Глава 18
Пропавшая Деметра

Явившись утром в библиотеку, Дайнека вдруг поняла, что в ее отсутствие там кто-то был.

Тишотка подтвердил подозрения и прямо с порога заинтересованно устремился в глубь помещения. Обежав все вокруг, вернулся обескураженным. Она сама тоже все обошла, открыла ящик стола, сдвинула стул. Оглядев стол, заметила, что архивная коробка сместилась к краю столешницы. Между тем Дайнека хорошо помнила, что оставила ее в центре стола. Папки с разобранными документами теперь лежали в ином порядке.

Ошибки быть не могло: здесь кто-то побывал. От этого заключения ей стало не по себе.

Тревожные мысли развеялись, когда в библиотеке появилась Темьянова. На этот раз ее привез Федор.

– Здравствуйте, Людмила Вячеславовна. Вот, приехала помочь вам с архивом.

– Спасибо, – поблагодарила Дайнека. – Сейчас покажу, что нужно делать. – Она обратилась к Федору: – Хотите взять для себя книгу?

Не заходя дальше порога, он кротко ответил:

– Мне нужно работать. Я ухожу.

– Если нужно – идите, – согласилась она.

И Федор ушел.

– Не огорчайтесь, – успокоила Дайнеку Темьянова. – Федя очень стеснительный. Он, даже если очень захочет, ничего не попросит. Детдомовское воспитание. Как говорится: не верь, не бойся, не проси.

– Я помню, у Шаламова в «Одиночном замере»… Но это арестантская заповедь. А Федор – свободный человек, к тому же добрый и очень отзывчивый.

– Вы в детском доме бывали? – спросила Темьянова.

– Нет. Никогда.

– То-то и оно… – вздохнула старуха. – Побывали бы там, многое бы поняли.

– Он вам рассказывал?

– Я и без его рассказов все знаю. Слава богу, длинную жизнь прожила. Так что нужно делать?

Дайнека объяснила, как сортировать документы, и даже показала на деле, закончив разбор коробки. И на этот раз не обошлось без интересных находок. На самом дне лежала старинная фотография темноволосого мужчины. У него была аккуратно постриженная борода, мощный нос, впалые глазницы с темными кругами подглазий и густые дугообразные брови.

– Какой неприятный тип, – непроизвольно проронила Дайнека. – У меня странное ощущение: кажется, что я его знала или, по крайней мере, однажды видела.

– Дежавю, – сказала Темьянова. – Второго стола у вас нет, так что я буду разбирать документы на стеллаже.

– Устраивайтесь, где вам удобно. А я принесу картонные папки.

Темьянова переместилась к стеллажам. Дайнека отнесла ей несколько папок и забрала еще одну коробку, чтобы разобрать самой.

Однако начать она не успела. В библиотеку вошла Татьяна Ивановна, с ней – лысый старик в мощных очках.

– Доброе утро, Людмила Вячеславовна! – Директриса представила старика: – Научный сотрудник, профессор, доктор исторических наук Иван Петрович Сидоров.

Старик протянул обе руки и основательно потряс Дайнекину кисть:

– Приветствую вас! Мое имя легко запомнить: Иванов, Петров, Сидоров. Иван Петрович Сидоров.

– Иван Петрович узнал об архиве и приехал к нам из Москвы, – сообщила директриса.

Старик ее перебил:

– Представьте, уважаемая Людмила Вячеславовна, мне никто не сообщил, что от вас был звонок. Окольными путями узнал об архиве, и вот – я уже здесь! – Он огляделся: – Где?

– Что?

– Архив.

Дайнека указала на коробку:

– Здесь.

– И это все?

– Нет, есть еще.

– Много?

– Всего тридцать коробок.

Сидоров удовлетворенно кивнул:

– Превосходно!

– Вы тут работайте, – директриса прошла к двери, – а мне еще нужно сходить в столовую.

– И как же тут не поверить в судьбу?! – продолжил профессор, обращаясь к Дайнеке. – Столько лет я занимался историей рода, и вот вам – подарок!

