Утром с базы партизанского отряда уходила группа на разведку. Впереди шел дозорный, в основной группе – сам командир Корж, Саша и еще двое партизан, замыкавших шествие. У всех были винтовки, поскольку автоматов в отряде Саша не приметил. Плохо, при внезапной встрече с немцами они могут подавить партизан огневой мощью. Известно ведь, винтовка или карабин хороши, когда дистанция стрельбы велика. Бой ближний, в лесу или населенном пункте, скоротечен и требует большой плотности огня, которую карабин дать не в состоянии.

За три часа, обходя деревни и села, малозаметными тропками партизаны вышли в район моста немного выше по течению реки.

Саша сразу обратил внимание на почву. Земля была влажной, вода так и сочилась из-под сапог. А дальше и вовсе топь началась. Но партизаны места знали и провели его к небольшому сухому островку:

– Мост совсем рядом. Бери бинокль, наблюдай.

Саша забрался на самое возвышенное место, но камыши мешали обзору. Он перешел на южную оконечность островка, встал во весь рост, все равно его из-за камыша не было видно. Зато теперь он видел сам мост.

Был он из железа, двухпролетный, с одним «быком» посередине. С обеих сторон мешками с песком или землей выложены пулеметные гнезда. Да еще и часовые расхаживают с обоих концов моста. Вдоль железнодорожного полотна идут столбы с телефонной связью.

Саша засек время. Когда подошло двенадцать часов, из-за насыпи поднялись солдаты и часовых сменили. «Стало быть, с той стороны насыпи есть будка обходчика или охраны. И там – отдыхающая смена. Итого: часовых как минимум четверо. По два солдата пулеметного расчета да с другой стороны – уже восемь. Плюс командир. Выходит – отделение. Укрытие хорошее, только из миномета разрушишь, и два пулемета. Сложно, наскоком не взять, надо думать», – сделал вывод Саша.

Он подошел к Коржу и доложил итоги наблюдения. Тот решил сам посмотреть, взял бинокль, четверть часа непрерывно смотрел и вернулся с мрачным видом:

– Сильно организовали. Что надумал?

– Тросы над рекой заметили? Метров за двадцать от моста?

Корж кашлянул.

– Не углядел.

По мосту медленно прошел поезд, и партизаны проводили его взглядами. Цель была близка, до нее едва ли больше двухсот метров, а попробуй возьми.

– Пушку бы сюда да по пулеметам как долбануть! – мечтательно сказал кто-то из партизан.

– Тогда уж лучше бомбардировщики вызвать, целую эскадрилью, – хихикнул другой.

– Хватит зубоскалить! Приказ штаба есть – его надо выполнить! – оборвал их Корж.

– Я вот что думаю, – начал Саша, и все умолкли. – Вплавь со взрывчаткой до моста не доплыть, плот или лодку расстреляют и утопят. А если лодка и задержится тросами, то взрыв мосту вреда не причинит. Взять мост штурмом можно, но потери будут велики, и времени на подрыв не останется, помощь немцам быстро придет. Телефонные столбы видели?

– Любовались. Ты что, считаешь, что приказ выполнить невозможно?

– Я так не думаю. Полагаю – надо по рельсам до моста добираться.

– Тебя немцы к мосту близко не подпустят. Посекут из пулемета.

– С умом надо. Есть два варианта. Оба опасные, но реальные.

– Говори, не томи.

– Подъехать к мосту на последней площадке поезда и сбросить взрывчатку на мост. У исполнителя мало шансов уцелеть. Как только немцы увидят, что на рельсы что-то сбросили, платформу изрешетят. Да и сам поезд далеко уйти не успеет, площадку осколками тоже посечет. Практически исполнитель – смертник.

Партизаны разочарованно вздохнули.

– Ну а второй вариант?

– Подъехать к мосту на дрезине, остановить ее посередине и взорвать.

– Ты же сам говорил, что немцы стрелять начнут еще на подходе…

– Говорил, не отказываюсь. Надо в немецкую форму одеться, чтобы часовых с толку сбить. Перегоны же дрезины патрулируют, в этом нет ничего необычного. Немцы увидят на платформе своих и стрелять не будут. А когда дрезина вплотную подойдет, надо будет их отвлечь – начать стрельбу, имитировать атаку. Пулеметчики сразу займутся отражением атаки – им не до дрезины будет. К тому же с дрезины можно пулеметное гнездо гранатами забросать – все помощь.

Партизаны молчали, переваривая услышанное – уж слишком дерзок был план.

– Подожди, а куда же исполнители денутся? Оба полягут еще до взрыва?

