Пресс–папье из окаменелого угря

У меня есть одна окаменелость. Тонкая палочка длиной около сяку. Это окаменелый угорь. Ни рта, ни глаз, никакого подобия плавников. На вид обыкновенная каменная палка. И если бы хозяин Красной гостиницы не объяснил мне, что это окаменелый угорь, я бы сам и не догадался.

Подарила мне его одна девочка из Тохоку, а переслал хозяин Красной гостиницы. Это гостиница на горячих источниках в Асино, в горах Тахоку, у отрогов хребта Китаками. Горячие источники Асино издавна славятся своими водами, излечивающими всякие прыщи.

Несколько лет назад я побывал на этих источниках. Но ездил я туда не для того, чтобы подлечить какие–то там скверные прыщи. Я хотел найти окаменелость. Окрестности Асино известны залежами окаменелостей. Вероятно, в древние времена там было дно моря. В Асино выкапывают из земли исключительно морских животных. Попадаются главным образом раковины, а также окаменелые креветки, крабы, а иногда и черепахи. И все они имеют возраст двадцать миллионов лет.

Я отправился в путешествие с одной–единственной целью: хотел найти окаменелого краба с панцирем величиной с дамскую пудреницу.

Однажды вечером, сидя в закусочной–сирукоя в своем родном городке, я увидел там украшение из окаменелостей — на ровном камне панцирь к панцирю сидели рядышком два маленьких краба. Рассеянно разглядывая этих крабов, я подумал: «Вот крабы–супруги вышли на прогулку». И тут я заметил, что путь им преграждает небольшое возвышение, величиной с мизинец. Приглядевшись, я решил, что это, пожалуй, клешня еще одного краба. А если у этого краба была такая большая клешня, то панцирь его был не меньше дамской пудреницы. «Вот бы найти такого краба! — подумал я. — Раз уж существует такая окаменелая клешня, то можно выкопать и целого краба».

— Сколько лет этой окаменелости? — спросил я у хозяйки закусочной.

— Двадцать миллионов, — ответила она.

— Вот это да! — У меня даже закружилась голова от такой древности. Я спросил, где она эту вещь достала.

— У антиквара, — сказала хозяйка.

— А антиквар где взял? — поинтересовался я.

— На горячих источниках Асино, — был ответ. В то время по непредвиденным обстоятельствам я покинул Токио и жил с матерью в провинциальном городке без всякого дела. И, как водится с беглецами в провинцию, все время с ужасом думал, что надо бы срочно чем–нибудь заняться. Тут мне и пришло в голову, что можно было бы отправиться на горячие источники Асино — поискать окаменелого краба. Искать окаменелости возрастом двадцать миллионов лет, да еще в общении с природой, — разве это не подходящее занятие для человека, выброшенного из несусветной городской суеты? К тому же, если я выкопаю большого краба да снесу его к антиквару, норэн которого красуется у моста, я же могу получить за него кучу денег, более чем достаточную для того, чтобы снова встать на ноги.

Через неделю, нахлобучив себе на голову выцветшую охотничью шапочку, я отправился на горячие источники Асино новоявленным искателем древностей.

От станции К. железной дороги Тохоку надо было сорок минут ехать на автобусе, затем около получаса трястись по ущелью в повозке. Повозка была крыта выцветшим тентом, возница и лошадь дряхлы, и все же охотничий рог старого возницы несколько раз протрубил и отдался эхом в ущелье. На голове возницы была поношенная панама, а поверх нее полотенце, завязанное под подбородком. На полотенце красовался иероглиф «Тамэ». Тот же иероглиф был изображен и на спине куртки, наброшенной поверх черного платья. Я решил, что Тамэ — имя возницы, и спросил у него:

— Сколько гостиниц на источниках?

— Три, — сказал Тамэ–сан.

— А в которой поскромнее?

— В Красной гостинице, — не раздумывая ответил он. — Там только хозяин, хозяйки нет. А когда в доме нет хозяйки, особых церемоний не требуется.

И он громко засмеялся, запрокинув голову.

— Но, очевидно, есть горничная? — предположил я.

— Нет у него никакой горничной. Как это можно держать горничную, коль хозяйки нет?

— Как же он управляется один?

— Да так уж… — Тамэ–сан оборвал себя на полуслове, потом нехотя добавил: — Приедете — сами увидите. Как бы там ни было, это гостиница на горячем источнике.

Выехав из ущелья на равнину, возница остановился перед речкой, преграждавшей повозке путь. Через речку был переброшен висячий мостик. По нему можно было пройти на горячие источники Асино.

