Утром мы с бабушкой Кэтрин нарядились в выходные платья. Расчесав волосы, я завязала их пунцовой лентой, и мы отправились в церковь. Бабушка несла свой неизменный подарок отцу Рашу – коробку домашнего печенья. Утро было ясное, легкие перистые облака лениво скользили по бирюзовому небу. Я глубоко вдыхала теплый воздух, приправленный солеными дуновениями бриза с Мексиканского залива. В такие утра я всегда чувствовала себя бодрой, полной жизни и особенно остро ощущала красоту природы.

Когда я спускалась по ступенькам галереи, в ветвях мелькнула красная спинка кардинала, прилетевшего к своему уютному гнездышку. По дороге я любовалась цветущими в канавах лютиками и белоснежными россыпями крошечных нежных цветочков, называемых «кружева королевы Анны».

Даже на запасы пищи, сделанные сорокопутом, я смотрела без отвращения. Эта птица, которую еще называют птицей-мясником, развешивает свою добычу, ящериц и небольших змей, сушиться на ветвях деревьев. Дедушка Джек рассказывал мне, что этими припасами она питается зимой.

– Мясники – единственные птицы, которые не желают жить парами, – говорил дедушка. – Не хотят, чтобы жены пилили их с утра до вечера. Умные пичуги, ничего не скажешь, – изрекал он, сплевывал жеваный табак и отхлебывал виски из горлышка бутылки.

Откуда у дедушки эта горечь, вновь спрашивала я себя? Но в такое чудное утро мне не хотелось долго ломать голову над неприятными вопросами. К тому же впереди уже сиял высокий шпиль церкви, увенчанный крестом. Более полутора веков назад каджуны, поселившиеся в бухте, с любовью возвели этот каменный храм. Всякий раз, входя под своды церкви, я ощущала себя наследницей предшествующих поколений.

Чем ближе мы подходили к храму, тем больше напрягалась бабушка Кэтрин, она особенно гордо вы прямила спину. На небольшой круглой площади перед входом в церковь стояли, оживленно разговаривая, несколько человек, судя по виду весьма состоятельных. Все они внезапно смолкли и уставились в нашу сторону с откровенным неодобрением. Под их взглядами бабушка Кэтрин еще выше вскинула голову.

– Уверена, они чешут языками о вчерашних подвигах твоего дедушки, – едва слышно пробормотала она. – Но я считаю, что его сумасбродства не имеют ко мне ровным счетом никакого отношения.

С гордым выражением лица, красноречиво говорившим, что она намерена защитить свою репутацию от любых происков, бабушка Кэтрин направилась к церковным дверям. Люди у входа потянулись внутрь – служба должна была вот-вот начаться. В толпе я заметила родителей Пола, Октавиуса и Глэдис Тейт. Миссис Тейт бросила в мою сторону взгляд такой тяжелый, что мне показалось, в меня угодил камень. Пол, болтавший со своими школьными приятелями, увидел меня и просиял улыбкой, но тут же, заметив властный взор матери, поспешил вслед за ней, отцом и сестрами.

Подобно другим богатым каджунским семьям, Тейты сидели на передних скамьях, так что до начала мессы у нас с Полом не было возможности перекинуться даже словом. После службы бабушка подошла к отцу Рашу, высокому, худощавому священнику, и вручила ему свой презент. Он поблагодарил ее с застенчивой улыбкой.

– Слышал, миссис Лэндри, недавно вам вновь пришлось поработать, – произнес он с легкой укоризной в голосе. – На днях вы опять разбирались с какими-то духами.

– Я сделала то, что требовалось, – сурово отрезала бабушка и, поджав губы, взглянула священнику прямо в глаза.

– Все, что от нас требуется, – не смешивать веру и молитву с темными суевериями, – изрек отец Раш и добавил с улыбкой: – Но мы должны помогать Церкви в борьбе с дьяволом, и я никогда не отвергну помощь, идущую от чистого сердца.

– Рада слышать, святой отец.

Отец Раш рассмеялся и тут же переключил внимание на Тейтов и прочих состоятельных прихожан, постоянно делающих церкви щедрые пожертвования. Пока родители Пола разговаривали со священником, он подошел к нам. В темно-синем костюме, с тщательно зачесанными назад волосами, он выглядел таким красивым и взрослым, что произвел впечатление даже на бабушку Кэтрин.

– В какое время сегодня можно будет прийти к вам, миссис Лэндри? – спросил он у бабушки.

Та метнула взгляд в сторону его родителей.

– Приходи в шесть, – сказала она и направилась к своим приятельницам, болтавшим поодаль.

Пол выждал, когда она отойдет на безопасное рас стояние, и вполголоса сообщил:

– Сегодня только и разговоров что о твоем деде.

– Мы уже догадались. Твои родители знают, что ты помог мне отвезти его домой?