– Надо привести в действие гранату – а у немецкой запал горит четыре – четыре с половиной секунды – и прыгать с моста в воду. Шансы остаться в живых есть – немного, но есть.

На этот раз молчание длилось минут пять.

– То, что ты рисковый парень, я уже понял, – заговорил Корж. – Но дело, похоже, может выгореть. А где дрезину возьмем и почему исполнителей должно быть двое?

– У ручной дрезины рычаг хода на двоих рассчитан, каждый тянет на себя – ну как двуручная пила. Одному тяжело. К тому же, если одного убьют, второй успеет взрыватель в действие привести.

– Разумно. И первым, как я понимаю, будешь ты?

– Именно.

– А вторым?

– Вы людей своих лучше меня знаете, подберете добровольца.

– Значит, нужна немецкая форма на одного, гранаты и дрезина?

– Правильно.

– Озадачил ты меня, парень. Ну, гранаты мы найдем – несколько штук в отряде есть. Насчет дрезины надо у Михася узнать – должен подсказать. А вот форма? Если только выкрасть после стирки, когда сушить будут?

– Я сказал свое мнение, а дальше решать вам.

Пока возвращались в отряд, все молчали – слишком серьезное дело предстояло совершить. Надо было задействовать весь отряд при том, что шансы взорвать мост были призрачными.

Корж только сказал Саше:

– Может, взорвать мост через Ясельду? Это в пятнадцати километрах от Пинска. Ветка-то та же, все равно дорога остановится.

– Думаете, это будет легче? Пинск совсем рядом, и с помощью немцам поторопятся. И насколько я помню, на карте в этом районе болот нет, стало быть – мост восстановят быстрее.

– Верно мыслишь. К тому же мост там однопролетный.

Теперь уже Корж молчал до самого отряда, но видно было – он погружен в мысли.

На базу отряда пришли уже вечером, перекусили и легли отдыхать.

А с утра Корж сказал Саше:

– Вот что, парень. Мы пока будем все готовить. Ты сейчас здесь не нужен, иди к себе. Но через неделю жду.

– Успеете?

– Должны. Приказ выполнять надо, оправдать доверие партии.

Саша едва не хмыкнул. Хорошо отдавать приказ, сидя в Москве. Для такой серьезной диверсии нужен подготовленный отряд диверсантов, а не сельские парни, большая часть которых до войны и винтовки-то в руках не держали, а гранату увидели уже после начала войны. Здесь нужны выучка, тренировка, отличное владение оружием, взаимопонимание и точность во всем. Бойцы в диверсионной группе проходили совместные тренировки, чтобы понимать друг друга с полуслова, с жеста, с взгляда. И синхронность действий важна – иногда до секунд. Для деревенских же плюс-минус полчаса – уже точно, и в принципе их винить нельзя. Не то что у селян – у городских жителей наручные часы редкостью были. Но в городе, в присутственных местах – на вокзалах, площадях, во многих учреждениях – висели большие часы, и зачастую рядом – громкоговорители.

Олеся встретила его радостно, как будто он отсутствовал долго, а не два дня.

Всю неделю Саша занимался хозяйством и ни на какие акции не ходил, понимая, что любая случайность может сорвать план диверсии всего отряда. Да и уйти ему предстояло на несколько дней, поэтому дров нарубить надо. Хоть и лето на носу, тепло, а печь топить по-любому надо – хотя бы еду приготовить. Это не город с газовыми печами, где чиркнул спичкой – и через пять минут чайник закипел. Печь сначала лучиной или бумагой разжечь надо, потом щепочек подложить, затем – сухих поленьев. И только когда печь прогреется, можно что-то готовить. Словом, времени и усилий уйдет много.

– Что-то ты бурную деятельность развил, – пошутила Олеся.

– Руки по домашней работе соскучились, – отшутился Саша. Не мог же он огорчить девушку, что с диверсионного акта не все живыми возвращаются. Он идет забрать чью-то жизнь – пусть и врага, захватчика, и должен быть морально готов к тому, что враг может забрать его жизнь. Таковы законы войны. Легких и бескровных побед в ней не бывает. Так пусть Олеся, если такое случится, не поминает его плохим словом. В принципе, жили они в полном согласии, не ссорились. Саша делал все, что должен был делать в доме мужчина. Война проклятая жить мешала. Разве это нормальная жизнь, когда почти каждый день мужчина уходит из дома воевать, убивать? Мужчина работать должен, созидать. Не зря иногда Саше снились сны, в которых он видел себя в кабине метропоезда, за контроллером, и рельсы навстречу летят. А вот про войну, грязь, кровь, стрельбу снов не было никогда.

