Шесть полос света пробивались сквозь опустившийся на каньон туман, и двигались они в направлении руин Абандона. В воздухе держался стальной запах снега, хотя снегопад еще не начался. Ночь выдалась безлунной и облачной. Такой темноты Эбигейл никогда не видела и даже не представляла: их всех как будто заперли в огромном холодном погребе. Она шла между Эмметом и Джун, держась в нескольких шагах позади Лоренса, а в арьергард группы были отправлены оба проводника – с приказом не отставать и не шуметь. Эбигейл взяла с собой магнитофон и как раз записывала рассказы Тозеров, когда Лоренс вдруг сказал:

– Стоп! – Они остановились, и профессор посветил фонариком вперед, в сторону небольшой еловой рощи. – Невероятно! Найти в таком тумане!.. Вот вам то, что осталось от дома Иезекиля и Глории Кёртис.

Обе женщины поспешили в рощу. Одетая в красную лыжную куртку Джун направила фонарик на развалины. В грудах мусора Эбигейл разглядела дровяную печь, какие-то банки и проржавевшие матрасные пружины. Тозер снял крышку с объектива камеры и двинулся вокруг участка.

– Джун, пока Эммет снимает, не могла бы ты рассказать, как вы занялись паранормальной фотографией? – попросила журналистка. – С чего все началось?

Миссис Тозер отвела ее в сторонку от развалин. Выключив налобные фонари, женщины укрылись за расщепленной молнией елью.

– Десять лет назад наш сын, Тайлер, катался на велосипеде, и его сбил фургон. Он умер на месте, прямо на улице, – стала рассказывать Джун, и Эбигейл взяла ее в темноте за руки. – На следующую после похорон ночь мы с Эмметом лежали, обнявшись, в постели и говорили о том, чтобы принять какие-нибудь таблетки. Такую боль невозможно вынести… Так вот, мы лежали, а потом, часа, наверное, в два или три ночи, я вдруг ощутила, как меня накрывает волна покоя, словно мне сделали инъекцию какого-то невероятного лекарства. Воздух сгустился, сделался живым, и я чувствовала, как он обволакивает меня. Только так я и могу это описать. Меня наполнила любовь, сильная, глубокая, безграничная… Я поймала себя на том, что улыбаюсь, и посмотрела на Эммета – он тоже улыбался. Это случилось с нами одновременно, и мы оба знали, что это. К нам пришел Тай. Я ощущала присутствие моего мальчика так же сильно, как твое сейчас, когда ты стоишь рядом, хотя я и не вижу тебя. Он спас нас, Эбигейл.

Немного помолчав, женщина продолжила:

– На следующее утро мы пошли в местную кофейню, и Эммет увидел афишу – слайд-шоу паранормальной фотографии. Мы тогда даже не знали, что такое существует, но после случившегося ночью решили пойти. К сожалению, тот фотограф был обыкновенным мошенником. Я это сразу поняла. Большинство тех, кто называет себя медиумами, страдают галлюцинациями. То, что они показывают, – это либо какие-то неисправности камеры, либо проблемы со вспышкой, либо частички пыли на пленке. Но мы с Эмметом решили купить камеру. И в ту же ночь отсняли четыре катушки инфракрасной пленки – в полной темноте. В углу, над нашей кроватью, было что-то вроде лужицы яркого света, как будто эта энергия смотрела на нас, пока мы спали.

– Ваш сын… – прошептала Эбигейл.

– Мы с Эмметом всегда были художниками, потому и жили в Сан-Франциско. После того случая мы бросили все и полностью посвятили себя паранормальной фотографии. Это нечто особенное – идеальное пересечение искусства, истории и служения.

– Что ты имеешь в виду под служением?

– Видишь ли, в фотографиях паранормальной активности важна не их эстетическая ценность. Есть так называемые страдающие духи, которые, по каким-то причинам, не ушли с Земли после смерти. Важнейшая часть нашей работы – помогать им уйти. Никакого кайфа в этом для нас нет. Это не охота за призраками. Это наше призвание. Если б Тай не умер, мы, возможно, никогда бы не выбрали этот путь. Вот так вот. Разве не прекрасно и не печально, как все сложилось?

Неожиданно Джун вложила в руку Эбигейл маленький пластмассовый цилиндр.

– Что это? – удивилась девушка.

– Эммет отснял это по дороге сюда.

– Он снимал меня?

– Тебя и Лоренса.

– Ну… Спасибо, но, сказать по правде, я не уверена, что хочу этого.

Джун сжала ее руки.

– Делай так, как считаешь нужным.

Эммет закончил съемки участка Кёртиса, и группа двинулась дальше – шесть пар ботинок по сухой осенней траве. Теперь они шли вниз по склону. Эбигейл было немного не по себе: рассказ Джун убедил ее в том, что из-за смерти сына Тозеры немного тронулись рассудком, однако она уже знала, что их история станет эмоциональным ядром ее репортажа.

В туманной дымке стали проступать формы и очертания окружающих построек. Путешественники стояли на заросшей травой улице с ветхими, покосившимися домишками, между которыми в звенящей тишине расползались щупальца тумана.

