XX. Начало конца
Поезд быстро мчался на юг. Андрей Иванович нетерпеливо смотрел из окна вагона, как мелькали перед ним города и селения, как быстро менялись ландшафты. Он желал бы лететь с быстротой бури. Душою он был уже в Нагорном храме, он закрывал глаза и в его воображении рисовалось с поразительной отчетливостью, как он подходит к гробнице, снимает крышку, достает сверток нетленных жреческих одежд и этот таинственный золотой фиал… Вот уже он спускается в подземное царство, как новый Орфей: страшные дикие громады нависли над его головой, готовые обрушиться на дерзкого смельчака, нарушившего таинственный сон роковой пещеры, сернистый дым — дым горючей земли — захватывает ему дыхание. Вот он возвращается с драгоценною ношей, усталый телом, но бодрый духом входит он в святилище… Но не забыл ли он какой-нибудь подробности, несоблюдение которой может погубить все дело?
Андрей Иванович вынимает оставшиеся листки рукописи и перечитывает их в сотый раз, хотя давно уже знает их наизусть.
Вот и Калькутта! Точно в тумане, он видит знакомые лица м-ра Крауфорда и его сестры, горячо жмет им руки, что-то говорит и они ему что-то рассказывают, но все это как-то скользит по его душе, не оставляя ни малейшего следа. Мысль его — на острове Опасном, в Нагорном храме, в святилище Ариасвати. Он становится внимательнее только тогда, когда в бунгало Крауфорда ему приходится снаряжать к путешествию свой Гиппогриф. Он тщательно, с любовью осматривает аэростат, исследует каждый винт в двигательной машине. Он должен все предвидеть, все предусмотреть, так как от этого зависит успех его предприятия.
Наконец, все готово. Простившись с Крауфордом и напутствуемый его дружескими пожеланиями, Андрей Иванович взошел в лодочку аэростата, повернул рычаг, — и Гиппогриф, отделившись от земли, стал плавно подниматься в воздух. Вот он уже поднялся над вершинами смоковниц, уже бунгало мистера Крауфорда кажется с высоты не более карточного домика и сам Крауфорд, не перестающий махать своей шляпой, меньше оловянного солдатика… Андрей Иванович повернул другой рычаг, — винт завертелся и аэростат двинулся к югу. Скоро под ним, далеко внизу, зашумели бирюзовые волны Бенгальского залива, плоская дельта Ганга быстро скрылась на севере, налево в голубой дали чуть-чуть виднелись Андаманские острова с своими купами кокосовых рощ, казалось, поднимавшихся из самых волн залива, направо синели высоты Коромандельского берега, отходя все далее и далее на запад, впереди пока еще скрывались за горизонтом благоухающие кошницы Зондских островов…
Но мы не будем следить шаг за шагом за полетом нашего героя, а прямо переходим к описанию последних приключений Андрея Ивановича на острове Опасном.
Все, о чем говорилось в рукописи Амрити, оказалось существующим в действительности. В гробнице жреца Андрей Иванович нашел, под свертком жреческих одежд, подробный план пути к подземной пещере с ее волшебным Стиксом, под одеждами он нашел также большой сосуд из алюминия, золотой, крепко закупоренный флакон, короткий жезл из прозрачного зеленоватого минерала, похожего на хрусталь, и еще несколько драгоценностей, между которыми находились диадемы, осыпанные алмазами, браслеты, кольца, золотые цепи и т. п. вещи. Затем, осматривая нижнюю ступень трона, он нашел две стрелы, упоминаемые в рукописи, а над троном спускавшуюся с потолка золотую цепочку, которую раньше не заметил. Чтобы не оставить места ни малейшему сомнению, Андрей Иванович приступил немедленно к отысканию двери в стене святилища, о которой говорилось в рукописи. Дверь эта оказалась около самого входа и была сделана так искусно, что ее трудно было заметить, тем более, что она закрывалась входной дверью, открывавшейся внутрь. Узкая лестница в стене привела Андрея Ивановича в небольшое помещение, находившееся над сводом залы, в центре которого действительно помещалась та золотая чаша, в которую следовало вылить воду, принесенную из подземного источника.
Таким образом все, о чем писал Амрити в своей странной рукописи, подтверждалось фактами. Имел ли после этого Андрей Иванович право сомневаться в волшебном качестве подземного источника и в чудотворной силе жизненного эликсира, содержащегося в золотом фиале?
Но к длинному и по всей вероятности утомительному пути в таинственную пещеру нужно было приготовиться. В последнее время слишком возбужденное нервное состояние совсем лишило Андрея Ивановича и аппетита, и сна. Поэтому он сознавал, что ему необходимо отдохнут, запастись силами прежде, чем пускаться в трудное странствование. Но как это сделать? Мысль об Ариасвати не покидала его ни на минуту. Эта idee fixe заставляла трепетать каждый его нерв. Стиснув зубы, он чувствовал, как весь трепетал, как сердце его быстро и порывисто колотилось в грудную клетку, будто хотело разорвать свою темницу, и кровь точно молот стучала в висках. Он не мог усидеть на одном месте, какая-то сила толкала его вперед, заставляла его действовать, влекла к тому неизвестному пути, который из тьмы веков указывала ему властная рука жреца Амрити. Иногда ему казалось, что он быстро катится по наклонной плоскости и уже ничто не может остановить или даже задержать его рокового движения.