К исходу недели он стал собираться. Сложил в сидор все патроны, переоделся в немецкую форму, достал из тайника пулемет. Вроде бы ничего компрометирующего в избе и дворовых постройках нет.

– Олеся, я на несколько дней ухожу, может – на неделю. Ты проверь избу и сараи – ничего из военной амуниции быть не должно. Я смотрел, но ты свежим взглядом сама проверь. Вдруг полицаи нагрянут – чтобы даже тень подозрения на тебя не упала.

Олеся вдруг заплакала.

– Ты чего?

– Ты так говоришь, как будто прощаешься, как будто мы не увидимся.

– Глупышка! Я не чай пить к соседям иду или в карты играть. Немец – враг серьезный, всяко может случиться.

– Да я знаю, просто сердце как-то ноет, нехорошо мне. Раньше уходил – так ничего.

– Сказала тоже – раньше! По-моему, ты одно время меня презирала, а может – и ненавидела. Молодой здоровый парень – и не на войне. Наверное, дезертир.

– Дура была слепая! – всхлипывала Олеся.

– Зато сейчас поумнела и, я думаю, – привыкла.

– Тогда возвращайся! – Олеся крепко обняла и поцеловала Сашу.

Александр закинул ремень сидора на плечо, на второе взвалил пулемет, в руку взял коробку с патронной лентой и ушел, не оглядываясь: долгие проводы – лишние слезы.

На подступах к лагерю партизан его остановил часовой. Причем пропустил по едва заметной тропинке и щелкнул сзади затвором.

– Стой, немчура!

– Был бы я немчурой – тебя бы уже в живых не было, – спокойно отреагировал Саша. – Я тебя за сто шагов засек. Шумишь, как кабан на водопое. Веди меня к Коржу.

– А, так ты минер? Говорили о тебе ребята.

Часовой Сашу не повел – ухнул дважды филином, потом повторил.

За Сашей пришел партизан из землянок и молча довел до Коржа.

– Приветствую, Василий Захарович!

– А, минер-сапер! Здравствуй. Пулеметом разжился?

– Должен соответствовать.

– У нас все готово. И форму нашли, и с гранатами подсуетились – даже дрезину ручную на заброшенном полустанке нашли. Правда – неисправную, но мои хлопцы отремонтировали.

– Тогда давайте сядем, обсудим детали.

– Экий ты въедливый! А может, это и хорошо, потерь меньше будет.

Часа три Саша с Коржом сидели за столом над развернутой картой. Они обговорили все сигналы, обсудили возможные варианты развития событий и пути отхода. Казалось – учтена каждая мелочь, но по опыту Саша знал, что операция может пойти не по сценарию. Достаточно какой-либо неучтенной мелочи или случайности, и акция может пойти совсем не так, как ее планировали, или вообще сорваться. Как себя поведут немцы – неизвестно, а ведь это вторая сторона, которая не будет безучастно наблюдать за происходящим.

– Вконец уморил ты меня своими деталями, минер.

– Желательно все предусмотреть. Причем командиры отделений должны знать общий план операции, чтобы действовать как часы.

– Во-во, насчет часов. Мы у немцев часами разжились, теперь у наших отделенных они есть.

– Вот это правильно. По идее – и карты должны быть, и бинокли.

– Зачем им карты? Они местность знают, своими ногами всю исходили, шагами измерили.

– Поскольку общий план и детали ясны, приглашайте командиров, будем доводить до них задачи. Кстати, кто с миной на дрезине будет?

– Есть у меня ловкий парень, Сергуня.

– Плавать умеет?

– Должен.

– Должен или умеет? Нам вплавь выбираться при-дется.

– Сейчас у него спросим.

Соблюдению секретности в отряде значения не придавали. Совещание проходило на свежем воздухе, и практически весь отряд слышал задачи, которые Корж ставил перед отделенными. Будь среди партизан предатель – операцию ожидал бы провал, а отряд – большие потери, вплоть до полного разгрома.

Задачу, поставленную Коржом, партизаны приняли как должное. Никто, по крайне мере внешне, не проявил страха или недовольства.

Выходить решили по мере готовности. А партизанам собраться – только подпоясаться.

Сергуня переоделся в немецкую форму и держался поблизости от Саши.

Заминка вышла со снарядами к гаубице. Были они раздельного заряжания – то есть без гильз и порохового заряда, но и в таком виде каждый снаряд весил без упаковки больше сорока килограммов.