– Давайте начнем с салуна, – предложил Эммет, и Лоренс, перепрыгнув через пару досок – все, что осталось от пешеходной дорожки, – провел их через улицу и осторожно вошел в дряхлое строение.

– Давненько здесь не бывал, – сказал он, – так что за безопасность не поручусь. Пусть для начала войдут только Тозеры.

Супруги последовали за Кендалом, но уже через минуту Эммет появился в дверном проеме.

– Пожалуйста, выключите фонари, – попросил он. – Нельзя, чтобы туда проникал внешний свет, это повлияет на качество снимков.

Все, кроме самого Тозера, выключили фонари. Оставшись у порога, Эбигейл наблюдала за тем, как супруги обследуют помещение: луч света пробегал по накренившимся стенам и изъеденным жучками половицам, осколкам стекла от разбитых бутылок из-под виски и ржавым консервным банкам… Сосновый бар завалился, пробив заднюю стену, и через дыру, создавая естественную задымленность, в салун вползал туман.

– Можешь войти, – шепнул Лоренс дочери. – Только будь внимательна, смотри под ноги и не подходи к плите. В крыше, если посмотришь вверх, приличных размеров дыра. И дождь, и снег – всё сюда. Удивительно, как эти доски до сих пор не провалились.

Фостер осторожно переступила порог и сразу почувствовала, как пол прогнулся под ее весом. Внутри пахло плесенью, сурками и всем прочим, что приносил сюда из каньона туман. Эммет и Джун стояли вместе у стены напротив пузатой печки, около пианино, у которого не хватало половины клавиш. Оставшиеся потрескались, облупились и напоминали ломаные зубы.

Тозер выключил свой фонарик, и тишину заполнили щелчки фотоаппарата.

Пока он снимал, Эбигейл подошла к его жене и, наклонившись, тихонько спросила:

– А эти духи бывают…

– Злыми? – рассмеялась Джун. – Нас часто об этом спрашивают. За все годы работы нам встретился только один по-настоящему агрессивный дух. Большинство, девяносто девять процентов, растеряны, одиноки и целиком поглощены собственными скорбями. Это даже забавно, потому что после смерти все твои прижизненные проблемы уже ничего не значат.

Журналистка включила магнитофон.

– Расскажи про того, агрессивного.

– Несколько лет назад нас попросили очистить одну церковь около Монтерея. Тамошний дух запирал двери, передвигал мебель и вообще доставлял массу неприятностей. Мы приехали. Встретились с проповедником – этаким ревностным фундаменталистом. Он нам и говорит: «Почувствуете его присутствие и сразу говорите мне, а уж я от него избавлюсь – покажу, как это делается». А я отвечаю: «Так вот же он, прямо здесь». Тогда священник и заявляет: «Властью, данной мне Иисусом Христом, приказываю тебе убраться отсюда!» И тут через всю церковь, прямо в кафедру, летит стул. Священник подхватился – и к двери! Перепугался чуть ли не до смерти. Сбежал – и все кончилось.

– И что, по-вашему, это было? Демон? Вы верите в демонов и ангелов?

– В ангелов – да. В демонов… Даже не знаю. Потом выяснилось, что та церковь была перестроена из приюта. Возможно, дух получил там при жизни какую-то травму… В любом случае церковь ему точно не нравилась.

– А как, по-вашему, он ухитрился бросить стул?

Вместо Джун девушке ответил из дальнего угла Эммет:

– Эти духи, когда умирают, становятся чистым разумом. Знаете, на что мы были бы способны, если б получили доступ к восьмидесяти процентам возможностей нашего мозга?

– Вы имеете в виду телекинез? – уточнила Фостер.

– Верно.

– Должна сказать, что меня удивило, как мало оборудования вы с собой захватили. Я почитала кое-что на эту тему, когда готовилась к экспедиции, и думала, что увижу термальные сканеры и…

– Счетчики Гейгера, ионные детекторы, датчики электромагнитных полей, – усмехнулся Тозер. – Позвольте кое-что вам объяснить. Все это полная чушь. По-настоящему требуются только фотоаппарат и пленка, потому что если ты, входя в комнату, не чувствуешь это нутром, то занимаешься не своим делом и только тратишь понапрасну время.

Эммет включил налобный фонарь, и Эбигейл обнаружила, что Джун успела отойти к одному из окон и смотрит из него на что-то через улицу.

– Лоренс, – прошептала миссис Тозер, – а вон там что случилось? – Остальные подошли к ней, и Джун протянула руку. В темноте путешественники с трудом различили эркерное окно на втором этаже здания напротив. – В той комнате что-то произошло?

– Если что-то и произошло, то мне об этом ничего не известно, – пожал плечами профессор. – Обычная комната, одна из лучших в гостинице. А что?

– Кто-то смотрит на меня из того окна, – сказала женщина.

И хотя Эбигейл понимала, что это все ненастоящее, по спине у нее пробежал холодок.

– Сам я там не был, но попробовать, конечно, можно, – решил Лоренс.