На мосту стоял человек странного вида. Хотя дело шло к лету, на нем была красная вязаная шапочка, клетчатое юката, подпоясанное красным поясом, на ногах — гэта с красными шнурками.

«Не иначе как сумасшедший», — подумал я, но Тамэ–сан весело крикнул с облучка:

— Эй, хозяин! Гостя привез.

Странный мужчина побежал по мосту, стуча по доскам своими гэта, взял скамеечку у входа на мост и поставил ее к повозке, чтобы мне, удобнее было слезть.

— Красная гостиница. Добро пожаловать!

Он снял шапку, обнажив седеющую плешивую голову. Видимо, хозяин Красной гостиницы служил одновременно и зазывалой.

Речка не журчала тихонько, а стремительно неслась вперед. Мы пошли вниз по течению вдоль горной тропы, скользкой от водяных брызг, и вскоре оказались у ветхого здания Красной гостиницы, прилепившегося на выступе скалы, прямо над быстрым потоком. Горная речка наполовину подмыла скалу под гостиницей. Впадала она в широкую реку, протекавшую тут же, у подножия горы, и горячий ключ бил, видимо, из песчаного берега.

Я поселился в Красной гостинице, записавшись в регистрационной книге как «ученик антиквара». Хозяин гостиницы, прочитав мою запись, сказал:

— Хо–хо! Молодой, а какую редкую профессию имеете.

Мне не хотелось объяснять ему всех обстоятельств, я только спросил, не попадался ли ему на Глаза в последнее время окаменелый краб с панцирем величиной с дамскую пудреницу для компактной пудры.

— А что это такое? — спросил хозяин. Я понял, что разговор наш затянется, и предложил продолжить нашу беседу после того, как я приму ванну. Хозяин принес мне клетчатое юката и пояс — точно такие, как были на нем. Пояс, конечно, был красным. Полотенце тоже. Я невольно засмеялся.

— Я вижу, вы любите красный цвет, но не найдется ли у вас черного пояса? — спросил я.

— К сожалению, такого не держим, — сказал с явной гордостью хозяин. — У нас все красное. Даже салфетки в туалете и те красного цвета… Поэтому наша гостиница и зовется Красной.

«Ну и ну! — подумал я. — Даже салфетки в туалете красные. Вот это забота о лице предприятия!»

Купальня Красной гостиницы находилась внизу, на берегу реки. К ней вела извилистая лестница.

В густом и белом, как молоко, тумане светила маленькая, словно вишня, лампочка без плафона. В помещении не было разделения на мужскую и женскую раздевальню, не существовало и перегородок между раздевальней и купальней. Все было предельно просто.

Когда я сидел в вязкой на ощупь мутно–белой воде, в купальню спустился хозяин гостиницы в одних красных трусах и предложил мне потереть спину вместо банщика. Но я, кинув взгляд на его костлявое тело с выпирающими ребрами, решил отказаться от услуг.

— Не хотите ли принять ванну вместе со мной? — предложил я.

Он тут же согласился.

Мы уселись рядом на краю чана и некоторое время молча внимали шуму горной реки. Горячая вода по бамбуковому желобу, укрепленному на потолке, медленно стекала тонкой струей в деревянный чан, затем так же медленно бежала по бамбуковому желобу в нижний чан, служивший ванной.

— Значит, это и есть ваш горячий источник? — спросил я.

— Да. Раньше он не был таким. Нет, не был. Теперь вот и вода еле течет.

Хозяин Красной гостиницы горько усмехнулся. Судя по его рассказу, Красная гостиница стояла на главном источнике Асино. Из поколения в поколение их семья оберегала этот источник. В его воду погружались и знаменитый Басё, и Такубоку, и морской министр. Но после войны два односельчанина, разбогатевшие на спекуляции рисом, тоже открыли здесь гостиницы. Они так рьяно бурили берег реки, что в водоносном слое хребта что–то нарушилось, и горячий источник Красной гостиницы почти иссяк. А хозяева новых гостиниц, имея деньги, процветают и переманивают к себе гостей. Нынешний гость предпочитает не старинную вывеску, а кафельную ванну. Хозяин Красной гостиницы из уважения к односельчанам, с которыми вместе вырос, не хочет идти на ссору. Придумал только, как выделиться: сделал все вещи в доме красными, соответственно названию гостиницы.

