Установка 7
Негативные истории, позитивные истории: все зависит от того, что вы себе рассказываете

В 2009 году, за несколько месяцев до гонки по пескам Абу-Даби, мы с Эми переехали обратно в Эвергрин, предвкушая, как будем растить детей среди моих любимых сосновых лесов в атмосфере сплоченной и дружной общины. Я расплывался в широкой улыбке, представляя себе, как буду однажды бегать и гонять по холмам на велосипедах теперь уже со своими детьми, как некогда бегал и ездил со мной мой отец. Два года спустя, в самый канун Нового года, после долгой и очень нервной ночной поездки в метель до больницы в Денвере, родился наш сын, Уайатт. Когда я был еще подростком, тренер Хаэбе, у которого в то время были маленькие дети, как-то сказал нам: «Ребята, вы и представить себе не можете, как сильно любишь своих детей. Навсегда становишься другим человеком, и все приоритеты в жизни меняются». Он был прав, отцовство просто окрылило меня!

Когда Уайатту было всего несколько дней от роду, мы сделали несколько смешных фотографий новорожденного среди рюкзаков, шлемов, кошек, фляжек для воды, снегоступов, нагрудных номеров с соревнований и прочей гоночной экипировки. Он смотрелся среди них очень органично, как дома.

Дома нужно было побыть и мне, хоть немного. Как муж и отец я понимал, что продолжать вести прежнюю вольную жизнь участника приключенческих гонок будет сложно. Я уже не мог просто собраться и улететь на край земли, как другие мои товарищи по команде. И еще в моих прежде неизменно солнечных прогнозах начали появляться тучи сомнений и уныния. Мы дважды финишировали четвертыми в крупных приключенческих гонках в Китае. Оба финиша стали большим разочарованием. Мы были талантливой, опытной командой и ехали на эти гонки – Wulong Mountain Quest и Ordos Adventure Challenge, – будучи уверенными, что достойны занять место в тройке лидеров.

После возвращения с тех гонок я начал ловить себя на мыслях о своей роли в не слишком удачных выступлениях команды. Мог ли я лучше прокладывать маршруты? Задавать более жесткий темп в ключевые моменты? Увереннее вести за собой людей? Упорнее тренироваться в гребле, чтобы меньше отставать от новозеландцев и других сильнейших команд?

Еще я чувствовал, что топчусь на месте в другой своей профессиональной деятельности – в преподавании. Через пару лет после окончания колледжа при горячей поддержке Эми – она видела во мне что-то, о чем сам я, похоже, и не догадывался, – я подал заявление о приеме на работу учителем английского языка в частную школу, где уже работала Эми. В первый раз в свой первый класс я вошел в 2007 году и сразу же почувствовал мощный прилив энергии и чувство удовлетворения от решения сложных задач, которые ставила передо мной работа учителем, и от возможности действительно что-то менять. После окончания школы я часто думал о тренере Хаэбе и о том влиянии, которое он оказал на меня в классе и на площадке, и вот несколько лет спустя, получив магистерскую степень в области преподавания, я оказался его коллегой по Эвергринской средней школе. Мы работали буквально в соседних кабинетах, и периодически я на общественных началах помогал ему тренировать его команду в беге в весенний сезон. Все бы здорово, но заработки учителя с трудом позволяли содержать семью и выплачивать ипотеку. Я начал жаловаться, иногда даже вслух, но чаще про себя (и это было даже хуже) на то, что моя зарплата (как и зарплата всех учителей в округе Джефферсон) оказалась замороженной в кризис. Эти мысли постепенно все глубже проникали в мое сознание и усугубляли и без того тяжелые мысли о гонках в Китае.

Будучи в восторге от своего отцовства, я погрузился при этом в невеселые раздумья о других аспектах моей жизни. Все складывалось в очень негативный сценарий.

Начать с неудачных гонок. Добавить весьма скудные возможности в поиске спонсоров: экономический кризис сильно ударил по компаниям из сферы активного отдыха – впервые с тех пор, как я окончил колледж, у меня не было спонсора и, соответственно, финансирования. Плюс замороженная зарплата на основном месте работы. При этом всем на меня давила необходимость быть кормильцем и хорошим отцом – уже не одного, а двух детей (вскоре после двухлетия Уайатта должна была родиться наша дочь!).