Пол промолчал, но я все поняла по его лицу.

– Прости, что навлекла на тебя неприятности, – вздохнула я.

– Ерунда, – махнул он рукой. – Я им все объяснил, – добавил он с жизнерадостной улыбкой.

В отличие от меня, Пол был неисправимым оптимистом, не склонным к сомнениям, подозрениям и терзаниям.

– Пол! – раздался голос его матери.

На лице ее застыло неодобрительное выражение, рот казался косой ножевой прорезью, а вытянутые к вискам глаза напоминали кошачьи. Держалась она прямо и напряженно.

– Иду! – откликнулся Пол.

Мать его склонилась и прошептала что-то на ухо отцу, тот повернулся и взглянул на меня.

Внешне Пол походил на отца – высокого, представительного, холеного, всегда элегантно одетого. От отца Пол унаследовал красиво очерченный рот, крепкий подбородок и идеально прямой нос.

– Нам пора! – объявила миссис Тейт.

– Я должен идти. Сегодня к нам на ланч придут родственники. Увидимся! – пообещал Пол и поспешил вслед за родителями.

Я подошла к бабушке, которая как раз приглашала миссис Ливадис и миссис Тибодо к нам на кофе с черничным пирогом. Зная, как медленно ходят почтенные дамы, я поспешила вперед, чтобы сварить кофе. Подбегая к домику, увидела на пристани дедушку, который привязывал свою пирогу к корме моторки.

– Доброе утро! – крикнула я.

Он медленно поднял голову. Глаза его были полуприкрыты распухшими веками, волосы спутанными прядями падали на воротник. Я вспомнила про барабаны, которые, по предположению Пола, должны были стучать в несчастной дедушкиной голове. Вид у него действительно был измученный и сердитый. Дедушка не дал себе труда переодеться, и запах дешевого виски, выпитого вчера, окружал его как облако. Бабушка Кэтрин всегда говорила – если дедушка упадет в болото, ему это пойдет только на пользу.

«По крайней мере, хорошенько выкупается!» – объясняла она.

– Это ты вчера вечером отвезла меня домой? – угрюмо спросил дедушка.

– Да, дедушка. Мне помог Пол.

– Пол? Какой еще Пол?

– Пол Тейт.

– А, сынок богатея! – проворчал дедушка. – Эти консервные фабриканты ничуть не лучше проклятых нефтяников. Так же губят болота, ради своих здоровенных лодок расширяют проходы. Ни к чему тебе валандаться с парнями из подобных семей. От таких девчонок, как ты, им нужно только одно.

– Пол очень хороший, – обиженно возразила я.

В ответ дедушка пробурчал что-то нечленораздельное и вновь занялся узлом.

– Ты была в церкви? – спросил он, не глядя на меня.

– Да.

Дедушка бросил взгляд в сторону дороги:

– Твоя бабушка наверняка болтает с какими-нибудь старыми перечницами. Они и в церковь ходят, чтобы посплетничать.

– Служба была замечательная. Почему ты никогда не бываешь в церкви, дедушка?

– Вот моя церковь! – заявил дедушка и махнул рукой в сторону болот. – Обхожусь без священников, и никто не стращает меня адом и вечными муками.

Он запрыгнул в моторку, явно собираясь отчаливать.

– Дедушка, может, зайдешь в дом, выпьешь кофе? Я сейчас сварю. Бабушка пригласила подруг на черничный пирог и…

– Ну уж нет! Я не желаю, чтобы эти стервятницы на меня налетели! – Дедушка пристально посмотрел на меня, и взгляд его смягчился. – Тебе очень идет это платье, – заметил он. – Ты выросла такой же красавицей, как и твоя мать.

– Спасибо, дедушка.

– Я так понял, ты немножко прибралась в моем логове?

Я молча кивнула.

– Спасибо.

Он потянул за шнур, собираясь завести мотор.

– Дедушка! – набравшись решимости, выпалила я. – Вчера вечером ты говорил во сне. Когда мы привезли тебя домой. Ты сказал, что кто-то был влюблен. И про какие-то деньги.

Он поднял голову и уставился на меня. Взгляд его мгновенно стал непроницаемым.

– А что еще я говорил?

– Больше ничего. Так про что это?

Он пожал плечами:

– Наверное, вспомнил какую-нибудь давнишнюю историю, может, отец или дед мне рассказывали. Ты же знаешь, у нас в роду все были отчаянными игроками, – сообщил он не без гордости. – Страшно представить, сколько денег прошло через руки моих предков! – Сказав это, дедушка взглянул на собственные грязные руки. – И все Лэндри как один пользовались бешеным успехом. Женщины влюблялись как сумасшедшие. Если выстроить всех их любовниц в ряд, хватило бы до Нового Орлеана.

