саша бронебойщику.

В треске выстрелов услышал его бронебойщик или сам догадался, но он прицелился и выстрелил в пулеметчика. Даже издалека было видно, как крупнокалиберная пуля снесла немцу голову.

Этот момент стал переломным для боя. У немцев оставался еще один транспортер, но, видимо, водитель его испугался – дал задний ход. Пулеметный огонь стих, и наступающие оказались без огневой поддержки.

Саша расстреливал немцев, пока не услышал, как клацнул вхолостую затвор. Патроны закончились, мать их так!

Саша присоединил другой магазин, последний. Надо патроны экономить. Неплохая машинка, однако патронов взять негде. Он перевел переводчик огня на одиночные выстрелы. Один выстрел, второй, третий… И каждый выстрел сопровождался попаданием. Убит противник или ранен – не столь важно, главное – выведен из строя.

Немцы дрогнули, побежали назад.

– Прекратить огонь! – закричал Саша, высунувшись до половины из окопа. Патроны следовало экономить. Немцы – народ упорный, полезут в атаку снова.

Саша выбрался из окопа и переполз к бронебойщику.

– Как ты, Федотов?

– Жив! – радостно ухмыльнулся тот.

– Молодец! Кабы не ты – смяли бы нас.

– Пусть утрутся. У меня патроны еще есть.

– Ты себя береги, не рискуй зря.

Саша пополз к другим окопам.

– Все живы? Раненые, убитые есть?

К немалому его удивлению все оказались живы. Как в поговорке: «Новичкам и дуракам везет». Но при опросе выяснилось, что с патронами совсем худо. У кого обойма в запасе была, у кого – две.

– Рядовой Безменко!

– Я!

– Приказываю ползти к ротному, пусть патронов даст – хоть один ящик, хотя бы «цинк».

– Слушаюсь!

– И ползком!

Солдат уполз.

Над позициями нависла напряженная тишина. День катился к вечеру. По сумеркам немцы атаковать не будут, они днем воевать привыкли. Вот только не вырезали бы ночью наших. «Надо дозорного вперед выдвинуть, – подумал Саша. – А кого? Кроме Федотова и меня – один молодняк».

Безменко вернулся уже в темноте. Он полз, волоча за собой тяжелый ящик с винтовочными патронами.

– Бойцы, ко мне!

Все собрались у окопа Безменко, вскрыли ящик и оба «цинка». Саша раздал патроны бойцам. Кто-то подставлял пилотки. Патроны еще на заводе были снаряжены в обоймы.

– Патроны беречь! Стрелять только по цели! – строго напутствовал бойцов Саша.

Ящик быстро опустел. Саша подошел к окопу бронебойщика. Тот сидел на земле, свесив ноги в окоп, и хрустел ржаным армейским сухарем.

– Жрать охота – сил нет! – пожаловался он. – От перловки только брюхо болит, никакой сытости.

– Как думаешь, полезут немцы завтра? – спросил Саша. Ответ он и сам знал, просто хотел посоветоваться.

– Это как пить дать! Вот позавтракают и попрут.

– Нет у меня надежды на бойцов с их винтовочками. Пулемет бы нам, – посетовал Саша.

– Попроси у ротного.

– Был бы у него – уже дал бы, – махнул рукой Саша.

Он помолчал, потом спросил:

– Ты не видел – немцы, когда уходили, пулемет с бронетранспортера сняли?

– Ты чего удумал, взводный? Не ходи туда – в одиночку нельзя. А от пацанов толку мало, только мешать будут.

– Не будет пулемета – не устоим завтра. У тебя гранаты есть?

Бронебойщик помолчал, потом сказал нехотя:

– Найду одну лимонку.

Он нырнул в окоп, достал из ниши гранату «Ф-1», прозванную за округлую форму «лимонкой». Граната оборонительная, мощная, с большим разлетом осколков.

– Держи, сержант.

– Пойду я. Спасибо, – обернулся уже на ходу Саша.

Саша решил пробраться к подбитым бронетранспортерам и снять пулемет. Конечно, неизвестно, ушли немцы из бронетранспортера или дозорного оставили, но другого выхода он не видел.

Александр перебросил через плечо автомат. В магазине его едва ли десяток патронов остался, а все же выручить может. Достав из кармана, проверил «наган».

Федотов заметил, ухмыльнулся.

– Из него только застрелиться.

– Я из него двух фрицев уложил. – Саша встал и направился к подбитым бронетранспортерам.

Темнота была, хоть глаза выколи. Спотыкаясь на неровностях, он прошел большую часть поля, потом лег и дальше двигался уже ползком, на ощупь. Пару раз он натыкался на трупы убитых немцев.

Вот и массивная туша первого бронетранспортера. Этот точно не годится, от него горелым пахнет – резиной, железом. Там явно нечем поживиться.

Саша попытался припомнить, где стоял другой, подбитый и неподвижный, но не горевший бронетранспортер. По всей видимости, пуля «ПТР» в двигатель угодила. Выходило, что он стоял правее и дальше. К нему Саша и пополз.

Память не подвела Александра – бронетранспортер оказался там, где он и думал. Саша прислушался. Ни звука вокруг, только цикады трещат.

Он забрался в бронетранспортер через распахнутую дверь. Воистину – железный гроб. Броневые стенки под наклоном, только крыши нет. На перекладине поперек кузова – пулемет, на полу – убитый пулеметчик.