Сначала думали нести их в ящиках, по два человека. Но так неудобно передвигаться по лесу, и потому остановились на мешках. Каждый снаряд уложили в мешок, соорудили лямки из веревок – за углы и горловину – и договорились нести по очереди. С собой взяли все запасы патронов – все-таки предстояла перестрелка.

Вышли в путь. Впереди, в ста метрах от основной группы шел дозорный. Не было только бокового охранения.

Часа через полтора хода Саша забеспокоился и обратился к командиру:

– Василий Захарович, а где дрезина?

– А мы ее поближе подвезли на подводе. Не ехать же вам на ней весь путь, только немцев насторожите. Все равно в ночь операцию начинать не будем. Переночуем, с утра позиции займем, а дальше – уже от вас двоих зависит.

Ночевали в лесу – и для партизан, и для Саши это было делом привычным. Утром перекусили еще затемно.

Настал день, а операция, можно сказать, срывалась из-за неучтенной мелочи – тумана. Ничего необычного: местность сырая, болотистая, вот по утрам туман и стоит.

Корж выделил четверых партизан:

– Они помогут дрезину на рельсы поставить.

Кроме этой четверки оставались двое со снарядами в мешках. Еще мешок с десятком гранат получил Сергуня, и отряд ушел к мосту, скрывшись в тумане.

Только к десяти часам утра туман рассеялся и показалось солнце.

По железной дороге прогромыхал поезд.

– Минер, дрезину не пора ставить?

– Подождем, немцы поезда пакетами пускают. Еще несколько подряд должны пройти.

И в самом деле, буквально через несколько минут прошел второй поезд, а за ним – еще и еще.

– Ты смотри, движение – как на Минском шоссе, – заметил один из партизан.

– Погодь немного, сейчас мы его отрегулируем! – со злостью сказал другой.

За поездами неспешно прокатил бронепоезд. Был он коротким, в середине – паровоз, а спереди и сзади – по бронированному вагону. На каждом вагоне сверху располагалась башня с коротким стволом пушки, а по боковым стенам – по два пулемета. Смотрелось впечатляюще.

Саша выждал еще минут десять.

– Пора!

Четверо партизан подхватили дрезину за небольшие колеса и, вытащив из кустов к насыпи, установили на рельсы. Двое других тут же уложили на железный пол снаряды.

– Сергуня, гранаты!

Сергуня развязал мешок.

Саша привязал по гранате к каждому снаряду – там, где обычно вкручивался взрыватель.

– Сергуня, все помнишь? Прорываемся на мост, и как только я чеку выдерну, ты прыгаешь в воду. Не медли, у нас всего четыре секунды будет.

– Помню.

Сергуня был бледен, не переставая облизывал губы, и пальцы его рук мелко дрожали.

– Если меня ранят или убьют – сам у обеих гранат чеки сорвешь, иначе вся операция пойдет насмарку.

– Сделаю.

Саша раздвинул опоры сошек пулемета, поплевал на руки:

– Ну, с Богом!

Оба взялись за рычаг-качалку ручного привода дрезины, и тележка тронулась с места.

Сергуня взялся активно работать рычагом.

– Помедленнее, – остановил его Саша, – мы же охрану изображаем, перегон должны осматривать. А ты как на гонках.

Медленно, постукивая колесами на рельсах, дрезина катилась к мосту. Собственно, рычагом сейчас работал один Сергуня. Саша откинул крышку лентоприемника пулемета, вставил ленту, взвел затвор. Затем достал из мешка две гранаты и сунул их ручками за пояс. Жаль, гранаты немецкие, слабые. Сейчас бы хоть одну нашу, «Ф-1». У немецких только и удобно, что ручки длинные – за ремнем носить.

Они проехали километр, второй.

– Далеко еще? – спросил Сергуня.

– Сам понять не могу.

Пешком, в отдалении от железной дороги Саша ходил и мог проделать этот путь еще раз. А вот по железнодорожным путям – попробуй угадай.

Промелькнул километровый столб, метров через пятьсот появилось железная табличка на насыпи – на немецком и русском языках: «Запретная зона. Ходить запрещено!»

Сергуня засмеялся.

– Ты чего?

– Ходить запрещено, а вот про то, что ездить нельзя, – ни слова!

– Рано зубки скалишь, шутник!

Впереди наконец-то показались железные фермы моста, а перед ними – пулеметное гнездо, обложенное мешками с землей.

Немцы явно заметили Сергуню и Александра. Один из них встал над бруствером, и в лучах солнца блеснули стекла бинокля. Но видимо, он разглядел форму и успокоился.

