Фред ненавидел оценивать собственное психическое состояние и анализировать настроение, тем не менее он был вынужден прийти к стопроцентно новому для себя выводу. Ему хорошо. Он не счастлив, но и не подавлен, и у него нет ощущения, что ему неуютно в этом мире. Стресса нет, и он не угнетен. Никакой эйфории, никакой легкости, никакого воодушевления. Ему просто хорошо. Он пребывает в согласии с тем, кем он себя считает или кем он наконец-то стал. Он снова в ладу со своими убеждениями, снова живой. Живой, хотя впервые за долгое время, а может, и вообще впервые не цепенеет от любви к девушке. Он ни по кому не страдает, не терзается капризами недосягаемой богини секса. Строго говоря, некая особая девушка имелась, но… он не хотел об этом думать. Он еще посмотрит, как все выйдет. Или не выйдет. В настоящее время ему было хорошо, нынешняя жизнь его удовлетворяла без всяких эротических фантазий с привкусом вагинальной смазки. Возможно, наконец-то завершился мой бесконечный кризис переходного возраста, пришло ему в голову.

Линия горизонта вдали отмечала границу между двумя оттенками серого цвета. Тяжеловатым серым моря и более светлым серым ноябрьского неба в конце дня. Сегодня ночью пойдет дождь.

Фред оперся на ладони, слегка отодвигаясь от твердой скальной поверхности, чтобы найти более или менее ровную площадку, покрытую зеленым мхом, и сесть на нее. Скала, на которую он вскарабкался, была крутой и обрывистой, однако с нее открывался самый красивый вид на море и пляж внизу. Вдали он видел пару, укутанную в теплые пальто. Они брели по кромке наползающих на гальку волн. Женщина со смехом подпрыгнула, чтобы не промочить ноги, и подбежала к мужчине, который откинул полу своего пальто, укрывая ее от холода. Фред следил за ними, пока они не скрылись за следующим нагромождением черных скал.

Ему было хорошо, он вдохнул большую порцию морского воздуха и догадался, что, возможно, свою роль играет и его соленый привкус.

Естественно, ничто не имеет смысла и никуда не ведет, но после событий последних месяцев, после “этого мрачного дела”, как говорила Эма, он твердо знал, что его жизнь изменилась. Логический склад ума, однако, вынуждал его не сомневаться в том, что со временем эта уверенность побледнеет, рутина вновь вступит в свои права и он опять станет несчастным Фредом. Нет, возразил он сам себе, я и сейчас существую в рамках рутины. Только такая рутина мне нравится, я сам ее выбрал, и она не сводится к ежедневной экзистенциальной катастрофе.

Если бы он приехал сюда с Алексией, как они в свое время планировали, то не увидел бы моря. Не смог бы ничем насладиться. Им повезло: хозяйка дома, который он тогда снял, позвонила, чтобы вернуть ему чек, как раз когда они со Стервами искали, куда бы поехать на выходные.

Публикация Эминой статьи принесла в итоге довольно скромные дивиденды. Несколько договоров от издательств на выпуск блога в бумажной версии (Фред порвал их на мелкие кусочки) и несколько предложений работы в журналах, которые Фред отклонил, присовокупив к отказу, что он знает прекрасную журналистку, которую это, возможно, заинтересует. Поэтому в газетно-журнальном мире кое-кто заподозрил, что Эма и есть Персона. Однако интерес, вызванный этой тайной, быстро угасал. Фред недавно узнал, что его лишил трона новый интернет-бум. Подросток, снимавший на видео детские ступни. Получалось, что реально блог дал Фреду лишь возможность помочь лучшей подруге.

