Миграция и развитие

До сих пор мы разбирали положительные (то есть экономические) мотивы, определившие различные виды деятельности диаспоры викингов, будь то торговля, грабежи или собственно переселение. В этом плане миграционный элемент сводится к своему классическому виду, при котором основные показатели богатства действуют как один из основных рычагов, провоцирующих расселение человечества. Слово «положительный», разумеется, является жаргонизмом из исследований современной миграции и применимо исключительно к точке зрения самих викингов, тех, которые получали больше всего денег. У всех тех, кто терял свои земли, тех, чьи дома были разграблены, тех, кто навсегда расстался с родными, попав в рабство, было бы совершенно другое мнение о деятельности норманнов. Но даже с точки зрения тех скандинавов, которые принимали участие в переселении, имелась и более негативная политическая мотивация, которая нередко – как и в современных миграционных потоках – действовала одновременно с позитивными мотивами.

Речь идет о заселении Исландии. Как мы видели, ранние исландские источники утверждают, что поселенцы приезжали сюда с 870-х годов, чтобы избежать растущего политического давления норвежской монархии. Виновником было, вероятно, графство Моор на Оркнейских островах, но в любом случае исландским рукописям вполне можно верить. У переселения мог быть довольно сильный негативный политический мотив. Есть причины полагать, что такого рода мотивы применимы в целом к эпохе викингов, по крайней мере с 850-х годов и далее. В своей знаменитой работе Патрик Вормальд несколько лет назад предположил, что массовый исход воинов из Скандинавии, неотъемлемая черта этого периода, был признаком серьезного политического кризиса в регионе. Свидетельства, говорящие в пользу такого предположения, весьма убедительны. Ее происхождение до конца неясно, однако сильная «датская» монархия появилась в Южной Ютландии и на прилегающих островах к 700 году. С середины VIII века она обладала достаточной властью для того, чтобы начать масштабные общественные работы, выкопав канал и земельные укрепления вдоль своей южной границы – Даневирке – и прорезав другим каналом остров Самсё. В каролингских источниках начала IX века мы встречаем упоминание об одном из королей Дании, Готфриде, который мог собрать сотни кораблей и тысячи воинов и вынудил купцов переместиться из прилегающих славянских территорий (нравилось им то или нет) в свой собственный новый эмпорий в Хедебю, предположительно ради доходов с таможни и налогов.

Но не следует полагать, будто результатом такой политики стала политическая стабильность. Сам Готфрид в конечном итоге был убит, и франкские анналы первой половины IX века позволяют нам реконструировать часть последующей бурной политической истории региона, когда либо представители двух ветвей одной династии, либо две разные династии боролись за власть. Однако в середине IX века уровень насилия вышел за рамки обычного. При втором посещении Скандинавии миссионер святой Ансгар обнаружил, что король Хорик II и все придворные, с которыми он был знаком, мертвы и с 850 по 950 год нет никаких признаков объединенной датской монархии. Иногда делаются предположения, что это лишь иллюзия, созданная молчанием франкских источников, но корни проблемы уходят куда глубже. Первой фигурой, обладавшей реальной властью, стал Харальд Синезуб из династии Еллингов в середине X века. И среди его знаменитых памятников есть рунический камень, на котором имеется надпись, гласящая, что объединение территорий под его властью – личная заслуга конунга. Я не вижу причин ему не верить, поскольку это заявление ни в чем не противоречит другим имеющимся у нас свидетельствам. Получается, после века весьма активной деятельности, описанной в многочисленных источниках, монархия в Дании пала. Как указал Патрик Вормальд, этот раскол во многом совпал с массовым исходом населения из Скандинавии – как на восток, так и на запад – и прежде всего уезжали предводители, обладавшие высоким статусом, и их воины. Именно этот более поздний феномен, как мы видели, лег в основу эпохи Великих армий, и вряд ли то, что начало ее соотносится с угасанием политических структур на родине норманнов, является совпадением.

Как и в случае с другими миграционными потоками 1-го тысячелетия, внешнеполитические структуры оказали свое влияние и на скандинавов. В основе развития лежит принцип «одного зонтика», который касается в равной степени и политики, и экономики. Более богатые земли либо возможности личного обогащения увлекали норвежцев за пределы Балтийского региона, но природа политических структур, действующих там, где это богатство можно было обрести, определяли способы и механизмы, с помощью которых скандинавские переселенцы могли бы получить к нему доступ. Как мы видели, местные политические структуры оказывали прямое влияние на размер миграционных единиц северян. Там, где они были незначительными, пришельцам не было нужды объединяться в большие группы, будь то северные и западные острова Британии или даже север Атлантики. Это было бы верно и для Северной России, если, конечно, там действительно имел место захват территорий. Там, где политические структуры были развитыми и эффективными, скандинавам приходилось либо искать более сложные способы обогащения, вроде торговли с исламским миром вместо прямых конфронтаций, либо развивать симбиотические отношения с королями Ирландии.

