Глава 5
Подземный ход короля Хошчи
Утро двадцать шестого числа выдалось хмурым, предвещающим осенний дождь. В устье реки Льеп, словно кучка водяных насекомых, сновали от одного берега к другому маленькие суда, перевозившие в Жактан тысячи иразцев.
Джориан и Карадур свернули с жактанской набережной. В конце улицы, на которой они оказались, начинались земли храма Нубалиаги. Добравшись до них, Джориан и Карадур вместе с людским потоком двинулись вправо и вскоре подошли к храму с восточной стороны.
Храм представлял собой огромное сооружение с куполами и шпилями. Серебряная обшивка куполов мягко светилась под серым небом. Вход с обеих сторон украшали скульптуры прекрасной обнаженной женщины высотой тридцать футов. Это были статуи Нубалиаги, одна изображала богиню натягивающей тетиву лука, вторая — льющей воду из кувшина.
— Та, что слева, разгоняет затмение, — пояснил Карадур, — а вторая управляет приливом и отливом.
Джориан остановился взглянуть на статуи.
— Забавно, — сказал он. — Прошлой ночью мне приснилась женщина точь-в-точь как эта, то есть натурщица, которая позировала для этой скульптуры.
— Ну да? И что же?
— Кажется, эта дама сказала мне: «Берегись второй короны, сын мой». Одежды на ней было не больше, чем на этих статуях, а я с тех самых пор, как мы с тобой расстались в Метуро, вел на редкость добродетельную жизнь. Ну и, само собой, попробовал обнять ее, но она обратилась в дым и улетучилась. Я решил, что причина этого сна в моем неудовлетворенном вожделении, да и слова женщины показались бессмыслицей. Короче, я не придал сну особого значения и не могу теперь вспомнить, что там было еще.
— Хм. К таким вещам должен быть готов каждый. Ты же знаешь, боги... ну, словом, иногда являются смертным, такое и впрямь бывает.
— Если предупреждение богини было вроде того совета, что дал нам зеленый божок Тваша, — помнишь, в Швении? — то я вполне могу обойтись без него.
Храм стоял на возвышении, и улица, ведущая от него на восток, шла под гору. Народ двигался по улице сплошным потоком — иразцы в юбках или шароварах, женщины, с головы до ног закутанные в ткань, пришельцы из Федирана, Новарии и даже светловолосые варвары из далекой Швении, потеющие в меховой и шерстяной одежде. Среди иразцев выделялись сторонники Юбок, нарядившиеся в красное и белое — цвета этой партии, а приверженцы Штанов красовались в синем и золотистом.
— Рад слышать, что ты не даешь воли плотским желаниям, — сказал Карадур. — Это необходимая ступень, ведущая к нравственному совершенству и просвещенности духа. Может быть, ты стал последователем какой-нибудь аскетической философии или культа?
— Нет. Просто мне казалось, Эстрильдис не пришла бы в восторг, узнав, что я без нее макал куда попало свой фитиль. Такова любовь, что поделаешь. Ну, ничего, придет время, я наверстаю упущенное.
Они подошли к внешней стене ипподрома; каменные арки, выстроенные одна над другой, создавали ярусы, на которых стояли кресла. Толпа, дробясь на отдельные потоки, текла к входам.
— У нас в билете указан вход номер четыре, — сказал Джориан. — Где это?
— Направо, — ответил Карадур.
В толпу замешались торговцы, громко предлагающие свой товар — флажки, игрушечные колесницы, написанные от руки программки, еду и питье. Джориан с Карадуром отыскали четвертый вход, и толпа внесла их внутрь. Билетер, увидев королевские билеты, почтительно поздоровался с их обладателями и указал места под ложей короля, как раз напротив черты, разделяющей поле надвое.
Джориан и Карадур уселись на свои места и достали свертки, собираясь перекусить. Слева от них места занимали активные члены партии Штанов, и трибуны сплошь пестрели синим и золотым. Справа таким же образом сгрудились Юбки, окрасив трибуны в цвета своей партии — белый и красный. Политиканов разделяла узкая полоска, где сидела знать и высшие чиновники, в том числе Джориан и Карадур, но это не мешало представителям двух блоков орать друг на друга. Монотонный гул ипподрома то и дело перекрывали сочные ругательства.
Когда Джориан допивал пиво, звук фанфар возвестил о прибытии короля. Все на трибунах встали с мест, а Ишбахар проковылял в свою ложу и опустился на позолоченный трон. Затем зрители вновь расселись, король сделал знак глашатаю, и тот приготовил рупор. Король достал лист тростниковой бумаги, увеличительное стекло и начал читать своим писклявым голосом, пыхтя и останавливаясь после каждого предложения, чтобы глашатай успел проорать его слова.
Речь была нудная, но не длинная; для Джориана она свелась примерно к следующему: «...благоприятный случай... прославленный народ... доблестные соперники... блестящая подготовка... пусть победит сильнейший...»