– Дострелялся, сволочь! – позлорадствовал Саша.

Только он снял пулемет с опоры, уложил его на пол и собрался пошарить в поисках коробок с лентами, как раздались голоса. Немцы! Саша вытащил из кармана револьвер.

Немцы подошли к бронетранспортеру, к его заднему борту. Вспыхнул синим маскировочным светом фонарик, загремело железо. «Чего они там делать могут?» – удивился Саша.

Ответ он получил тут же. Заревел мотор, и довольно быстро звук приблизился. К подбитому бронетранспортеру подошел другой. Фары он не включал, ориентируясь на свет фонарика.

Бронетранспортер встал совсем рядом, снова загремело железо.

Саша осторожно приподнял голову над бортом. Немцы цепляли к подошедшему бронетранспортеру буксировочный трос.

– Блин, в тыл утащить хотят! Вот попал, как кур в ощип!

Мысли лихорадочно заметались. Что делать? Срезать их из автомата? Но удастся только этих двух, что трос цепляют. Те, кто в бронике, уцелеют. Да и сколько их там, неизвестно. Выпрыгнуть через дверь и бежать? Может, не заметят?

Пока он раздумывал, лихорадочно ища выход, буксировщик дернулся, трос натянулся. Один из немцев направился к дверце подбитого бронетранспортера, где прятался Саша. Все решали мгновения.

Когда немец возник смутным силуэтом в проеме дверцы, Саша выстрелил в него из «нагана». Выхватив левой рукой из кармана «лимонку», он зубами выдернул чеку и швырнул гранату в открытый сверху кузов бронетранспортера-буксировщика. «Только бы не промахнуться!» – взмолился он. Попал! Жахнуло так, что заложило уши.

Граната взорвалась внутри бронетранспортера, уничтожив все живое. Деваться осколкам внутри стальной коробки было некуда, они рикошетили от бортов. И неважно, сколько человек было в бронетранспортере – шансов выжить после такого взрыва не было ни у кого.

«Надо уносить ноги, и побыстрее! – мелькнуло в голове. – Ну нет, без пулемета и патронов не уйду!»

Саша начал шарить по полу, отыскивая коробку с лентой. Приподнял. Тяжелая, стало быть, не пустая. Подтолкнул коробку к дверце, туда же ногой подвинул пулемет. Осторожно выглянул. Тишина. Только негромко урчит мотор тягача, пригнанного немцами, и голоса немецкие довольно далеко.

Саша выпрыгнул из бронетранспортера, положил на плечо, придерживая одной рукой, пулемет, в другую взял коробку с патронами и бегом пустился в сторону своих позиций. Ведь к бронетранспортеру, желая узнать, что произошло, должны подойти немцы. И встречаться с ними сейчас Саше совсем не хотелось.

Он пробежал поле до половины, споткнулся, упал, больно ударив колено. Слепо пошарил вокруг себя, подобрал пулемет и коробку, поднялся и, прихрамывая, поковылял к своим позициям. Бежать уже не получалось – болела нога.

Вскоре из темноты его окликнул знакомый голос.

– Взводный, это ты?

– Я, Федотов! Помоги!

Встревоженный выстрелами и взрывом, бронебойщик выбрался из окопа и уже полз навстречу Саше. Федотов забрал у него пулемет, и сразу стало легче.

Они доползли до своих окопов, и Саша с удовлетворением спустился в него.

– Ну, рассказывай, взводный! Ты чего это удумал там – воевать в одиночку?

– Не думал я, так получилось.

И Саша рассказал все, как было.

– Повезло тебе, взводный! В рубашке родился. Я уж думал грешным делом – хана тебе.

– Не, поживу еще. Ты вот что. Там, на поле, немцы убитые лежат – метров сто отсюда. Сползал бы ты, поснимал с них автоматы и подсумки – завтра пригодятся.

– Это можно, недалеко.

Федотов исчез в ночи. И как пропал. Саша уже беспокоиться начал, почему его так долго нет, как Федотов объявился.

– Фу, уморился, – прохрипел он, переваливаясь через бруствер окопа. И сбросил в окоп груду железа.

Добыча была изрядной – пять автоматов и подсумки к ним, в каждом – по четыре магазина. Один подсумок Саша сразу же себе забрал, а остальное оружие и патроны раздал бойцам.

– Издалека – только из винтовочки, парни, – напутствовал он их. – Вот когда они близко подойдут, тогда за автоматы беритесь. И длинными очередями не стреляйте. Прицелился, очередь на два-три патрона – и хорош.

Те бойцы, кому достались автоматы, сразу стали их осваивать: откидывать приклады, отсоединять магазины. Кому же это оружие не досталось, вздыхали завистливо.

– Убивайте их завтра, стреляйте точно, чтобы наповал – и у вас такие же трофеи будут, – обнадежил их Саша. Он посмотрел на часы – стрелки едва различались в темноте. Ого, уже час ночи.

– Так, рано обрадовались. Фамилия, – он ткнул пальцем в грудь ближайшего бойца.

– Рядовой Митюшов.

– Заступаешь на пост. И чтобы не спал, наблюдая за местностью.

– Чего за ней наблюдать, немец спит, – пробубнил кто-то сзади.

– Немцы могут выслать штурмовую группу. В два счета вас, сонных, вырежут.