– Поэтому ты тоже спускаешь все деньги в карты? Бабушка говорит, дело в крови Лэндри.

– Что ж, она права. Только я не такой удачливый, как мои предки.

Дедушка расплылся в улыбке, обнажив щербатый рот. Он сам вырывал себе гнилые зубы, когда боль становилась нестерпимой.

– Мой прадедушка, Джиб Лэндри, играл наверняка, – сообщил он. – Понимаешь, что это значит? Он никогда не проигрывал, потому что играл краплеными картами. – Дедушка рассмеялся. – У него было прозвище Непобедимый. Да, обыграть его не удавалось никому.

– А что с ним случилось потом?

– Его застрелили на пароходе «Дельта квин». Сама понимаешь, жизнь игрока – сплошной риск. А человека, который опасности не боится, можно назвать игроком, даже если он никогда не брал в руки карт.

Дедушка вновь потянул за шнур. Мотор несколько раз фыркнул, но не заработал.

– Когда-нибудь я выберу время и расскажу тебе побольше о нашем семействе, о твоих предках, – пообещал он. – Ты должна о них знать.

Дедушка в очередной раз дернул за шнур, и мотор наконец заурчал.

– У меня дела, – бросил дедушка. – Нужно ловить устриц.

– Я бы хотела, чтоб ты пришел к нам сегодня обедать и познакомился с Полом!

«Мне бы хотелось, чтобы мы жили под одной крышей, как положено нормальной семье», – мысленно добавила я.

– Что значит – познакомился с Полом? – удивился дедушка. – Твоя бабушка что, пригласила его обедать?

В голосе звучало явное недоверие.

– Я его пригласила. А бабушка сказала, что не возражает.

Он удивленно смотрел на меня некоторое время, потом вернулся к мотору.

– Извини, у меня нет времени на светскую жизнь. Поеду.

На дороге появилась бабушка Кэтрин в окружении подруг. Дедушка бросил взгляд в их сторону и поспешно отвернулся.

– Дедушка! – крикнула я.

Но лодка уже отошла от пристани и быстро заскользила по поверхности мелкого соленого озера, переходящего в болото. Дедушка ни разу не оглянулся. Через несколько минут лодка скрылась из виду. Лишь шум мотора, доносившийся до меня, говорил о том, что лодка несется по каналу.

– Зачем он явился? – спросила бабушка Кэтрин, подходя ко мне.

– Забрать моторку.

Бабушка посмотрела в ту сторону, где исчезла лодка. Глаза ее были зловеще прищурены, словно она мысленно просила болота поглотить дедушку навеки. Лишь когда шум мотора затих вдали, бабушка Кэтрин вернулась к своим подружкам. Они вошли в дом, возобновив перерванный разговор, а я осталась на берегу. Когда-то эти два человека любили друг друга, были женаты, имели дочь. Какая же причина сумела их разлучить? Почему они стали видеть друг в друге изъяны, которых не замечали раньше? Неужели любовь – или то, что человек считает любовью, – делает его слепым?

Позднее, когда бабушкины подруги ушли, мы принялись за приготовление воскресного обеда. Мне хотелось поговорить о дедушке Джеке, но я не отваживалась, потому что знала по опыту: мои расспросы приводят бабушку Кэтрин в скверное расположение духа. Учитывая грядущий визит Пола, рисковать мне не хотелось.

– Ничего особенного готовить не будем, – сказала бабушка. – Надеюсь, ты не рассчитываешь поразить ухажера роскошным столом.

– Нет, конечно, Полу это не нужно. По нему ведь никак не скажешь, что он из богатой семьи. Он совсем не похож на свою мать или сестер. Каждый в нашей школе скажет, что они задирают нос. А Пол ничуть.

– Может, так и есть. Но мы живем совсем иначе, чем Тейты. И разница в вашем положении обязательно скажется. Ты должна быть к этому готова. И не надо воображать, что твой Пол – предел совершенства. Иначе горько разочаруешься. Такова уж человеческая природа. Чем выше пьедестал, на который мы возводим человека, тем стремительнее он с него падает.

– Никуда Пол не упадет, бабушка! – заявила я с такой непоколебимой уверенностью, что в бабушкином взгляде вспыхнула тревога.

– Ты ведь не глупая девочка, верно, Руби?

– Надеюсь, бабушка!

– Тогда не забывай, что случилось с твоей матерью!

Выражение бабушкиного лица было суровым и не предвещало ничего хорошего. Я даже испугалась, что наш званый обед пройдет в угрюмой и напряженной обстановке. Однако кухонные хлопоты отвлекли бабушку от тревожных размышлений. Несмотря на свое намерение приготовить самый заурядный обед, она все же решила блеснуть кулинарным мастерством. Стряпать она любила больше всего на свете, особенно для тех, кто мог оценить ее искусство. Мы взялись за одно из самых вкусных каджунских блюд: джамбалайю. Бабушка объявила, что на десерт будет торт с заварным кремом.