Зато Сергуня нервничал: лоб его вспотел, и даже края пилотки потемнели от пота.

Дрезина медленно подкатывалась к мосту.

Из-за мешков предмостного укрепления вышел солдат в стальном шлеме и с карабином в руках. Он поднял руку и крикнул:

– Хальт! Пароле!

Саша сообразил мгновенно. Закричав «Ахтунг! Партизанен!», он показал рукой налево.

Часовой, а за ним и солдаты в пулеметном гнезде дружно повернули головы в ту сторону, куда указывал Александр, а он взмолился: «Лишь бы Корж не подвел!»

И партизаны оказались на высоте. Из-за камышей нестройно грохнул залп. Часовой сразу упал, сраженный пулей.

– Шевелись! – приказал Саша Сергуне.

Дрезина тронулась. Все внимание немцев было направлено в сторону от моста. Они уже вели стрельбу из пулемета, пока не видя четко цели.

Саша вытащил из-за пояса обе гранаты, вырвал чеку у одной, метнул ее за мешки и следом же кинул вторую. Два взрыва подряд уничтожили пулеметный расчет. Но второй пулемет с другой стороны моста стрелял почти без перерыва.

Сергуне и Саше было видно, как бегут из небольшой будки обходчика к пулеметному гнезду солдаты отдыхающей смены.

Саша схватил пулемет и дал по ним длинную очередь.

Партизаны тоже не дремали, они вели частый винтовочный огонь, не давая немцам высунуть носа из-за мешков.

Сергуня толкнул Сашу локтем:

– Поезд к мосту идет!

И в самом деле – за мостом виднелись клубы дыма и пара, быстро смещавшиеся к мосту.

– Качай рычаг! Поехали!

Сергуня взялся за рычаг-качалку, а Саша поливал огнем противоположную сторону моста. Все равно пулемет придется бросить. С такой железякой не выплывешь, поэтому экономить патроны смысла не было.

Дрезина покатилась вперед.

Немцы оценили угрозу – по дрезине ударили из автомата. Саша перенес огонь на автоматчика.

Сергуня вдруг вскрикнул и упал на рельсы.

Дрезина остановилась, едва въехав на мост.

Саша швырнул пулемет на пол дрезины и взялся за ручку – надо было продвинуть дрезину еще хотя бы метров на тридцать-сорок. Несколькими мощными рывками он заставил дрезину катиться дальше.

Впереди гулко бабахнуло, и Саша поднял голову. К мосту на всех парах катил бронепоезд. Только его здесь не хватало! Как он тут оказался? Даже если немцы из охраны моста успели позвонить на станцию, он не мог подойти так быстро! Скорее всего, он просто патрулировал пути и оказался неподалеку.

Вот она, непредвиденная случайность! В камышах на болоте разорвался снаряд, за ним другой, потом стали вести огонь пулеметчики. Но поскольку их установки были боковыми, Саше они не угрожали, а обстреливать снарядами мост немцы не станут из опасения повредить его. К тому же на бронепоезде полагают, что охрана держит мост, а партизаны нападают на него со стороны леса.

Бронепоезд подходил ближе, и времени раздумывать не было. Несколько раз пули били по железу ферм моста и со звоном рикошетировали.

Саша открутил фарфоровые пробки на ручках гранат, с силой дернул колпачки, приводя в действие терочные запалы, и рванулся к перилам моста.

Слева по рельсам надвигалась громадина бронепоезда. Окрашенный пятнисто, в камуфляж, он уже подходил к предмостному укреплению. Еще несколько секунд – и поезд просто столкнет дрезину с путей.

Саша с ходу перевалился через перила и, оттолкнувшись, полетел вниз, в воду. Сгруппироваться и войти в воду правильно – головой или ногами – он не успел, ударился боком. Тело обожгло ударом, но Саша, не обращая на боль внимания, начал активно грести руками и ногами, стараясь отплыть от моста подальше. Течение помогало, относило от моста.

Приглушенный водой, ахнул взрыв, и в воду стали падать обломки железа и деревянных шпал.

Через секунду в воду рухнуло нечто большое и тяжелое, вызвав столб воды и фонтан брызг. По ушам ударила волна. Чтобы не захлебнуться, глотнуть воздуха и осмотреться, Саша вынырнул, жадно вдохнул и обернулся.

Один пролет моста обрушился, а бронепоезд, успевший зайти на мост, лежал в реке. Это он рухнул в воду всей своей многотонной массой.

Стрельбы слышно не было, как не было видно ни партизан, ни немцев.