Саша вернулся в окоп по соседству с Федотовым. Тот сидел в своей излюбленной позе на бруствере, свесив ноги в окоп, и, запрокинув голову, пил из фляжки.

– Хочешь хлебнуть? – он протянул фляжку Саше.

– Вода?

– С немца фляжку снял, а в ней – настойка какая-то.

– Хлебну немного.

Саша сделал три глотка. Хорош коньячок. Вкус приятный, аромат просто изысканный. Не иначе – трофейный, из Франции.

– Отменный коньяк, – похвалил Саша.

– Так это коньяк? Слыхать – слыхал, да не пробовал никогда. Думал – водка, на травах настоянная.

– У немцев вместо водки шнапс. По вкусу – как разбавленный самогон. Ты скажи лучше, где твой второй номер?

– Убило его, еще неделю назад. Мы в колонне шли, истребитель немецкий налетел, бомбу сбросил. Веришь, рядом с колонной бомба взорвалась, а убило его одного.

– Бывает, – философски заметил Саша. – А ты откуда призван?

– Из Перми.

– Далековато.

– Давай-ка спать, взводный. Чую я, завтра день тяжелый будет.

– И то правда.

Саша улегся на дно своего окопа. Полностью вытянуть ноги не удавалось – коротковат окопчик, но уснул быстро. Он еще на срочной службе в армии привык: есть свободные минуты – спи, служба быстрее пройдет.

Утром бойцы успели сбегать к Днепру умыться, а потом пришли подносчики с полевой кухни с термосами. Завтрак был скромный: ржаной хлеб, селедка с пшенной кашей и чай. В каше было больше мусора, чем пшена.

– Эх, сюда бы маслица – в кашу-то, совсем другой вкус был бы!

– Ага, еще и пшено перебрать – одни остяки.

Однако после завтрака – даже скудного – желудок перестал сосать и просить еды. Очевидно, немцы тоже позавтракали, поскольку вдалеке, на другом конце поля, заурчали моторы.

– К бою! – отдал команду Саша.

Справа от них, за перелеском, уже разгоралась стрельба. Немцы пытались прорвать оборону полка на другом участке тоже. А дальше – по излюбленному ими сценарию. Прорвав на слабом участке оборону, они бросали туда подкрепление, расширяли прорыв и растекались по тылам, добивая разрозненные подразделения.

Из-за небольшого холма показался немецкий танк – средний «Т-III», за ним – еще один. За танками бежала пехота.

– Стрелять по пехоте по моей команде! – передал Саша по цепи.

Оба танка распределились по фронту, стреляя из пушек с коротких остановок.

Танк – техника более грозная, чем бронетранспортер. У него толще броня, мощнее вооружение. И поскольку гранат и бутылок с зажигательной смесью во взводе не было, вся надежда была только на Федотова.

Немцы приближались, постреливая из автоматов. Вот уже различимы лица под стальными шлемами. Танки шли медленно, чтобы пехота не отставала.

Резкий выстрел из «ПТР» прозвучал неожиданно. С левого танка слетела гусеница, его слегка развернуло, и стал виден борт.

– Федотов, бей в борт! – закричал Саша.

Но Федотов и без Сашиной команды уже поймал подставленный борт в прицел. Выстрел! Было заметно, как пуля ударила в броню башни, высекла искры и срикошетировала.

– Не берет ружье этого гада! – в отчаяньи закричал Федотов.

Конечно, ведь башня – ее боковая часть – стояла под острым углом к бронебойщику.

– Бей по мотору, авось загорится! – крикнул ему Саша.

Но не успел бронебойщик сделать выстрел, как прямо перед бруствером его окопа взорвался снаряд. Это его засекли из второго танка. Немецкий танкист остановился, не решаясь идти дальше, и издалека – из пушки – расстреливал позиции взвода.

А пехота меж тем двигалась вперед.

– Огонь! – скомандовал Саша.

Нестройно захлопали выстрелы винтовок. Один немец упал, другой, но немецкая цепь неумолимо приближалась.

Саша поставил сошки пулемета на бруствер. Передернул затвор. Прижав приклад к щеке, прицелился и дал длинную – в треть ленты – очередь по наступающим.

Пулеметный огонь оказался для немцев неожиданным. В середине цепи появилась прореха, там уже корчились от боли раненые и лежали убитые.

Саша перенес огонь с центра на фланги цепи. Не выдержав плотного пулеметного огня, немцы залегли. Да чего ж там Федотов медлит?

– Эй, Федотов, ты жив?

Тишина в ответ.

Немцы осмелели и вновь поднялись в атаку. Их подгонял какой-то офицер, размахивающий пистолетом.

Саша тщательно прицелился, дал очередь. Выпустив последние патроны, оставшиеся в ленте, пулемет смолк. Саша опустился на дно окопа, стащив туда пулемет. Надо было ставить вторую, последнюю ленту.

В этот миг рядом с его окопом взорвался снаряд, оглушив Александра и накрыв его облаком сгоревшего тола. Видно, и его огневую точку засекли танкисты. Отсюда стрелять больше было нельзя. Ведь учили же в спецназе: дал очередь-другую – перекатись, смени место. А он целую ленту из одного окопа расстрелял. Ах, Саша, Саша! Забывать стал воинскую науку.

