Елена Усачёва
Когда взорвётся Кракатау
Шеф:
– Татьяна Петровна! Документы!
Документы, документы… Вы где? Только что тут в папке лежали. Лежали, лежали… Чёрт, ноготь сбила. На красном лаке так виден надлом. Маникюрша убьёт.
– Так что?
Шеф? Ты ещё тут?
Бегу по коридору.
– Пожалуйста.
– Вот, знакомьтесь, наш лучший сотрудник!
Я краснею. Или бледнею? Нет, я ковыряю сломанный ноготь.
Отставить!
– Очень перспективная разработка…
Ну, это надолго. А кстати, о разработке! Проект для Егора! Что-то про космос. Гугл мне в помощь! Википедия, любовь моя! Надо успеть до конца рабочего дня.
Документы у шефа, это часа два свободного времени. Пока прочитает, пока пообедает, пока выпьет кофе.
– Так что, Татьяна Петровна, рекомендую обратить внимание!
Кто? Я?
Опускаю руки и, наконец, перестаю дёргать надломанный ноготь. Маникюр – две тысячи рублей! Хватило на три дня! Хорошо, не на два. А то бы чётко вышло – тысяча в день.
– Татьяна Петровна! Вы меня слышите?
Что-то про Плутон. Или Марс. Надо глянуть в электронном дневнике.
Я выпадаю в коридор.
Кажется, шеф что-то ещё велел сделать, но это я уже пропустила.
Плутон. У него есть спутники. Нет, спутники у Сатурна. Или у Нептуна?
Ищем. Ищем. Плутон. Карликовая планета Солнечной системы. Почему карликовая? Транснептуновый объект…
– Татьяна Петровна! Зайдите ко мне!
С удивлением смотрю на экран. Крем от загара. С чего это я стала искать крем от загара? Стрелочкой назад. Солнечная активность. Газовые гиганты. Экологические катастрофы. Экзопланета. Облако Оорта. Транснептуновый объект.
Сто раз давала себе зарок не прыгать по ссылкам! Зато узнала, что это лето синоптики обещают дождливым. Полюса опять замёрзнут. Возродятся морские коровы.
– Татьяна Петровна, милая, вы подумали?
– Да!
Я очень хорошо подумала, что следующую работу Егор будет писать сам. Не маленький! Пятый класс. Пора его подружить с Гуглом и завязать любовь с Википедией.
– Вот и отлично! Тогда выезжаете через три дня.
– Куда?
– На Кубу. В составе делегации.
Что-то у меня с лицом. Или я шефа вблизи давно не видела? Его лицо какое-то странное. А вещал он так спокойно:
– Проверите внедрение. Вместе с нашими сотрудниками. Вы ведь созвонились с семьёй? Собирались, по крайней мере. И я же вас знакомил с представителями кубинской делегации.
Меня знакомили? С какой семьёй я должна связаться? С моей? А что сталось с моей семьёй?
Егор!
– Да! То есть нет. То есть – я сейчас!
Телефон как раз завибрировал в кармане.
– Мама! Я умираю.
И голос такой жалобный. Но я пропускаю все нотки, которые должна услышать, потому что мне не до них. Могу забыть главное:
– Рано, сын. У меня к тебе дело.
– Я умру, потом будешь дела делать! – Голос сына окреп, но под конец пошёл вниз. Умирающие так не кричат.
– Что у тебя?
– Ой, мама!
И пауза. Знаете, такая… страшная. За эти секунды «боинги» уходят в пике, водители машин теряют управление, а на атомных электростанциях пьяные механики выворачивают не тот вентиль.
А ведь всех надо спасать.
– Что?
«Боинг» выровнялся, водитель пришёл в себя, убрали руки от вентиля.
– У меня живот болит. И голова кружится.
– Где болит?
– Голова. И живот.
Я пытаюсь соединить одно и другое, а в душу закрадывается подозрение, что одно другое исключает. Или нет? Плутон – планета карликовая. Или я про Нептун смотрела? А ещё ноготь цепляется.