Впрочем, у Эминой статьи был другой неожиданный эффект. Алексия еще раз написала Фреду. И на этот раз он решил: а почему бы и нет? Ничего не стоило встретиться с ней где-нибудь в баре теперь, когда тайна его авторства уже раскрыта. Идя на свидание, он немного опасался встречи с бывшим божеством. Не был уверен, что у него хватит сил справиться с прежним неодолимым влечением к нимфеткам. Но уже с первых минут понял, что просто рад ее видеть, ему приятно смотреть на ее лукавую улыбку, слушать веселый смех, наблюдать за сосредоточенным личиком, когда он говорит что-то серьезное. Вот что удивительно: она старалась соблазнить его, и Фреду довольно быстро стало ясно, что ему не придется проводить ночь в одиночестве. Но впервые он устоял. Впервые ему пришлось вежливо, но твердо выставить дистанцию между собой и девушкой. Да, конечно, она оставалась все такой же привлекательной, но… у него не было желания. Ну-у-у… или особого желания. Конечно, если бы он до этого не спал с ней, Фред точно поддался бы искушению. Но сейчас не видел в этом никакого интереса. В худшем случае он ее обидит отказом. А если согласится, то что? Благодаря золотым лучам славы ему наверняка будет дозволено кончить ей на грудь. Но она молодая, они уже встречались, она по-прежнему воспринимает его как беднягу Фреда и не догадывается о том, что он пережил после их расставания. Доказательство – ее изумленный вид, когда он заказал водку. “Ты теперь пьешь крепкий алкоголь?” В эту секунду Фреду стало ясно, что очень многое изменилось и пути назад больше нет… На следующий день она бы ждала его звонка, что вполне логично. Однако колода была крапленой, и как взрослый человек Фред решил, что ему пора действовать ответственно. Поэтому после приятно проведенного вечера они расстались добрыми друзьями.

Но эта причина не была единственной. Наблюдая, как она вытягивает со дна бокала остатки своего мохито, он с удивлением поймал себя на некотором почти отеческом умилении. Она очаровательна, но ее жизнь его не занимает. Нет, она не близка ему, и ему не хочется этой близости. А ведь он хорошо помнит их разрыв, тот конец рабочего дня в конторе, когда он получил этот ужасный мейл. Как скверно ему было, какой ураган страданий пришлось преодолеть. Тогда Алексия составляла всю его жизнь, и ему больше не за что было зацепиться. И вот, спустя всего несколько месяцев, для него стало загадкой, как такое маленькое существо ухитрилось погрузить его в столь глубокую депрессию. В определенном смысле это было печально. А может, и нет.

Крики чаек отвлекли Фреда от размышлений. Птицы носились над морем, сообщая, что день скоро закончится. Их галдеж, смешиваясь с шумом волн, которые все яростнее обрушивались на скалы, создавал оглушительный грохот.

Карьерный рост тоже пошел ему на пользу. Он стал итогом перемен в его жизни и одновременно мощным потрясением. Теперь у него имелся собственный кабинет, комнатка, в которой можно передремать после бурного вечера накануне. Например, после того, как он проторчал в “Скандале” до самого закрытия. В первые дни он опасался, что новая работа будет занимать у него слишком много времени и он станет таким же, как все эти люди, одержимые своей профессиональной жизнью. Преимущество секретарской работы заключалось в простоте, позволявшей делать ее не вникая, с мыслями совсем о другом. Пусть он и был очень старательным и педантичным секретарем, но свои мелкие задания он все же выполнял в перерывах между двумя видеоиграми. Однако Фреду быстро стало очевидно, что выполнение новых функций тоже не требует ни особой сосредоточенности, ни лишнего времени. Эта работа оказалась даже лучше, потому что он на ней меньше скучал, дни пролетали быстрее, и, следовательно, быстрее наступал вечер. И к огромному удивлению Фреда, коллеги отнеслись к его повышению скорее положительно. Выглядело так, будто все, не сговариваясь, согласились, что случай Фреда особый. Иногда даже парни из бухгалтерии стучались к нему, чтобы позвать к кофейному автомату. На всякий случай Фред считал нужным принимать эти приглашения хотя бы через раз. Когда он пил с ними кофе, ребята подшучивали над его гаремом. Перебравшись в свой кабинет, Фред решил расставить на письменном столе несколько фотографий, чтобы как-то обжить казенное пространство. Снимки, запечатлевшие его в компании Стерв, не остались незамеченными. В первых подколках сквозило некоторое сомнение. “Ты недавно закончил курсы фотошопинга, Фред?” А потом однажды вечером Фред задержался из-за полученного с опозданием досье, и за ним зашла Эма. Она явилась в платье с привычно глубоким декольте и двинулась по коридору, открывая каждую дверь, чтобы выяснить, не там ли Фред. Хорошо зная ее, он заподозрил, что она проделала это специально. Короче, ее эффектное выступление в роли заблудившейся роковой женщины, нервно разыскивающей руководителя отдела технологического сопровождения по региону Иль-де-Франс, сделало свое дело. Уже наутро все коллеги мужского пола, собравшиеся у кофейного автомата, смотрели на Фреда с новым уважением.