Или же они могли собраться в достаточно большую армию, чтобы получить шанс победить в боях, которые непременно последовали бы после их вторжения, как было в эпоху Великих армий в Англии и Северной Франкии. Здесь для поселения на собственных условиях скандинавам прежде всего нужно было разрушить местные политические структуры, и Великие армии стали средством к достижению этой цели. Более краткосрочные политические факторы также оказывали влияние на избираемую форму миграции. Великая армия атаковала Нортумбрию первой, поскольку королевство было охвачено гражданской войной, и на протяжении следующих тридцати лет северяне сновали по Ла-Маншу из Англии в королевство франков и обратно, в зависимости от укрепления и ослабления тамошних монархий.

Миграция и политическое развитие, однако, в эпоху викингов были взаимосвязаны еще на одном уровне. Вернемся к работе Вормальда – что именно вызвало резкий политический кризис в Скандинавии в середине IX века? У нас нет современных тем событиям скандинавских письменных памятников, а франкские хронисты не обладали информацией из первых рук, поэтому ситуация не освещается ни в одном из более или менее крупных источников. Однако можно в общих чертах предположить, что происходило в Скандинавии за пятьдесят лет до убийства Хорика II. Мы успели установить, что в целом итогом эпохи викингов, характеризовавшейся совокупностью торговли и грабежей, стал огромный приток богатств на север из совершенно новых источников – мусульманское серебро, драгоценные металлы с запада, рабы и меха, отправлявшиеся для продажи на восток и запад. Более того, эти притоки богатства не находились под прямым контролем монархии Ютландии. Когда Каролинги желали покончить с пиратством, им приходилось идти на поклон к датским конунгам. Что еще более важно, богатство, обретаемое за морем, нередко тратилось на продвижение политических амбиций на родине. В Житии святого Ансгара приводится весьма показательный рассказ о короле Анунде, который был изгнан из Бирки, но затем заработал достаточно денег на западе, чтобы нанять крупное войско и с его помощью вернуть себе власть. Франкский источник тоже рассказывает нам довольно загадочную историю о том, что Регинхарий, разграбивший аббатство Сен-Дени, погиб при дворе Хорика, возможно в результате стараний Каролингов. Может, и так, но у Хорика наверняка были свои причины нанести удар, и это уводит нас прямиком к новой стороне рассматриваемой проблемы, которую я бы добавил к построениям Вормальда.

Я бы сказал, огромный поток денег в Скандинавию, появившийся в первые пятьдесят лет деятельности викингов, и вызвал политический кризис, уничтоживший датскую монархию и приведший к тому, что столько высокородных конунгов двинулись на запад. Как показывает история Анунда, в Балтике в IX веке богатство означало власть. Золото и серебро позволяли нанимать и контролировать более крупные отряды. Датская монархия 800-х годов, однако, была политическим образованием довикингской эпохи. Получая свою долю доходов с экономических потоков – не в последнюю очередь с помощью торговой сети эмпориев, как показывает строительство Годфридом Хедебю, – монархия не контролировала их и не являлась основным получателем прибыли от новых богатств, текущих в Балтику благодаря деятельности северян. Эти богатства по большей части оказывались в руках других и становились прямой угрозой датской монархии. Ей было необходимо оставаться самой богатой структурой в регионе, чтобы заручиться преданностью достаточного количества воинов и сохранить свое положение. Хорик, разумеется, понимал это и, возможно, именно поэтому поумерил амбиции Регинхария, но приток золота и серебра был так велик, что старая структура власти, построенная преимущественно на северных источниках обогащения, уже не смогла себя поддерживать. Схожие процессы происходят в современных развивающихся странах, где негосударственные организации, прежде всего наркокартели, порой получают больше денег, чем государственные структуры, опирающиеся на налоги, и в итоге становятся фактической властью во всех регионах (или в большинстве таковых). Более того, движимого имущества стало так много (причем оно находилось в самых разных руках), что политическим следствием притока богатства в эпоху викингов могла стать только резко возросшая конкуренция между скандинавскими предводителями.

Получается, что именно приток богатства стимулировал кризис в политической системе Балтики. И массовый отъезд из страны предводителей и знати, характерный для периода Великих армий, был вызван осознанием того, что на родине конкуренция слишком велика, а потому шансов сделать успешную карьеру куда больше за морем. Было слишком много людей, которые могли стать новыми хориками, и каждый из них мог нанять войско, а потому устанавливать свое господство в Ютландии скоро уже не было смысла. Следовательно, сильный негативный мотив проявляется не только в заселении Исландии, но и вся эпоха Великой армии может быть рассмотрена как продукт потрясающе интересной взаимосвязи экономических и политических мотивов, миграции и развития. Разумеется, воины более высокого статуса отправлялись на запад, надеясь обрести богатство, но одной из причин, по которым они были склонны остаться там, а не вернуться в Скандинавию – тенденция, хорошо прослеживаемая в Данелаге и Северной Франкии, – был тот факт, что политическое соперничество в Скандинавии стало таким напряженным, что на его фоне попытка найти свою нишу где-нибудь на западе (или в Северной России) представлялась довольно привлекательной.