Для ровного счета добавьте тревоги по поводу 30-летия – этого Большого Жизненного Водораздела.

Все детали складывались в печальную историю «Конец спортивной карьеры Трэвиса Мэйси».

Я живо представлял себе, как будет разворачиваться эта история на страницах книги или на экране. И я начал ее себе рассказывать. Я ждал рождения нашего второго ребенка с радостным волнением, но стал убеждать себя, что прибавление в семействе может стать той соломинкой, что сломает спину верблюду моего участия в гонках на сверхдлинные дистанции на высшем профессиональном уровне. Даже один младенец требовал больших сил и постоянных забот, а теперь нам предстояло заниматься младенцем и растить при этом весьма энергичного малыша, нуждающегося в максимуме моего внимания.

В общем, сложились идеальные условия для того, чтобы история глобального негатива пустила во мне корни и быстро начала разрастаться, ежедневно приводя меня в ужасное состояние:

История была впечатляющей. Она давила на меня. И почти оформилась в твердое убеждение.

К счастью, где-то глубоко внутри на пути этого убеждения встала моя хорошая психологическая закалка. Что-то во мне продолжало твердо держать костяк, остов моей личности, частью которой были – и остаются – гонки.

Я понял, что, если формат многодневных командных приключенческих гонок станет теперь не самым подходящим для меня, это никак не ограничит мои возможности в личных первенствах. Я мог участвовать в многодневных поэтапных гонках и суточных велопробегах; в многодневных одиночных мультиспортивных гонках; в однодневных гонках на велосипедах и сверхмарафонских / горных / трейловых забегах; мог продолжать бегать на снегоступах зимой и даже участвовать в соревнованиях по ски-альпинизму (дисциплина, где нужно подниматься в горы на лыжах с камусом и съезжать вниз в альпийском стиле – с жестко зафиксированной пяткой). Многие из этих соревнований проводились в Колорадо и других, значительно более доступных, чем Китай или Абу-Даби, местах. Богатства они мне не сулили, но какие-то деньги там можно было выиграть.

Но был ли я готов к ним? Мне нравился дух общности: общие жертвы, общие страдания и (обычно) общий успех в командных приключенческих гонках. Мог ли я стать теперь волком-одиночкой? Я знал, что мне хватит мастерства, чтобы выступать на хорошем уровне, но смогу ли я одолевать долгие мили бега, или езды, или снегоступинга, или еще чего угодно без поддержки команды и – учитывая мое плотное расписание учителя и отца, – возможно, даже без компании для тренировок?

Это нужно было проверить. Найти себе цель. Сюжет для новой истории. И в ходе моих долгих пробежек по холоду и снегу поздней осенью 2012 года, сопровождаемых упорными раздумьями об истории, которую мне хотелось бы написать, новая красивая история начала обретать форму. Зимы в Скалистых горах бывают суровыми и безжалостными, возможно, поэтому мои мысли устремились к пустыням.

Что бы ни стало моей целью, я знал, что это будет что-то из разряда личных, не командных соревнований. Мои новые обязанности домовладельца, отца, мужа и учителя не позволяли мне командные поездки в удаленные уголки мира.

И мне на ум пришли три буквы: FKT.

FKT, Fastest Known Time («рекордное время») это забеги на время по заданному маршруту с установлением скоростного рекорда. Они становятся все более популярными среди тех, кто занимается трейловым бегом на сверхмарафонские дистанции. Этот формат привлекает склонных к риску и приключениям бегунов вроде меня потому, что обычно эти забеги совершают в одиночку или против одного соперника и проходят они, по определению, вне рамок организованных массовых соревнований. FKT бегают в национальных парках и на дикой природе, где организованные гонки запрещены, и это позволяет пробегать красивые и логично выстроенные маршруты в особенных местах. Эти маршруты, по которым большинство людей ходят без спешки и в свое удовольствие, становятся гоночными трассами для лучших бегунов мира; они пробегают их в одиночку, устанавливая новые рекорды скорости – например, можно пробежать туда и обратно Большой каньон (текущий рекорд 6 часов 21 минута), Кольцо четырех перевалов (Four Pass Loop) в Колорадо (рекорд 4 часа 27 минут) или тропу Колорадо-трейл (8 дней 7 часов 40 минут). В наши дни одиночные скоростные забеги можно отслеживать и подтверждать при помощи часов с GPS и других технических приборов, и я большой фанат этого бегового движения. Если вам нравится какой-то маршрут и вы можете пробежать его без особого риска для здоровья, почему бы не попробовать?