Сначала он, как бы невзначай, завел красные шнурки на гэта. Однако не прошло и трех дней, как две другие гостиницы тоже изменили цвет шнурков: Зеленая дача завела зеленые, а гостиница «Соколиное крыло» коричневые. «Ах, вы так!» — возмутился хозяин Красной гостиницы и сделал красные пояса для юката. Но и это стало неоригинально через три дня. Тогда хозяин Красной гостиницы разозлился: «Ишь, дурака нашли!» — и все вещи для гостей, а заодно и свои собственные перекрасил в красный цвет. Однако конкуренты тут же свели его старания на нет. Красная гостиница не смогла тягаться с ними и вскоре вышла из игры. Дело в том, что конкуренты облицевали свои ванны цветным кафелем, а у Красной гостиницы, к сожалению, кафеля не оказалось.

— К тому же, — сказал хозяин, — эти гостиницы хлопочут теперь о том, чтобы превратить Асино в увеселительное место. Собираются открыть рестораны и пригласить гейш. Совершенно непонятно, зачем тихие горячие источники в горах превращать в шумный вертеп, наподобие городского квартала развлечений. На Зеленой даче, говорят, строят бассейн, а гостиница «Соколиное крыло» сооружает на берегу реки отдельный павильон с застекленной вышкой для обозрения окрестностей. Так что Красная гостиница оказалась прижатой к реке. Как в битве — отступать некуда. Или как в игре го - прижаты к стенке.

После ванны я сразился с хозяином гостиницы в го. Расставляя камни, я объяснил ему, что такое дамская пудреница для компактной пудры. Оказалось, что видеть окаменелого краба с таким большим панцирем ему не приходилось. Однако если взяться за поиски целенаправленно, то можно и найти, добавил он назидательно. Человек никогда не должен терять надежды. И хозяин вышел, сказав, что обойдет местных стариков — может, они что знают. Через час он вернулся с поникшей головой — такую окаменелость никто до сих пор не встречал.

— Ничего не поделаешь, — сказал я, — придется самому порыться.

Хозяин поглядел в окно, за которым сгущались сумерки, и заметил со вздохом:

— Самому порыться, говорите… Когда бы каждый мог так легко найти окаменелость, то и забот никаких не было бы. Вот если бы Камэ Таро–сан был жив… Он непременно помог бы. Вы опоздали на два года.

Камэ Таро–сан был знаменитым в тех местах змееловом и искателем окаменелостей. После паводка, когда спадала вода на реке, он обязательно находил крупные окаменелости. А ядовитые змеи, говорят, замирали от одного его взгляда. Тогда он быстро хватал их кончиками пальцев за голову и мгновенно отрывал ее. Еще секунда — и белое тело змеи, лишенное кожи, описывало в воздухе дугу, как выхваченная из ножен сабля. К сожалению, Камэ Таро–сан умер от астмы в позапрошлом году.

— Однако у такого знатока, должно быть, многое осталось, — сказал я. Может, и краб найдется.

— М-да… — Хозяин гостиницы склонил голову набок. — Дело в том, что после смерти Таро–сан вещами его сразу же распорядились. Хотя надо бы для верности еще и у Эрии спросить. Вдруг что–нибудь и обнаружится. Подождите до завтра.

Девочка со странным именем Эрия была, по словам хозяина гостиницы, воспитанницей Камэ Таро. Ее бросила молодая женщина в желтой юбке, приезжавшая на воды вскоре после войны. Девочка была мулаткой — «дитя любви», рожденное от негра, и вторая жена Камэ Таро, как раз оставшаяся без ребенка, взяла ее на воспитание. «Та женщина в желтой юбке звала дочь — Эрия», сказал хозяин гостиницы. По–видимому, девочку звали Мэри, а женщина произносила ее имя так жеманно и невнятно, что ему слышалось «Эрия». Я сказал о своем предположении хозяину, но он ответил, что теперь уже уточнить ничего невозможно, потому что девочка глухонемая от рождения.

Мне не пришлось ждать до следующего дня. Когда поздно вечером я спустился к источнику с полотенцем через плечо, в горячем тумане предо мной вдруг предстала обнаженная темнокожая фигурка. Это была Эрия.

Словно поджидая меня, она стояла в смелой, как у манекенщицы, позе прямо перед раздевальней. В тот миг, когда, открыв стеклянную дверь в ванную, я увидел ее, мне показалось, что это мое собственное отражение в белом тумане. Но не могло же мое отражение быть голым в то время, как я сам был в юката! И лишь заметив странную округлость груди, я опомнился, понял, что передо мной юная девушка, и собрался было лезть обратно по лестнице, как откуда–то из тумана раздался голос хозяина гостиницы:

— Господин антиквар! Куда же вы? Входите, пожалуйста. Это ведь Эрия, дочь Камэ Таро.

Я быстро разделся и, стараясь не смотреть на обнаженную девочку, прошмыгнул мимо нее с опущенными глазами, полагая, что так будет приличнее по отношению к хозяину гостиницы.