– Мама тоже хорошо готовила, да, бабушка? – спросила я.

– Очень, – ответила она, улыбнувшись воспоминаниям. – Когда дело касалось стряпни, ей не надо было ничего растолковывать. Габриелле еще девяти лет не было, а она уже варила гумбо. А в двенадцать готовила такую вкусную джамбалайю, что с ней никто не мог соперничать. Тогда дедушка Джек еще не утратил человеческого облика. Он брал Габриеллу на болота, показывал, что там есть съестного. Она все схватывала на лету. Знаешь, как про нас говорят: каджуны едят всех, кто не ест их.

Бабушка рассмеялась и принялась мурлыкать любимую мелодию. По воскресеньям мы делали в доме большую уборку. Это воскресенье было к тому же особенным, и я взялась за дело с особым рвением: вымыла до блеска все окна, надраила полы так, что они засверкали, и протерла всю мебель, не оставив нигде ни пылинки.

– Можно подумать, сегодня вечером к нам пожалует король французский, – подтрунивала надо мной бабушка. – Руби, прошу, не пускай пыль в глаза этому мальчишке. До добра это не доведет.

– Я не собираюсь никому пускать пыль в глаза, бабушка, – возмущалась я. – Еще не хватало!

Но в глубине души я, конечно, рассчитывала про извести впечатление на Пола. Может, он даже расскажет родителям, какие мы с бабушкой замечательные хозяйки, и они поймут, что зря противились нашей дружбе.

К концу дня наш маленький домик сверкал чистотой и полнился соблазнительными ароматами. По мере того как стрелки часов приближались к шести, мое волнение возрастало. Я надеялась, что Пол придет пораньше, и где-то за час до назначенного времени устроилась на галерее, высматривая, не появится ли он. Стол был накрыт. Я надела свое лучшее платье, сшитое бабушкой, – белое с широкой кружевной каймой, кружевной вставкой на груди, кружевными рукавами-фонариками до локтя и шелковым голубым поясом.

– Удачный фасон мы выбрали! – заметила бабушка, оглядев меня с головы до пят. – Благодаря этой вставке грудь у тебя как у взрослой. Ну-ка, повернись! – Она расправила складки на моей юбке. – Надо признать, Руби, ты превращаешься в настоящую красавицу. Ты даже красивее, чем была твоя мать в эти годы.

– Хотела бы я в твоем возрасте быть такой же красивой, как ты сейчас, бабушка!

– Вот уж придумала! Да такой старой карге только птиц на болоте распугивать! – рассмеялась бабушка, но я видела, что слова мои ей приятны.

Когда часы пробили шесть, я вся извелась от ожидания. Напрасно я напрягала слух, пытаясь уловить треск мопеда. Вокруг стояла тишина. Бабушка тоже вышла на галерею и бросила взгляд в сторону дороги. Потом сочувственно посмотрела на меня и вернулась на кухню – завершить последние приготовления. Сердце мое сжималось от беспокойства. Ветер крепчал, раскачивая верхушки деревьев. Где же он?

К семи часам я не знала, что и думать. По лицу бабушки, вновь вышедшей на галерею, я поняла: она считает дальнейшее ожидание бессмысленным.

– Пол никогда не опаздывает! – сказала я. – Надеюсь, с ним ничего не случилось.

Бабушка Кэтрин не ответила, да в этом и не было необходимости – взгляд ее говорил яснее слов.

– Идем в дом, Руби. Будем обедать. Не пропадать же нашей стряпне.

– Бабушка, давай подождем! – взмолилась я. – Он обязательно придет. Просто его что-то задержало.

Бабушка кивнула и ушла в дом, но еще через четверть часа вновь появилась в дверях:

– Мы не можем ждать его до утра.

Я встала и побрела в дом. Есть мне не хотелось совершенно. Бабушка молча подала на стол и села напротив меня.

– Джамбалайя сегодня удалась как никогда, – сказала она и добавила: – Хотя мне и приходится самой хвалить себя.

– О, все замечательно, бабушка. Просто у меня нет аппетита. Я… я так волнуюсь из-за Пола…

– Ну, волноваться ты можешь и на сытый желудок, – усмехнулась бабушка.

Сделав над собой усилие, я взялась за еду. Надо признать, торт с заварным кремом был так хорош, что я, несмотря на все свое уныние, уплела несколько кусков. После обеда мы с бабушкой вымыли посуду и я вернулась на галерею. Какая же причина вынудила Пола отказаться от вечера, который мог стать таким прекрасным?

Прошел еще почти час, прежде чем я услышала треск приближающегося мопеда. Пол мчался по дороге на максимальной скорости. Соскочив с мопеда, он бросился к дому.

Я вскочила со своего места:

– Что произошло?