Размышляя о том, где можно пробежать свой первый забег на скорость, и все еще борясь с моими внутренними проблемами, я начал читать классику аутдорной литературы, книгу Эдварда Эбби Desert Solitaire: A Season in the Wilderness («Отшельник пустыни»). Книга рассказывает о его работе смотрителем национального парка в Моабе. «Это самое красивое место на земле, – пишет Эбби. – Край каньонов. Пустыня отполированного ветрами камня. Красная пыль, выжженные скалы и пустынное небо – все, что начинается там, где кончаются дороги».

Национальный парк Зайон – воистину жемчужина американского Запада. Суровые условия, крутые восхождения и спуски привлекают сюда многих любителей приключений. Бегунам здесь необходим широкий спектр навыков и умение полагаться только на свои силы. Фото: Трэвис Мэйси

Забег по Юго-Востоку стал казаться мне чудесным пробуждением после той непростой зимы. Эбби писал о Моабе, но там я уже бегал. Конечно, был еще Большой Каньон, но этот маршрут оказался в последнее время слишком наводнен туристами, вьючными мулами с поклажей отдыхающих и бегунами на сверхдлинные дистанции вроде меня.

Я взял карту и стал изучать пустыни Юго-Запада. И вот оно, то, что надо: национальный парк Зайон, в юго-западном углу штата Юта. Зайон не столь известен, как Большой Каньон среди туристов или Моаб среди экстремалов, но при этом не менее красив, и места там действительно дикие. Это настоящая жемчужина американского Запада. Внимательное изучение карты показало также, что большая часть 232 квадратных миль парка – исключительно труднодоступная местность, с очень редкими дорогами, разделенными обширными дикими пространствами, куда ходят только в многодневные походы с рюкзаками за спиной – или бегают те, кому хватает для этого опыта и формы. Кроме того, мое внимание привлекло исключительное разнообразие парка по рельефу и высотам: от 1125 до 2650 метров над уровнем моря и выше.

«Смогу ли я пробежать Зайон в один заход?» – размышлял я. Да, сообщил интернет, источник не столь глубокомысленный, как Эбби, но несколько более информативный. Я выяснил, что с самого дня основания парка люди неустанно бороздят его просторы по целой сети троп, пересекающих весь Зайон. У большинства туристов трек занимает от пяти до семи дней, с тяжелыми рюкзаками на плечах и стоянками на отдых. В начале 1990-х скорости возросли: пришли сверхмарафонцы из папиного поколения и начали пробегать эту дистанцию за 14–15 часов, называя этот 48-мильный забег Far Far Fest – что-то вроде «Праздник дальней дали». За пару следующих десятилетий на эту тропу вышло немало любителей скоростных забегов, и к моменту моего исследования рекорд составлял уже 7 часов 48 минут, и принадлежал он сверхмарафонцу экстракласса Люку Нельсону.

Я никогда не бывал в Зайоне, но на бумаге он выглядел весьма внушительно (и пугающе). Мне нужна была цель: показать себе, кто я, и переписать свою историю заново. Что могло подойти для этой цели лучше, чем рекордно быстрый забег через национальный парк Зайон?

И в декабре 2012 года я поставил перед собой задачу: новый рекорд скорости в беге на 48 миль по безлюдным просторам парка Зайон. Это требовало упорных тренировок, психологической стойкости и упорства. Но, что важнее всего, это могло убедить меня самого в том, что, даже будучи отцом двоих детей (одному из которых на момент забега не исполнится и двух месяцев), я могу продолжать тренироваться и соревноваться на мировом уровне.