Улучив момент, когда стрельба немного стихла, он подхватил пулемет и переполз в окоп Федотова. Одного взгляда хватило, чтобы понять – бронебойщик мертв. Его широко раскрытые глаза смотрели в небо, голова была залита кровью, а мертвая рука сжимала патрон. Жаль мужика, он был единственным серьезным бойцом во взводе, кто мог дать дельный совет, кто своими редкими, но точными выстрелами сдерживал немцев.

Саша немного приподнял голову, не высовываясь за бруствер. И посмотрел вправо, на свои позиции. Огонь вели не больше пяти человек. «Совсем хреново», – подумал Саша. Сейчас главное – если не поджечь, так повредить второй танк. До него метров двести. Если он сам не сможет этого сделать, через несколько минут бронированная машина будет утюжить окопы. Тогда – все, хана!

Саша вытащил из руки Федотова патрон, вложил в ствол и закрыл затвор. Взявшись за рукоятку, повел стволом. Вот она, эта гадина! Окрашенная серым броня, траки сверкают. Вот по ним и надо стрелять. Но ружье – не противотанковая пушка и танк в лоб не возьмет.

Александр прицелился в гусеницу и выстрелил. Отдача была мощнейшей – куда до нее трехлинейке.

Танк дернулся, проехал по инерции немного вперед, но гусеница была перебита, и он встал. Саша отчетливо видел, как поворачивается ствол, выискивая и прицеливаясь в него, Сашу. Вот черная дыра ствола замерла.

Саша нырнул в окоп. Грохнул выстрел пушки – снаряд взорвался с небольшим перелетом. Где же у Федотова патроны? А – вот они, в нише лежат, на тряпице, масляно блестя боками. Рядом валяется картонная укупорка с обозначением – «Патроны Б-32, 14,5х114 мм, бронебойно-зажигательные».

Схватив патрон, Саша лихорадочно вложил его в ствол и закрыл затвор. Сейчас все зависит от того, кто быстрее успеет выстрелить – немецкий танкист или он? От напряжения дрожали руки, расплывался прицел.

Ну, была не была! Саша прицелился под башню, в заман. Это нижний скос броневого листа у башни. Даже если пуля срикошетит от наклонного листа, то она пойдет вниз, а верхние листы бронекорпуса на всех танках самые тонкие. На это и расчет. Только бы успеть и не промахнуться.

Саша навел мушку на заман, нажал спуск. Ружье ощутимо ударило в плечо. Бросив ружье, Саша присел в окоп, ожидая выстрела танковой пушки. Секунда, другая, третья… Они прошли в томительном ожидании. Ну, чего же немецкий танкист тянет?

Саша приподнял голову и едва не закричал от радости. Танк горел! Изо всех его щелей валил черный дым. Вот ведь, вроде бы железяка – чему там гореть?

Распахнулись верхние и боковые люки машины, и из них неуклюже, как тараканы, начали вылезать танкисты.

Ну, суки! Саша схватился за пулемет и дал очередь по танку. Жалко – не понять, сами танкисты с горящей машины спрыгнули или упали убитыми. А пехота их уже в метрах ста пятидесяти, фонтанчики от пуль по брустверам наших окопов пыль вздымают.

Менять позицию было некогда, да и просто опасно.

Саша вытащил со дна окопа пулемет и поставил его на сошки. Прицел был постоянный, и он огненным шквалом по цепи немецкой, как смертной косой прошел. Потом перенес огонь на правый фланг, где до немецкой цепи было уже совсем близко – не больше ста метров.

Немцы залегли. Жутко бежать в лоб на пулемет, даже если ты очень смелый. Саша же подправил наводку и – по лежащим немцам, слева направо, пока не смолк пулемет. Все, патроны закончились. Теперь вся надежда на автомат.

Но немцы дрогнули. Воспользовавшись тем, что пулемет замолк, оставшиеся в живых вскочили и бросились бежать назад. На месте осталось лежать не меньше полусотни трупов в серых немецких шинелях, и два стоящих неподвижно танка. «Неплохо повоевали, – отметил про себя Саша, – но второй такой атаки нам не выдержать. К «ПТР» осталось два патрона, к пулемету их нет совсем. А что с бойцами?»

Саша подполз к окопам. Картина перед ним предстала удручающая. В живых, кроме него, осталось три человека. Тоже мне, взвод… А ведь устояли! Устояли перед танками и ротой немецкой пехоты! И урон немцам нанесли ощутимый. Для их армии вроде пустяк, как комариный укус, но сколько таких взводов и рот оборону страны держат? И тают понемногу силы, теряет скорость бронированный немецкий кулак, увязая на российских просторах.

Надо бы с ротным связаться, пополнение попросить, если прикажет – и дальше держать позиции. Немцы сейчас в атаку не пойдут, им надо танки или бронетранспортеры подтянуть, пехоту. Значит, около часа, а то и больше у Саши в запасе есть.

– Безменко!

– Я!

– Я убываю к командиру роты. Надо узнать, как и что, да пополнение попросить. Остаешься за старшего. Собери оружие и патроны, подели их по-братски.

– Есть, товарищ сержант.

Сначала пригибаясь, перебежками, а дальше уже во весь рост и ничего не опасаясь, Саша направился к перелеску, к палатке ротного. Но едва он успел сделать первый шаг под кроны деревьев, как услышал сзади гул моторов. Неужели немцы снова в атаку пошли? Но звук моторов шел сверху. Бомбардировщики!

