VI. За делом
— Ну-с, теперь, кажется, можно приступить к делу? — спросил профессор, когда завтрак был убран.
— Я, к вашим услугам, господа, — отвечал с поклоном Нарайян.
Андрей Иванович вынул со дна чемодана плоский жестяной ящик, отпер его микроскопическим ключиком, вынул свою драгоценную рукопись, тщательно завернутую в полотно, и подал Нарайяну.
— Что это такое? — спросил с удивлением пундит, подняв крышку переплета и разглядывая темно-коричневые строки на гладкой поверхности альбуминной бумаги.
— Это — то самое, о чем я вам говорил.
— Неужели это рукопись?
— Нет, это фотографический снимок с подлинника, который написан или скорее награвирован на металлических досках.
Нарайян углубился в рассматривание странных начертаний.
— Но это вовсе не начало, — сказал он через несколько минут, показавшихся профессору веками, — это скорее окончание… Где же начало?
Нарайян стал перелистывать книгу.
— А! Вот где начало! — вскричал он, останавливаясь на последней странице. — Вы неверно перенумеровали страницы, сагиб: вот где первая, а вовсе не триста-восемнадцатая страница!
— Это уж ваше дело, мистер Нарайян, определить, где начало и где конец рукописи, — сказал профессор. — Мы с коллегой заботились только о том, чтобы не перемешать страницы и сохранить их последовательный характер.
— В этом, кажется, вы успели, — заметил Нарайян, перелистывая снова страницы рукописи.
Андрей Иванович смотрел на него, колеблемый надеждою и страхом.
— Известен вам язык этой рукописи, мистер Нарайян? — спросил он наконец.
— Да, сагиб Гречоу, я думаю, что известен.
— И вы можете прочитать и передать, что в ней содержится?
— Конечно, сагиб. Но это очень древний алфавит, известный только немногим пундитам. Это — как бы вам сказать точнее — это прототип наших "священных письмен".
— Но вы можете его читать и понимаете вполне?
— Пока — совершенно свободно. Тот, кто знаком с древними формами санскритского языка, кажется, может понимать и этот без особенных затруднений.
— Какой же это язык, мистер Нарайян?
— Это — предок санскрита и многих родственных с ним языков: это язык исчезнувшего народа Ариев…
— Как? Ариев? — вступился профессор. — Может быть, Арийцев.
— Ну да, сагиб, — ариев, арианян, арийцев — как хотите.
— Но ведь все индо-европейские народы считают своими предками арийцев?
— Ну вот, это тот самый народ и есть.
— Послушайте, мистер Нарайян, не могу ли и я что-нибудь понять?
— Но ведь вы, сагиб, не знаете этого алфавита?
— Но можете ли вы написать несколько фраз латинскими буквами.
— Латинскими, сагиб? Хорошо.
— Но только так, мистер Нарайян, чтобы произношение вполне было сохранено.
— Произношение?.. Это несколько затруднительно, сагиб Сименс: некоторых звуков нет в латинской азбуке… Впрочем, попробую.
Пундит взял перо и написал на чистом листе бумаги крупными и красивыми латинскими буквами:
O, diwa dêwa, suiat Ariastani! Ô, diwa Ariaswati!
— Как вы это переведете?
— "О, божествеyная дева, свет Ариастана! О божественная (или, может быть, богиня) Ариасвати!"
Профессор ударил себя по лбу.
— Что за чудеса! Да ведь это ясно, как день. Но какой же это, наконец, язык?
— Послушайте, мистер Нарайян, вы прочитали — "свет Ариастана"… — Что такое Ариастан?
— Ариастан — земля арийцев.
— Верно… Я так и думал… А что такое "Ариасвати?" Так, кажется, вы прочитали?
— Ариасвати — это собственное имя. По всей вероятности, сагиб, так называлась какая-нибудь древняя богиня, память о которой в настоящее время утрачена.
— А как вы думаете, мистер Нарайян, что собственно значит это имя, так сказать в лексикологическом отношении? Быть может, тоже "свет арийцев?".
— Почти, сагиб Сименс. Только здесь не один свет, но несколько: множественное число. Надобно перевести: блеск, сияние… наконец, в отдаленном, более широком значении: слава, честь, гордость арийцев.
— Позвольте еще один вопрос, мистер Нарайян.
— Хоть тысячи, сагиб Симене.
— Не можете ли вы объяснить также, откуда происходит имя арийцев? Видите ли, вот мы, например, славяне, руссы… Ну-с, мы можем объяснить, откуда взялись эти имена: славяне — от слова, руссы — от цвета волос… Но что значит слово "арийцы", вот в чем вопрос?