Среди важных событий последнего времени нельзя не упомянуть разговор с братом. Прямо скажем, не самый приятный в их жизни. После него Фред не был уверен, что братские узы однажды снова станут такими, как прежде. Не знал, простит ли его Антуан. Но разговор позволил поставить финальную точку в этой мутной истории…

К счастью, все произошло в нейтральном месте, то есть они не запятнали ни одно заведение, куда могли бы потом прийти еще раз. Фред уж точно никогда больше не сунет нос в это кафе.

Чайки исчезли. Волны всё росли, на горизонте появились буруны. И Фред порадовался, что он один в целом мире любуется этим зрелищем здесь и сейчас, во время прилива.

Но задерживаться нельзя. Стервы начнут беспокоиться. Накануне они отправились знакомиться с местными жителями и барами. Для начала три часа подряд объедались гречневыми блинами с разными добавками, в сотый раз комментируя события последних месяцев. А потом очутились в какой-то занюханной забегаловке, где Эма танцевала со старыми алкоголиками-бретонцами, а Алиса демонстрировала усатому бармену лет пятидесяти мастерство жонглирования бутылками. Легко догадаться, что встали они наутро чуть живыми. Весь день проторчали дома, и когда Фред собрался все-таки выйти к морю, Стервы, еще в пижамах, валялись на диванах в гостиной, дремали перед телевизором и вставали по очереди только для того, чтобы приготовить чай или кофе. Кроме Габриэль, которая составляла невестин вишлист.

Как-то утром, несколькими неделями раньше, когда он только начинал обживаться в новом кабинете, Фред снял трубку и услышал голос Габриэль. Сам по себе факт телефонного звонка свидетельствовал о серьезности повода. Ее голос звучал предельно напряженно, когда она почти шепотом сообщила, что хочет поделиться с ним некой тайной. Что она ничего не сказала Эме, учитывая, в каком та сейчас состоянии… и в конце концов, это касается в первую очередь его, Фреда. Что она никому ничего не скажет, если он попросит. Он даже может не просить, она и так будет молчать, а он сам решит, что с этим делать. Тут Фред застремался всерьез.

Через час, в обеденный перерыв, они встретились в кафе на полпути между их офисами. Там Габриэль без всяких преамбул рассказала ему, что практически держала в руках протоколы допросов, которые проводились в рамках расследования Шарлоттиной смерти. Полиция не сразу пришла к выводу о самоубийстве. До этого было проведено полноценное расследование. Самое удивительное, что полицейские допрашивали Антуана. И Жиля тоже. Ну и Тюфяка, естественно. Но Жиля вызывали один раз, Тюфяка дважды, а вот Антуан был на допросе несколько раз. Ему присылали повестку как минимум трижды. К сожалению, Габриэль не удалось прочитать эти протоколы. Но то, что она рассказала, абсолютно достоверно.

Когда Фред, ничего не соображая, тупо пробормотал: “Где ты раскопала эту инфу?” – она впервые улыбнулась: “Знаешь, невесте ни в чем не отказывают”.

Так он первым узнал о свадьбе Габриэль и Ришара де Шассе. Кстати, именно свадьба была главной причиной уикенда в Бретани. Стервы, естественно, были против девичника в честь окончания девичьей жизни – он означал бы, что невеста отказывается от всех развлечений, чтобы окончательно и бесповоротно посвятить себя семье. Но они все же хотели отметить это событие, к тому же девушки давно мечтали очутиться всем вместе где-нибудь вдали от Парижа. Совместные загулы в “Скандале” не могли заменить такую поездку.