– Руби, я так виноват перед тобой. Мои родители… В общем, мне запретили идти к вам. Я отказался обедать с ними, и отец запер меня. Хорошо, что мне удалось вылезти в окно и приехать. Надо извиниться перед твоей бабушкой.

Я сбежала по ступенькам галереи:

– Но почему тебя не пускали к нам? Из-за дедушки? Из-за его вчерашней выходки?

– Да… и не только. Они жутко разозлились, но мне наплевать! – Он сжал мою руку.

– Бабушка говорила, что так и будет, – кивнула я.

– У них ничего не выйдет! Им не удастся нас разлучить. Они просто не имеют права. Они… И я…

– Пол, это твои родители, – сказала я сухо. – И тебе придется их слушаться. Так что возвращайся домой.

Казалось, что сердце мое превратилось в ком болотной глины. Все вокруг потускнело, словно нашу бухту накрыла темным покрывалом сама неумолимая Судьба. Она не жалует влюбленных и не знает к ним снисхождения, это часто повторяла бабушка Кэтрин.

Пол покачал головой. Ничего не осталось в нем от взрослого парня – сейчас он казался мне беспомощным и беззащитным, как семилетний ребенок.

– Не позволю нас разлучить, – упрямо повторил он. – Я знаю, что всем им обязан, но пусть забирают то, что дали. Не буду жить по их указке.

– Если ты будешь противиться родителям, они лишь возненавидят меня еще сильнее, – прошептала я.

– Ну и плевать! Мы будем вместе, а это главное. Пожалуйста, Руби, скажи, ведь я прав? – взмолился он, сжимая мою руку еще крепче.

– Ты прав, Пол, – вздохнула я. – Но я боюсь.

– Не бойся! – воскликнул он и коснулся губами моей макушки. – Я никому не дам тебя в обиду.

Я смотрела в его огромные задумчивые глаза. То, что творилось у меня на душе, трудно было объяснить словами. Я беспокоилась не за себя, а за него. Человек, бросивший вызов судьбе, навлекает несчастье на тех, кого любит. Так учила меня бабушка Кэтрин. Бороться с судьбой – все равно что пытаться удержать волну, говорила она.

– Ты мне веришь? – настаивал Пол. – Веришь?

В ответ я лишь тяжело вздохнула.

– Решено, – заявил он. – Пойду извинюсь перед твоей бабушкой.

Я осталась сидеть на ступеньках. Через несколько минут Пол вернулся.

– Похоже, я пропустил настоящий пир! А все из-за них! – воскликнул он, бросив в сторону дороги взгляд, почти столь же горький, как у дедушки Джека.

Я молчала. Мысль о том, что из-за меня Пол возненавидит своих родителей, казалась мне невыносимой. Ведь это такое счастье – иметь семью, отца и мать, дом. Он должен бы дорожить этим. Разве можно рисковать семейным согласием из-за какой-то девчонки вроде меня?

– Мои предки совсем спятили! – не унимался Пол.

– Они беспокоятся о тебе, – вздохнула я. – Хотят, чтобы тебе было хорошо. Думают, как будет лучше для тебя.

– Руби, самое лучшее для меня – быть с тобой! – выпалил он. – И моим родителям придется это понять. – В глазах его сверкала решимость. – Ладно, поеду домой. Еще раз прости, что испортил вам вечер.

– Хватит об этом, Пол, – махнула я рукой, поднимаясь со ступеньки.

Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Почему все-таки родители Пола так решительно настроены против наших встреч? Неужели боятся, что дурная кровь Лэндри, текущая в моих жилах, испортит жизнь их сыну? Или считают, что ему следует водить компанию только с девушками из состоятельных семей?

Пол взял меня за руку:

– Клянусь, я не позволю им причинить тебе боль!

– Пожалуйста, Пол, не ссорься из-за меня с родителями, – взмолилась я.

– Я с ними не ссорюсь, это они ссорятся со мной, – возразил Пол. – Спокойной ночи!

Он наклонился, быстро коснулся губами моих губ, подбежал к валявшемуся на земле мопеду, вскочил на него и тут же исчез в темноте. Поднявшись на галерею, я встретила пристальный взгляд бабушки Кэтрин.

– Он славный мальчик, – сказала она, стоя в дверях. – Но каджунского парня нельзя разлучать с родителями. Иначе сердце у него разорвется. Помни об этом, Руби. И о том, что некоторым вещам не суждено сбыться, тоже помни.

Бабушка скрылась в доме. Слезы струились у меня по лицу. Впервые я поняла, почему дедушка Джек предпочитает жить на болотах, вдали от людей.

И все же, вопреки всему, я надеялась, что в следующую субботу мы с Полом отправимся танцевать файс-додо. Несколько раз я пробовала заговорить об этом с бабушкой, но она уклончиво отвечала:

– Посмотрим!