Они зашли на позиции взвода с севера. Пикируя с высоты, сбросили бомбы, поднялись – и снова в пике.

Позиции закрыли клубы пыли, поднятые взрывами. Там же всего трое солдат, новобранцев! Против них – шесть «Юнкерсов-87», силища, и шансов устоять у трех мальчишек – никаких! А ему бежать сейчас к своим бойцам, значит – погибнуть бесславно.

Саша стоял под деревьями и, стиснув зубы, смотрел, как бомбардировщики стирают в пыль позиции взвода. «Пока бомбят, атаки точно не будет, – решил Саша. – А бойцам я сейчас ничем помочь не могу. Надо к командиру роты за помощью».

Саша бегом направился к месту, где располагалась брезентовая палатка. Но что это? Место то же – он его узнал. Вот тут он стоял голый, а тут была палатка. А сейчас одни воронки от снарядов. Убитые бойцы есть, правда, немного. И в живых – никого. Где командир?

Саша пробежал по расположению подразделения. Вот разбитая полевая кухня, о ней подносчики пищи еще вчера говорили. А где же рота? Ушли, бросив их? Или погибли? Саша понял, что помощи он здесь точно не получит. Надо возвращаться к своему взводу. Смешно – какому там «взводу»! Трое новобранцев и он – вот и весь взвод. И никакую атаку они уже не выдержат. Надо уходить. Вернуться на позицию, забрать бойцов и уводить их. Вон, громыхает на востоке, километров семь-десять отсюда. Вот туда, на звук пушечной канонады, и выходить надо.

Решив так, Саша рысцой побежал к взводу. Бомбардировщики уже улетели, но, выбежав из-за деревьев, Саша не узнал позиции взвода. Все перепахано, везде воронки – прямо лунный пейзаж.

Не пригибаясь, он добежал до окопов.

– Эй, бойцы!

Его отчаянный зов повис в тишине.

– Славяне, есть кто живой?

Александр пробежал по линии окопов. Ни одного целого, сплошь воронки. Даже трупов нет – куски тел, изрешеченные каски, чья-то оторванная нога в сапоге. Сашу чуть не стошнило. Он же совсем недавно говорил с бойцами, и они были живы!

От осознания гибели бойцов и потери взвода хотелось материться, стрелять во врага. Ведь молодые же все ребята были, им бы жить да жить. Ничего они сделать не успели – ни выучиться, ни поработать, ни познать радость любви, ни детишками обзавестись… Детство, школа и сразу – война. И на войне как на войне – винтовка, неполный подсумок патронов, скудная еда, неустроенный быт. Чего хорошего они в жизни успели увидеть?

В душе бушевала ненависть, ненависть и горечь от потерь. Злоба на немцев душила Сашу, хотелось выть волком.

Вдали снова послышались звуки работающих моторов. Немцы после бомбового удара по нашим позициям собирались в атаку. Только они не знали, что противостоять им было уже некому.

Саша бешено озирался по сторонам в поисках целого оружия. Был бы хоть пулемет с патронами! Нельзя же всерьез рассматривать автомат с револьвером как средство отражения атаки. К тому же он остался один. Надо уходить, пока не поздно.

Саша вернулся в перелесок, на место разбитой роты. И это называется – «перешел линию фронта и повоевал в составе регулярных частей Красной армии»? Неполные трое суток длилась его служба взводным. Вот дубина! Надо же было у ротного узнать, где фронт проходит. Хотя нет, он как раз на фронте и был. Где теперь наши части? Снова придется пробираться по немецким тылам, выходя к своим.

Правда, есть еще два варианта: сдаться в плен или прилепиться к какой-нибудь бабенке в примаки. Но оба варианта – не для него. Лучше погибнуть в бою с врагом, как нормальному мужику, чем позор плена или женская юбка. Плен может оправдать только одно – если ранен или контужен и находишься без сознания. И не для того судьба дала ему шанс проявить себя в другом времени, явно испытывая его характер, чтобы он сдался в плен или позволил себе отсиживаться под женской юбкой. И еще одно знамение ему было: рядом с ним гибли люди, а он остался жив. Видно – это знак свыше.

Саша зашагал на восток, туда, где громыхал фронт. Раз стреляют – значит, держатся.

Километра через два он натолкнулся на поле боя: полуразрушенные траншеи, в окопах – трупы. Трупы везде: на самом поле – немецкие, в окопах и траншеях – наши. Сколько же здесь народу полегло?

Саша нагнулся и достал из кармана убитого лейтенанта документы. Открыл командирскую книжку. Так это же сорок четвертый стрелковый полк, его полк, где он успел провоевать всего три дня! Вот почему подкрепления не было. Полегли все.

Недалеко валялась перевернутая «сорокапятка», на поле боя застыли сгоревшие бронетранспортеры и танк. Видно, жарким был бой. Немцы любой ценой пытались прорваться, наши – удержать позиции.

Саша сначала хотел обойти поле боя, поле смерти. А затем решил воспользоваться ситуацией. Он стянул с убитого молодого немца сапоги, примерил их. В самый раз. Сначала мысль мелькнула – не мародерствует ли он? Потом решил – нет. Идти далеко, в сапогах удобнее – речку ли перейти вброд или по грязи. В плохой или неудобной обувке человек не ходок, в Красной армии сапоги были только у командного состава. Солдаты ходили в неудобных ботинках с обмотками, которые часто разматывались в самый неподходящий момент и мешали идти.