Он поднялся, отряхнул джинсы и начал осторожно спускаться со своей скалы на мысу. В полутора метрах от земли он наплевал на осторожность, спрыгнул и приземлился на гальку. Мгновение постоял неподвижно, оглядывая пустынные окрестности. Тьма начала накрывать пейзаж, ночь наступала быстро. Он улыбнулся и стал, как безумный, носиться во все стороны по пляжу, подпрыгивая, вертясь волчком, раскидывая руки, чтобы почувствовать прикосновение ветра к подставленным ладоням. Он мог кричать, сколько хотел, грохот волн перекрывал его голос.

Обессилев, Фред остановился, и на его лице засияла улыбка. Он рухнул на землю, и галька впилась ему в спину. Тысячу лет он не делал бесполезных физических усилий. Он полежал, чтобы отдышаться, и пошел к дому. Скоро Стервы начнут всерьез волноваться.

Фред широко шагал в ледяной тьме, и вдруг ясно вспомнил сцену из детства. Он увидел себя маленьким мальчиком, в такой же темноте. Он играет с Антуаном на пляже рядом с рестораном, где родители заканчивают ужин. Он вспомнил, какое невероятное восхищение своим братом, придумывавшим самые увлекательные игры, он тогда испытывал. Этим вечером тот научил его пускать камушки по морской поверхности, и Фред был уверен, что никто на свете, кроме его старшего брата, не умеет так бросать гальку, чтобы она подпрыгивала, отскакивая от воды. И вот восхищения больше нет, констатировал он, ускоряя шаг. Теперь, когда он думал о брате, в душе возникала только грусть. Это была такая немножко отстраненная грусть: печально было сознавать, что выбор, сделанный Антуаном, не только не принес ему счастья, но и наверняка обеспечил угрызениями совести на всю жизнь.

Фред не знал, как оценить рассказ Габриэль. Он, конечно, его встревожил, но информация была слишком скудной, чтобы кардинально изменить толкование событий, на котором он в какой-то момент остановился. Всякий раз он спотыкался об один и тот же пункт: если полиция пришла к выводу о самоубийстве, это что-то да значит. Шарлотта купила пушку. И хоть Эме больно это признавать, но факт покупки является самым что ни на есть убедительным доказательством. Почти таким же, как предсмертная записка.

Однако через несколько дней у Фреда появился еще один повод для сомнений, более серьезный. Он по-прежнему избегал Антуана и старался приходить к родителям по воскресеньям, только если был уверен, что не встретит его. Ни отец, ни мать не решались спрашивать, почему братья опять как бы случайно разминулись, но всякий раз считали себя обязанными сообщать Фреду последние Антуановы новости, даже если ничего важного не происходило. В это воскресенье они были особенно взбудоражены. Почти как в тот день, когда прочли Эмину статью и с удовлетворением констатировали, что гениальность их сына явлена миру в очередной раз. Их радость сменилась разочарованием, когда они узнали, что нет, Фред не будет вести свой блог, и нет, он не посвятит себя литературной деятельности. Но в ответ на все отрицания сына родители лишь обменялись многозначительными улыбками, после чего сказали: “Увидишь, Фред, ты еще изменишь свое решение”. В то воскресенье на их лицах отражалось не просто счастье, а практически эйфория, и Фреду даже пришло в голову, что они возобновили контакты со своим поставщиком наркотиков. Мать напевала, открывая упаковки с блюдами, заказанными в кулинарии, и Фред в конце концов спросил ее, в чем дело.

– Я так рада, что ты согласился на повышение, мой дорогой… Ты же знаешь, я немного беспокоилась за тебя. Ты, естественно, можешь делать гораздо более серьезные вещи, что и доказал твой блог, но это лишь первый шаг. Теперь, когда ты согласился двигаться вперед, ничто тебя не остановит. Кроме того, Антуан сообщил нам, что очень выгодно вложил деньги. Всех деталей я не поняла, но знаю, что он инвестировал в какое-то общество, которое управляет музеями, и, судя по всему, курс этих акций только что взлетел, потому что они осуществили крайне удачную операцию. В общем, мы гордимся вами, мальчики.