— Эрия вам кланяется, — раздался голос хозяина из ванны. Я поспешно обернулся и, забыв, что Эрия глухонемая, сказал ей: «Добрый вечер!» Тут я впервые увидел ее лицо. Мне улыбалось коричневое белозубое личико, обрамленное распущенными волосами. В свете тусклой лампочки, словно облитые нефтью, блестели смуглые плечи.

Погрузившись в ванну, я спросил у хозяина гостиницы, что ответила Эрия. Оказалось, что в их доме не осталось ни одной окаменелости. Эрия дала понять, что окаменелости лучше всего искать самому, а если хочется без всякого труда получить то, что откопали другие, то придется набраться терпения. «Остроумный ответ для глухонемой девочки, довольно ироничный по отношению к антиквару», — подумал я с горькой усмешкой и решил, что придется, видно, самому заняться раскопками. Я вылез из ванны и сказал:

— Спокойной ночи! Хорошо, если бы завтра была ясная погода.

Эрия вдруг схватила меня за руку и показала взглядом на свою ладошку.

На ладонь падал маленький круглый пучок света. Я взглянул сквозь белый туман наверх и увидел, что это лунный свет пробился сквозь дырку на крыше. Эрия как бы говорила мне: погода завтра будет ясная.

Я кивнул. Эрия тоже кивнула мне и низко поклонилась.

Окаменелого краба я так и не нашел. Пять дней я бродил по ущелью Асино, старательно разыскивая окаменелости, но не только не обнаружил большого краба, но не нашел даже маленькой окаменелой ракушки. Вдобавок тяжелый ящик с инструментами так натер мне плечо, что я два дня сидел потом в ванне.

Я решил, что надо пока прекратить поиски и приехать как–нибудь потом, как следует подготовившись. Сказал хозяину гостиницы, что завтра уезжаю, и попросил счет. Хозяин смущенно кланялся, будто был виноват в моей неудаче. Потом осторожно выдавил:

— Видите ли, дело в том…

Оказалось, Эрия хочет показать мне что–то. Нужно пройти по горной дороге над ущельем минут двадцать, и там находится то, что она хочет показать. Не мог бы я отложить отъезд до послезавтра, а завтра сходить на гору поглядеть?

— Поглядеть, поглядеть, что глядеть–то? — раздраженно спросил я. Из–за сильной усталости и неудачи мне не хотелось и шевелиться.

— Вот когда увидите, тогда и порадуетесь, — сказал хозяин. — Эрия еще ни разу не водила туда антикваров. Она вам доверяет, — подзадоривал меня хозяин. Ну раз уж мне доверяет глухонемая девочка — ничего не поделаешь. Придется сходить, хотя бы для расширения кругозора, решил я. И отложил отъезд на послезавтра. Хозяин гостиницы тут же воспрянул духом и теперь уж стал меня пугать:

— Но только поглядеть! Трогать ничего нельзя ни в коем случае… Не то боги накажут.

На другой день Эрия повела меня по горной тропе на деревенское кладбище. На кладбище, прилепившемся на скале, которая круто обрывалась в глубокое ущелье, завывал ветер. Миновав несколько могил, Эрия подошла к краю обрыва и молча указала на небольшой холмик. Странно говорить о молчании глухонемой, но в тот миг лицо ее и вправду хранило глубокое молчание, она даже затаила дыхание.

Могила была скромной. На земляном холмике стоял обыкновенный камень величиной с маленькую хибати для обогрева рук. Рядом дрожала на ветру узкая ступа, обращенная к нам белой спиной. Приминая заросли низкорослого бамбука, мы обошли могилу кругом, и тут у меня вырвался возглас удивления. Я подбежал к могильному камню и упал перед ним на колени.

На гладко отполированной поверхности камня прилепилась морская черепаха величиной около сяку, с темно–коричневым панцирем. Я не поверил своим глазам, но это и вправду была окаменелая морская черепаха. Забыв поклониться усопшему, я протянул руку и коснулся черепахи, но пальцы соскользнули с гладкого панциря, и я почувствовал холод, будто кончиками пальцев дотронулся до льда.

Мне ничего не оставалось, как только любоваться этим великолепным шедевром древности. Видимо, эта черепаха была самой большой драгоценностью Камэ Таро при его жизни. И, конечно, более совершенного надгробия нельзя было даже и представить на могиле такого знатока окаменелостей.

