29
Украсть
А в это время три женщины находились в саду. Они молчали, занятые делом. Амели собирала зеленую фасоль, Фанетта удаляла пасынки с помидорных стеблей, а Клара оккупировала уголок клубничной грядки. Наевшись ягод, она уселась в тенечке и принялась рассуждать вслух. Это, однако, забавно… Марсель удивительно переменился в последнее время. Ты не находишь, Амели? Особенно с тех пор, как расстался с инвалидным креслом. Как будто раздумал зачахнуть… И потом, скажи на милость, этот CD… Ну, тот, что он попросил Антуана записать. Ты знаешь, что там? Вот бы послушать… А диктофон? Ты знала, что у него есть цифровой диктофон? Амели стало неловко. Ей пока не хотелось говорить, что она стащила его для Марселя, и она начала что-то мямлить: да нет… я не знаю… Но на самом деле она бы с радостью сказала правду. Ей вовсе не стыдно… Ну, разве что чуть-чуть… Но не настолько… Ведь она уже давно об этом думала… В жизни так многому нужно научиться, и воровать в том числе. То есть не просто воровать, в грубом и примитивном смысле слова. Нет, тут не то. Это все равно что овладеть приемами дзюдо или карате. Соглашаясь пользоваться ими только в чрезвычайных обстоятельствах. По жизненным показаниям. Например, во время войны. Наверняка, многие люди погибли, потому что не умели воровать. Если бы умели, может, и вы жили бы. Амели охватило волнение, на глаза навернулись слезы. Да и не обязательно во время войны. Надо уметь украсть, чтобы накормить детей, если нет другого способа достать еду. Тут уж не до рассуждений о морали. Какая там мораль, ответила бы она, если дети могут умереть с голоду… Амели опять сама себя завела и разнервничалась. Это с ней случалось все чаще и чаще. Наверное, возраст…
Она вдруг резко выпрямилась, с горящими щеками, растрепавшимися волосами и зажатым в руке пучком зеленой фасоли.
— Послушайте, дорогие мои. Я на самом деле думаю, что вам следует научиться воровать…
Под изумленным взором Фанетты она продолжала:
— …я хотела сказать, быть самостоятельными. Ну да, в смысле: ни от кого не зависеть… Понимаете? Когда я вижу, во что превратился наш мир и как все пошло наперекосяк, то думаю, что надо быть шустрее. И изобретательнее. С подручными средствами. И питаться, и лечиться всем, что есть вокруг. Идите-ка сюда, я вам кое-что покажу. Видите вон тот сорняк на обочине? Это репейник, лопух. Вы знаете его шары: они липнут к свитерам, впиваются в волосы, запутываются в собачьей шерсти… Потому мы и говорим: «Приставучий, как репейник». Так вот, корни репейника можно есть. Они немного напоминают овсяный корень. Только еще нежнее. А свежими листьями лечат экзему, угри, фурункулы и еще много инфекций. Интересно, правда?
— Да, но… Но при чем тут диктофон?..
— Ладно, пошли в дом. У меня уже полная корзина. А еще надо срезать хвостики.
Долгая история.
Немного погодя вернулись трое мужчин. Слезая с велосипеда, Жерар понял, что имел в виду Антуан, когда говорил о ковбое. Он и вправду почти до конца вечера ходил «ковбойской» походкой, широко расставляя ноги. Фанетту это очень забавляло. Она никогда не упускает случая посмеяться. Ну и пусть. Он обожает ее смешить. Но чтобы это понять, потребовалось семнадцать лет…
Но оно того стоило!
Сегодня вечером ему надо уехать. Так что по пути он забросит Марселя. «Отлично», — только что поблагодарил его по телефону Пепе. Потому что он с ног сбился. Ему еще надо столько сделать в связи с похоронами Розы… Купить цветы, предупредить людей… Mucho trabajo — эти похороны, cono!
— Отлично, Пепе, тогда до завтра.
Ужинали они в саду. Клара и Фанетта захотели отведать сорняков.
Они приготовили салат из редиски с корешками репчатых колокольчиков-рапунцелей, салат-латук с листьями подорожника и полыни и немного фрикасе из корней лопуха.
Среди сотрапезников нашлись скептики. Но это нормально. Этого следовало ожидать.
Однако все попробовали. Комментарии были разные:
— Интересно… и этот привкус земли… Мммм… экстра…
— Вы действительно уверены, что это едят? А мы не отравимся?
— А может, с каким-нибудь острым соусом? По крайней мере, будет не так пресно…
Вот так. Но это только первый опыт.
Фанетта постоянно чувствовала на себе взгляд Антуана. Может быть, она ему нравится? Он просто глаз с нее не сводил.
— Ну, Антуан, ты доволен тем, как провел здесь эти несколько дней?
— Да, очень.
— Мы даже не успели поговорить. Ты приедешь еще? Я позвоню твоим родителям. Дашь мне их телефон?
— Хорошо…
— Потому что… я знаю твоего папу. Его ведь зовут Люсьен? Но я до сих пор никогда не видела твою маму. Это глупо. Надо будет что-нибудь придумать. Поужинать как-нибудь вечерком. Было бы славно.
— Да, это было бы хорошо, но…
— Что, Антуан?
— Нет, ничего. А вы знаете, моя мама… ее зовут Элиза.
— Да, красивое имя…
— И мама… я думаю, она была немного похожа на вас…
— Была?..
— На фотографиях. Там видно, что она красивая.
— Ох, извини, Антуан… я не знала…
— Я не люблю об этом говорить, потому что люди думают, что… Но, знаете, я ничего, я привык.
— Да… я понимаю…
Амели, Марсель и Жерар взволнованно посмотрели на него. И всем троим захотелось крепко обнять «занятного паренька». Но они не решились даже пошевелиться. Он сам встал и подошел, чтобы прижаться к ним. Птенец, раньше времени выпавший из гнезда. Он обошел стол и каждому позволил себя поцеловать, очень крепко и очень быстро. Последней была Фанетта, она долго не отпускала его. «Маленький мой… маленький ты мой… бедный мой мальчик…» Она гладила его по взъерошенным волосам и даже немного всплакнула. Не смогла сдержаться…
Антуан поднял голову и улыбнулся.
— Клара, а давай им сейчас скажем…
И он кивнул в сторону каштана.
— Ладно, давай!
— У нас сюрприз! В будке на дереве мы только что кое-кого нашли… и он сам туда пришел. Это не мы его туда посадили!
Они бегом помчались к своему каштану и тотчас вернулись с маленьким серым котенком на руках.
И, видя растерянность присутствующих, сообщили:
— Он сам туда забрался! Он совсем один! Нельзя же его вот так бросить. У него нет мамы.
Аргумент попал прямо в цель. Ладно.
— Ну и как же вы назовете своего котенка?
— Мы не можем понять, это мальчик или девочка.
Марсель взял на себя роль знатока.
— Покажите-ка… Это мальчик… кот, точно.
Клара и Антуан задумались.
— Можно было бы назвать его… Леон? — предложил Антуан.
— Можно… но почему Леон?
— Ну… красивое имя, Леон. И потом, я не знаю никого с таким именем. А ты?
— Я тоже.
— Ну так что?..
— Согласна.
Вы не знаете Леонов, ребятки? Блюма, Троцкого, Гамбетту? Эти имена вам ни о чем не говорят? И Толстой тоже?
А Леон Зитрон?.. Правда, он уже старый… Ну, тогда «Леон Брюссельский», ну, рестораны, где подают жареные мидии?.. А, ну вот то-то же…