– Историей рода Измайловых? – переспросила Дайнека.

– В том-то и дело!

– Тогда… – Дайнека взяла фотографию, которую только что вынула из коробки, и показала профессору: – Кто это?

– Проверяете? – Иван Петрович широко улыбнулся. – Это граф Александр Петрович Измайлов, последний владелец дворца. В 1918 году он эмигрировал в Париж и благополучно скончался там в 1972 году. Обратите внимание на эти дугообразные брови, на провалы глазниц, на темные мешки под глазами. Все эти черты характерны для членов семейства Измайловых и достались им в наследство от предка мусульманина.

– Значит, это он… – Дайнека внимательней рассмотрела фотографию. – Пренеприятнейший тип.

– Не вы одна так считаете, – заметил профессор и между делом подтянул коробку с документами поближе к себе. Продолжая говорить, он вынимал оттуда бумаги, рассматривал и складывал на стол. – Граф был безумен. Есть свидетельства, что он убивал и до смерти мучил людей. И все это, кстати, происходило в этом дворце.

– Здесь? – побледнела Дайнека.

– Возможно, не в этой комнате, – профессор попытался ее успокоить, но у него не получилось. – Хотя постойте… По-моему, это его парадная спальня. Не так ли?

– Именно так.

Он кивнул:

– Ну, тогда эти стены видели многое. – Иван Петрович взглянул на дальнюю стену помещения: – Где-то там должен быть выход на винтовую лестницу. По ней граф спускался в подвал, оттуда – в подземный ход.

– А дальше?

– Один бог знает, куда он ходил.

– Если он убивал, почему его не судили? – спросила Дайнека.

– Ну, во-первых, Александр Петрович носил титул графа. Его жена Анна Константиновна происходила из рода Романовых. Сами понимаете, какое высокое положение они занимали в обществе. Измайловы обладали самым крупным состоянием в России того времени. Однако должен заметить, что однажды на него завели уголовное дело. Основанием послужило заявление слуг, которые утверждали, что сюда из Москвы для графа доставляли проституток. После чего их уже никто не видел – они исчезали.

– В архиве есть один документ – заменительный билет проститутки по имени Лана Мендель.

– Не знаю, зачем он его сохранил. Возможно, эта проститутка запомнилась графу больше других, – профессор между делом перебирал документы, роясь в коробке. – Александр Петрович был законченным морфинистом. На иглу его подсадил врач семейства Измайловых, пытаясь вылечить от опиумной и алкогольной зависимости. На фоне наркомании у него появились сексуальные расстройства и дурные порочные наклонности. Говоря попросту, он стал извращенцем, садистом и психопатом.

– Значит, здесь, в этих стенах… – не договорив, Дайнека в ужасе огляделась.

– Вовсе не обязательно, – заметил профессор. – Это могло происходить где угодно. Но об этой комнате могу рассказать. После медицинского судебного освидетельствования, которое признало графа Измайлова невменяемым, ему удалось избежать «желтого дома». Его заключили здесь, во дворце, как раз в этой комнате.

– В это трудно поверить… Заперли здесь?

– Ненадолго. Думаю, смягчение условий содержания не обошлось без участия семьи его благоверной. Что касается ее собственной судьбы, то она оказалась трагической. Не желая жить под одной крышей с мужем-чудовищем, графиня переехала в соседнее здание, где располагались оранжереи и комнаты для гостей.

Дайнека перебила:

– Это я знаю. Но почему она не уехала в Москву или в Санкт-Петербург?

– О них с графом много судачили. Возможно, Анна Константиновна не желала становиться мишенью для светских сплетен. Конечно, она выезжала в обе столицы, но неизменно возвращалась сюда. Однако в 1912 году она все же сбежала от мужа в Крым, прихватив все свои драгоценности, включая знаменитую жемчужину под названием «Деметра».

– У жемчужины было название? – удивилась Дайнека.