Вскоре у меня появился спонсор, компания «Витарго», и теперь у меня были необходимые финансирование и «топливо» для победы над внутренними «демонами» – и для достижения новых крупных целей. Настойчиво двигаясь вперед и в роли работающего отца, и в роли серьезного спортсмена, я чувствовал, что теперь для меня доступна цель, о которой говорил Эбби в своей книге: «Баланс, вот в чем секрет, – писал он. – Умеренный экстремизм. Брать лучшее из того и из другого».

Эми, Уайатт и Лила бесконечно важны для меня. В Зайоне я хотел написать новую историю о себе и показать, что соревнования на высоком уровне можно совмещать с заботой о семье и любовью к ней. Фото: архив семьи Мэйси

6 апреля 2013 года я приехал в Юту невыспавшимся и слегка измотанным (но и невероятно счастливым тоже) после рождения нашей дочери Лилы – ей было уже семь недель. Когда я ранним утром стартовал от пункта Ли-Пасс в западной части парка, передо мной не просто стояла задача установить новый рекорд скорости. На чаше весов было нечто гораздо большее: мне предстояло переписать историю с грустным концом, подмявшую под себя мою жизнь. Я должен был выйти победителем.

Я отправлялся в царство природной красоты, не имевшей, по некоторым оценкам, себе равных среди всего великолепия американского Запада. «Ничто не может превзойти дивной красоты Зайона, – писал геолог Кларенс Даттон, один из первых исследователей этих краев, в 1880 году. – Ничто не сравнится с ним в благородстве и красоте скульптурных форм».

Считается, что коренное население приходило в те места, где нынче располагается Зайон, в поисках источников воды уже в 500-х годах нашей эры, но первые постоянные поселенцы появились здесь только в 1850-х. Одной из первых была группа исследователей-мормонов. Группа была отправлена Брайамом Янгом, главой Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, из новых поселений в северной части будущего штата Юта, и возглавлял ее человек, которому предстояло стать печально известным: Нефи Джонсон, поселившийся в Юте в 1848 году. Отряд двигался на запад и дошел в итоге до Долины Смерти. (Позднее Джонсон стал известен как участник массовой расправы над поселенцами-немормонами, в том числе женщинами и детьми, известной как «Резня в Маунтин-Медоуз».) Но именно после первой экспедиции Джонсона некоторые последователи Янга начали селиться в окрестностях нынешнего парка. Считается, что название этому месту дал один из первых поселенцев, Исаак Бехуайн. Ему приписывают такое высказывание: «Эти величественные горы – природные храмы Бога. Здесь можно молиться точно так же, как и в построенных человеком храмах в Сионе, священном библейском “Городе Бога”».

За первопоселенцами пришли другие люди, среди которых были геологи и натуралисты. И все как один вторили Даттону в восхвалении красоты этих мест. В 1919 году при президенте США Вудро Вильсоне здесь был создан национальный парк Зайон.

Сама идея забега через Зайон кажется довольно немудреной, даже беглый взгляд на карту покажет четкий маршрут из размеченных троп, соединяющий Ли-Пасс на западной окраине парка с пунктом Ист-Рим, его восточной окраиной. Однако, как это обычно бывает в таких мероприятиях, дьявол кроется в деталях. Набор высоты на маршруте составляет около 3040 метров. Уклоны – от пологих до очень крутых как вверх, так и вниз. Поверхность – частично хорошие тропы и дороги с твердым покрытием, но по большей части песок, камень, глина, выветренные породы и ложе реки. Есть несколько точек, где можно сойти с маршрута при крайней необходимости, но основная его часть, как и положено, удалена от цивилизации, не имеет мобильного покрытия и совершенно безлюдна.