Когда король закончил, на трибуне, занятой Штанами, кто-то поднялся и прокричал:
— Когда Ваше Величество привлечет к суду убийц Сефера?
Король передал ответ через глашатая:
— Умоляю, сударь мой, не надо об этом сейчас. Момент совершенно неподходящий. Дело расследуется...
Но слова глашатая, несмотря на рупор и его собственную луженую глотку, потонули в реве голосов.
— К ответу! К ответу! — дружно скандировали Штаны. Юбки в свою очередь заголосили:
— Долой! Молчать! Долой! Молчать!
— Кто такой Сефер? — спросил Джориан.
— Один чиновник, сторонник Штанов, он был найден убитым. Штаны считают, что его прикончила банда Юбок, а Юбки заявили, что понятия ни о чем не имеют.
Глашатай продолжал кричать, угрожающе зашевелились ряды гвардейцев, сверкающих бронзовыми латами и гребенчатыми стальными шлемами, и вопли разъяренных соперников мало-помалу улеглись.
— Первыми поставили скачки на черепахах, — сообщил Карадур, — чтобы позабавить толпу и направить мысли политиканов — если это можно назвать мыслями — в более мирное русло.
В подзорную трубу Джориан разглядел на скаковой дорожке, у стартового столбика, четырех огромных черепах. Они стояли на толстых кривых лапах, и верх панцирей приходился вровень с макушкой высокого человека. На спине у каждой черепахи было закреплено седло, сходное с верблюжьим. В седлах сидели мужчины, наряженные в пестрые клоунские костюмы.
Раздался звук трубы, и черепахи заковыляли по дорожке. В той части трассы, что находилась напротив Джориана, они очутились очень не скоро. Однако ставки делались с молниеносной быстротой.
Черепахи тащились по кругу, толпа зрителей хохотала над фиглярскими выходками наездников — двое из них были одеты в цвета Юбок, двое других — как полагалось Штанам. Чего они только ни вытворяли! Били друг друга хлопушками, крутили сальто со спины черепахи на землю и вновь запрыгивали на своих скакунов, — словом, кривлялись как могли.
— Хоть я и ношу брюки, — сказал Джориан, — Юбки мне как-то ближе.
— Да что ты, сынок! Пришелся по душе аристократический образ мыслей?
— Не в этом дело. Просто красный и белый — цвета ксиларского флага. «Красное и белое!» — таков был боевой клич ксиларцев. — Джориан вздохнул. — Жалко все-таки, что эти болваны не дали мне показать, какой из меня отличный король.
Тем временем черепахи доползли до другой стороны трассы. Они должны были пройти всего один круг, заезд был короткий. Однако зрители успели за это время прийти в хорошее расположение духа.
Следующим номером были скачки на зебрах, тоже состязание между двумя командами. Потом отряд королевской гвардии в латах, начищенных до зеркального блеска, маршировал по кругу под музыку военного оркестра, время от времени останавливаясь и показывая упражнения с копьями.
Шестеро диких наездников-федиранцев, одетых в коричневое, проехали четыре круга на верблюдах. Затем выехала платформа на колесах, запряженная белыми быками, а на ней — позолоченная скульптура бога Угролука; впереди шествовала сотня жрецов, громогласно поющих гимн. Процессия медленно двинулась по кругу. Многие зрители стали петь вместе со жрецами. Голову бога венчали перья страуса, алые, изумрудные и золотые, в одной руке он держал серебряную молнию, в другой — луч солнца из золота.
По дорожке неуклюже протопала пара слонов короля Ишбахара, покрытых фиолетовой и золотистой тканью; животные не спешили, несмотря на крики погонщиков и удары бичей. Потом две команды состязались на единорогах.
— Теперь лошади, — сообщил Карадур, — самые быстрые из тягловых животных. Скачки на лошадях — решающий этап борьбы между Юбками и Штанами.
Напряжение нарастало. По сигналу трубы в путь тронулись четыре колесницы: две синих с золотом, две красных с серебром. Загромыхали колеса, и тут же все звуки потонули в несущемся с трибун реве враждующих болельщиков.
Заезд состоял из семи кругов. С каждым кругом росло возбуждение толпы. Когда колесницы вихрем проносились мимо, люди вскакивали с места, размахивали кулаками, визжали, рыдали, орали, брызгая слюной.
Стайка колесниц миновала первый поворот на четвертом кругу, и тут послышался грохот, на воздух взлетели обломки. Столкнулись две колесницы. По трассе катилось одинокое отвалившееся колесо; проделав полрасстояния выстрела из лука, оно остановилось и упало. Пыль рассеялась, и Джориан увидел, что по песчаной дорожке бегут люди с носилками подобрать пострадавшего. Еще он заметил, как из последних сил пытается подняться с земли раненая лошадь.