У немцев сапоги носила вся армия. И сапоги были удобными – с подковками, на рубчатой подошве, с широкими голенищами, за которыми немцы носили запасные магазины. Практичные сапоги. И Саша уже имел возможность в них походить.

С этого же немца Саша снял штык с ножнами, подвесил на ремень, у другого вытащил из подсумка магазины к автомату. Один сунул в пустое гнездо своего подсумка, по одному – в голенища сапог. Теперь еще харчами разжиться, и совсем неплохо было бы.

Но вот с едой вышла промашка. У наших еды не было – как и у его взвода, а немцы шли в атаку без ранцев, налегке. А времени – четырнадцать часов, кушать хочется.

Саша уже уходил с поля боя, как взгляд его упал на гранату «Ф-1», висевшую на поясе у убитого красноармейца. «Возьму, – решил он, – здорово меня граната тогда, с бронетранспортером, выручила». Небольшая, относительно легкая – это не противотанковая «РПГ-40» 1200 граммов весом. Такую ни в один карман не затолкаешь.

Все, надо уходить. Немцы – народ аккуратный, педантичный. На поле боя быстро появятся сначала трофейные команды, которые соберут оружие и свою, немецкую, а также нашу амуницию. Одновременно с ними – похоронные команды из нестроевых солдат. У них дома этот печальный момент отработан. Своих погибших они поместят в плотные брезентовые мешки и захоронят. Все, как положено – могила, крест деревянный с табличкой, и каска на нем. Наших же павших или оставят на поле боя, или, в лучшем случае, побросают в одну общую яму и бульдозером сверху присыпят землей.

И часа не прошагал Саша, как вышел к дороге. Конечно, не шоссе асфальтированное, укатанная гравийка. Он залег в кустах, ожидая, когда можно будет ее перебежать.

По дороге шли грузовики. Под брезентом, в кузовах – ящики. Сзади, у борта, сидит солдат.

Интересно стало Александру. Если бы пехоту везли в грузовиках, тогда еще понятно. А ящики зачем?

Он решил проследить за грузовиками. Прячась за деревья и кусты, пошел вдоль дороги.

Вскоре навстречу пошли пустые грузовики. Стало быть, склад, где машины разгружались, недалеко. Будет обидно, если он шел зря и склад окажется продовольственным. Немцы склады охраняют тщательно, и рисковать головой из-за мешка сухарей или нескольких банок тушенки не стоит. Хотя подкрепиться вовсе не помешало бы.

Километра через три он обнаружил на дороге пост из двух солдат и старшего – капрала или фельдфебеля. Саша благоразумно обошел пост стороной. А еще через километр интересная обнаружилась картина.

Грузовики съезжали в бывший песчаный карьер, где их разгружали солдаты. Причем, как заметил Саша, не все грузовики разгружались в одном месте.

На дне карьера высились штабеля ящиков, но стояли они довольно далеко друг от друга – метров за пятьдесят-семьдесят. Был бы у него бинокль – можно было бы рассмотреть маркировку. Во всех армиях мира на ящиках с боеприпасами первыми цифрами идет калибр. И даже не зная языка, сразу можно понять, патроны там или снаряды. На продовольственных ящиках или ящиках с воинской амуницией идут надписи.

Черт, как же подобраться? Конечно, не сейчас, когда день и светло, а в карьере, превращенном в склад, куча немцев. Но вот вечером или ночью наведаться туда нужно обязательно. Все, что он может сейчас, – наблюдать. Причем наблюдение внимательное. Где у немцев посты охраны, как часто и во сколько меняются часовые, где расположено караульное помещение – да мало ли других вопросов?

Вопрос с ночным освещением отпал сразу – столбов с проводами Саша не увидел. Да и какой идиот будет включать прожектора? Только себя демаскировать и привлечь внимание противника. Так и до беды недалеко.

Правда, это на руку Саше. Темнота – не только друг молодежи, но и союзник диверсанта. Во время службы в спецназе темнота помехой ему не была, поскольку использовались приборы и прицелы ночного видения. Но сейчас-то сорок первый год!

Караульное помещение наверху карьера Саша распознал сразу – небольшая длинная избенка, больше напоминающая амбар, только с оконцами. До войны в нем, скорее всего, была нарядная или маркшейдерская. А уж часовых определить было просто.

В восемнадцать часов из караульного помещения вышла новая смена – пять часовых. «Ага, – сообразил Александр, – четверо часовых и разводящий».

Саша до рези в глазах всматривался, пытаясь увидеть, где произойдет смена. Трех часовых он и сам приметил, а четвертого выдала смена караула – он укрывался между деревьями искусственной посадки, и сразу разглядеть его было затруднительно.

Теперь он знал расположение часовых. «Редковато стоят, слишком большая между ними дистанция, – подумал Саша. – Наверное, склад новый, не успели определиться со схемой постов. Другой вариант – склад временный, и на несколько дней не захотели выставлять большую охрану. Хм, склад-то армейский, обычно такие устраивают на удалении пятнадцати-двадцати километров от линии фронта, за пределами дальности стрельбы из пушек. Стало быть, до фронта не так уж и далеко. В мирной обстановке такое расстояние можно за ночь пройти».