– А что учительница? Врач тебя смотрел?
– Учительница велела тебе звонить.
И задохнулся. Больно маленькому!
Я слушаю тишину. Она гулкая. В ней воет ветер. В ней качаются деревья и тысячи детских ножек бегут по затоптанному линолеуму школьного этажа. И хочется кого-то убить.
– Ой, ой!
А вот это уже наглость – умирать без меня!
– Эй, стой! Я сейчас!
Рванула по коридору, добежала до дверей. Уже видела себя мчащейся по улице, заводящей машину. Кажется, сегодня снега не было, чистить не надо. Только в туфлях по морозу…
Туфли.
– Татьяна Петровна!
– Ой, Вадим Михайлович!
Сейчас отказаться и убежать? А если не отпустит?
– Да, я, конечно, поеду.
Срываю ноготь. Надоел! Зато уже никого убить не хочется.
– Извините, задумалась. Это ненадолго, да? А мне сейчас бежать надо. У меня у сына что-то со здоровьем. Его бы из школы забрать.
Всё-таки странное лицо у моего шефа. Очень странное. Улыбается, но криво. Или я его давно так близко не видела? Всё проект готовила. Не до шефа мне было.
Переобулась, накинула пальто.
Я на улице. Грею машину, смотрю электронный дневник. Двойка по физкультуре. И замечание: «Не принёс форму». Как это – не принёс форму? А куда он её дел? Съел, что ли? Я лично давала в руки. Ещё помню, как он шёл, пиная эту самую форму, вернее, оранжевый мешок, в котором форма лежала.
Опять потерял! Убью всё-таки мелкого. Пускай не растёт, не мучает действительность своим присутствием.
Задание-то было не про Плутон. Вообще про спутники. И даже так – у каких планет спутников много. Конечно, у Земли! Луна – это очень много. Большая, всем покоя не даёт. Оборотни оборачиваются, психи активизируются, море, опять же, волнуется на раз.
Так, почему мне сигналят? А! Я стою на светофоре.
Зато пока стояла, узнала, что больше всего спутников у Юпитера, но смешнее спутники у Урана – Дездемона, Джульетта, Ариэль, Розалинда, Крессида, Офелия… Кто-то очень любил Шекспира в 1986 году, когда все эти спутники открывались. Написать бы работу о влиянии имени спутника на его траекторию… И вообще о характере. Офелия там небось слёзы льёт да всё утопиться пытается, а Дездемона ищет, кто бы её задушил…
Так, зачем я приехала в свой двор? Дворники – лентяи, опять не почистили площадку. Беру сугроб штурмом и тут же вспоминаю – школа, Егор, живот!
Выбираюсь из сугроба. В воздухе облачко выхлопных газов – долго я выезжала, побуксовать пришлось.
Сидит.
Не сказать, чтобы очень бледный. Ногой пинает оранжевый мешок.
– Это что?
– Физра.
Голос бодр. И сидит ровненько, не жмётся.
Теперь точно убью!
– Учитель написал, что ты форму не взял.
– Я взял.
Потряс мешком. А что им трясти, двойка уже стоит.
– Но потерял.
Вот удивите меня. Расскажите, что в школе испытывали аннигилируемый порошок. Рассыпали над первым попавшимся мешком с физкультурой, и он исчез. Ненадолго. Пока изобретали порошок обратного действия, прошёл урок физкультуры.
– Я его по всей раздевалке искал! Под всеми куртками посмотрел.
Физкультура – второй урок. Сразу после неё и позвонил.
– Как живот?
Насупился, руку прижал к диафрагме, глаза стали изучать пол.
– Болит ещё.
– А голова?
Супиться дальше было некуда. Рука дёрнулась выше, но осталась на животе, глаза закатились.
– Поехали. Я с работы ушла.
Егор бодро подхватывается и топает к выходу. Прихрамывает. Надо погуглить, может, осложнения головной боли какие новые открыли. Отдаёт в ноги. Особенно в правую пятку.
– А что английский? – бреду я следом за сыном. Кажется, это заразно. В пятке стреляет, начинаю хромать.