Переселение скандинавов эпохи викингов показывает, что миграция и развитие в 1-м тысячелетии были тесно взаимосвязаны и протекали по-своему, не как в других случаях, которые мы наблюдали в более ранних периодах. Балтика не была отрезана от остальной Европы, но до конца VIII века оставалась фактически захолустьем, а затем оказалась затянута в североевропейские торговые сети – изначально, судя по всему, в качестве поставщика ценного сырья. Но народы Скандинавии быстро оценили открывшиеся перед ними возможности, и новая технология мореходства позволила им получать более серьезную прибыль и, впоследствии, освоить новые рынки в богатом мусульманском мире. Более тесные торговые связи с Западом принесли с собой знание о разных способах обогащения, и так началась эпоха скандинавов, в которой тесно переплетались торговля, грабежи и миграция.

Как и во многих других случаях, основной причиной переселения в эпоху викингов стало неравномерное распределение богатства, и миграция на запад была неотъемлемой частью реакции на изначальное неравенство.

Однако в эту эпоху непосредственное перемещение больших групп в более богатые регионы было менее выраженным, нежели в других схожих случаях – когда племена с внешней периферии Римской империи в разное время переселялись поближе к границе или приходили с внутренней и внешних периферий непосредственно на территорию империи в гуннский период. При миграции викингов, по крайней мере изначально, захватываемые богатства возвращались в Скандинавию, поток шел в оба конца. Эта разница объяснялась логистикой, которая и придает эпохе викингов характерные для нее особенности.

Центральным элементом миграции скандинавов были корабли, стоимость которых ограничивала ее масштабы и доступность. Даже когда процесс начался, он не мог принять форму миграции огромных смешанных групп населения, как было в IV и V веках. Как мы видели, некоторые группы, снимавшиеся с места в более ранние эпохи, могли насчитывать до 100 тысяч мужчин, женщин и детей. В IX–X веках скандинавские предводители перевозили отряды воинов, другие аристократы – своих приближенных и крестьян, а менее зажиточные в складчину покупали корабль для набегов и/или торговли. Но не у всех был доступ к виду транспорта, обеспечивавшему все эти блага, а идти пешком было бы слишком далеко – и мокро.

Таким образом, мы снова возвращаемся к кораблям, и даже несмотря на то, что они во многом ограничивали миграцию, именно они сделали ее возможной. То, что мы видим, – это начало ранней фазы европейской интеграции. Передвигаясь по суше, ранние средневековые народы могли продвинуться максимум на 40 километров в день. Ладьи викингов преодолевали вчетверо большее расстояние за двадцать четыре часа. Получается, что в результате развития корабельной технологии в Балтике в VIII веке Европа стала в четыре раза ближе к Скандинавии, чем раньше. Это средневековый вариант постройки аэропорта или скоростных железнодорожных путей до Балтики. И едва появился новый транспорт, скандинавы поняли, что по сравнению с их непосредственными соседями остальная часть Европы предлагает куда больше интересных возможностей. Итогами остались довольны многие в Норвегии, но далеко не все, для большинства ничего не изменилось. Не каждая фаза европейской интеграции в истории имела такие положительные последствия, как намерение избежать возможности повторения Второй мировой войны, очевидное с 1945 года.

В результате миграции скандинавов культуры Центральной и Восточной Европы приняли приблизительно ту форму, которая будет характеризовать их в 1000 году. По сравнению с римской эпохой во второй половине тысячелетия германская Европа резко уменьшилась, когда земли на периферии, на которых прежде господствовали германцы, стали частью огромных славянских территорий. На их размеры незначительно повлияла скандинавская экспансия на запад России, потому что нет признаков того, что норвежские иммигранты хотели уничтожить славянские культуры, сливаясь с местным населением и навязывая ему свою. Но раз мощный союз миграции и ассимиляции наконец вытеснил культурные уклады римской эпохи, заменив их другими, родственными тем, которые действуют сегодня, мы должны изучить еще одну сторону создания Центральной и Восточной Европы. К 1000 году этот регион не просто был во власти славян и немногочисленных скандинавов, но и увидел образование мощных государственных структур, заменивших незначительные сообщества, характерные для римского периода. Какова была природа этих новых образований и почему они теперь господствовали на огромных территориях, где ранее люди действовали группами по несколько сотен человек?