Саша сделал несколько гребков к берегу, но трава и земля оказались настолько топкими и болотистыми, что он решил отплыть немного дальше.

По договору партизаны должны были уйти сразу после взрыва моста, не ввязываясь в длительную перестрелку. Наверняка к мосту едут на помощь немцы с ближайшей станции или гарнизона. И чем быстрее партизанский отряд уйдет подальше, тем лучше. К Саше это относилось тоже.

Через километр берега стали повыше, посуше, и Саша выбрался на берег. Он промок и немного замерз – все-таки вода в реке в конце мая еще холодная.

Саша считал, что ему сегодня крепко повезло. Мост взорвал, бронепоезд уничтожил, и теперь железнодорожный ход закупорен надолго. Сергуню вот только жаль, и неизвестно, есть ли потери среди партизан, но все-таки диверсия удалась малой кровью. Удалось провести немцев, хотя сначала мост казался неприступным.

На берегу Саша замерз совсем. Он снял немецкую форму, сапоги. Брюки отжал, натянул снова, обулся. Идти по камышам и прочей болотной траве для здоровья чревато, ноги порезать – раз плюнуть.

Он проверил пистолет – единственное оружие, которое у него осталось. Курточку от формы даже надевать не стал, бросил. Похоже, в ближайшее время немецкая форма ему не понадобится. Но исподнюю рубашку оставил. На солнце да при ходьбе она быстро высохнет на теле.

Саша сориентировался. Он помнил по карте, что река шла с северо-запада на юго-восток. Теперь ему надо идти в партизанский отряд, на встречу с Коржом – рассказать о гибели Сергуни и о взрыве. И решить заодно – останется он в отряде или вернется в Богдановку, к Олесе. Положа руку на сердце, он для себя давно решил, что сражаться в отряде лучше. Сам бы он такую диверсию – подрыв хорошо охраняемого моста – не осилил. Если снаряды, или мины, или другую взрывчатку и гранаты он бы еще смог найти, то дрезину – вряд ли. Украли ее где-то партизаны или еще каким-то способом достали – не его проблема. Но они местные, хорошо знают людей и условия, им помогают открыто или тайком. Он же в районе чужак. Только Олесю жалко, привык он к ней. Несколько дней не видел, а соскучился.

Шел Саша осторожно – здесь он никогда не был. И предосторожность оказалась не лишней. Послышался шум моторов – поперек Сашиного пути проходила грунтовая дорога. Саша залег и стал наблюдать.

Грузовики остановились, раздалась команда. Из машин стали выпрыгивать солдаты. Черт! Облава! Ему надо было как можно быстрее уходить от моста, а он терял время на отжим обмундирования.

Немцы решили захватить партизанский отряд при отходе и наверняка перекрыли наиболее возможные пути отхода отряда. Еще вопрос – выкрутится ли Корж с партизанами? А теперь ему и самому спасаться надо. С пистолетиком да в одиночку против сотни солдат делать нечего.

Подчиняясь приказам офицеров, солдаты выстроились цепью и пошли от дороги в лес. У Саши радостно екнуло сердце – они шли не на него, а удалялись. Похоже, пронесло.

Грузовики развернулись и уехали, дорога стала пустынной. Откуда-то издалека донеслась едва слышимая перестрелка, напоминающая треск сучьев. Саша понял, что немцы обложили район вокруг моста, охватив довольно большую площадь, и их должно быть много. Причем, надо отдать им должное, сделано все было быстро. И откуда только столько войск набрали?

Саша не знал да и не мог знать, что в прошедшем перед диверсией поезде следовал пехотный полк. Поезд остановился на разъезде, а личный состав принял участие в «зачистке» местности от злокозненных партизан.

Со стороны Пинска, замыкая кольцо, были доставлены украинцы 201-го карательного батальона. На беду свою, в удавку облавы попали два партизанских отряда и несколько окруженцев. Каждый из них старался продать свою жизнь подороже, и стрельба шла до последнего патрона.

Где ползком, где перебежками Саша сначала передвигался за цепью солдат, на значительном удалении. Сейчас здесь для него было самое безопасное место. Уйди он в сторону – и может натолкнуться на другую цепь, идущую уже на него.

Он забрал несколько левее – туда, где были густые и местами непроходимые леса. Там было легче спрятаться. Проходил он в тех местах зимой на лыжах, видел, какие там урочища и овраги. Конечно, немцы их будут забрасывать гранатами. Но есть там завалы из деревьев, где сам леший ногу сломит, не то что немец. Они туда поопасаются идти, постреляют по своему обыкновению и пойдут дальше.