Вторую смену караула немцы провели в десять часов вечера. Стало быть, следующая смена должна быть в два часа ночи – они стоят по четыре часа. К одиннадцати часам ночи стемнело. Пора было спускаться в карьер – посмотреть, чего у них там. Если что-то важное, вполне можно завтра перейти фронт и сообщить нашим.

По дороге, что ведет в карьер, спускаться нельзя – там наверняка солдаты или даже пост. С места, где лежал Саша, карьер проглядывался не весь, а только дальняя от него половина. Ближнюю часть прикрывали от его взгляда почти отвесные уклоны карьера. На левой боковой стене Саша высмотрел удобное место. Похоже – промоина. Шедшие когда-то дожди размыли грунт, вода ручьями стекала в карьер, и сейчас эта промоина как нельзя лучше подходила для скрытного спуска.

Саша, как всегда перед серьезной вылазкой, попрыгал за деревьями – не стучит ли чего в его экипировке, затем лег на живот и пополз к промоине, время от времени приподнимаясь на четвереньки для быстроты.

Вот и промоина. Почти желоб треугольной формы. По краям кусты, полынь растет.

Саша лег в промоину на живот и, хватаясь за неровности и ветки кустов, стал спускаться. Вроде и неглубок карьер – метров десять, а спуск занял четверть часа. Важно было не стронуть посторонний камень или произвести какой-либо другой шум. Но – обошлось.

Вот и дно. Саша встал, осмотрелся. Луну периодически закрывали тучи, но зрение уже адаптировалось к темноте. Саша лег на живот и ползком направился к ближайшему штабелю. По пути ощупывал перед собой землю – не натянут ли провод к гроздьям пустых консервных банок. Заденешь – и загромыхают, подняв тревогу. Мины на складе никто ставить не будет, а вот такое примитивное сигнальное устройство – запросто.

До штабелей он добрался успешно. Осторожно приподнял край брезента, закрывающего ящики. Какие-то надписи черной краской есть, но в темноте прочитать их невозможно. Надо открыть один ящик, посмотреть.

Саша осторожно – не без труда – открыл одну защелку, потом другую, приподнял крышку и сунул туда руку. Пальцы ощутили холодный металл. Открыв крышку, он провел по металлу рукой. Да это же минометная мина, и калибра приличного – не менее 120 миллиметров. Теперь стало ясно: это склад боеприпасов для артиллерии. Сразу в голове родилась бредовая идея – взорвать! Тут ведь мин и снарядов – не на одну дивизию. Понятно, что у немцев таких складов – не один и не два, но урон все рано будет чувствительный. Только как это сделать?

Саша знал, что в любой армии на складах боеприпасов снаряды и мины хранятся отдельно от взрывателей, которые устанавливаются уже на боевых позициях артиллеристов и минометчиков. А без взрывателя мина или снаряд – вполне безобидная железяка с толом. Ими можно хоть гвозди забивать.

Как же их взорвать? Без взрывателя не обойтись. Есть у него в кармане граната, но ее запал, если выдернуть чеку, горит три – три с половиной секунды. Потом последует взрыв, от детонации взорвутся снаряды и мины в штабелях, но это – чистое самоубийство. За три секунды он даже до откоса карьерного не добежит, не говоря уже о том, что по промоине наверх забраться надо. «Думай, Саша, думай! Безвыходных ситуаций не бывает», – твердил он себе.

Невдалеке раздались размеренные шаги, заскрипел под ногами гравий, пахнуло чужим запахом – пота, дешевого одеколона, ваксы для сапог.

Твою мать, еще один часовой! Саша опустил брезент, залез под него в промежуток между штабелями и сжался в комок. Он дышал едва-едва и через раз. Сердце стучало так громко, что, казалось, его стук услышит часовой. Нет, прошел мимо – всего в нескольких шагах.

Саша сидел под брезентом и напряженно думал – как взорвать склад и при этом самому остаться в живых? И придумал!

Известно, что в стрессовых ситуациях мозг работает быстрее любого компьютера. И идея, пришедшая на ум Саше, была очень простой. Надо вытащить один ящик из штабеля, положить его в проход, а под него положить гранату с выдернутой чекой. Пока ящик лежит, он своим весом будет прижимать рычаг. Как только немцы увидят лежащий в стороне ящик, они сочтут это за нерадивость и попытаются поднять его и водрузить в штабель. Рычаг гранаты освободится, и как…

Это – выход. А если часовой запнется о ящик в темноте? В принципе, это ничего не изменит. Значит, решено.

Саша высунул голову из-под брезента и прислушался. Тишина полная. Пальцами, ломая ногти, он выбрал в грунте, что был пополам со щебенкой, небольшую ямку – как раз по объему гранаты. Поднатужившись, снял верхний ящик со штабеля и уложил его на землю – так, чтобы он своим краем прикрывал часть ямки. Вытащив из кармана гранату, Саша выдернул чеку и, прижав рычаг, осторожно засунул гранату в ямку. Выдохнул. Оказывается, во время манипуляций с гранатой он все время не дышал. Все-таки он не сапер, навыка нет, страшновато.

Теперь надо выбираться.