В моих планах было одно потенциально уязвимое место: молодая суперзвезда бега по имени Килиан Джорнет. В скоростных забегах к этому времени начали участвовать и ведущие бегуны мира (и спонсоры поддерживали их в этом), и Килиан, несомненно, был одним из лучших в их рядах. Он родился в 1987 году в Каталонии, горной области Испании, и стал к настоящему времени признанным во всем мире королем сверхмарафонов, горного бега и ски-альпинизма. По числу побед в организованных трейловых забегах – взять хотя бы Ultra Trail du Mont Blanc (104 мили, 2576 метров подъема, Франция), Хардрок 100 (100 миль, совокупно 10 334 метра подъема, Колорадо) и Western States 100 (100 миль, 5472 метра подъема, Калифорния) он не имеет себе равных в последнем десятилетии. Но еще больше впечатляют – и раздвигают границы человеческих возможностей – его проекты скоростных забегов и восхождений. В 2010 году Джорнет пробежал 23 мили до вершины Килиманджаро с подъемом на 5880 метров за 5 часов 23 минуты. Большинству людей на это требуется несколько дней и помощь горных гидов. Он устраивал одиночные забеги и на действительно сложные вершины, куда организуются многодневные альпинистские экспедиции: Денали на Аляске (11 часов 48 минут, восхождение и спуск), Монблан (4 часа 57 минут туда и обратно из Шамони) и Маттерхорн (2 часа 52 минуты, восхождение и спуск). В рамках проекта «Вершины моей жизни» Килиан планирует скоростное восхождение и спуск с Эвереста.

Весь январь, февраль и март я надеялся, что Килиан не успеет заявиться на забег по Зайону до меня. Я хороший бегун, но, как и любому другому сверхмарафонцу, мне было бы очень непросто побить рекорд Килиана. Я постоянно мониторил сайт FKT (), надеясь, что он не прочитал, например, книгу Эдварда Эбби в переводе на каталанский или не наткнулся где-нибудь на карту Юты.

Когда, наконец, наступил апрель и рекорда от Килиана на сайте так и не появилось, я со своей группой поддержки отправился в Зайон. Мою команду трудно было сравнить с теми отборными группами поддержки, что работали с нами прежде, с опытными гонщиками и закаленными ветеранами спорта вроде моего отца в составе. Но в моей новой сольной беговой карьере эти два парня оказались лучшими спутниками: мой сосед Чарльз Мартелли и его шурин Ник Яскофф.

Когда мы проезжали через маленький городишко Спрингдейл с населением в 547 отважных душ, лежащий у самых врат Зайона, я поделился планами с седовласым путником, встреченным на дороге у страусиной фермы.

– Так ты хочешь пробежать через парк меньше чем за восемь часов? – буркнул он, разглядывая меня со своего потрепанного жизнью горного велосипеда.

– Ну, вообще-то надеюсь уложиться в 7:48, – отозвался я.

– Хм-м… это что-то новенькое.

И Седая Голова фыркнул и отвернулся, чем, полагаю, хотел вежливо дать мне понять, что я немного не в себе.

Конечно, он не знал, что я профессиональный бегун на длинные дистанции, но тот разговор много раз прокрутился в моей голове, когда я пытался заснуть в ночь перед забегом; еще одна негативная история врезалась мне в память.

Чарльз и Ник должны были ждать меня в двух точках на маршруте, чтобы дозаправить топливом и водой, и их роль в этом мероприятии была неоценимой. Мы прибыли в Ли-Пасс на западной окраине парка около семи утра 6 апреля, и несколько минут спустя я без лишней помпы выдвинулся в путь. Ни стартового выстрела, ни трека «Глаз тигра» из «Рокки-3», ни «лемановского» старта, ни аплодисментов – ничего. Старт был такой: я нажал кнопку на часах, помахал своим друзьям: «Ну, ладно. До скорого!» – и побежал.

Они помахали мне в ответ. «Хорошего дня», – сказал Чарльз.

Так меня приветствовал пленительный мир сольных гонок.

Я бежал на рассвете по тропе Ла-Веркин-Крик, увязая в песке водостока, поросшего по краям высоким пустынным кустарником, и в голове моей рисовались силуэты хищников, любящих поохотиться в этих краях. «Эй, кугуар!» – кричал я на поворотах в беспомощной попытке отпугнуть зверя. (Я знаю, что кугуары, или пумы, крайне редко нападают на людей, и чуть ли не ежедневно бегаю в местности, где они водятся в больших количествах, но незнакомая обстановка часто заставляет нас прикидывать, что может пойти не так.) К счастью, утомительный песок на тропе сбавил мой пыл, и к тому времени, как я встретил к северо-востоку от Ла-Веркин-Крик первых пеших туристов (всего мне их встретилось человек десять), я уже перестал взывать к диким кошкам. Вылетев за очередной поворот на извилистой дорожке в густом кустарнике, я чуть не врезался в первого из трех парней с рюкзаками, шагавших навстречу. Они, похоже, завершали недельный трек по маршруту. Воодушевленный скорым финишем и заинтригованный моим внешним видом (маленький рюкзак, совсем мало вещей – и это в полной глуши), турист радостно окликнул меня: «Эй, парень! Ты что задумал?» На тренировках я всегда болтаю со встречными незнакомцами, но тут я только успел крикнуть: «Хорошего дня, ребята!» – и ломанулся через кусты мимо потрясенных парней.