К тому времени как две оставшиеся колесницы пошли на следующий круг, рабочие почти полностью ликвидировали следы аварии. Уцелевшие соперники проносились перед глазами то в одну сторону, то, миновав поворот, в другую, ни одна колесница не могла добиться твердого преимущества. На последнем кругу они вровень перелетели через финишную черту. Когда они мчались мимо королевской ложи, Джориан не заметил преимущества ни у одного из экипажей.
Сгрудившись у края дорожки, судьи обсуждали результат скачек. Затем двое быстро двинулись по ступенькам к королевской ложе. Еще одно короткое обсуждение, и глашатай прокричал:
— Победил Палтой, из партии Штанов!
Штаны зааплодировали. Джориан обратил внимание, что пенембийцы аплодируют, хлопая в ладоши, как и новарцы, а не так, как мальцанцы, — щелкая пальцами.
С трибун, где сидели Юбки, донесся ворчливый гул.
Он нарастал, смешиваясь с криками:
— Нечестно! Нечестно!
Штаны тоже орали в ответ.
— Судьи и впрямь ошиблись? — спросил Джориан. Карадур пожал плечами.
— Я плохо разбираюсь в скачках, да и зрение неважное, таких тонкостей мне не разглядеть. Вот что, пора бы нам улизнуть отсюда.
— Почему?
— Скачки окончены, осталось только награды вручить победителям. Чутье подсказывает мне, что назревает скандал. И дождь, похоже, собирается.
— Ладно, — согласился Джориан, подымаясь с места.
Но тут по воздуху, вертясь, пролетела большая пивная кружка, которую запустил кто-то из Юбок в трибуну Штанов. Она угодила Джориану в голову и со звоном разлетелась на куски. Джориан упал назад в кресло.
— Мальчик мой! — вскричал Карадур. — Ты ранен?
Джориан покачал головой.
— Похоже, остатки моих мозгов выбить не так-то просто. Пойдем.
Он снова встал и, слегка пошатываясь, двинулся к выходу. По его лицу стекала струйка крови.
Над полоской в центре, разделяющей два враждующих блока, пролетело еще несколько предметов. Когда вся знать разбежалась в поисках укрытия, представители группировок повскакивали с мест и кинулись друг на друга, на ходу вытаскивая припрятанные кинжалы и короткие сабли. Завыли трубы. Надрывался глашатай. Послышались свистки.
Отряды сверкающих латников заметались на трибунах, орудуя древками копий и пытаясь разнять дерущихся. Часть гвардейцев продиралась к центральной ложе, где сидел дрожащий король, беспомощно размахивая пухлыми ручками. Драка охватила весь ипподром, наиболее миролюбивые зрители бежали к выходам. Стоял оглушительный шум.
Сжимая костлявую руку Карадура, Джориан пробирался сквозь давку к четвертому входу. Снаружи бушевали болельщики — хватали что под руку попадется и швыряли в противника, размахивали дубинками, пинали, кололи, били друг друга кулаками.
Джориан протискивался к главному входу, стараясь не вмешиваться в драку. Наконец он очутился у ворот и вдруг услышал позади себя пронзительный вопль:
— Смерть поганым иноземцам!
При вспышке молнии стало видно, что это визжал Борэ, бывший ректор Дворца Познания. Он обращался к группе вооруженных Юбок. За ним стоял Йийим, бывший часовщик. Загремел гром.
— Старый лиходей заколдовал нашу команду! — орал Борэ. — Это стоило нам победы!
— А этот, молодой, — его прихвостень! — добавил Йийим. — Прикончить их! Разорвать на куски!
Обглоданный скелет курицы просвистел мимо Джориана, не задев его; кусок лошадиного навоза тоже не попал. Однако булыжник из мостовой оцарапал и без того окровавленную голову Джориана, чуть не сбив его с ног.
— Бежим, сынок! — задыхаясь, крикнул Карадур.
— Куда? — спросил Джориан.
— В храм! Храм Нубалиаги! Это надежное убежище!
Они перебежали через улицу; тут как раз начался дождь. Юбки целой ватагой кинулись за ними в погоню. У подножия холма, на котором стоял храм, Карадур сказал:
— Беги, сынок. Мне не забраться на эту гору.
— Я тебя не оставлю...
— Говорю тебе, беги! Я стар, а у тебя еще много лет впереди...
Без дальнейших рассуждений Джориан подхватил на руки Карадура — много ли он весил: кожа да кости! — и пустился вверх, на гору, несмотря на протесты мальванца. Джориан поскользнулся на мокром от дождя булыжнике и упал; чалма Карадура, упав с головы, укатилась. С трудом поднявшись на ноги вместе со своей ношей, Джориан побежал дальше. Толпа, казалось, вот-вот их настигнет.
У входа в храм на страже стояли двое евнухов, охранявших ворота; они скрестили копья, преградив Джориану путь. С красного лица Джориана стекали вперемежку струи дождя, пот, грязь и кровь, он запыхался и не мог сказать ни слова. Карадур закричал:
— Именем госпожи Сахмет, впустите нас! Я доктор Карадур, служу во Дворце Познания!
