Книга: Коронация Зверя
Назад: 57
Дальше: 59

58

По телевизору передавали Рахманинова, Второй концерт для фортепиано с оркестром, записанный в Московской консерватории имени Чайковского. По этой надписи внизу экрана ползла другая, красным: экстренное сообщение – экстренное сообщение. Я завороженно следил за строкой, как кролик. Неожиданно концерт обрубили и безо всякого перехода включили студию с пустым стулом и микрофоном. Микрофон загудел, кто-то торопливо выкрутил звук.
– Да… – пробормотал мой сын. – Вот, значит, как выглядит крах империи на Первом канале центрального телевидения.
Я тоже подумал, что людям в Кремле, похоже, уже не до условностей вроде холеных комментаторов в галстуках пастельных цветов и красивых заставок с крымскими пейзажами на фоне заката. В кадр неуклюже вполз некто в белой рубахе и пиджаке. Когда этот некто сел, я узнал Сильвио, узнал с трудом. Он был черен лицом – прежде эта фраза из старых романов казалась мне чрезмерной экзальтацией, сейчас она оказалась самым точным описанием.
Сильвио откашлялся, взялся за стойку и приподнял микрофон; его рука заметно дрожала.
– По крайней мере, мы теперь знаем, что он жив, – тихо сказала Ангелина.
– Жив? – с сарказмом спросил мой сын. – Я бы не стал утверждать…
Сильвио хмуро взглянул в камеру, отвел глаза, достал из внутреннего кармана сложенный пополам лист бумаги. Расправив, положил перед собой и начал читать. Он читал, не поднимая глаз, читал глухим чужим голосом.
– Может, это двойник? – Ангелина тронула меня за рукав. – Вы ж его лично…
Я отрицательно покачал головой. Это был Сильвио, несомненно, это был он, но таким я его никогда не видел. Мелькнула идиотская мысль: больше всего он напоминал персонаж из дурацких фильмов про оживших мертвецов. Никаких эмоций, лишь мрачная целеустремленность заводного механизма. Ведь не зря болтают о каких-то препаратах, зомбирующих сознание. Сильвио поднял глаза от бумаги:
– …нашим султанитским братьям и их мужественному вождю султану Руслану Кантемирову. Русский народ никогда не забудет этой помощи. В знак особого уважения и благодарности приглашаю Руслана Кантемирова провести парад «Железной гвардии» на Красной площади. Парад состоится завтра и будет транслироваться по всем каналам телевидения. Начало парада – десять ноль-ноль по московскому времени.
– Он спятил! – Ангелина хлопнула в ладоши. – Чокнулся! Он просто сошел с ума!
Она громко засмеялась. Телевизор, поперхнувшись, вернулся к Рахманинову.
– Какой стыд… – проговорила Ольга. – Парад бандитов… Похоже на полную капитуляцию…
– Похоже на начало нового ига, – сказал мой сын. – А ты что думаешь?
Он обратился ко мне. Остальные тоже посмотрели в мою сторону. Рассеянно пожав плечами, я начал:
– Не знаю даже… Такого Сильвио я не видел. Раньше не видел. Может, он действительно… – Я запнулся, подыскивая слово.
– Чокнулся? – вставила Ангелина.
Я покачал головой.
– Сломался. Ведь существует предел. Предел всему.
Они смотрели на меня, продолжая верить, что я обладаю неким таинственным знанием, сакральной истиной, которая поможет ответить на их вопросы. Уловил я и смену настроения – для них Сильвио перешел в разряд поверженных тиранов, за страх, который он внушал прежде, они теперь платили брезгливым презрением. Его унижение вызвало у них злорадство, мне же стало больно, точно я получил известие о смерти близкого. Отчасти так оно и было. Еще во мне начала подниматься какая-то неприязнь вроде изжоги – не только к ехидной Ангелине и несимпатичному бледному Виктору, но и к Ольге и даже к моему сыну.
Ведь, по существу, их объединяла та же идейная дребедень, ветхая и дюжину раз перелицованная, но от этого не изменившая своей кровавой сути, – идея праведного террора. Добродетельного террора, который, по словам страстного импотента Робеспьера, есть не что иное, как быстрая, строгая и непреклонная справедливость.
И, как всегда и везде, а тем более в полуцивилизованной России, стране с невнятной моралью и неясными целями, в стаю сбиваются садисты-мутанты и мечтатели-идеалисты. Первые замечательно иллюстрируют теорию Ломброзо – посмотрите их фотографии, все эти угрюмые деграданты Халтурины, Нечаевы и Каляевы, суицидные серийные убийцы с их маниакальными манифестами. В любом обществе есть такие – болезненно амбициозные недоучки, бездари, неспособные проявить себя. Мир для них – враждебная стихия, наказать этот непонятный и несправедливый мир – их цель. Наказать любой ценой, даже ценой собственной жизни.
Александра Второго пытались убить одиннадцать раз. Замыслы покушений граничили с кретинизмом, исполнение напоминало театр абсурда. Во время взрыва в Зимнем погибло и было изуродовано почти семьдесят человек – горничные, слуги, гвардейцы. Царя там не оказалось. В другой раз было убито два десятка прохожих. За годы русского террора погибли сотни жандармов, генералов, царских чиновников, но больше всего – невинных горожан.
С паталогическими реформаторами-каннибалами все ясно, но как быть с романтиками? Что делать, если ты родился с чутким сердцем в варварской империи, управляемой деспотом в окружении ничтожных подлецов и вороватых негодяев? В стране, где играют исключительно краплеными картами и жизнь устроена по шулерским правилам – тут яблоко необязательно падает на землю, а дважды два имеет несколько разных ответов. Тут как быть? Зажмуриться? Скрючиться, влезть в кокон, заткнуть уши и зашить губы? Прикусить язык? А что делать с душой? Что делать с человеческим достоинством?
Не все, думаю, поймут, о чем я вообще толкую.
Я встал, отодвинул стул; тот с мерзким звуком царапнул по бетонному полу. Молча и ни на кого не глядя медленно дошел до двери. Взявшись за ручку, я задержался. Мне очень хотелось им сказать, что Сильвио был моим другом, моим единственным другом. Еще мне хотелось сказать, что я думаю о революционерах, даже самых искренних и честных. Но, наткнувшись на глаза сына, я передумал и вышел, притворив за собой дверь.
Назад: 57
Дальше: 59