Егор что-то подвывает. Наверное, это означает, что всё хорошо.
Дома раздеваемся, моем руки, пьём теплую водичку и забираемся под одеяло. Всё-таки голова… Или нога. Болит же что-то!
Температура нормальная.
Дездемона – спутник. Сильно. Какой-нибудь Отелло сходит с ума, постоянно глядя на него.
Телефон.
– Танюша, привет!
Кошусь на Егора и выхожу из комнаты. Дверь прикрываю – я же хорошая мать, пускай ребёнок отдохнёт. Попугая загнала в клетку и прикрыла тряпкой, чтобы не чирикал не вовремя. Но сейчас – звонок.
– Я уже дома, – шепчу. – У Егора живот болит.
– Что такое?
Саша у меня хороший. У него повёрнутость на детей. У самого сын, ради которого готов на всё.
– Симулянт. Сменку по физкультуре где-то посеял и решил домой пойти.
– Мама!
Как жалобно.
Так и вижу: взрываются бомбы, свистят пули, земля изъедена воронками от снарядов, перерыта окопами, торчит колючая проволока. Тела убитых. И Егор. Каска сбита, одеяло сползло, тянет перепачканную в земле руку.
– Мама!
– Зовёт, – шепчу в трубку.
– Я вечером зайду.
Ах, какой у Саши голос!
– Слушай, чуть не забыла! Меня на Кубу отправляют. На несколько дней.
– Куда?
Куд-куда, куд-куда?
– Зачем?
– За вампирами.
Пауза. Всегда казалось, что «Вампиры в Гаване» – это первый мультфильм, который надо показывать детям. Я Егору уже показала… Саша, как выясняется, не видел. И его двадцатилетний сын тоже провёл детство зря.
– Тогда привези парочку, – отзывается любимый. – Я вечером появлюсь…
Это был первый заказ, который я получила, собираясь в заокеанскую поездку.
Жил-был купец, было у него три дочери. Снарядил он корабль в дальние страны: товар продать, мир посмотреть. Позвал дочерей и спрашивает: «Дочери мои любимые! Что вам привезти из стран дальних, земель заморских?»
Тут дочери развернулись во всю ширь своей фантазии. Одна затребовала головной убор, вторая платье ниже колена, а третья – Аленький цветочек. На поверку вышло, что третья была самая умная. Не знаю, что она там перед сном жевала, но странное желание с цветочком превратилось во вполне нормальное осуществление плана «Хочу замуж». Первые две дочери тоже замуж хотели, для этого красивые наряды и просили, но не вышло.
Лучше надо желания продумывать!
– Мама.
На выдохе. Из последних сил. Ещё ногой дёрнул. Глаза закатил.
– Посиди рядом. Не надо телефона.
– Саша вечером приедет, – шепчу.
Егор кивает, тянет к себе мой телефон, засовывает под подушку.
Сидим. За окном проезжают машины. Чирикает одинокий сумасшедший воробей. Летят планеты со спутниками.
Вроде бы Егор задремал.
Времени – двенадцать часов дня. Через пару часов надо садиться за уроки. Что там задано?
Электронный дневник! Здравствуй! У меня скоро компьютер сразу будет включаться на этой вкладке. У всех нормальных людей Гугл или Яндекс, а у меня МосУслуги.
По английскому – стенгазета. Неожиданно. Думала, этот зверь вымер вместе с птицей додо, а он ещё порхает, расправляет свои белые крылья над израненными душами школьников.
Заглядываю в комнату.
В глазах азарт, язык высунул, с кровати сполз, подстелил под себя одеяло, чтобы было не жёстко. Играет на моём телефоне.
– А рисовать-то ты когда будешь?
Полумрак, легкая прохлада. Создала условия для страждущего, мать-героиня. Разозлилась уже сама на себя.
– Глаза сломаешь! Пойдём обедать.
Телефон отобрала в грубой форме – вырвала из сведённых пальцев. Хорошо, под откляченный зад не пнула.
Насупился, руки прижал к животу, глаза горят, катается по полу.