А еще лучше прорваться за железную дорогу, на север. Там сплошные леса до Ганцевичей, при желании полк спрятать можно.

Но пока Саша держался за солдатами – они тоже двигались к железной дороге.

Недалеко от путей, в полукилометре от места, где сейчас находился Саша, проходило шоссе от Пинска на Лунинец. По разумению Саши, солдат не должны были привлечь надолго. Скорее всего, их грузовики дали круг через Дубовку и будут дожидаться пехотинцев на шоссе. Солдат ждет Восточный фронт, и никто не позволит задерживать их надолго.

Часа через три пехотинцы и в самом деле вышли к железной дороге. Они постояли, побалагурили, покурили, а потом построились в походную колонну по четыре и двинулись к шоссе.

Пойти за ними Саша не мог – лес вокруг железной дороги был вырублен на сто метров и просматривался. И часовых после диверсии на дороге полно, стоят через каждые сто метров. Как днем перебежишь? Только пулю в спину получишь.

И Саша решил ждать до ночи. Он нашел ямку, улегся в нее и набросал на себя прошлогодней, почерневшей и подгнившей листвы. Если бы не его голова, не прикрытая листвой, со стороны сразу и не обнаружишь. Но Александру надо было все-таки следить за обстановкой.

Час шел за часом, и Сашу стало познабливать. Сказывалось длительное вынужденное купание и неподвижное лежание на майской земле раздетым и в волглых брюках. Теперь он мечтал добраться до хутора и переодеться в сухое, а еще лучше – попариться, напиться горячего чаю и завалиться под одеяло.

Незаметно стало смеркаться. Скоро совсем стемнеет, а немцы с путей и не думают уходить. Хуже того – их сменили. Или охрана будет стоять до утра, предотвращая возможные прорывы партизан? Пролежать здесь всю ночь и весь последующий день Саше никак не хотелось. «Буду ждать часов трех ночи. Тогда темнее всего, и часовые устанут, бдительность притупится – тогда попробую перебежать», – решил он.

Ноги уже замерзли, сапоги и портянки были мокрыми.

Около двух часов ночи Саша встал, сделал несколько приседаний и наклонов, пытаясь согреться и разогнать кровь. Он сбросил нательную рубашку – она хоть и была грязной, но в ночи белела и могла выдать, лег на землю и пополз к железнодорожным путям, выбрав промежуток между часовыми. Пробирался медленно, стараясь, чтобы ни один камешек не загремел, ни одна былинка-хворостинка не шевельнулась.

Вот и насыпь. Луна зашла за тучи, и стало совсем темно. Саша решил: «Пора!»

Он поднялся и, осторожно ступая по деревянной шпале, пересек одну пару рельсов. Успешно преодолел другую, ступил на насыпь. И тут под сапогом предательски хрустнул гравий.

– Хальт! – закричал часовой слева.

Саша прыгнул с насыпи и помчался к лесу. Если он обнаружен, то его спасение только в скорости. Каким чудом он не споткнулся о пенек срубленного дерева и не упал, одному Богу известно.

Вслед ударил выстрел, еще один…

Добежав до первых деревьев, Саша выхватил пистолет. Как только часовой снова выстрелил, Саша засек вспышку и выстрелил в ответ из пистолета – трижды, веером. Часовой вскрикнул и упал.

Саша понимал, что потемну немцы в лес не полезут и у него есть несколько часов форы. Теперь ему надо бежать и не забыть пройти по ручью или болоту. Завтра немцы могут привезти собак и пустить их по следу.

И Саша побежал. Ветки хлестали его по лицу, и он защищал глаза кистью левой руки – не хватало еще их выбить.

Он вырвался на полянку и замер. Вот чего он не ожидал увидеть здесь и сейчас!

В десятке метров от него светился нежным зеленым светом уже знакомый ему шар.

Саша на секунду замер. Это за ним или у него галлюцинация? Он помнил по предыдущим трем случаям, что шар держится недолго, буквально минуту.

Будь что будет! Саша рванулся к шару и влетел внутрь. Шар плавно сменил зеленый цвет на бирюзовый и стал тускнеть. Саша глубоко вздохнул. Воздух был дымным и пыльным. Что за дела? И почему он лежит?

Саша поднял голову. Он лежал на полу в зале прилета Домодедовского аэропорта. Вокруг лежали и метались люди, слышались стоны и крики. «Из огня да в полымя! – мелькнуло в голове. – Это меня что – контузило или мозг выдал правдоподобную иллюзию о переносе во времени, войне, подрыве моста, Олесе?»