Мозг Фреда, помимо его воли, зарегистрировал эти сведения, но категорически отказался обрабатывать их. Он сделал все, чтобы выкинуть их из головы. Однако уже вечером вынужден был признать, что больше не может от них отмахиваться. Капиталовложение Антуана, о котором упомянула мать, не могло быть случайным совпадением. Наверняка он тоже был знаком с досье “Да Винчи”. Ведь брат работал в той же сфере, что и Шарлотта. Возможно, она с ним это обсуждала? Может, поделилась своими мыслями? В таком случае почему он ничего им не сказал? Зачем с жаром отрицал тот факт, что у Шарлотты были проблемы на работе? Почему стал таким агрессивным, стоило Эме проявить интерес к этому делу? Во время того кошмарного ужина в ресторане Эма изложила все, что им было известно о досье “Да Винчи”, и Антуан тогда промолчал. Однако теперь выясняется, что он был отлично знаком с ним.

Не из-за этого ли полиция допрашивала его трижды? Даже больше, чем Шарлоттиного жениха?

Фред решил ничего не говорить Эме. Габриэль права. Эме и так слишком тяжело смириться с самоубийством лучшей подруги, она только-только начала приходить в себя, сеансы психотерапии вроде бы приносят пользу и изгоняют ее демонов, так что ни к чему поворачивать нож в ране и давать ей новую надежду, что все еще удастся выяснить. К тому же Эме хватало забот с устройством профессиональной и личной жизни. Кроме того, Фред не мог взять и предать своего брата. Он не считал, что тот реально виноват в смерти Шарлотты, но ясно одно: Антуану известно больше, чем он говорит. Вторая очевидная вещь: выгодная инвестиция, которую он только что сделал, на юридическом языке означает злоупотребление инсайдерской информацией и наказывается тюремным заключением. А поделиться этим с Эмой, попросив сохранить все в тайне, было категорически невозможно. Все-таки она журналистка. Он не хотел ставить ее в дурацкое положение и знал, что сумеет все это скрыть. Однако он чувствовал, что обязан поговорить с братом. Задать вопросы, потребовать объяснений. Если Антуан так страшно унизил его только затем, чтобы скрыть свои махинации, то прощения ему нет.

Они договорились встретиться на Шатле, в ресторанчике с люстрами и слишком дорогим кофе. Он увидел брата сквозь стекло – Антуан уже пришел и в ожидании Фреда лихорадочно тыкал пальцем в дисплей смартфона – и понял, что такая встреча назревала долгие годы. Что они вынуждены пройти через нее, и это будет беспощадная схватка без свидетелей. У них нет выбора. Он также вдруг вспомнил, что они никогда не встречались вдвоем, что все их перепалки происходили в присутствии третьих лиц и это мешало Фреду реагировать должным образом и удерживало их в режиме недосказанности и скрытого напряжения, которое никак не могло прорваться.

Первые минуты были мучительными, и Фред начал жалеть, что не взял с собой Эму. Нет, на сей раз он справится сам. Не промолчит, как обычно. Он должен проговорить вполне конкретные вещи, он долго к этому готовился.

Тем не менее Антуан едва не выбил почву у него из-под ног. Завидев Фреда, он тут же заявил:

– Опоздал, естественно. Хотелось бы знать, что означает это свидание. Тебе должно быть известно, что я сейчас вкалываю без продыха и очень устаю. Могли бы встретиться в воскресенье у родителей.

Собственный ответ удивил Фреда:

– Боюсь, тебе бы не понравилось, заговори я об этом при родителях. Я должен попросить у тебя объяснений по нескольким пунктам.

Антуан, по всей видимости, тоже был удивлен решительным тоном брата.

– Объяснений? Да ладно… И по какому поводу?

– Шарлотта.