Настала ночь. Но вместо сна, который должен был восстановить его силы, она принесла ему только мучения бессонницы. Напрасно ложился он в свою постель с целью хоть несколько забыться в полудремоте, через минуту та же роковая сила заставляла его срываться с постели и бродить по темному храму, натыкаясь на пьедесталы колонн. Наконец показались бледные лучи рассвета. Грачев решился испытать последнее средство. Он надеялся, что движение на свежем воздухе успокоит его нервы и возвратит ему спокойный, здоровый сон. Поэтому он взял ружье и отправился бродить по острову. Погруженный в свою неотвязную мысль, он безучастно пробегал цветущий Эдем, очаровательные ландшафты которого возбуждали в нем прежде такой восторг. Как в полусне, промелькнули последовательно перед ним покинутый город со своими башнями, храм Восходящего Солнца, Священное озеро, затем он шел по лесной чаще, несколько раз переходил мостики через ручей, выбрался к лесному храму, через священный двор прошел в святилище, где находилась колоссальная статуя богини с серпом и спелым колосом, также безучастно, через лесную просеку, добрался он к разрушенной лестнице царского дворца и долго смотрел, как далеко внизу у подошвы утеса волновался океан, с рокотом разбиваясь о непокорные скалы. Потом он долго бродил в лесу и, наконец, едва передвигая ноги, усталый и разбитый, как-то нечаянно выбрался на берег священного озера, к храму Восходящего Солнца. Здесь он в изнеможении упал на холодные плиты пола и заснул глубоким сном совершенно выбившегося из сил человека.
Его разбудил яркий луч солнца, ударивший прямо в глаза. Он встал и осмотрелся. Было около половины седьмого по местному времени, следовательно, он спал около четырнадцати часов. Правда, он чувствовал себя несколько разбитым, все же такой продолжительный сон чего-нибудь да стоит. Но что обрадовало Андрея Ивановича всего более — это давно уже не испытанное им чувство голода. Теперь, думал он, нужно только хорошенько позавтракать и тогда с обновленными силами смело можно будет спуститься в подземное царство, подобно тому, как спускался Орфей за своей Эвридикой… Мысль об Эвридике снова напомнила ему Ариасвати, в очарованном сне ожидающую своего избавителя, и снова он почувствовал, как у него затрепетал каждый нерв. Он стиснул зубы и почти бегом отправился в Нагорный храм. Все приготовления к пути были уже сделаны накануне, оставалось утолить голод и тогда в путь. Но, как всегда бывает при сильном нервном возбуждении, Андрей Иванович ел без всякого вкуса, почти насильно, и между тем ощущал, что чувство голода в нем нисколько не уменьшается. Он надеялся, что ему поможет вино, но и эта надежда не оправдалась. Тогда он с досадой встал из-за стола, спустился в нижнюю залу храма и, следуя совету Амрити, постарался осветить храм как только мог ярче. Затем он облачился в первосвященнические одежды, взял алюминиевый сосуд для воды, корзину со съестными припасами и свечами, план и компас, указывающий на юг, и, руководствуясь знаками на стенах коридора, о которых говорилось в рукописи, отправился в путь к подземному источнику.
Слишком восемнадцать часов он шел по этим коридорам, постепенно спускавшимся все глубже и все дальше от земной поверхности, и все время путь его освещала та же "сила земли", так ярко сиявшая в Нагорном храме и святилище Ариасвати. Порой во время пути он слышал неопределенный шум — что-то вроде далекого грома, доносившегося из подземной глубины, порой он ясно различал за стеной коридора рокот бегущей воды: иногда этот рокот слышался над сводом, иногда, казалось, вода текла под самыми ногами. В нескольких местах приходилось перебираться через камни обрушившегося свода, а раз даже почти полчаса брести по колено в воде, переправляясь вброд через подземную реку, затопившую пол коридора. По счастью, эта река, вырвавшаяся из боковой галереи, уходила в другую такую же галерею и движение по коридору делалось снова удобным. Вообще, подземные коридоры сохранились настолько хорошо, что даже проводники электрического освещения остались целы. Благодаря этому Андрей Иванович быстро подвигался вперед, разрешая себе только короткие остановки, чтобы съесть кусок хлеба и запить его стаканом вина. Но к концу восемнадцатичасового пути он почувствовал такую усталость, что решился сделать более продолжительный привал и попробовать уснуть. Было около трех часов ночи. Он завернулся с головой в свою жреческую одежду и действительно заснул. Когда он проснулся, часы показывали всего пять, но электрическое освещение почти совсем потухло. "Сколько же я спал?" — спросил сам себя Андрей Иванович. — "Неужели более полусуток?" Дальнейший путь пришлось продолжать уже при слабом свете восковой свечи, которую для предосторожности Андрей Иванович поместил в фонарь с предохранительной сеткой. Вскоре коридор кончился и дорога пошла естественной галереей, постоянно уклонявшейся от прямого направления то вправо, то влево. Теперь над головой Андрея Ивановича вместо гладко обтесанного свода висели неправильные груды камней, которые, казалось, готовы были поминутно обрушиться. Иногда они опускались так низко, что приходилось идти нагнувшись. Часто на пути попадались поперечные трещины. Иные из них были так широки, что Андрей Иванович с большим трудом перебирался на другую сторону. Множество других галерей, перекрещивавших дорогу, сильно затрудняли путь, так что приходилось на каждом шагу отыскивать на стенах галереи три грубо высеченных стрелы, указывавшие направление, в котором следовало идти.