— Арийцы?.. Собственно говоря, сагиб, мы несколько неверно произносим это имя… В вашей рукописи оно читается не "арии", как мы привыкли произносить, но "ярии"…
Профессор подпрыгнул на месте, точно от гальванического удара.
— Ярии? Вы говорите: ярии?
— Да, сагиб Сименс, — отвечал Нарайян, с удивлением глядя на профессора и думая про себя: "уж не помешался ли этот чудак?"…
— Ярии! Так! Теперь все понятно! Ярослав, Ярополк, Яр-буй-тур Всеволод, Ярило… Совершенно понятно! Ярии — значит, в высшей степени смелые, храбрые… Вероятно, это очень воинственный народ, мистер Нарайян?
— Да… пожалуй, вы правы, сагиб… Но по моему мнению, этим толкованием, еще не исчерпывается все значение слова. Оно еще может значить: очень светлый, сильно блестящий, сверкающий, бросающийся в глаза…
— Яркий? Не правда-ли?
— Именно так, сагиб.
— Ну, теперь для меня все понятно. А знаете, мистер Нарайян, меня ужасно мучило то, что я никак не мог объяснить себе этого слова, арийцы да арийцы, а что значит это, — неизвестно. Так вы говорите: ярии?
— Да, сагиб, ярии.
— Значит, нужно читать: Яриастан, Яриасвати?
— Да, сагиб, именно так нужно.
— Так, так… Но какое прелестное имя "Ариасвати"!.. Как вы думаете, коллега? Не правда ли, ведь очень музыкальное имя?
— Да, музыкальное, — ответил рассеянно Грачев, напрасно старавшийся припомнить, где он раньше мог слышать имя Ариасвати. Сначала это ему совершенно не удавалось. Но вдруг он вспомнил цейлонское приключение и пророчество безумной баядерки о "трижды рожденной Ариасвати". Он вспомнил также, что в этом пророчестве скрывалась какая-то угроза или, скорее, предостережение, чтобы он не очень увлекался этой "трижды рожденной", потому что она предназначена не ему, так как он — всего только "дважды рожденный"!.. "Чорт знает, что это за чушь!" — подумал Андрей Иванович и стал вслушиваться в разговор пундита с профессором. Оказалось, что Авдей Макарович, не теряя даром времени, уже приступил к изучению алфавита таинственной рукописи.
— Видите ли, мистер Нарайян, — говорил он, указывая пальцем на одну строчку. — Эти буквы я сам разобрал и прочитал еще в Петербурге. Вот видите: "Магадева"… Так ведь?
— Почти, сагиб. Произношение только немного неверно.
— Как же нужно произнести?
— "Мого-диво", или, — скорее, с носовым звуком: "Многодиво".
— Многодиво! Неужели нужно так читать?
— Уверяю вас, сагиб.
— "Многодиво!" Да ведь это, коллега, чем дальше в лес, тем больше дров! Слышите, батенька! Много диво! Да вы слышите-ли?
— Слышу, слышу, Авдей Макарович.
— Ну-с, и что же значит это "много диво", мистер Нарайян?
— Тоже, сагиб, что в позднейшем санскрите "магадева".
— То есть?
— То есть величайшее, верховное божество.
— Много диво! Много диво! Вот выдался денек! Да если так пойдет… Да слушайте, коллега — ведь мы с вами на пути к бессмертию!.. Да вы понимаете ли, батенька, всю важность своего открытия?.. Ведь и я таким образом, держась за кончик вашего хвоста, заберусь, пожалуй, на самый Олимп… Ведь этот арийский язык тождествен с нашим древним славянским языком… Поймите!
— Ничего нет мудреного, сагиб, так как корень у них общий.
— Не в корне дело, а в совершенной тождественности! Эти предки индоевропейцев, эти арии или "ярии" — никто иной, как славяне, с которыми мы, русские, в таком же родстве, как дочь с матерью… Да-с! Арийцы и славяне — одно и тоже!
— Ну, уж это слишком смелая гипотеза, Авдей Макарович, — вмешался Грачев.
— Что-о? Смелая? После всего этого? Да как вы можете? — вскипятился Авдей Макарович. Впрочем, chi va piano, va sanvo, a lontano… — Разберем рукопись, осмотрим на месте памятники, о которых вы мне рассказывали, и тогда… Тогда посмотрим. Experto crede reperto, - так ведь, коллега?
— Конечно так, Авдей Макарович, — отвечал Грачев, сдерживая улыбку, вызываемую таким резким переходом от крайнего увлечения к строжайшей осторожности.