Евнухи опустили копья. Дав Джориану и Карадуру зайти внутрь, они тут же защелкнули бронзовые створки ворот. На шум стали сбегаться евнухи, сторожившие другие ворота. Вскоре их собралось с дюжину, они выстроились в ряд вдоль ворот, держа наготове арбалеты.
— Уходите, а не то мы будем стрелять сквозь прутья! — закричали они.
Толпа преследователей толкалась у входа и вопила, но штурмовать ворота не пробовала. Джориан и Карадур поспешили к главному зданию храма.
— Я обязан тебе жизнью, — сказал Карадур.
— Глупости. Если б у меня было время подумать, я бы, верно, оставил тебя. И по заслугам: кто уверял меня, будто Борэ с Йийимом не опасны? Где же эта госпожа Сахмет?
— Попрошу доложить о нас. Если она не исполняет какой-нибудь ритуал, мы, вернее всего, сейчас ее увидим.
Несмотря на моросящий дождь, толпа Юбок начала под руководством Борэ и Йийима растягиваться в цепь, намереваясь окружить территорию храма.
— Хотят осадить храм, — сказал Джориан.
— Я уверен, что королевская гвардия их разгонит. Если же нет, может быть, Сахмет сумеет нас выручить.
— Эх, было бы у нас что-нибудь летающее, ковер-самолет или метла. Помнишь, ты говорил? Мы бы пронеслись прямо у них над головами! Знаешь шуточку: будь у меня карета, я бы поехал, если бы еще лошадь была. Что-то горит?
Джориан показал на столб дыма, из которого вылетали искры; он подымался над крышами ближайших домов.
— Да. Этим дуракам дай волю, они весь город спалят.
Верховная жрица Сахмет приняла Джориана и Карадура в комнате для аудиенций. Это была рослая, широкая в кости женщина сорока с лишним лет, со статной фигурой, но лицо ее немного портили тяжелый подбородок и крючковатый нос. Одетая в светло-серое платье из тонкой материи, на котором серебряными нитями были вышиты какие-то знаки, она сидела в изящном кресле, глядя на промокших и растрепанных беглецов большими темными глазами. По комнате бесшумно двигались жрицы саном пониже.
— Приятно вновь встретиться с тобой, милый доктор Карадур, — произнесла Сахмет низким, звучным голосом, — хотя обстоятельства, конечно, оставляют желать лучшего. А кто этот молодой человек?
— Я Джориан из Кортолии, — ответил Джориан, — в настоящее время часовщик Его Величества. Для меня большая честь познакомиться с вашим святейшеством.
Женщина посмотрела на Джориана долгим изучающим взглядом и щелкнула пальцами.
— Инкияра! Побольше света, пожалуйста.
Внесли канделябр и поставили на скамью; Сахмет сказала:
— Я, кажется, знаю тебя, Джориан.
— Сударыня! Сомневаюсь, чтобы я уже имел удовольствие...
— Я не хочу сказать, что видела тебя во плоти. Ты являлся мне.
— Да, сударыня?
— Ты тот самый варвар, спаситель Ираза!
— Да что вы! Бросьте, госпожа Сахмет. Я не варвар! Я выучился читать, когда мне было пять лет, ходил в школу в Ардамэ. Учился в академии в Оттомани. Манеры у меня, может, и не самые изысканные, но за столом не чавкаю, как свинья. Я всего лишь честный ремесленник и, боюсь, что бы там ни стряслось с Иразом, буду не в силах его спасти. Но как ты думаешь с нами поступить?
— Уж, конечно, не отдам вас этим бешеным псам.
Она поговорила вполголоса с младшей жрицей, та беззвучно выскользнула из комнаты и вскоре вернулась. Пошептавшись с ней еще немного, Сахмет сообщила:
— В нескольких районах Ираза возник пожар, в Жактане тоже. Солдаты борются с огнем, им сейчас не до политических распрей. Храм по-прежнему окружен, даже подкрепление прибыло. Выходить вам нельзя.
— Вылететь мы тоже не можем, ничего волшебного с собой не прихватили, — добавил Джориан.
— Дайте подумать, — сказала Сахмет. — Не хотелось бы оставлять вас на ночь: некастрированный мужчина может ночевать здесь только в праздник Священного брака, иначе он оскорбит богиню. К счастью, есть другой выход. Я открою вам этот секрет, но в награду попрошу тебя, Джориан, об одном одолжении.
Джориан прищурился.
— Сударыня, за свою недолгую жизнь я не раз попадал в переделки и твердо усвоил, что никогда не следует покупать кота в мешке. Буду рад помочь вам, если смогу... Но мне надо знать, о каком одолжении идет речь.
— Оно совсем невелико. Я всего лишь прошу тебя принять участие в одном обряде, сыграть маленькую роль.
— Если вы, сударыня, хотите сделать меня евнухом...
