Глава 13
И чей-нибудь уж близок час

Когда Дайнека зашла в столовую, многие пансионеры уже поужинали. Оглядев зал, она направилась к столу, за которым сидели Ветряков и тощий мужчина лет сорока пяти. Два места напротив них были свободны.

– Не возражаете? – спросила она, выдвинув стул.

– Милости просим, Людмила Вячеславовна! – сказал Ветряков.

Дайнека села и улыбнулась:

– Я тоже знаю вас, Василий Михайлович.

– Откуда? – удивился старик.

– Сидела в зале, когда вы играли Островского.

– Вот оно что! Видели репетицию? Тряхнули мы стариной с Лукерьей Семеновной.

– Играли прекрасно, – Дайнека перевела глаза на второго мужчину. – А с вами мы не знакомы…

– Мой племянник, приехал из Хабаровска, гостит у меня, – сказал Василий Михайлович.

Худой мужчина представился:

– Паша.

– Давно здесь гостите?

– Нет.

– Когда планируете уехать?

– Пока не знаю, – он говорил, едва раскрывая рот, но даже так были видны его редкие гнилые зубы.

Дайнека переключилась на дядю:

– Хорошо, когда приезжают родственники…

Ветряков оживился.

– Мы с Павлом давненько не виделись. Лет десять, не меньше. Он сын моего брата, которого давно нет в живых. Из родни один племянник остался.

Дайнеке принесли тарелку с едой. Она взяла вилку, но, прежде чем начать, спросила:

– А вы сами в каком театре служили?

– В Хабаровском драматическом. Жена покойница тоже. Мы были увлечены работой. Тогда казалось, самое главное – играть и получать новые роли. Жизнь свою на потом оставляли. И где она? – Василий Михайлович отложил вилку и посмотрел на свою ладонь: – Прошла, как сквозь пальцы песок. – Затем, откинув голову, продекламировал:

Дайнека наугад брякнула:

– Пушкин?

Он подтвердил:

– Александр Сергеевич.

– А вы кем работаете? – спросила она у племянника.

– Я по коммерческой части, – вяло ответил тот.

– Что-нибудь продаете?

– Бывает, и продаю.

– Мы были увлечены творчеством, – не к месту встрял Ветряков.

– Вы уже говорили, – Дайнека завернула котлету в салфетку и спросила у Павла: – В Москву по делам или только проведать дядю?

– И то и другое.

– Мы жили для искусства, – Василий Михайлович жаждал внимания. – В нашем театре царила непередаваемая атмосфера… – он вдруг замолчал.

– Творчества? – подсказала Дайнека.

– Нет, не это, – старик вытер пальцами слезящийся глаз. – Непередаваемая атмосфера…

– Взаимопонимания? – она силилась преодолеть его ступор.

– Самопожертвования! – вспомнил наконец Ветряков. – Все на алтарь искусства! Все!

– Потише, дядя Вася… – сказал племянник и, взглянув на Дайнеку, добавил: – Сердце у него не фурычит.

– Первым делом театр, потом все остальное! – не унимался Василий Михайлович. – Расскажу вам одну историю. – Он откинулся на спинку и уставился в потолок. Спустя минуту продолжил: – Работала в нашем театре одна супружеская пара. Он – сценограф, она – завпостановочной частью. Оба люди в годах и, конечно же, увлечены своим делом. И вот сценограф умирает в своей мастерской, не закончив эскизы к спектаклю, который выпускали в новом сезоне. Администрация театра в ужасе, никто не представляет, как сообщить жене. И что она сделала, когда узнала о смерти мужа? – Ветряков с вызовом посмотрел на Дайнеку.

Та предположила:

– Заплакала?

– Нет! Она сказала: как он мог умереть, не закончив эскизы!

– Дура, – зло прокомментировал племянник.

– Горела на работе. Театром жила, – возразил Василий Михайлович.

– Как ваше здоровье? – поинтересовалась Дайнека.

– Сердце… – Ветряков постучал пальцем по груди.

Не зная, о чем еще можно спросить, она задала новый вопрос:

– Вам нравится здесь?

Старик посмотрел в потолок и снова прочел:

– В Хабаровск хотите? – догадалась Дайнека.

– Упаси боже! – Ветряков будто пришел в себя. – Лучше уж здесь. По крайней мере, вечером всегда поставят укол. Одно плохо: медсестры невнимательные. Я той самой ночью чуть богу душу не отдал.

– Той самой ночью – это когда? – заинтересовалась Дайнека.

– Когда наша стерва концы отдала.

– Кто?

– Когда умерла Васильева.

– Вам стало плохо?

Василий Михайлович опять постучал пальцем по груди:

– Ночью – приступ. Я – к дежурной медсестре. Ее на посту нет. Смотрю, в конце коридора – белый халатик. Она, значит, из комнаты Васильевой вышла. Я крикнул ей: зайдите ко мне! Она обернулась, кивнула головой и дальше отправилась.

– Потом, конечно, заглянула?

– Даже не подумала! – он указал на племянника. – И он уже спал.