Он привстал, оглядел себя. По пояс голый, как и многие другие – тоже полуодетые или раздетые, потому что одежду сорвало взрывной волной. Снизу на нем немецкие брюки цвета «фельдграу», заправленные в сапоги. Сам грязный, но и некоторые другие не лучше. Сапоги, правда, выглядят по-деревенски, в аэропорту люди приличнее одеты.

К месту взрыва уже бежали сотрудники аэропорта и не безразличные к чужой беде люди.

Саша поднялся – к нему подбежали.

– Ранен?

– Вроде нет.

– Медпункт там, – сотрудник аэропорта показал рукой.

По громкой связи объявили, что пассажиры рейса 268 будут проходить в нижний зал.

Саша побрел туда. На него обращали внимание, но, уже услышав о трагедии, сочувствовали.

Появился Антон:

– Что тут у вас за суматоха?

– А ты не в курсе?

– Нет.

– На втором этаже, в зале прилета бомбу взорвали, много раненых и погибших.

– Ты-то не ранен? Вон, кровь на тебе, и видок еще тот…

– Одежду взрывной волной сорвало.

– Знаю. Холодно, замерзнешь. Погоди-ка. – Антон открыл свою сумку и достал свитер. – Надевай.

Свитер грубой вязки был велик, но грел хорошо. Да и в глаза Саша своим видом не так бросался.

С трудом они добрались до города, поскольку таксисты сразу заломили несуразные цены. В милицию в аэропорту Саша не обращался. Документов нет, одежда странная – как бы самому под подозрение не попасть. Хотя видел он того кавказца и описать смог бы в деталях.

Саша забрал у соседки запасные ключи.

– Ты, Антон, располагайся пока. А я по-быстрому в душ да переоденусь.

Саша разделся в ванной, сбросив на пол брюки. Что-то тяжело звякнуло о плитку. Саша прощупал бриджи. Е-мое! Там «парабеллум»! Он так привык к весу оружия, что иногда просто его не замечал.

Саша вымылся, оделся в чистое и почувствовал себя другим человеком. Сапоги и брюки с исподним он сразу выбросил в мусоропровод, а пистолет покрутил в руках и сунул в шкаф, подальше за белье.

– Что, друг Антон, заждался? Сейчас будем пьянствовать!

Поскольку у Саши были отгулы, днем он водил Антона по Москве, а вечером, за обильным столиком и выпивкой – мужские разговоры. Сашу так и тянуло рассказать другу о происшедшем с ним. Но прежде всего ему предстояло все осмыслить самому.

Через неделю Антон уехал, довольный проведенным в Москве временем и хлебосольным хозяином.

А на Сашу напала черная хандра. Он день за днем перебирал свой сорок первый и сорок второй годы и тосковал об Олесе. Здесь, в Москве таких девушек сейчас нет. Тогда ему казалось, что она ему просто нравится. Да что скрывать – удобно было: крыша есть, накормлен, обстиран… Вот дурак-то! Все время, внимание, силы уходили на войну с врагом. А рядом такая девушка ждала, когда это он соизволит ласковое слово ей сказать, обласкать…

Даже на работе он думал об Олесе. Изведясь вконец, он взял неделю без содержания и отправился в Белоруссию. Что его туда тянуло, он и сам сказать не мог. Ну, найдет он Олесю, если она еще жива. Так ведь по возрасту она старушка. И не вспомнит, поди. Он же хотел вспоминать ее молодой и красивой. А возраст женщин не красит, к сожалению.

Саша добрался поездом до Пинска, оттуда – электричкой до Ловчи, а уж дальше – пешком. Хотел такси нанять, да не нашел, не дошла еще цивилизация до белорусской глубинки. Да и не в тягость ему пешком идти было. Местами узнавал дорогу – многое не изменилось, осталось прежним.

С бьющимся от волнения сердцем он вышел из леса на поляну, где была Богдановка. А здесь – никакого села, голый луг.

Спросив у мужика, едущего мимо на подводе, где Богдановка, услышал в ответ:

– И, милый человек! Новая Богдановка вот там, километра два. А старая тут как раз была. В войну немцы сожгли ее вместе с жителями.

Услышав это, Саша даже покачнулся. В голове стоял звон, сердце в груди билось бешеными темпами.

– Что, всех? – почти прошептал он.

– Да тут в войну только двое и жили – старуха и девушка. Отец ее, я знаю, с фронта вернулся. Хата сожжена, семьи нет… А вы кто им будете?

– Близкий родственник.

Саша повернулся и побрел назад. Вот ведь – страну помог защитить, а любимую девушку – нет.