— О небо! Да ничего подобного! Торжественно обещаю, что твое великолепное тело останется невредимым. Это пока все, что я могу сказать.
— А как насчет рассудка, навыков, способностей?
— Тоже не пострадают. Ну что, сударь?
Джориан еще немного попререкался, но так и не сумел добиться от Сахмет никаких подробностей. Он переглянулся с Карадуром, но старый колдун на этот раз не мог ему помочь. Джориан не любил давать обещаний, так как смутно представлял себе, чем это обернется, но другого выхода не видел.
— Ладно, госпожа Сахмет, — сказал он. — Я согласен.
— Чудесно! Не бойся, тебе не придется раскаиваться. Идемте со мной.
Подошла младшая жрица и отдала Сахмет свечной фонарик. Джориан с Карадуром двинулись за верховной жрицей. Они шли по коридорам, комнатам, спускались по лестницам, наконец Джориан совершенно запутался. Но вот они оказались в подземном коридоре, тускло освещенном одним-единственным фонариком, и Сахмет остановилась у большой, запертой на засов, деревянной двери.
— Джориан, — сказала она. — Ни для кого на свете я не сделала бы этого, даже если б речь шла о чьей-то жизни. Но когда опасность угрожает будущему спасителю Ираза, выбирать не приходится. — Она сняла с пальца массивный перстень. — Возьми. Когда доберешься до конца подземного хода, там будет дверь. Постучи четыре раза. Вот так. — Она дважды стукнула костяшкой пальца и еще дважды после паузы. — Откроется смотровое отверстие, тогда покажи этот перстень. Кстати, не забудь возвратить его, когда все уладится.
Она отодвинула засов и открыла дверь. Протянула руку на прощание.
— Ступайте, господа.
Руку Джориана Сахмет сжимала дольше и сильнее, чем он ожидал.
— Возможно, мы еще увидимся, Джориан. И скорее, чем ты думаешь.
Она передала Джориану фонарь, сквозь стекло слабо светила единственная оплывшая свеча. За Джорианом и Карадуром гулко захлопнулась тяжелая дверь.
Туннель шел под уклон, все ниже и ниже. Камни, которыми он был выложен, стали мокрыми и скользкими.
— Верно, об этом туннеле я и слышал, он прорыт под рекой Льеп. Значит, скорее всего, над нами грунтовые воды.
— Что над нами, сынок?
— Грунтовые воды. Разве ты не знаешь? В глубине почвы, на некотором расстоянии от поверхности, все поры заполняет вода. Если дорыть до этой глубины, получается колодец.
— Нет, я этого не знал. Всю жизнь посвятил духовным знаниям, пренебрегая практическими. Ты-то где нахватался таких сведений?
— В Ире, когда работал землемером.
— Да, ты человек разносторонний.
— Это верно.
Джориан улыбнулся в полумраке и прочел стихотворение:
Да, Джориан был парень хоть куда:
Мог оседлать лихого скакуна,
Унять ударом точным драчуна,
Пленить девичье сердце без труда.
Сложить сонет, рондо, секстину мог,
Страной и бригантиной управлять,
Дороги мерить, во врага стрелять,
Часы собрать и шпилькой вскрыть замок.
Мечта его была совсем иной,
Да попусту манила молодца:
Простым мастеровым хотел он стать
И поселиться с любящей женой,
Прожить достойно, мирно до конца,
Трудиться честно и тревог не знать.
По правде говоря, я вовсе не такой тщеславный, — поспешно добавил Джориан. — Просто увлекся, пока сочинял.
Карадур рассмеялся.
— Не скромничай, мой мальчик, все чистая правда, только сомневаюсь, что ты и впрямь так уж мечтаешь о тихой пристани. Иначе не стал бы...
— Да? А кто, интересно, вынудил меня бросить мирное поприще землемера и притащил в этот рассадник интриг и мятежей?
— Как же? В последнем письме ты писал, что сделаешь все, лишь бы вернуть Эстрильдис.
— Писал, верно. А теперь вот нас под Льеп занесло. Почему сюда не попадает вода? Насосов вроде бы не видно.
— Воду в туннель Хошчи не пускают трое колдунов: Гельнаш, Люказ и Фиравен день и ночь ее заговаривают. Они занимаются этим у меня на кафедре прикладной магии. Сейчас во Дворце Познания все ужасно перессорились, и я должен их мирить и улаживать разногласия. До того дошло, что деканы двух школ между собой не разговаривают.
— Почему?
— Гельнаш, Люказ и Фиравен — ученые Духовной школы. А в Реальной школе есть инженеры, которые считают, будто насосы новейшего образца справятся с водой в туннеле не хуже троих чародеев, к тому же они надежнее и дешевле обойдутся. Декан Духовной школы возражает на это, что насосы так же могут подвести, как и маги, что потребуются большие затраты, — надо обеспечить энергию для качания воды, нанять ремонтников, чтобы следили за насосами и трубами; к тому же аппарат и трубы займут в туннеле слишком много места, и королю трудно будет совершать ежемесячный переход.