– Как у любой другой подобных размеров и формы. В XVII веке ее привезли из Индии. За несколько столетий у жемчужины сменилось много хозяев, пока она не оказалась у матери графа Александра Петровича, от которой «Деметра» перешла к его супруге. Жемчужину оценивали в немыслимую по тем временам сумму – почти в миллион долларов. Трудно представить, во сколько бы ее оценили теперь.

– Такая крупная?

– И крупная, и красивая, и правильной формы.

– Где она теперь?

– Неизвестно. Так же, как неизвестно, куда исчезла ее хозяйка, графиня Анна Константиновна Измайлова.

– Вы же сказали, она уехала в Крым!

– Совершенно верно. Там у ее родственницы был свой дворец.

– Как звали родственницу? Уж не Мария ли Куракина? – спросила Дайнека.

Профессор поднял брови и посмотрел на Дайнеку поверх очков:

– И снова вы правы, это княгиня Мария Павловна Куракина. Но откуда вы знаете?

Она положила руку на папку:

– Здесь есть от нее письмо.

– Строго говоря, по праву рождения Анна Константиновна тоже носила титул княгини.

– Значит, она уехала в Крым?

– Уехала, – профессор закивал головой. – Но не доехала.

– Что это значит? – насторожилась Дайнека.

– С дороги она написала мужу письмо, сообщив, что передумала и решила отправиться в Париж, где у Измайловых тоже был дворец. Но и до Парижа она не доехала. Дальнейшая судьба Анны Константиновны осталась загадкой.

– Думаю, он убил ее, – проговорила Дайнека. – Она не уезжала.

– Многие так считали. Поговаривали, что граф убил жену в припадке безумия, но доказательств его вины не было. Как теперь говорят, нет тела – нет дела.

– А письмо? Он предъявил письмо, в котором она писала, что едет в Париж?

– По словам графа, оно потерялось. Да и что можно было потребовать от психически нездорового человека? – профессор вынул из коробки какую-то фотографию. Вглядевшись в нее, он произнес.

– А вот, кстати, и она…

– Кто? – Дайнека вытянула шею и увидела темноволосую женщину с ангельски прекрасным лицом.

– Анна Константиновна Измайлова. – Иван Петрович вздохнул: – Ангел во плоти. Редкой красоты женщина… – Он указал пальцем: – Взгляните на ее украшение.

Дайнека перевела взгляд на большую грушевидную жемчужину, прикрепленную к центральному выступу жемчужного колье.

– Это «Деметра»?

Он кивнул:

– Красота бесподобная… Справедливости ради нужно заметить, что после исчезновения жены граф Александр Петрович сделался другим человеком, верующим и богобоязненным. Еще до ее отъезда он приказал возвести на территории дворца часовню во славу иконы Святой Праведной Анны, которая хранилась в семье.

Дайнека переспросила:

– Как вы сказали?

– Построил часовню…

– Нет, не то. Как называлась икона? Ее полное название?

– Дайте-ка, припомню… Кажется, так: Чудотворная икона святой праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы. Или что-то вроде того…

– Да, именно так, – задумчиво проговорила Дайнека.

– Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался профессор.

Она не стала ничего объяснять, просто спросила:

– В каком, вы говорите, году пропала Анна Константиновна?

– В 1912-м.

– В том же году возвели часовню. Я видела цифры на фронтоне.

– Современники утверждали, что некоторые работы по отделке часовни граф выполнял собственноручно, считая свой труд покаянием за грехи… – Иван Петрович поправил очки: – Совсем как Иван Грозный со своим списком убиенных. Сначала их «отделал», а потом по монастырям грехи пустился замаливать.

– Что с графом было потом?

– После революции, в 1918 году, граф сбежал в Париж, оставив дворец на дворецкого. Поскольку род Измайловых был известен страстью к собирательству предметов искусства, здесь повсюду были устроены хитроумные тайники, в которых хранились несметные сокровища.

– Как интересно…

– Граф Измайлов планировал вернуться, когда закончится смута. После его отъезда сюда нагрянули большевики. Все обыскали, простучали стены, допросили прислугу, в результате чего несколько тайников нашли. Еще один клад обнаружили эсэсовцы во времена оккупации. И, конечно же, все увезли в Германию.