– Идем, дядя Вася, – Павел поднялся. – Там твое кино началось.

Старик подхватился с места и, едва кивнув на прощание, бросился к выходу.

Тишотка съел только одну котлету. Вторую, которую принесла Артюхова, оставил назавтра. Дайнека выкопала ее из-под подстилки, положила на подоконник, туда, где было прохладно, и сказала псу:

– Сколько лет живешь в порядочном доме, а привычки свои босяцкие не забыл!

Она вспомнила, как три года назад подобрала его во дворе. Вернее, он сам зашел в подъезд, а потом в открытую дверь квартиры.

– Это судьба, – сказала Дайнека и поцеловала собаку в нос. – Я пошла, а ты жди. Скоро вернусь.

Вздохнув, Тишотка улегся на пол.

А Дайнека вышла из комнаты, чтобы отправиться в гостиную, где ее ждала Ирина Маркеловна.

Артюхова сидела за столом у большого окна, за которым к ночи разыгралась гроза. Улыбнувшись Дайнеке и подождав, пока она сядет, артистка положила на стол колоду:

– Покер, бридж, преферанс? Здесь легко найдется пара партнеров.

– Давайте поиграем вдвоем.

– Тогда в «гусарик».

– Я не умею, – сказала Дайнека и предложила: – Может быть, в дурака?

– В дурака так в дурака, – усевшись удобней, Артюхова сдала карты.

Им определенно не игралось в тот вечер, Дайнека была рассеянна, смотрела по сторонам и слушала разговоры.

Пару раз выиграв, Артюхова отложила колоду:

– Просто поболтаем?

– Не возражаю, – согласилась Дайнека и сразу спросила: – У вас здесь есть подруги?

– Нет, – ответила Ирина Маркеловна. – Ни здесь, ни в театре.

– И не было?

– Почему же… Несколько раз заводила, но каждый раз убеждалась: чем ближе подруга, тем хуже последствия.

– Предавали? – сочувственно спросила Дайнека.

Артюхова удивилась:

– Почему сразу предавали? Просто выбирала не тех. Вы знаете, как ограничить подругу в ее притязаниях на ваше время или внимание?

– Не знаю.

– На мой взгляд, это невозможно. Рано или поздно она «по дружбе» возьмется вас поучать, считая себя если не умнее, то предусмотрительнее. Если не мудрее, то приспособленнее к быту. Она подметит тысячи ваших недостатков и слабостей, тогда как вы ни за что не скажете ей всей правды о ней самой и не позволите себе высмеять ее глупость. Как долго может продолжаться такая терпимость? – Артюхова равнодушно пожала плечами. – Каждый раз задавала себе этот вопрос и все равно позволяла подругам заблуждаться и думать, что они спасают меня, дурочку, от страшных ошибок и от меня самой.

– Целая наука, – осторожно проговорила Дайнека. – Но, если честно, звучит как-то высокомерно. Уж лучше вообще не дружить.

– Именно так я и решила, – Ирина Маркеловна по-доброму улыбнулась. – Разумеется, речь не о вас, Людмила Вячеславовна. Ведь мы пока не подруги, и вы далеко не дура.

У Дайнеки зазвонил телефон. Артюхова деликатно умолкла и сделала вид, что смотрит в окно. Там сверкали молнии и шел дождь.

– Слушаю, – Дайнека не знала, с кем говорит. Номер был неизвестен.

– Людмила Вячеславовна? – спросил женский голос.

Она осторожно ответила:

– Я.

– На сегодня у вас было назначено собеседование…

– А я и забыла, – виновато сказала Дайнека.

– Вы уже нашли работу?

На всякий случай она опять соврала:

– Нет. Работу я еще не нашла.

– Что будем делать? Нас заинтересовала ваша кандидатура.

– Можно перенести собеседование?

Кадровичка спросила:

– Следующий вторник вас устроит?

– Вполне.

– В то же время.

– Да, я приду.

Закончив разговор, она замолчала. И было в ее молчании что-то, что заставило Артюхову сказать:

– Это ничего, что вы подвираете. Иногда можно соврать, – отвернувшись, она снова посмотрела на улицу.

Дайнека не успела ответить. В темноте за окном вспыхнула молния и мелькнуло что-то большое. Затем это что-то сильно ударило по стеклу и, спустя несколько мгновений, еще раз.

– Птица? – испугалась Дайнека.

– Что же еще… – Артюхова порывисто встала и шагнула к окну. – Мы с вами на втором этаже.

Дайнека приблизилась. Подошли еще несколько человек.

– Что там?

– Кто стучал?

Вновь вспыхнула молния и раздался громкий крик Артюховой:

– Помогите ему! Скорей помогите!

Дайнека оттолкнула Ирину Маркеловну, прильнула к темному стеклу, прикрывшись ладонями от света в гостиной. То, что она увидела, отбросило ее назад, словно разряд тока. На расстоянии нескольких сантиметров, за мокрым стеклом, она увидела раздувшееся, багровое лицо старика Ветрякова. Он висел на веревке, затянутой петлей на его тонкой шее.