— В дни Священного брака, о котором мне говорил Зерлик?
— Да, значит, ты об этом знаешь!
— Знаю то, что мне сказал Зерлик. Интересно, а брачные отношения осуществляются?
— В общем... да. По правде, когда король уже не в состоянии исполнять свою мужскую роль, с ним кончают.
— О боги! Да здесь не лучше, чем в Ксиларе! А как это делается?
— Когда король уже не может... овладеть телом верховной жрицы, она сообщает об этом своему официальному супругу, верховному жрецу Угролука. Тогда верховный жрец вместе с группой младших жрецов приходят к королю и вручают ему священную веревку, на которой он должен повеситься.
— И болван послушно вешается?
— Да. Хотя за последнее столетие такое самоубийство произошло всего один раз. Остальные короли или погибли на войне, или были убиты злоумышленниками, или умерли от болезней, не дожидаясь, пока дело дойдет до веревки.
Джориан высоко держал фонарь; некоторое время он шел по темному туннелю, не говоря ни слова.
— Клянусь рогами Тио! — воскликнул он. — Тебе не кажется, что смысл обещания, которое потребовала Сахмет, в том, чтобы я занял в этой церемонии место короля?
— Не знаю, сынок. Но боюсь, у нее действительно на уме что-то в этом роде.
— Вот тебе и раз! Я слушал твои проповеди о добродетели и воздержании, стараюсь следовать им. Но, похоже, против моей добродетели сами боги сговорились.
— И правда, Джориан. Как я ни осуждаю блуд, на этот раз вынужден его простить.
— Это уже неплохо. Надеюсь, Сахмет не обратится гигантской змеей, как принцесса Яргэли. Но послушай, я могу понять, почему Сахмет не хочется в постель с беднягой Ишбахаром. Но почему она выбрала меня?
— Под руку попался. Она видела тебя или говорит, что видела... ты ей являлся. А может, ты ей просто нравишься.
— Ну, если я ей в таком виде понравился, что будет, когда я приведу себя в порядок? Вообще-то я в таких случаях держусь неплохо... и держу тоже неплохо. Эстрильдис мы об этом не расскажем, а если она и узнает, надеюсь, все равно простит.
— Я буду молчать, не беспокойся, сынок.
— Прекрасно. А почему для этих брачных посещений королю непременно нужен туннель, который так дорого обходится? Почему бы ему, как другим, не переплыть Льеп на лодке?
Карадур пожал плечами.
— Говорят, короля Хошчу вечно преследовала мысль, что его убьют на улице: он не был из рода Джуктара Великого и его право на трон многими оспаривалось. Другие утверждают, что туннель ему нужен был на случай, если грянет революция и придется бежать из дворца. Как бы то ни было, он стал использовать туннель в ночи Священного брака, и его преемники продолжали эту традицию.
— А что произошло с Хошчей?
— Не уберегся, несмотря на все предосторожности, в том числе стальную кирасу, которую носил под одеждой. Поскользнулся однажды, выбираясь из ванны, и раскроил себе череп.
* * *
В конце туннеля, поднявшись по длинной узкой лестнице, Джориан четырежды стукнул в массивную дверь. Приоткрылось смотровое отверстие, и он поднес к нему перстень Сахмет.
Лязгнул засов, и дверь со скрипом отворилась. Перед Джорианом стоял король Ишбахар в халате, без парика. Блик от лампы светился на его яйцевидной лысой голове. Позади стояли двое стражников; подальше виднелись слуги.
— Клянусь дыркой Нубалиаги! Это ты, Джориан! — вскричал король. — Что стряслось, мой мальчик? Заходи, заходи! И ты, доктор.
Они оказались в гардеробной короля, и Джориан коротко рассказал о том, что приключилось с ним и его спутником. Стражник закрыл дверь; изнутри ее можно было принять за филенку, а ручку засова — за золоченое украшение.
— Вы поступили правильно, — сказал король. — Мы прикажем арестовать этих негодяев Борэ и Йийима. Сегодня вечером вы оба с нами поужинаете. Но прежде всего, милый Джориан, тебе нужно вымыться и привести в порядок одежду. У тебя такой вид, будто ты сражался с драконом и тот порядком тебя потрепал, хых, хых! Искупайся в нашей королевской ванне, ты этого заслуживаешь!
— Доброта Вашего Величества не знает границ, — ответил Джориан.
— Чепуха, мой мальчик! Мы же друзья, а не только монарх и подданный. Эвелик! Проводи господ в ванную комнату и принеси им все необходимое.
Королевская ванна представляла собой огромную посудину из начищенной меди. Обливаясь и намыливаясь, Джориан тихо разговаривал с Карадуром, который рядом мыл лицо и руки.
— Карадур, а король вполне нормален, как ты думаешь?
