– Я должна была остаться с Эмметом! – причитала Джун. – Теперь он здесь совсем один!

Эбигейл шла рядом, обнимая и поддерживая ее и стараясь не отставать от мужчин.

– Понимаю, но разделяться нам нельзя. А если снегопад не прекратится, крыша Изумрудного дома может запросто обрушиться.

Они уже спустились по крутым, извилистым тропинкам на дно каньона, и теперь Лоренс и Куинн прокладывали путь через сугробы, ведя разговоры на общие для двух ученых темы.

Копчик продолжал болеть, но Эбигейл обрела второе дыхание после того, как они прошли мимо своих занесенных снегом палаток и прижавшихся друг к другу лам. Около четырех утра четверка вошла в город-призрак. Лучи фонарей прыгали между темными, сдавленными сугробами домами; некоторые из которых буквально шатались под ветром и могли рухнуть в любую минуту.

До журналистки долетели слова ее отца: «…соблазнительно, но для меня самое важное сейчас вывести отсюда Джун и мою дочь».

Они подходили к северной окраине Абандона, и Эбигейл, прибавив шагу, вклинилась между мужчинами и обратилась к Кендалу:

– Так куда все-таки ты нас ведешь?

– Теперь уже недалеко, – заверил ее тот. – И ты все узнаешь.

На выходе из города Лоренс повернул и повел группу по восточной стороне каньона. Ярдов через сто в свете фонаря из-под снега проступили развалины церкви с железным колоколом и кренящимся под ветром крестом.

Снега здесь навалило почти по колено, а подъем сделался круче, так что поднимались все четверо едва ли не на четвереньках. Фостер совершенно выбилась из сил, но когда девушке показалось, что она не сможет сделать больше ни шагу, отец обернулся и втащил их с Джун на широкий выступ.

Стена каньона поднималась оттуда вертикально вверх и исчезала в темноте. Эбигейл уже открыла рот, чтобы спросить, куда же можно идти дальше, но огляделась и увидела за спиной Куинна вход в шахтный ствол – высотой около семи футов и достаточно широкий, чтобы по нему могли пройти бок о бок несколько человек.

– Как могло получиться, что я этого не видел? – недоумевал Коллинс.

Лоренс указал на окружающие скальные выступы.

– Из-за них тень от туннеля со дна каньона не видна. Сам я наткнулся на него в прошлом году по чистой случайности. Просто повезло.

Затем он повернулся и вошел в шахту.

– А здесь теплее, – заметил Куинн.

– В большинстве шахт в окрестностях Абандона температура круглый год держится на уровне тридцати семи градусов по Фаренгейту. Летом здесь приятная прохлада, – рассказал Кендал.

Эбигейл и Джун последовали за мужчинами.

Ветер стих.

– Как твоя лодыжка? – спросила журналистка у отца. – Болит?

– Не важно! – махнул тот рукой. – Я сейчас на адреналине держусь.

С потолка на капюшон парки девушки упала холодная капля. В воздухе стоял запах сырости.

– Так что это за место? – спросила Фостер.

– Здесь его называли шу-флай. – Голос Лоренса отскочил эхом от каменных стен и унесся, затихая, в глубь горы. – Всего лишь вход в шахту.

Эбигейл посветила вперед, туда, где туннель, похоже, сужался, и футах в тридцати увидела, что лучи всех фонарей сошлись в одном месте – на маленькой железной двери.