– Жемчужину не нашли?

– Нет. Нахождение «Деметры» до сих пор неизвестно… – Профессор снял очки, взглянул в окно и тихим голосом продекламировал:

Снова надев очки, он пояснил:

– Иоганн Вольфганг фон Гете.

Профессор уехал в конце дня, пообещав забрать весь архив после соответствующего документального оформления. Дайнека облегченно вздохнула, обязавшись, в свою очередь, продолжить сортировку бумаг.

Темьянова работала усердно, отказалась даже идти на обед. До вечера она перебрала две коробки.

В семь часов Дайнека сказала:

– Заканчиваем, Лукерья Семеновна. Идемте домой.

– Вы меня отвезете?

– Конечно, – она огляделась. – А где ваши папки?

– Я подняла их на три уровня выше, чтобы освободить рабочее место. Как видите, там было пусто.

– Да как же вы дотянулись? – удивилась Дайнека.

– Чуть-чуть приподнялась, вот здесь оперлась рукой, – старуха показала, как именно она это сделала.

– Пожалуйста, в следующий раз позовите меня! – Дайнека взялась за спинку и покатила коляску к выходу. – Как думаете, на ужин успеем?

Темьянова взглянула на часы:

– Если чуть-чуть поднажмем.

После ужина Дайнека отвезла Темьянову в гостиную, к телевизору, а сама села на диван в дальнем углу. Тишотка устроился рядом.

Скоро к ней подсела Ерохина:

– Завтра приду к вам книжку менять.

– Уже прочитали? – вежливо поинтересовалась Дайнека.

– Еще вчера вечером.

– Что будете брать, Надежда Петровна? Опять детектив?

– Что же еще? – Ерохина пожала плечами.

– Да, действительно… Что ж еще… – Дайнека откинула голову на спинку дивана.

– Знаете, – заговорила Ерохина, – а ведь я мечтала стать известной артисткой.

– Что же не стали?

– Для этого было нужно учиться, ехать в другой город.

– Что ж не поехали?

– Замуж вышла. За артиста. Решила – одного на семью хватит.

– А где вы работали?

– В областной больнице.

– Кем?

– Кладовщиком на складе одежды.

– Откуда в больнице одежда? – Дайнека говорила бездумно, блуждая взглядом по потолку, пока не наткнулась на плафон, в котором был изображен герб рода Измайловых.

– Ну как же! – возмутилась Ерохина. – Вот приходит человек, хочет лечь в в больницу. Куда ему деть одежду? Сдает ее мне. Я ее на вешалку, в мешок и – на склад. А то, бывало, на «Скорой» кого-нибудь привезут. То же самое: всю одежду – на склад. А как выписываться, я отдаю обратно.

– Значит, хранили одежду больных?

– Сохраняла… – Ерохина доверительно улыбнулась. – Знаете, я в те времена жила очень весело. Соберусь вечером домой, разыщу в мешках одежку подороже да покрасивее, надену на себя и – пошла-а-а-а! Как-то на «Скорой» из театра привезли больную примадонну. Так я надела ее вечернее платье. Иду по улице и воображаю себя артисткой. – Она сладко вздохнула. – Бывало, что и кожаные польта попадались, и шубы. Вот жизнь была! До сих пор вспоминаю.

– Постойте, – Дайнека пришла в себя, – вы что же, чужую одежду без спроса брали? И не попались?

– Нет, – Ерохина помотала головой. – Поношу немного и верну, никто и не заметит. Вещи не пачкала, я женщина аккуратная.

– Ну вы даете… – Дайнека снова уставилась на плафон. Скользнула взглядом по короне, венчающей герб, по щиту с четырьмя полями. На одном поле были изображены шестиконечные звезды, на другом – башня, на третьем – две сабли.

То, что она увидела на четвертом, заставило ее приподняться с дивана. На нем был нарисован связанный пучок из трех растопыренных стрел. Такой же, как на земле у третьего корпуса и на полу в старой часовне.