В пятницу вечером я решила добиться более внятного ответа.

– Бабушка, скажи наконец, отпускаешь ты меня или нет. А то Пол не знает, заходить ему за мной завтра или нет. Нечестно так с ним поступать.

Бабушка терпеть не могла подобных выражений в духе дедушки Джека. Но я так извелась, что была готова на любую дерзость.

– Руби, я хочу лишь уберечь тебя от разочарований, – сказала она. – Родители этого парня против ваших встреч. Если он ослушается, они придут в ярость. И обвинять во всем будут меня.

– Почему, бабушка? Ты-то здесь при чем?

– Так или иначе, они сочтут меня главной виновницей. И не только они, но и все прочие. – Бабушка помолчала. – Ладно. Миссис Бордо тоже собиралась в танцевальный зал – посмотреть на молодых. Пойдем все вместе. Кстати, я давно уж не слыхала хорошей каджунской музыки.

– Бабушка, но я же не ребенок! – простонала я. – Мне пятнадцать лет. В таком возрасте на танцы ходят с парнями! Многие девушки давно уже встречаются с молодыми людьми!

– Конечно, ты не ребенок, Руби, но…

– Но ты относишься ко мне именно так!

Я разразилась слезами, бросилась в свою комнату и растянулась на кровати, уткнувшись лицом в подушку.

Может, главная проблема в том, что я живу с бабушкой-знахаркой, которая видит злых духов в каждом темном углу и изгоняет их при помощи заклинаний, свечей и тотемов? Наверняка это именно так. Поэтому родители Пола считают нас чокнутой семейкой и не желают, чтобы сын связывался со мной.

И зачем только мама умерла, а отец бросил меня? На всем белом свете у меня только дедушка, который живет посреди болот, словно дикий зверь, и бабушка, которая считает меня неразумной дитятей. Сердце мое разрывалось от обиды и жалости к себе. С парнями встречаются, сколько им угодно, даже совсем несимпатичные девчонки. А я должна курам на смех тащиться на танцы с бабушкой! Никогда прежде я не ощущала столь сильного желания убежать отсюда куда глаза глядят.

Лестница заскрипела под ногами бабушки Кэтрин. Шаги ее казались тяжелее, чем обычно. Она тихонько постучала и приоткрыла дверь. Я по-прежнему лежала, уткнувшись в подушку.

– Руби, не сердись, – донесся до меня голос бабушки. – Я просто пытаюсь тебя защитить.

– Не надо меня защищать! – возмутилась я. – Я сама могу о себе позаботиться! Пойми, наконец, я не ребенок!

– Взрослые тоже нуждаются в защите, – со вздохом пояснила бабушка. – Матери стараются защищать и оберегать даже сильных мужчин.

– Но у меня матери нет! – выкрикнула я и тут же пожалела о своих словах.

Бабушка понурила плечи, опечалилась. Внезапно она показалась мне глубокой старухой.

– Я знаю, детка, – пробормотала она. – Потому я и трясусь над тобой. Конечно, заменить тебе мать я не в силах. Но кое-что сделать могу… Этого мало, спору нет… но…

Я поспешно начала оправдываться:

– Бабушка, я вовсе не хотела сказать, что ты мало делаешь для меня! Прости, это было грубо! Но мне ужасно хочется пойти на танцы с Полом. Хочется чувствовать себя взрослой девушкой. Разве тебе этого не хотелось в моем возрасте?

Бабушка вперила в меня долгий взгляд.

– Будь по-твоему, – сказала она наконец. – Если Пол зайдет, отправляйтесь танцевать. Но потом сразу домой, поняла?

– Конечно, бабушка. Конечно. Спасибо!

Бабушка покачала головой.

– В юности трудно смириться с неизбежным, – вздохнув, произнесла она. – В юности человек готов вступить с судьбой в схватку. Но она редко заканчивается победой, гораздо чаще – поражением. Люди, которые бросаются в бой очертя голову, становятся жертвами судьбы. Судьба беспощадна к упрямым и безрассудным. Запомни это, Руби.

– Что значит – стать жертвой судьбы? – пожала я плечами.

– Со временем поймешь, – изрекла бабушка многозначительно. – Непременно поймешь.

Она вновь вздохнула и двинулась к дверям:

– Пойду выглажу тебе платье!

– Спасибо, бабушка. – Я вытерла слезы и улыбнулась. – Но я и сама могу погладить.

– Ничего. Мне надо чем-нибудь заняться.

Бабушка вышла из комнаты, по-прежнему понурив голову.

Всю субботу я провозилась с собственными волосами, решая, какая прическа идет мне больше всего. Может, стоит распустить волосы? Или завязать их в хвост яркой лентой? А может, собрать во французский пучок на затылке? Измучившись от сомнений, я обратилась за советом к бабушке Кэтрин.