Верю!
Притих. Смотрит пристально:
– Да? Значит, если бы я умирал, было бы лучше? Ты была бы счастлива?
Работает. Мне Егора снова жалко.
Но ведь манипулирует, зараза.
– Суп, котлета, чай с плюшкой и стенгазета по английскому.
Выхожу в коридор, чтобы не слушать возражения.
Их и нет.
Грохот падающего тела. Когда он успел опять на кровать забраться?
– И – да! Через три дня я уезжаю на Кубу. Это ненадолго. Побудешь с тётей.
Опять упал. У него там ступеньки, что ли? Чего он костями постоянно гремит?
После сообщения про Кубу Егор переходит в режим постоянной обиды – шмыгает носом, сутулится, задумчиво смотрит в окно.
– Ну, не расстраивайся! – говорю после обеда. – Я тебе что-нибудь привезу оттуда.
Новые времена рождают новые сказки. Например, такие. Жила-была мама, были у неё работа, любимый мужчина и сын Егор. Собралась она в заморское путешествие и стала спрашивать, кому что привезти. Любимый захотел вампира, сын…
– Чупакабру!
Ноги задраны на стену, длинными волосами расчёсывает ворс ковра, тельце пребывает в состоянии покоя на диване.
– Кого?
Кофта сама вываливается из моих рук. От удивления. Упала удачно: чаду на лицо. Он не заметил, настолько был воодушевлён грядущими подарками.
– Зверь. Полезный!
Кофта полетела в неизведанные дали. Я остановилась, уперев руки в бока. В перевёрнутом виде моё лицо было не столь убедительным, каким должно было быть. А должно быть страшнее, чем у Ивана Грозного в момент убийства сына.
– А чего? – Ребёнок кувыркнулся через голову, грохнул костями об пол, но за кофтой не поспешил. – Аквариумные рыбки для тётки, попугай говорящий для бабушки, у тебя есть я. А у меня?
– А у тебя есть тараканы в башке! – возмущаюсь я слишком медленному перемещению наследника по комнате.
– А у меня будет чупакабр. Он небольшой, можно в прихожей держать…
– И кормить кровью неродившихся младенцев?
– Он пьёт кровь овец и коз. – Карие глаза широко распахнуты, взмахивает длинными ресницами, взгляд невинен. – В голодное время будем подкармливать собаками.
– А если он съест попугая?
Попугай Желтухин чирикнул, подтверждая своё нежелание быть съеденным.
– Нового купим!
Вот и вся любовь к братьям нашим мелким.
– Тебя нового купим?
– Лучше меня нет!
Грохот падающего тела.
А ещё у нас есть соседка. Снизу. У неё собачка такая… небольшая. Когда я вижу соседку, то прячусь за кусты сирени. Чтобы не сталкиваться. А то опять начнётся: «У меня люстра качается! У меня штукатурка сыплется». А у меня ребёнок падает, и я с этим ничего не могу поделать.
– Это точно, – шепчу я.
Чупакабру ему подавай! Вот ведь дети пошли! Раньше им достаточно было жвачки и бутылки кока-колы, а теперь монстры их не пугают.
– Между прочим, чупакабра водится в Пуэрто-Рико, а не на Кубе, – блеснула я своими знаниями. Не только о спутниках читаем, кое-что ещё знаем.
– Мама! У тебя устаревшие сведения! Пуэрто-Рико – это Большие Антильские острова. Туда же входит Куба! Они соседи! Ты хотя бы поинтересовалась, куда летишь.
Удивительно. Даже восхитительно. Но хватило восторга ненадолго. Гениальность моего ребёнка всегда имеет причину. И она нашлась. Карта. Я действительно смотрела, где находится Куба, кто у неё соседи. Карту изучала. Эта карта сейчас лежит на полу, и Егор делает вид, что они с ней находятся в разном временном континууме.
– Так!
Я перестала метаться по комнате. Занятие бесполезное, ничего, кроме хаоса, не создающее.
– Будет тебе чупакабра! Потом не пугайся. Покупка обмену и возврату не подлежит.