— Да. Помимо его увлечения гастрономией...
— Да нет. Я вот подумал, не предпочитает ли он женщинам мальчиков или мужчин.
— А, понятно! Нет, не думаю. Среди иразцев не редки подобные наклонности, но Ишбахара, насколько я знаю, никогда ни в чем таком не обвиняли. В молодости у него было несколько жен, одни умерли, других он отверг, две остались. Но больше ни о каких предметах королевского вожделения я не слыхал. По правде, мне кажется, сейчас у него лишь одна страсть — редкие блюда. А что тебе вдруг взбрело в голову?
— С чего бы ему приближать к себе какого-то ремесленника-чужеземца, вроде меня? Беседовать по душам... Какой смысл?
— Может, ты просто ему нравишься, сынок. А может, это как-то связано с намерениями Сахмет.
— Да? Ну что ж, поглядим. Между прочим, эта ванна, кажется, прекрасно подошла бы нам для полета в Ксилар. Если груз распределить по дну равномерно, она будет куда надежнее обычного ковра-самолета или метлы.
Карадур с сомнением покачал головой.
— С таким весом справится разве что очень сильный демон. К тому же демоны не любят вселяться в медь и серебро: знают, как трудно оттуда выбраться.
— А как насчет Горакса, который спрятан у тебя в перстне? Я не встречал демона сильнее.
— Увы, долг Горакса передо мной почти исчерпан. Сослужит мне еще одну службу — и свободен, может отправляться восвояси. Поэтому я выпущу его только в случае крайней необходимости.
— А когда нас преследовала сегодня толпа, это не было случаем крайней необходимости, как тебе показалось?
— Ты прав. Я тогда растерялся и даже не вспомнил о Гораксе. Голова дырявая стала!
* * *
После очередной чрезвычайно обильной трапезы у короля Ишбахара Джориан спросил:
— Чем кончились беспорядки, Ваше Величество?
— К счастью для Ираза, пошел такой сильный дождь, что толпа разбежалась. Убито не так много народу, ограблено и сожжено лишь несколько домов. Просто ужас эта вражда! Не знаем, как с ней покончить. Попробуйте устриц, их привезли в замороженном виде с берегов Швении.
— Почему бы просто не прекратить скачки, сир?
— Насколько помним, один из наших предшественников, Хирпалам Второй, пробовал это сделать. Тогда враждующие группировки объединились, приволокли беднягу Хирпалама на ипподром и разорвали на куски — долго рвали, чтоб каждому досталось. Меня такая участь не устраивает, хых, хых.
— Простите, что я вмешиваюсь, но, по-моему, Вашему Величеству придется рано или поздно осадить их. Впрочем, меня это, конечно, не касается. Скажите, сир, почему госпожа Сахмет хочет, чтобы я участвовал в службе в честь богини Луны?
Король испуганно поглядел на него.
— Она уже сказала? Погоди минутку.
Он сделал знак всем присутствующим, кроме Джориана и Карадура, — в том числе охранникам и слуге, который пробовал блюда перед подачей, — чтобы они покинули комнату. Затем спросил полушепотом:
— Тебе известно, что ждет в Пенембии короля, страдающего половым бессилием?
— Я слышал об этом, сир.
— Это правда. — Король показал вверх, на массивную скобу, с которой свисала лампа. — Чистая правда. Лампу снимут, и мы сами должны будем закинуть веревку на эту виселицу. Залезть на стол, покрепче завязать узел и опрокинуть стол... Так они избавляются от неугодного монарха, не прикасаясь нечистыми руками к священной особе.
— Значит, вашему величеству эти божественные обязанности...
— Не под силу? Можете вы поклясться, что будете молчать?
Джориан и Карадур торжественно поклялись.
— Наша жизнь в ваших руках, — продолжал Ишбахар. — Я не доверил бы ее вам, господа, но отчаянное положение заставляет принимать отчаянные меры. Вот уже несколько месяцев госпожа Сахмет недовольна тем, как мы выполняем наши обязанности. И по правде говоря, мы бы с радостью отказались от этих игрищ: с нашей комплекцией осуществлять совокупность затруднительно, да и пыл юности давно уж угас.
Как видите, наша жизнь находится в руках госпожи Сахмет. Стоит ей только сказать словечко своему официальному мужу, верховному жрецу Чолишу, и он тут же нанесет нам визит со священной веревкой. Она воздерживается от этого шага по двум причинам: во-первых, терпеть не может верховного жреца Чолиша и не хочет доставлять ему удовольствие, во-вторых, я пообещал ей вместо себя сильного юношу с железным концом, и она пока молчит о моей непригодности. Ты и будешь этим юношей.
— Надеюсь оказаться достойным такой чести, — ответил Джориан. — У нас в Кортолии одному королю довелось столкнуться с такими же трудностями.
— Как? Расскажи.