С Ла-Веркин-Крик я повернул направо и на юго-восток, на тропу Хоп-Вэлли, здесь меня поджидал первый серьезный подъем. Егеря предупреждали, что на этом и некоторых других участках может быть глубокий снег и/или грязь, и я был счастлив обнаружить там почти сухую тропу. Как выяснилось, почти по всему маршруту условия для бега представлялись идеальными. Конечно, было много песка и технически сложного рельефа, и около 3000 метров подъемов и спусков. Это неизбежные прелести Зайона. Но температура была не ниже семи и не выше 30 градусов Цельсия. Для моего забега – просто прекрасно.

Первая отсечка по времени была запланирована на отметке 13 миль, в точке, где тропа Хоп-Вэлли пересекает дорогу Короб-Террас-Роуд. Люк Нельсон, обладатель рекорда трассы, выложил свои результаты 2012 года с указанием времени на точках, только он бежал этот маршрут с востока на запад (я бежал в противоположном направлении), и я вычислил его время для трех участков трассы. Сверхмарафонцы обычно немного замедляются по ходу забега, поэтому я рассчитал, что на первых участках мне нужно бежать быстрее его. На отметке Хоп-Вэлли я на пару минут отставал от поставленной цели и прибавил темп на участке тропы Коннектор-Трейл, направляясь на восток к ее пересечению с Уайлдкэт-Трейл, где на отметке в 16,8 мили мне предстояло встретиться с группой поддержки. Коннектор-Трейл вела через приятные открытые пространства и старые сосновые леса, и я чувствовал себя почти как дома, в Колорадо, в предгорьях Передового хребта.

В точку встречи с командой я прибежал со временем 2 часа 27 минут, что очень меня порадовало; рады были и ребята – они прибыли на место всего за несколько минут до меня! Работать в группе поддержки всегда интересно и сложно, и у меня вызывают огромное уважение те, кто готов жертвовать своим временем, чтобы поддержать других людей в их стремлениях. Наша совместная с Чарльзом и Ником пробежка по тропе с жонглированием бутылками и скидыванием лишних слоев одежды здорово меня взбодрила. Я схватил две бутылки «Витарго» и бутылку воды. (Как оказалось, на весь забег мне потребовалось четыре бутылки воды и четыре бутылки углеводного напитка, по 700 калорий в каждой, плюс солевые таблетки.)

Я не встретил ни души на протяжении 10 миль до того и еще 12 миль после – красота! Этот сольный забег по Зайону не был похож ни на одну из моих прежних гонок. Ни стартовой, ни финишной черты, ни соперников, небольшая группа поддержки. Только я и бескрайние просторы национального парка. Или, как сказал Эбби, «пространство и свет, и ясность, и особое своеобразие американского Запада».

Каньон Уайлдкэт был одним из ярких тому подтверждений: леса и захватывающие дух виды. Тропа постоянно шла вверх, но не слишком круто, и я продолжал двигаться в темпе, повторяя себе, что если хорошо поработаю сейчас, то быстрее окажусь на финише. В какой-то момент на технически сложном спуске перед глазами у меня пронеслась картина того, как я падаю и разбиваюсь, и я проанализировал вероятность сойти с трассы со сломанной лодыжкой. При пересечении технически сложной, каменистой местности, на крутых склонах и вблизи опасных обрывов я старался фокусироваться на том, что я делаю – куда ставлю ногу, на что можно опереться руками (опасны перекрестки троп, соблюдайте осторожность!), – чтобы не допустить несчастного случая в удаленной и пустынной глуши.