– Кто? Я?
Для своих одиннадцати лет Егор долговяз и тощ. Вес небольшой, но когда на вас прыгают с дивана, то надо тридцать два килограмма умножить на силу разбега, а потом добавить скорость свободного падения.
– Ни за что!
Егор прыгнул. Я отошла в сторону. Грохот свалившегося на пол тела напоминает мне про соседку. Собачка у неё небольшая. Лохматая. Не злая. При встрече машет хвостиком и заискивающе попискивает. А штукатурка с люстрой – да, возможно, и падают, а возможно, и просто качаются.
– Мама… – простонал Егор, поворачиваясь на спину.
– Добавлю к чупакабре шоколадку, – пообещала я, отступая к двери.
– Кому-то вампира привезёшь, а мне достанется всего-навсего шоколадка и облезлый койот, – жал из себя слезу Егор. – А у меня ещё стенгазета!
Он пытался ползти за мной. Оглушённый падениями, с отбитыми коленными чашечками, вывихнутым плечом… Дёргано полз, тянул ко мне дрожащую окровавленную руку…
– Мама…
Про окровавленную – это я переборщила. И вообще – хватит! Не жизнь, а сплошной театр! Сколько можно?
Прищуриваюсь. Поджимаю губы. Честно пытаюсь не рассмеяться. И всё-таки прыскаю.
– Грязная манипуляция!
Егор тут же перестаёт извиваться.
– Слушай, а шкуркой чупакабру привезти нельзя? Обязательно живьём? Места меньше бы занял в чемодане.
Егор изображает на лице страдание, подпускает в глаза слезу, шмыгает носом.
– Они тушками не перевозятся, – сообщает он мне секретную информацию. – Только живьём.
– Стенгазета! – Душа моя не знает пощады. – И три задачи по математике.
Звонок в дверь.
Саша, Сашенька, солнышко моё. Как же я его люблю! Он лучший. Он добрый. С ним всегда так хорошо! Почему я не его встретила двенадцать лет назад?
Саша стоит в дверях, смотрит чуть рассеянно, потому что из-за двери несётся:
– Мама! У меня не получается!
– Что у вас? – спрашивает тихо.
– А у нас в квартире газ!
– Мама!
– Я не вовремя?
– Что ты, солнышко! – Я тяну у Саши шарф, отбираю рюкзак. А то и правда убежит.
– Всё! Не могу!
Кричит громко. Не мог бы – молчал. А так – сил навалом.
– Сейчас я тебя накормлю, – шепчу Саше. – Подожди меня на кухне.
Саша всё понимает. Он улыбается. Он целует бесшумно. Он сейчас вымоет руки, пройдёт на кухню и, может быть, даже что-то там сделает.
Мгновение стою с глупой улыбкой. У какой планеты спутники со смешным названием? Уран? Или Юпитер? Джульетта… Хочу на спутник Джульетта.
Егор лежит на листе ватмана. Красиво так распростёрся. Целиком, конечно, не влез, но сейчас с него вполне можно писать человека по методу Остапа Бендера.
– Я не знаю, что тут рисовать, и задача не получается.
Главное сейчас – так поднять ребёнка, чтобы он не измял ватман, иначе придётся бежать за новым. И даже не бежать. А кто-то явно за этим ватманом полетит. Болидом.
В задаче ничего сложного, но приходится объяснять три раза. Егор кивает, сопит, делает следующую задачу, валяет ошибки.
– Чай остыл. Привет, Егор! Как поживаешь?
Егор смотрит на Сашу долгим взглядом. Ведёт бровью:
– Хорошо, спасибо!
У меня очень воспитанный мальчик.
– Мама! А я думал, что другой Саша придёт. Ну, тот… который…
И ещё рукой делает такой неопределённый жест.
Я покраснела? Или побледнела? Или у меня волосы на голове встали дыбом?
Сейчас стопроцентно убью.
– Танюш, пойдём?
Саша невозмутим. Он улыбается уголком рта, он весело смотрит на Егора. А тот опять супится.