– У тебя такое милое личико, – сказала она, – зачеши волосы гладко, чтобы его открыть. Тебе так очень идет. Можешь не сомневаться, поклонников у тебя будет множество, – добавила она, как мне показалось, скорее для собственного успокоения. – Так что не спеши отдавать свое сердце. Обещаешь?

– Обещаю, – закивала я. – Бабушка, ты хорошо себя чувствуешь? Вид у тебя очень усталый.

– У меня побаливает спина, это давнишняя история, да сердце время от времени бьется слишком уж часто, – призналась бабушка Кэтрин. – Ничего страшного.

– Боюсь, ты слишком много работаешь, – посетовала я. – Жаль, что дедушка Джек не помогает нам, а пропивает и спускает все свои деньги в карты.

– Он и себе-то помочь не может, не только нам, – возразила бабушка. – И мне не нужна его помощь, его грязные деньги.

– Чем же он хуже прочих охотников, промышляющих на болотах? Почему его деньги грязные?

– Потому, – отрезала бабушка. – Хватит об этом. От этих разговоров сердце у меня начинает стучать, как барабан на параде.

Опасаясь за бабушку, я проглотила невысказанные вопросы и занялась своим нарядом и туфлями. Погода стояла переменчивая, сильный ветер то и дело приносил дождевые тучи, и поэтому Пол решил воспользоваться родительской машиной. Он сообщил, что отец разрешил это, однако мне показалось, что о чем-то Пол умалчивает. Приставать к нему с расспросами я не стала. Услышав шорох колес, я бросилась к дверям.

Бабушка встала за моей спиной.

– Это он! – крикнула я.

– Следи, чтоб кавалер не гнал как сумасшедший! И сразу после танцев – домой! – напомнила бабушка.

Пол взбежал на галерею. Снова начался дождь, и он открыл для меня зонтик.

– Ох, Руби, какая ты сегодня красивая! – воскликнул он и, увидев бабушку за моей спиной, приветствовал ее: – Добрый вечер, миссис Лэндри.

– Доставишь ее домой в целости и сохранности! – приказала бабушка. – И не задерживайтесь допоздна.

– Да, мэм.

– И машину веди поосторожнее.

– Само собой.

– Бабушка, ну пожалуйста! – взмолилась я.

Бабушка закусила губу, будто пытаясь сдержать рвущиеся наружу слова. Я подбежала к ней и поцеловала в щеку.

– Приятного вечера! – пожелала она.

Мы с Полом, прижавшись друг к другу под зонтиком, поспешили к машине. Оглянувшись, я увидела, что бабушка Кэтрин стоит в дверях и смотрит нам вслед. Она вновь показалась мне старой и к тому же маленькой и хрупкой. Мое взросление как будто делало ее старение более быстрым. Несмотря на радостное возбуждение, превратившее ненастный вечер в погожий и ясный, я ощутила острый укол печали. Сердце мое болезненно сжалось. Но Пол включил мотор, и все тревожные мысли улетучились. Впереди были только радость и счастье.

Зал для файс-додо находился на другом конце города. Это было просторное помещение, всю меблировку которого составляли длинные скамьи вдоль стен, предназначенные для пожилых людей. В соседней комнате, чуть поменьше, на столах стояли кастрюли с гумбо. Сцены как таковой в зале не было, музыканты – аккордеонист, гитаристы, скрипач и ударник, игравший на треугольнике, – располагались на высоком помосте. Иногда к ним присоединялись певцы.

Здесь собирались люди со всей бухты. Многие семьи приводили детей. Самых маленьких укладывали спать в соседней комнате. Файс-додо начинали танцевать, когда все малыши уже были уложены. Некоторые отцы семейств, пока их жены и дети постарше танцевали тустеп, играли в карты – особой популярностью здесь пользовалась игра, именуемая бурре.

Едва войдя в зал, мы с Полом подняли целую волну возбужденного шепота. Я поймала на себе несколько любопытных взглядов. Всем хотелось знать, неужели Пол Тейт и правда связался с девчонкой из самой что ни на есть бедной семьи? Пол то ли не замечал взглядов и перешептываний, то ли решил игнорировать их. Не теряя времени, мы начали танцевать. Я заметила нескольких своих одноклассниц, пожиравших меня ревнивыми взглядами. Конечно, каждой из них хотелось бы станцевать файс-додо с Полом Тейтом.