Я чувствовал себя полным сил, когда повернул на юг по тропе Вест-Рим с самой высокой точки маршрута – примерно 2280 метров. Позади остались уже 21,5 мили. Начался самый быстрый участок маршрута, и было приятно бежать в темпе больше 7 минут на милю, пока тропа постепенно спускалась вниз по плато, открывая виды на белые и красные песчаные шпили и каньоны и плоскую пустыню за ними.

На 31-й миле маршрута я оставил по левую руку второй указатель на Телефон-Каньон и начал круто спускаться вниз к Гроту (это самое популярное место Зайона, с асфальтированной дорогой и кучей туристов). Финишные 17 миль предполагали резкий спуск более чем на 700 метров по камням и асфальту и такой же подъем по другую сторону каньона в самое жаркое время суток. Я вспомнил, как мой университетский тренер Марк Ветмор называл особо жаркий и открытый всем ветрам участок одной из наших трасс: «наковальня Бога».

Если бы за мной следили телекамеры (а они крайне редко следят за любыми видами сверхмарафонов, и уж подавно не интересуются одиночными скоростными забегами), комментаторы непременно высказались бы в том духе, что этот финальный отрезок станет для меня решающим и в более глобальном смысле: если мне хватит сил преодолеть самую сложную часть трассы, это может стать подтверждением правильности выбранного мной пути на новом этапе жизни.

К счастью, никаких камер не было. В отличие от большинства сверхмарафонов, здесь только я один отмечал свое местоположение и время – и был, наверное, единственным, кому до них было дело, по крайней мере, на данный момент. Но одиночество пути и безграничность просторов создавали ощущение огромной значимости происходящего, которое я, вероятно, не смог бы испытать в организованном забеге. Я бежал с полной отдачей и был твердо убежден в том, что дойду до финиша.

На этом безжалостном спуске в Зайоне мне пришлось потрудиться. Фото: Трэвис Мэйси

Чтобы попасть на следующую точку встречи с группой поддержки, нужно было спуститься по крутому серпантину: 21 петля по асфальтированной пешеходной тропе от популярной и доступной смотровой площадки около Приюта Ангелов к автобусной остановке, палаточному лагерю и домику лесничества внизу, на проезжей дороге вдоль речушки Норт-Форк, притока реки Вирджин. Я мчался вниз на полной скорости и громко кричал многочисленным туристам на тропе: «Посторонись! Обхожу слева! Прошу прощения!» Испуганные туристы отскакивали вправо, только рюкзаки шуршали, а я проносился мимо. Некоторые выглядели так ошарашенно, будто я несся на велосипеде.

Спуски сильно убивают ноги, и мое тело начало подавать первые сигналы тревоги. Я миновал площадку для пикников около отеля «Зайон Лодж», отметка 36 миль, время – 5 часов 16 минут. Бежать оставалось 12 миль. Учитывая предстоящий подъем, сложность трассы и усиливающуюся жару, я мог рассчитывать пройти их самое меньшее за 2,5 часа.

Предстоял сложный подъем по тропе Ист-Рим, где нужно было набрать более 2000 футов всего за несколько миль. Солнце палило нещадно, ни облачка, ни деревца, чтобы укрыться в тени. Я еще подкрепился, залил в себя воды и повторил свою позитивную мантру:

Ты можешь, Трэв. Чем труднее приходится, тем сильнее ты становишься.

Незадолго до того забега я начал готовить Чарльза, парня из моей группы поддержки, к его первому сверхмарафону. Он месяцами слушал мои рассказы о Зайоне и загорелся желанием попробовать этот маршрут. Я позвал его пробежать со мной последние 12 миль до финиша. Чарльз отличный парень, и бежать в его компании было гораздо приятнее, но, признаюсь, я начал испытывать боль и усталость и уже настолько погрузился в гонку, что сам вряд ли был ему хорошим попутчиком. Честно говоря, я едва ли перекинулся с ним словом за всю дорогу.

Тем временем мы на собственном опыте убеждались в том, что, хотя парк Зайон и труднодоступен, он при этом крайне популярен (в 2013 году его посетило около 2,8 миллиона человек). На этом участке трассы мы видели постоянный поток гуляющих. В отличие от встреченных прежде людей эти ребята совсем не пугались; они поддерживали и подбадривали нас. Когда полуденное солнце начало нас поджаривать, Чарльз попросил помощи у одного особо запасливого туриста – боковые карманы его рюкзака распирали бутылки с водой.