Саша ползком добрался до промоины. Вверх лезть было удобнее, чем спускаться. Осторожно, чтобы не зашуметь и не сорваться, он выбрался наверх, но – на ровную землю. Улегся передохнуть, перевести дух. Непросто дался ему спуск в котлован и подготовка взрыва. Кончики пальцев мелко дрожали от напряжения. Теперь надо убираться отсюда, скоро смена караула.

Саша пополз вправо, замирая при каждом шорохе. Не хватало только нарваться на бдительного часового. Правда, перед сменой караула часовой обычно слегка утрачивает бдительность, все помыслы его сейчас о предстоящей смене и отдыхе.

Ему удалось проползти незамеченным. Для верности Саша полз еще метров двести, потом встал. Уходить ночью подальше или остаться? Он задумался и разумно рассудил, что близко от карьера находиться опасно – если рванет, то мало не покажется.

Спотыкаясь в темноте о кочки и проваливаясь в барсучьи норы, Саша прошел по времени еще около часа. Должно быть, километра три преодолел – ночью определить сложно.

Он нашел укромное место – под кустами, в ложбине, и улегся спать. Все-таки не двужильный, устал за сегодняшний день. Вырубился сразу.

Проснулся Александр, когда начало светать. Умылся из журчащего неподалеку небольшого ручья, напился воды. Поесть бы что-нибудь – сейчас он был бы рад даже сухарям.

Идти к фронту или ждать? Хотелось все-таки увидеть плоды своих трудов. «Буду ждать, один день ничего не решит», – рассудил Саша.

Однако время шло, но ничего не происходило. На часах – хороших, японских, кварцевых, батарейки которых хватало на год работы, было уже восемь часов утра. Пора бы немцам проснуться, позавтракать и приступать к работам. Неужели они не видят ящика? Может, разгадали ловушку и вытащили гранату? Или хуже того – вызвали саперов?

И только он подумал о саперах, как в стороне карьера громыхнуло.

«Что-то скромно», – огорчился Саша. И вот тут рвануло по-настоящему. Над карьером поднялось пламя, взрывы следовали один за другим, сливаясь в канонаду. А потом громыхнуло так, что заложило уши. Над карьером поднялся столб дыма.

Недалеко от Саши грохнулся на землю крупный кусок рваного железа. «Хм, близковато я устроился, почти в партере. Надо перебираться в амфитеатр».

Пробираясь через кусты, Саша пошел на восток, удаляясь от карьера. Там бушевал сущий ад. «Ну, теперь это на весь день! – злорадно ухмыльнулся Александр. – Это вам за моих погибших парней – за Федотова, за Безменко и еще шестерых, фамилии которых я не успел запомнить. И за разбитый сорок четвертый стрелковый полк тоже».

Удаляясь в сторону фронта и с удовольствием слушая взрывы за спиной, Саша наслаждался ими, как музыкой. «Хорошая работа», – похвалил он сам себя.

Судя по многочисленным немецким подразделениям, занявшим все мало-мальски пригодные для укрытия леса, Александр достиг ближней прифронтовой полосы. В основном здесь были тыловые части – госпитали, штабы, технические и ремонтные службы, кухни, прачечные, полковые и дивизионные склады.

Идти дальше днем было невозможно, и Саша залег в небольшой ложбинке – почти посреди поля. Со стороны не видно, и, стало быть, искать его никто не будет. Там он пролежал до темноты и лишь с наступлением ночи двинулся к линии фронта.

Передвигался перебежками. Осмотрелся – бросок вперед, до следующего укрытия, потом – еще и еще…

Дальше немцы стали встречаться чаще, и причем не тыловые части, а артиллерия, танкисты. Часовые у них если и были, то службу несли спустя рукава, надеясь, что перед ними стоит своя пехота. Часовые на посту ели, пили шнапс, курили – и благодаря этому нарушению дисциплины Саше удавалось их обнаружить. В чистом ночном воздухе табачный дым улавливается метров за двадцать, если не дальше. И Александру приходилось не только всматриваться и вслушиваться, но еще и принюхиваться.

Уже стали различимы винтовочные и автоматные выстрелы, даже видны вдалеке взлетающие осветительные ракеты. Их пускали немцы, потому что у нас в начале войны ракет не то что осветительных, на парашютиках, не было – сигнальных, разных цветов, не хватало.

Дальше Александр передвигался уже ползком. Ведь до передовой, если судить по звукам, оставалось чуть больше километра. Пушечная стрельба слышна за десять-пятнадцать километров, винтовочная или пулеметная – за полтора-два километра, автоматная – за километр. Вот этот километр Саша и прополз на брюхе, изодрав штаны и рубашку.

Добрался до передовой. У немцев были отрыты окопчики, да и то не в полный рост, а траншей вообще не было видно. Ну да, ленятся. Чего попусту землю рыть, если блицкриг, если завтра снова в наступление? Однако же ракетчики исправно пускают осветительные ракеты, а пулеметчики периодически постреливают по нейтральной полосе.

Саша понаблюдал за немецкой передовой около получаса. Еще бы осмотреться, да велик шанс, что на него наткнется кто-нибудь из солдат. Поторопился он, надо было по пути к фронту пришибить какого-нибудь немца и переодеться в его форму – вообще приняли бы за своего. Ночью притвориться спящим можно было бы. Но – чего не случилось, того не случилось, не предусмотрел. А теперь приходилось и за передовой наблюдать, и за окружающей местностью, рассеивая внимание.