— Это был король Финджаниус, который правил сразу после окончания «темного века», наступившего, когда Старую Новарию захватили дикие племена швенов. В Кортолии существовал обычай: когда короля по той или иной причине признавали неспособным править, его призывали главные жрецы королевства и вручали ему кубок с ядом. И говорили, что если он не выпьет, порвется волшебная связь между ним и страной, урожай засохнет и начнется голод.
Так вот, Финджаниуса послали в Оттомань учиться в академии. Тогда это было совсем новое учреждение, преподавателей можно было по пальцам пересчитать, и зданий, увитых плющом, которыми там сейчас так гордятся, еще не построили. Финджаниус понабрался в академии новых и, как тогда говорили, еретических мыслей. Вскоре после возвращения из Оттомани он занял трон, так как его дядюшка, старый король, скончался.
Примерно год Финджаниус, управляя Кортолией, старался воплотить свои лучшие намерения. Он был молод, традиции не очень-то чтил и ввел много новшеств, например, позволил подданным, завидев короля, не стучать девять раз лбом об землю; не запрещал им говорить с Его Величеством до того, как сам к ним обратится. Из-за этого последнего обычая он чуть не проиграл военную кампанию против Осарии: никто из офицеров не осмеливался предупредить короля о засаде.
Именно Финджаниус ввел в Кортолии общественные бани и убедил народ без стеснения приходить туда, независимо от пола, возраста и занимаемого положения. Более того, он сам следил, как идет дело, не брезговал дурачиться и резвиться вместе с подданными, окачивая их брызгами, толкая в воду и позволяя окачивать и толкать себя.
Такое поведение обеспечило ему популярность среди народа, но всерьез задело наиболее консервативные круги. Те в конце концов решили, что с Финджаниусом надо кончать. А поскольку главные жрецы также принадлежали к семьям знатным, приверженным традициям, соглашение было вскоре достигнуто. К королю явились жрецы со смертельным напитком.
— Что это? — удивился он.
— Боги решили, — ответил верховный жрец Зеватаса, — что ты больше недостоин править страной.
— С чего ты это взял, сударь мой?
— Они сообщили нам об этом в снах и видениях, господин, — ответил жрец. — Они требуют жизнь главнейшего человека в королевстве, а не то грозят обрушить на нашу землю свой гнев.
— Значит, им нужна жизнь главнейшего? — переспросил король; он пересчитал пришедших жрецов, и их оказалось восемь. — Так вот. В Кортолии, конечно, нет лица важнее меня, но и вы, святые отцы, люди не последние. Согласны со мной, господа?
— Да, сир. Это и дает нам право передать тебе волю богов.
— Твоя правда. Но предположим, что жизнь каждого из вас стоит... ну, скажем, одну восьмую моей жизни. Вполне вероятно, не так ли?
— Да, господин король, — согласился жрец.
— Тогда, — продолжал Финджаниус, — если богам нужна жизнь главнейшего, они будут вполне довольны, получив восемь жизней, каждая ценой в одну восьмую моей. Эй, стража! Схватить этих восьмерых господ и немедленно повесить!
Приказ Финджаниуса был выполнен. И больше уж никто не осмеливался подойти к королю с таким предложением. С тех пор и обычай прекратил существовать.
Король Ишбахар спросил:
— Ты, дорогой Джориан, предлагаешь мне последовать примеру твоего короля?
— Вам решать, Ваше Величество. Такой поступок был совершен, а то, что сделал один человек, другой может повторить. Кажется, это пословица мальванского мудреца. Как его звали, Карадур?
— Сидам.
Лицо короля задрожало, затряслись подбородки.
— Увы! Если б у нас хватило смелости на такой поступок! — По его толстым щекам заструились слезы. — Но мы не можем воспротивиться традиции. К сожалению, мы устроены иначе, чем твой Финджаниус.
Король разрыдался, закрыв лицо руками.
— Ваше Величество! — сказал Карадур. — Ваши слуги и стражники могут вернуться. Увидят, что вы плачете и подумают, что мы дурно с вами обращались. Еще убьют нас, чего доброго.
Король вытер лицо салфеткой и улыбнулся сквозь слезы.
— Забудем горести, господа. Отведайте еще виндийского! Джориан, мы надеемся, ты полноценный мужчина, со всеми естественными желаниями и способностями?
— Да, сир.
— Тогда стоящая перед тобой задача не покажется тебе трудной или неприятной. Сахмет, правда, постарше тебя, но уродливой или холодной ее не назовешь. Никак не назовешь. Помни, что ты не только тешишь своего молодца, но и спасаешь нашу королевскую шею. Велю Герекиту, чтобы немедленно назначил тебя на должность Друга короля, ты ведь и есть наш друг, в буквальном смысле.
— Спасибо, Ваше Величество, — сказал Джориан. — Когда состоится эта священная оргия?
— В следующее полнолуние, на двенадцатую ночь. Выпьем за твой успех! За то, чтобы ты подарил ее святейшеству ночь, которую она запомнит до могилы.