Прямо на глазах у Фреда лицо брата сделалось на несколько тонов белее. Его голос звучал куда менее уверенно, когда он задавал вопрос:

– И что я должен тебе объяснить?

Тогда Фред сообщил, что ему известно о допросах в полиции. И о том, что Антуан, вопреки его утверждениям, наверняка был осведомлен о проекте “Да Винчи”, иначе не сделал бы такого выгодного вложения.

– Что не вполне законно, – добавил Фред, – но мне плевать на твои аферы, даже если меня это и огорчает. Я только хочу, чтобы ты откровенно рассказал все, что знаешь о Шарлотте и ее проблемах на работе. Она говорила с тобой об этом досье? Говорила, что намерена написать статью с разоблачениями?

Кровь полностью отхлынула от Антуанова лица. Фред не ожидал такой мощной реакции. Антуан долго молчал, сосредоточенно вглядываясь в стол. Фреду было мучительно неловко, он начал сомневаться, не слишком ли жестоко обошелся с братом, который наконец-то выдавил:

– Что именно тебе нужно?

– Но… Ничего. Что ты вообразил? Что я собираюсь тебя шантажировать? Мне нужно лишь, чтобы ты сказал мне правду.

– Мне ничего не известно… Я ничего не знаю о Шарлотте. У меня тоже куча вопросов. Но… как ты мог подумать, будто я хоть как-то связан с ее смертью? Кем же ты меня считаешь, если такое могло прийти тебе в голову? Это ужасно. Ты и впрямь считаешь меня чудовищем. Сволочью. Убийцей. Ты так ко мне относишься, да?

Голос брата креп по мере того, как он это произносил. Фред догадался, что Антуан пошел вразнос и добиться от него внятного ответа будет очень трудно. Однако сдаваться он не собирался.

– Хватит, Антуан. Я знаю, что ты никак не замешан в смерти Шарлотты. Я никогда так не думал. Но с другой стороны, совершенно очевидно, что тебе известно больше, чем ты говоришь.

К изумлению Фреда, у Антуана задрожал кадык, а потом он разразился безумным хохотом. Фред окаменел. Антуан сходит с ума, испугался он. Он теряет разум прямо у меня на глазах.

– Так вот, ты заблуждаешься, Фред. Не такой ты умный, оказывается. Конечно, я замешан в смерти Шарлотты. А ты ничего не заподозрил? Ты разве не видел, как я реагировал всякий раз, когда вы с этой кретинкой Эмой заговаривали о ней? Да, мне много чего известно. Но и это еще не все. Я в этом даже участвовал. И вполне конкретно. Все это моя вина… – Его голос сорвался. – Я виноват в том, что она умерла. Но ты ничего не понял. Вообще ничего. Все вышло так, как если бы я сам нажал на спуск.

Тут Антуан заплакал по-настоящему.

– Я не такой умный, как ты, но к тому же я еще и мудак. Я знал, что все этим кончится. Знал в тот вечер. Подозревал. Знал, что должен ей позвонить. Судя по последним сообщением, она была в том еще состоянии… и я намеренно не позвонил ей. Затаился. Знаешь, я даже выключил телефон. Чтобы быть уверенным, что она со мной не свяжется. И отправился ужинать с друзьями. Но я знал.

– Прекрати, Антуан. Успокойся, ты меня пугаешь. Что ты знал?

Антуан поднял голову:

– Она была беременна. Она была беременна и должна была выйти замуж за Тюфяка.

– Что-о-о?

– Она была беременна от меня, Фред. Наша связь длилась уже несколько месяцев. Я любил ее. Был безумно влюблен. Однако… когда она сказала мне, что беременна и готова расстаться с Тюфяком, я запаниковал. Исчез. Не отвечал на ее сообщения. Не мог. Она стала преследовать меня.