Один танец следовал за другим, мы аплодировали в конце каждой песни. Время летело быстро. Мы и не заметили бы, что прошел целый час, если бы не проголодались и не захотели пить. Смеясь и держась за руки, мы отправились в соседнюю комнату освежиться. Ни Пол, ни я не обратили внимания на стайку мальчишек под предводительством Тёрнера Брауни, школьного забияки. Это был семнадцатилетний крепыш с бычьей шеей, копной темно-каштановых волос и грубоватыми чертами лица. Говорили, что семья его ведет свой род от багорщиков, ходивших по Миссисипи задолго до изобретения пароходов. Народ это, как известно, буйный и неотесанный, и представители семейства Брауни унаследовали нрав своих предков. Тёрнер старательно поддерживал репутацию, являясь зачинщиком большинства школьных драк и ввязываясь в те, что вспыхнули без его участия.

– Привет, Тейт, – бросил он, когда мы, налив себе гумбо, присели у стола. – Мамочка знает, что ты сегодня обжимаешься с девкой?

Дружки его разразились хохотом. У Пола вспыхнули щеки. Он медленно поднялся.

– Думаю, Тёрнер, тебе лучше взять свои слова обратно и извиниться, – процедил он.

Тёрнер Брауни издевательски ухмыльнулся:

– А что будет, если я этого не сделаю? Ты пожалуешься папочке?

Друзья его вновь покатились со смеху. Я потянула Пола за рукав. Он разозлился по-настоящему, казалось, сейчас испепелит противника взглядом.

– Пол, не обращай внимания, – лепетала я. – Стоит ли сердиться на такого придурка?

– Заткни пасть! – произнес Тёрнер. – Я, может, и придурок, но хотя бы знаю, кто мой отец.

В следующее мгновение Пол вихрем налетел на обидчика и, хотя тот был намного крупнее, повалил на пол. Приятели Тёрнера с радостным улюлюканьем окружили дерущихся. Тёрнер, явно превосходивший Пола в силе, быстро уложил его на лопатки и взгромоздился ему на живот. Я с ужасом увидела, что щека Пола, по которой соперник заехал кулаком, распухает на глазах. От следующего удара Пол сумел уклониться. Тут подоспели взрослые и растащили бойцов. Пол встал на ноги не без труда. Его нижняя губа была разбита и кровоточила.

– Что здесь происходит? – рявкнул мистер Лафорш, отвечающий за порядок в зале.

– Он на меня набросился, – заявил Тёрнер, указывая на Пола.

– Это не совсем так, – вмешалась я. – Он…

– Довольно! – перебил мистер Лафорш. – Мне наплевать, кто кого первый ударил. Драчунам здесь не место. Так что выметайтесь прочь. Брауни, слышал меня? Убирайся со своей бандой, пока я не посадил вас всех под замок.

Улыбаясь во весь рот, Тёрнер Брауни в сопровождении своей свиты прошествовал к дверям. Я намочила салфетку и осторожно промокнула раненую губу.

– Прости, – сказал он. – Я вышел из себя.

– Не надо было связываться. Он же такой здоровенный.

– Наплевать! – отрезал Пол. – Я не позволю, чтобы он говорил гадости о тебе.

Я только вздохнула, глядя на его алеющую и рас пухшую щеку. Все ведь шло так замечательно! Почему всегда найдется мерзавец, который все испортит?

– Идем, – сказала я.

– Мы можем еще потанцевать.

– Где уж там! Надо позаботиться о твоих синяках и ушибах. Бабушка Кэтрин наверняка знает средство, которое поможет.

– Она рассердится, узнав, что я ввязался в драку, когда ты была рядом, – предположил Пол. – Чертов Брауни!

– Она не рассердится, – пообещала я. – Наоборот, будет гордиться, что ты встал на мою защиту.

– Думаешь?

– Правда! – заверила я, хотя и не могла себе представить бабушкину реакцию. – А вот твои родители вряд ли будут в восторге. Поэтому с лицом надо что-то сделать.

Пол кивнул и рассмеялся:

– Я выгляжу ужасно, да?

– Как человек, которому удалось выбраться из пасти аллигатора, – улыбнулась я.

Мы расхохотались и вышли прочь. Тёрнера Брауни и его приятелей уже и след простыл. Наверное, лакали где-нибудь пиво и задирали друг друга. Так что все было не так уж плохо. Дождь разошелся вовсю, и Пол постарался подъехать как можно ближе к дому. Прячась под зонтиком, мы поднялись на галерею. Бабушка Кэтрин, сидевшая за шитьем, подняла голову и понимающе кивнула.

– Это все виноват Тёрнер Брауни, бабушка, – начала я. – Он первый…

Бабушка вскинула руку, давая понять, что объяснения излишни. Не говоря ни слова, она направилась к шкафу, где держала свои снадобья. Казалось, она ожидала чего-то в этом роде. Это было так странно, что Пол лишился дара речи.

– Садись! – скомандовала бабушка, указывая ему на стул. – Сначала посмотрим, чем можно тебе помочь. А потом уж расскажете мне, что случилось, – обернулась она ко мне.

Пол уставился на меня широко открытыми глазами и опустился на стул; бабушка принялась творить очередное свое чудо.