– Не найдется водички вот для этого парня? – спросил Чарльз, бежавший впереди меня. – Он сегодня бежит через весь парк!

– Весь парк?! Конечно, найдется!

И парень вылил на меня целую бутылку воды, пока я тащился в гору мимо него, что очень освежило и взбодрило меня на финишном участке по пустыне.

Поднявшись на плато, мы снова оказались одни и продолжали двигаться дальше. О чем человек думает в такие минуты? Я размышлял над откровениями Эбби из «Отшельника пустыни». «Я осознал… безграничную тишину, в которой я затерялся, – писал он, когда некоторое время жил в Моабе в одиночестве. – Даже не столько тишину, сколько покой… застывшее время, протяженность текущего момента».

В конце забега я поднимался из Грота в парке Зайон по узкой тропке – она видна по ту сторону реки. Это был длинный, жаркий подъем! Фото: Трэвис Мэйси

Но в моем-то случае время шло, и, возможно, даже слишком быстро – если я хотел побить рекорд. В уме я взвешивал разные истории. По одной версии я еле плелся, пока не останавливался совсем, со сведенными мышцами или полностью выжатый, с гликогеном на нуле, побежденный этой слишком длинной, холмистой и жаркой для 30-летнего учителя и отца двух маленьких детей трассой. Но другой вариант с каждым шагом звучал все увереннее: по сути, это и была та история, которую я вам сейчас рассказываю, история о том, как я поставил перед собой цель, чтобы дать новый старт своей спортивной жизни. Ведь это по-прежнему был я, один на любимых мной диких просторах, и я участвовал в гонке на время. И пусть на мне не было командной майки, а на финише меня не ждал торжественный организатор с чеком в руке, как это бывало на приключенческих гонках. Но я по-прежнему был спортсменом экстракласса, и мне должно было хватить сил до самого финиша. Я побью или даже разгромлю рекорд, значимый и для меня, и для сообщества сверхмарафонцев.

Пусть не было ни толпы болельщиков, ни музыки, ни массажа, ни традиционной ярмарки после гонки, мы с Чарльзом были счастливы на финише (его символизировали старые ржавые ворота) в парке Зайон. Всего через год после того, как этим забегом началась подготовка Чарльза к сверхмарафону, этот работяга и отец двух маленьких детей успешно написал новую историю своей жизни – пробежал свой первый стомильник, это очень здорово! Фото: Трэвис Мэйси

За несколько миль до финиша я сбавил темп и слегка отстал от Чарльза, который бежал очень хорошо, хотя у него было меньше опыта и подготовки. Неожиданно словно из-под земли появился Ник: он оставил машину на финише и пришел к нам на финишную прямую. «Давайте, ребята! Жмите!» Эхо отдалось от скал и взбодрило нас, мы оба прибавили темп.

Думая о любимой семье, я пересек финиш со временем 7 часов 27 минут, вместе с двумя друзьями. Оркестр не играл туш, нас не атаковали камеры и репортеры, но я побил рекорд пересечения парка Зайон на 20 минут! Миссия выполнена.

Часы с GPS-навигацией и сайты, где выкладываются маршруты, например , позволяют бегунам фиксировать свои забеги на скорость и сообщать о них всему миру. На карте моего маршрута по Зайону можно видеть каньоны, плато и разные другие особенности парка. Фото: Трэвис Мэйси

Рекорды ставят для того, чтобы их побили, и я понимал, что с учетом большой популярности забегов на скорость мой рекорд долго не продержится. На самом деле уже меньше чем через два месяца два опытных бегуна, Майк Фут и Джастин Йэтс, пробежали парк в противоположном направлении и улучшили мое время почти на пять минут. Теперь они авторы «Общего рекорда в пересечении Зайона», а я остаюсь рекордсменом в категории «Пересечение Зайона с запада на восток». Но такие технические тонкости не имеют большого значения. Думаю, что рекорд «с запада на восток» тоже будет однажды побит. Важно было то, что у меня появилась новая, позитивная история собственной жизни, которая на этом не заканчивалась и «побить» которую не было под силу никому.