В мгновение ока пространство и время исчезли из Фредовой системы восприятия. Его разум замер на этой фразе. Шарлотта была беременна от Антуана. Потом он ухватился за эту информацию и в течение нескольких минут вертел ее во все стороны. Фреду казалось, что никогда раньше он так быстро не соображал. Он так давно ломал голову над этой загадкой, неизбежно натыкаясь на одни и те же вопросы, и вдруг в его руках оказался недостающий элемент головоломки. Шарлота была беременна от Антуана. Они были безумно влюблены друг в друга, но он бросил ее как раз тогда, когда она в нем больше всего нуждалась. С этого момента все становилось возможным. Даже ее решение разоблачить проект “Да Винчи” выглядело логичным. Ей было на все наплевать, она и так все потеряла. Вечеринка Курта… Даже вечеринка Курта обрела новый смысл. Почему Шарлотта провела ее в разговорах с Фредом? Да потому что там был Антуан. Она хотела, во-первых, вызвать его ревность, а во-вторых, выведать у младшего брата хоть что-то о старшем. Именно поэтому она задавала столько вопросов. А вовсе не потому, что он юный гений, способный найти решение ее проблем. Она размышляла о собственной жизни и, между прочим, сказала Фреду об этом. Но он не обратил внимания, поскольку его ослепила их общая убежденность, что брак с Тюфяком – полная дурость и она непременно поймет это однажды. В тот вечер Шарлотта сказала, что ей кажется, будто она проснулась после долгого сна… Этот долгий сон был не тем образом жизни, который они все осуждали и от которого она якобы наконец-то собиралась отказаться. Нет, она просыпалась от своих несбывшихся надежд, связанных с Антуаном, и погружалась в полный кошмар. Она потеряла любовь и скоро потеряет работу…

Эма была удивлена, не найдя в ее компьютере ничего личного. Шарлоттина частная жизнь была окутана тайной. Это должно было насторожить их.

А дальше все объяснялось эффектом аккумуляции. Она беременна от женатого мужчины, друга детства, а он бросил ее. Она должна со дня на день выйти замуж за человека, которого не любит. А на работе ей поручено дело, последствия которого, как она подозревала, могут быть более чем серьезными. Она хотела написать статью, разоблачить побочные эффекты досье “Да Винчи”. Ей пришлось выдержать серьезное давление со стороны руководства, заставившего ее замолчать. (Антуан добавил: “Мне кажется, они собирались ее уволить… Она присылала мне десятки сообщений в день, писала, что не может больше существовать в паутине лжи”.)

Теперь пазл идеально сложился, и, глядя на окончательно раздавленного брата, с опущенными плечами, осунувшимся лицом, отчаянием в глазах, Фред не знал, что сказать. Он понимал, что Антуан надеется услышать “это не страшно, ты ни при чем”, но произнести эти слова не мог. У Фреда не было ни права, ни желания отпускать ему грехи. Он ограничился тем, что положил Антуану руку на плечо и сказал:

– Мне тебя очень жаль… правда.

И это было искренне. Ему действительно было очень жаль, что случилась такая хрень, и он ни за что на свете не согласился бы оказаться на месте Антуана. Но больше ничего он добавить не сумел, потому что все фразы, приходившие на ум, были слишком жестокими. Он достал деньги, положил на стол, бросил последний взгляд на Антуана, обхватившего голову руками, и сказал ему:

– Увидимся в воскресенье у родителей… Не думай больше об этом.

Но как ему удастся не думать?

Несколько дней подряд Фред спрашивал себя, должен ли он все выложить Эме, но в конце концов решил, что не надо. Он не хотел, чтобы эта история запачкала ее. К тому же, раз Шарлотта ни с кем не поделилась, значит, она что-то имела в виду. Он, конечно, в конце концов это сделает, но когда-нибудь потом, гораздо позже. Когда страсти улягутся. Однако ему необходимо было с кем-то поделиться, с кем-то не самым близким, передать эту тайну в чьи-то руки, чтобы она не задушила его, и Фред все рассказал Габриэль, которая обняла его и поплакала вместе с ним.