– Так! Ну, ты тут понял?
Егор не подаёт признаков жизни. Сидит. Не шевелится.
Пока сын воевал с задачей, я успела накидать общий план сражения со стенгазетой. До ужина должен справиться. В конце концов, Наполеон победил при Ватерлоо! Почему Егор не может сделать одну стенгазету?
Мы ужинаем. Мы болтаем. Егор отвечает на все вопросы, которые задаёт ему Саша. Рассказывает о вулкане Кракатау.
Они даже вместе переправляют посуду в мойку.
– Ты всё сделал?
Егор смотрит на меня на мгновение дольше, чем смотрел бы обычно.
– Я на компьютере поиграю?
Конечно, он получает разрешение и выпадает из моего поля зрения на час. Как только за Егором закрывается дверь, Саша быстро поворачивается, и что там происходит в этот час, я уже не помню.
– Представляешь, у Урана наоткрывали спутников в каком-то там восемьдесят с чем-то году и всем дали имена из Шекспира – Дездемона, Офелия, Калибан, Просперо. И – Джульетта.
– А Ромео там есть?
– Кажется, нет.
– Какая же это Джульетта без Ромео?
– Мам! У меня живот болит.
Я перебираю в памяти – макароны, котлеты, чай, плюшка. Ещё что-то было. А! Огурец. От него?
– Так! А где стенгазета?
Рулон стоит около стола. Но я и от двери вижу, что на нём только мои пометки.
– Живот, – напомнил Егор.
– Он не может болеть два раза в день. У него лимит. Давай будет болеть что-нибудь другое.
Егор упрямо мотает головой. Ладно, живот так живот.
– Мой ноги и ложись. От живота дам тебе касторки.
И наклоняюсь над полкой с лекарствами. Где-то у меня тут что-то было…
– Не надо касторки! Я полежу!
Очень хочется убить. Но вдруг и правда что-то с животом? К врачу, что ли, сходить? Ладно, сегодня отдохнёт. Всё завтра… Или когда вернусь.
Я обнимаюсь с ватманом.
– Может, мне уйти? – спрашивает Саша.
Мотаю головой. Ещё чего! Мне Саша достаётся пару раз в неделю, потому что он сам постоянно чем-то занят, и хоть сын его большой, он тоже требует внимания. А тут пришёл. И сразу уходить?
– Я быстро!
Не замечаю, когда Егор выключил свет.
Он спит, вывернув одеяло, поперёк кровати. Я привязываю ватман к его рюкзаку.
– А я совсем не умею рисовать, – вздыхает Саша.
Он честно всё это время отсидел рядом, давая ценные указания.
– Пойдём спать. Всё хорошо.
И мы пошли. А вернее, побежали. Давно очень Саши не было.
И вдруг:
– Мама! Мама! Ты где?
Саша просыпается раньше меня, касается плеча. Странное утро… никак не могу глаза открыть. Или ещё не утро?
– Мама!
– Сейчас!
Я всё роняю на своем пути. Я спотыкаюсь о тапочки и путаюсь в брошенной одежде.
– Что болит?
В комнате у Егора душно. Надо открыть окно.
– Мне холодно.
Тянет жалобно, на одной ноте.
– Сон плохой приснился?
Егор кивает и закапывается щекой в подушку.
Сны… дурацкий наворот дневных переживаний. Скандал на физкультуре, мой приезд, стенгазета.
Я поправляю наклонившийся рулон и вспоминаю, что надо ещё уточнить про доклад. Спутники. О какой планете делать будем? Может, о Земле? Тут всё просто – один спутник, но большой. Хорошо изученный. Океан Бурь и море Дождей, через залив Радуги можно попасть в море Изобилия и немного поболтаться в море Ясности. А в море Спокойствия – нет, мы туда не пойдём. Потому что какое уж тут спокойствие? А ещё там есть озеро Печали и озеро Осени. И залив Суровости.
О Луне есть что написать.
– Я пойду!
Чёрт! Уснула в кровати Егора. Надо мной стоит Саша. Сквозь шторы льётся утренний сумрак.