Я пришел в себя от легкого прикосновения руки Эрии. «Пора возвращаться», — показала она жестом. И тут меня вдруг обуяло желание схватить этот камень и взмыть со скалы, как птица. «Вот бы украсть его!» подумал я. Но камень уже стал надгробием другого человека! И я остановил себя: «Нет, не могу я превратиться в кладбищенского вора».

Будь я настоящим антикваром, я бы, возможно, всю жизнь мучился, решая эту дилемму. Но я прекрасно понимал, каким был дилетантом.

И я подумал: если я не могу сейчас вот оттолкнуть Эрию и схватить этот камень, я должен решительно забыть о нем. Более того, мне придется навсегда оставить поиски окаменелостей, потому что я все равно не встречу уже такого шедевра, даже посвятив поискам всю свою жизнь. А если этот непревзойденный экземпляр будет тихо дремать здесь на кладбище, я не смогу сосредоточиться на поисках других окаменелостей. У меня не возникнет желания искать их где–то в другом месте.

Я вяло поднялся с колен и нахлобучил на голову охотничью шапочку, но внезапно налетевший ветер тут же сорвал ее и покатил вниз по склону. Потом она слетела с обрыва и исчезла.

Мы подбежали к краю обрыва и, распластавшись на животах, чтобы ветер не сбросил нас, стали глядеть вниз, в ущелье. Моя шапочка, кружась на ветру, словно мотылек, медленно падала вниз, туда, где светло пенилась узкая, как пояс кимоно, горная речка. И я подумал: пусть мою шапку поскорее поглотят волны реки.

В конце осени того же года я получил от хозяина Красной гостиницы письмо и небольшую посылку. Он писал следущее:

«Извините, что прямо перехожу к делу. Горячие источники Асино в последнее время сильно изменились. Мне не приходилось бывать на курорте Кусацу, но все говорят, что Асино — это Кусацу района Тохоку. На Зеленой даче соорудили бассейн с горячей водой, а в гостинице «Соколиное крыло» закончили строительство павильона. Мать Эрии умерла. Она давно страдала почками. Эрию взял на попечение хозяин Зеленой дачи. Вообще–то забрать ее к себе должен был я, но хозяин Зеленой дачи оплатил похороны ее матери и, воспользовавшись этим, захватил девочку. Опять я проиграл из–за своей бедности. Такая жалость.

По замыслу сына хозяина Зеленой дачи, этой весной окончившего Токийский университет, Эрию оденут в зеленые трусы и бюстгальтер, и она будет делать гостям массаж в большой ванной. Просто уму непостижимо: обнаженная Эрия массирует гостей. Чего только не выдумают эти выпускники университетов!

Бассейн с горячей водой хорошо виден с крыши моего дома. На днях я лазил на крышу, чтобы починить дыру, сквозь которую просачивается дождевая вода, и видел, как этот шалопай, сын хозяина Зеленой дачи, на велосипеде привез Эрию купаться в бассейн. Они разделись и стали плавать наперегонки. Да разве Эрия уступит какому–то там выпускнику университета! К сожалению, у меня нет карманных часов, но я тут же приложил ладонь к груди и подсчитал время по ударам сердца. Сто метров Эрия проплыла за одну минуту и пять секунд. Я так разволновался, что забыл починить дыру в крыше.

Так что крыша до сих пор протекает.

О той окаменелости, что вы спрашивали, вестей пока нет. Но вы не огорчайтесь. Великое ждут всю жизнь. Вы должны исполниться решимости найти ее.

Посылаю вам отдельной почтой подарок от Эрии. Когда Эрия разбирала вещи, чтобы переехать на Зеленую дачу, она обнаружила эту вещь в корзинке своей матери. Вещь эта, несомненно, принадлежала Камэ Таро–сан. Эрия принесла ее мне и сказала, что хотела бы послать вам на память о посещении кладбища. Я с радостью согласился отправить вам посылку, так как считаю, что если уж такую вещь кому–то дарить, то только вам. Не знаю, правда, понравится ли. Примите, пожалуйста, и, любуясь ею, развивайте свой талант».

Я развернул сверток и увидел продолговатую каменную палочку темно–фиолетового цвета. Один конец ее был круглым и толстым, другой плоским и тонким. На листке бумаги, вложенном в сверток, было написано: «Это окаменелый угорь».

Угорь этот служит мне теперь вместо пресс–папье. Желание искать окаменелости давно уже покинуло меня. А окаменелого угря я храню как воспоминание о моей бедной юности. Иногда поздно ночью я прикладываю его ко лбу и чувствую, как на меня находит вдохновение. Подношу камень к носу и вдыхаю запах кристаллов, оседающих по краям горячего источника, — этих «цветов горячих вод». Подношу к уху и слышу шум воды — так шумит горная река.