© Злотников Р., Свержин В., 2016

© ООО «Издательство «Э», 2016

По команде «Подъем!» начинается светлое время суток. «Подъем, Трубецкой, подъем!» Нет времени пролеживать тюфяки, даже если они густо засыпаны лаврами – все равно нет. Хорошо Супермену – нацепил плавки поверх трико, выставил кулак вперед – и помчался спасать возлюбленную, а заодно и мир. А тут, сколько кулаки ни выставляй, дело с мертвой точки не сдвинется.

О чем только думали высоколобые Старцы, прорабатывая ту долгоиграющую миссию, которую мне надлежит исполнять здесь, начиная с рокового для России 1812 года? Что я пристану к ближайшему кавалергарду со словами: «Мне нужен твой скакун и кираса»? И дальше буду разъезжать по Европе с каменной физиономией, совершая подвиги во имя высокого замысла тех, кто имел возможность разработать эту головокружительную операцию и прислать меня сюда? Хорошая идея. Но я – погрешность, нелепая погрешность в их точных исчислениях, по какой-то нелепой случайности я не стал бездушной функцией и остаюсь человеком. Впрочем, может быть, мне это лишь кажется. Это болезненно, порою невыносимо болезненно, – творить объективное добро, невзирая на мнения и желания окружающих. Очень уж какое-то злое добро получается. Иногда даже и для меня самого жутковатое.

Но я дал согласие. Какая уже разница почему, что заставило меня пойти на этот шаг. Заставило. И я здесь, возврата нет и не может быть. А боль остается, тянущая, мотающая жилы на кулак, заставляющая двигаться все дальше, украшая дорогу трупами врага. Конечно же, ради высокой цели. Как же иначе?!

А вот теперь иначе. Ибо есть та самая пресловутая миссия и та, ради кого стоит жить в этом мире. С его объективными законами и традиционным беззаконием; с его святыми и демонами в человеческом облике. И ей грозит опасность. Ужасная опасность, до которой нет ровно никакого дела высоколобым творцам Великого замысла. А значит, сегодня и мне нет дела до них.

Меня больше нет, есть живая легенда, страшная легенда о безжалостном «принце Трубецком», которым французские мамаши еще долго будут пугать не в меру резвых детишек. Но что ж так болит?! Неужели же это настоятельная потребность оставаться человеком? Отставить! Душа бестелесная субстанция, а значит, болеть не может! Не должна. Коней в галоп! К черту страдания! Время не ждет!

«Вперед, князь Трубецкой! Вперед!»

– Экселенц, – этот голос достигает моего сознания далеко не сразу. Я оборачиваюсь, лицо говорящего едва различимо в безлунной октябрьской ночи. – Вот там они держат Александру. Томаш проследил.

Я всматриваюсь в освещенные далекие окна, не так давно за ними было тихо и уютно. Совсем недавно.

– Лютуют? – спрашиваю я.

– Лютуют.

– Что ж, тогда сам бог велел. Работаем!