– Сколько времени?
– Половина восьмого. Мне на работу пора. Скоро увидимся!
– Мне через два дня… Ой…
Глупо как-то получилось. Сползаю с кровати, бреду в коридор. Саша улыбается. У него короткие волосы. Рука проскальзывает по голове, ухватиться не за что. И очень внимательные глаза. Серые. Сейчас вижу, что серые.
– Я помню про вампира.
– Сама возвращайся.
– Извини.
– Всё нормально.
Он вынимает руку из кармана куртки и что-то вкладывает мне в ладонь. Я успеваю удивиться, а дверь уже закрывается.
Шахматная фигура – чёрная пешка. Потёртая, побывавшая в боях.
– Привет!
Егор сияет. Его волосы стоят дыбом, сквозь них пробивается свет из комнаты. Круглое лицо с сонной складкой на щеке. Он делает шаг и вдруг обнимает меня:
– Спасибо за стенгазету!
Я немею. За последнюю пару лет Егор никогда сам не подходил, чтобы обнять меня. Всё больше я его мучила. С криками «Обнимашки!» начинала его тискать.
– Ага, – глупо киваю я. Моё желание наорать на него растворяется в мягком утре. – Пошли завтракать.
И мы завтракаем, за успех стенгазеты чокаемся чашками с чаем. Я завожу Егора в школу и мчусь на работу. Что-то там было с Луной. Озеро Вечности. Озеро Весны. Озеро Забвения. Забыла! Мне же нужны спутники! И договориться с сестрой, чтобы она пожила у нас, пока меня не будет. Три дня!
Вампир, чупакабра и…
– Отчёт!
Третье желание.
Сегодня шеф не в духе:
– Не забудьте подготовить мне отчёт. На следующий же день, как вернётесь. И доделайте вчерашнюю работу. Сегодня, надеюсь, вы на весь день?
Я тоже надеюсь. Не отвлекаюсь на моря и проливы, даже спутники Деймос и Фобос меня не занимают.
Почему у меня опять открыта страничка «Крем от загара»? Щёлкаю обратно – Расовая сегрегация, Роберт Хайнлайн, Премия «Прометей», Бредбери, «Марсианские хроники», Марс. Понятно, опять думаю о спутниках. Может, никуда не ехать? Егор будет только счастлив. А то ведь непременно что-нибудь выкинет – животом занеможет или откажется делать уроки. Он же упрямый.
– Татьяна Петровна! У вас всё хорошо?
– Да!
Я успеваю свернуть Википедию до того, как шеф склонится над моим столом. Шеф? А что он здесь делает?
– Вы не отвечаете на телефон!
Я машинально провожу рукой по карману. Телефон… Что-то я его не нахожу.
– Да, к поездке всё почти готово. Никаких проблем.
Глазами шарю по столу, сдерживаюсь, чтобы не заглянуть под столешницу.
– Тогда зайдите в бухгалтерию. Татьяна Петровна! Вы уверены, что всё хорошо? Я уже не могу отменить поездку и послать вместо вас другого специалиста. Вы это понимаете?
Я всё понимаю, киваю, пытаюсь вспомнить сегодняшнее утро. Что за чем было? Ушёл Саша. Сделала кофе. Смотрела на телефоне почту. Егор ел хрустики с молоком. Я в оставшееся молоко сыпала мюсли. Долго искали шапку. Перчатка оказалась на батарее. Машин было немного, не опоздали.
Мобильный наверняка остался на кухне. Хорошо бы позвонить, пускай тараканы ответят.
Глаза прилипли к стационарному телефону на столе.
– Конечно, понимаю.
Я вообще много что понимаю, кроме телефона. Зачем он так со мной поступил? Куда теперь будет звонить Егор?
Забыли! Никуда он не будет звонить. У него всё хорошо.
И вдруг меня поразило: Дездемона, Офелия… А если Саша позвонит, чтобы сказать, что у него закончилось терпение?
Не о том думаю!
Нет, ну какой Егор!