Фред остановился в нескольких метрах от дома. В освещенных окнах мелькали силуэты Стерв. Пусть они якобы не вполне нормальные, Фред свой лагерь выбрал. Даже если воспоминание о встрече с Антуаном было невыносимо болезненным, в нем просматривался и такой аспект, как “поучительный жизненный урок”. Ему пришлось наблюдать за тем, как лак Антуановой успешности растрескивается, обнажая его жуткую слабость, и это зрелище произвело на Фреда неизгладимое впечатление. Он видел перед собой сломленного человека. Человека, уже несколько месяцев молча переживающего муки ада. И сразу все нашло объяснение. Его взрывные реакции. Ярость. Злость. Начиная с раздражения при виде плачущей на похоронах Эмы и вплоть до грубой жестокости в ответ на начатое ими расследование. Он страдал не только от боли, но и от страха, что “это” станет известно. И что заодно вскроется его мелкий грешок – использование инсайда. Потому что романтические отношения не помешали ему употребить к собственной выгоде информацию, которой с ним поделилась Шарлотта, и хорошо поживиться… Несмотря ни на что, Фред любил брата, но твердо знал, что не хочет прийти к тому же, не хочет, чтобы его тоже терзали недомолвки, боль, секреты, утаенные чувства. Нет, убитые чувства. С этой девушкой он не допустит такой ошибки.

Войдя в дом, он увидел Габриэль, лениво растянувшуюся на диване. Она подняла голову от своих нескончаемых вишлистов и улыбнулась ему. Фред закрыл дверь и похлопал ладонями, чтобы согреться. Сняв куртку, он присел на диванный валик и заглянул в список, лежавший на коленях у Габриэль.

– Твоя морская вылазка удалась?

– Да. Я взбодрился. А ты как? Справилась наконец-то со схемой рассадки гостей?

Она не успела ответить, потому что раздался крик, заставивший их вздрогнуть. Примчалась Алиса и ущипнула его за щеку.

– Небось продрог как собака, и всё ради удовольствия увидеть три волны, плеснувшие на гальку.

Он уже открыл рот, собираясь ответить, и тут почуял странный запах.

– Как-то непонятно пахнет, да?

Алиса и Габриэль обменялись многозначительными взглядами.

– В чем дело?

– Это Эма.

– Она решила приготовить нам на ужин баранью ногу.

– А-а-а…

– Вот-вот. Но похоже, ей это доставляет удовольствие.

Ровно в ту же минуту в комнату вошла Эма с телефоном, прижатым к уху, и с сигаретой в зубах. Она явно искала взглядом пепельницу. Фред схватил ее с кофейного столика и подал Эме. Она поблагодарила, подмигнув, и продолжила разговор с невидимым собеседником.

– Да, они хотят встретиться со мной на следующей неделе. Да, я знаю, что это хороший знак. Вероятно, хотят что-то предложить. Но положение фрилансера, честно говоря, меня вполне устраивает. Ладно… посмотрим. О’кей, вынуждена оставить тебя, мне нужно вернуться на кухню, чтобы приготовить детишкам еду. Да, я тоже… да…

Алиса ухватила ее за руку, не давая отключить телефон, и заорала в трубку:

– Блестер! Спасайся, беги! Она спятила, готовит баранью ногу!

Эма умирала от хохота, и у нее не было сил отцепиться от Алисы.

– Перестань, Стерва! Кончится тем, что он тебе поверит!

Когда она наконец разъединилась, то передала всем, что Блестер их целует.

– Ну и?.. Вы водку налили? Бьете тут баклуши…

Они все вместе выпили “за свадьбу Габриэль, за нас, за Хартию”, и Фред перестал мучиться вопросом, приняли ли его Стервы. Он даже не очень радовался знакам особого отношения. Он знал, что теперь их четверо и сомневаться в этом не приходится.

В конце ужина Алиса наклонилась к нему и прошептала:

– Ага, теперь я точно знаю, что не люблю баранину.

Пришлось прождать еще несколько часов, пока Габриэль и Эма отправятся спать и после короткого молчания Алиса скажет:

– Не знаю, что у нас с тобой, но сначала я должна тебе кое в чем признаться.

Бонни “Принц” Билли – I See a Darkness

Отис Реддинг – (Sittin’ on) the Dock of the Bay