Оставшиеся два дня сын молчит и ведёт себя примерно. Ничего у него не болит. За стенгазету получил пятёрку.
– Ну, ты звони! Звони каждые пять минут.
Сестра смотрит просительно. Ей не хочется оставаться с Егором. Ей не хочется отпускать меня. А вдруг что-то случится? Ей хочется всех посадить рядом с собой и не отпускать. Так надёжней. Но я улечу. Просто потому, что движение – жизнь.
– Как сядешь в самолёт, позвони, – наставляет сестра. – И как приземлитесь – тоже звони. И ничего не покупай, не трать деньги!
– Будет ночь.
Егор тянет ко мне планшет. Там вулкан. Летят во все стороны огненные искры, раскалённая лава льётся в море. Сумерки. Наверное, это красиво, если рядом не стоять.
– Это Кракатау. Помнишь, твой Саша рассказывал.
– Ты всё ещё с этим убогим? – тут же комментирует сестра.
Я беру планшет. Красиво. И страшно.
– Это когда он так?
На другой фотографии земля чёрная от пепла, жерло вулкана дымится чернотой. Остался маленький островок с деревьями, а когда-то ведь был большой. Теперь даже остров по-другому называется. Саша рассказывал.
– В 2008-м. Но это было несильное извержение.
Я положила в чемодан тёплую куртку.
– Молодец, что нашёл, – шепчу.
– Это мне Саша вчера прислал.
Я замираю с курткой в обнимку. Вот так спишь, ешь, гуляешь, а жизнь проходит мимо. Это когда мои мужики успели скорефаниться?
Не спрашиваю. Это лучше узнать у другой стороны контакта.
– Сидела бы дома, а то ездят они, – ворчит сестра. – Самолёты падают!
– Мой самолёт долго летит. Ему будет некогда падать.
Вот тебе и море Спокойствия.
Я представляю Кубу. В России февраль, в России морозы, снег по пояс и ветродуй, а на Кубе плюс двадцать пять, ярко-зелёные пальмы, танцующие сальсу негритянки, много солнца и голубая вода Мексиканского залива.
Звонок настигает, когда мы с Сашей едем в машине. На пронзительную трель он чуть дёргает уголком рта.
– Он упал! – орёт сестра.
Я представляю кровать. Последнее время Егор часто с неё падает.
– У него сотрясение!
– Откуда упал?
Честно говоря, как только за мной закрылась дверь, мысленным взором я уже видела пальмы, голубой залив и обожжённые солнцем форты. И совсем не могу представить, как нужно упасть с низкой кровати, чтобы заработать сотрясение.
– На улице. На льду! Мы едем в травмпункт.
Я резко подаюсь вперёд:
– На каком льду?
Пальмы. Песок. Сальса. Бьёт волна в набережную Варадео. И я тону. Тону безвозвратно.
– Из школы шёл! Я не уследила!
Сестра воет. Она напугана.
– Что?
Саша не тормозит. Наоборот, прибавляет газу и обгоняет.
– Упал, – бормочу, бессмысленно глядя в гаснущий экран телефона. – Ударился. Сотрясение.
В голове всё мешается.
– Надо возвращаться. Они в травмпункте.
Саша смотрит на дорогу. Темнеет. Падает снег.
– Позвони Егору.
– Зачем? Если сейчас развернёмся, то скоро будем дома.
Мы развернёмся. Обратно дорога свободна. Мы очень быстро домчим. Я знаю, где этот травмпункт. Только бы не положили в больницу, только бы всё обошлось. Как хорошо, что рядом Саша. Он поможет.
За спиной взлетает самолёт до Гаваны.
Егор бледен. Его отправляют на обследование и рекомендуют пару дней провести в стационаре. Надо наблюдать.
Там, в стационаре, меня настигает звонок шефа:
– Татьяна Петровна, вы понимаете, что вы натворили?
Я вряд ли что-то говорю. Потому что ничего сейчас не понимаю. Какие контракты? Какое выгодное сотрудничество? Кто на кого обиделся?
– Пишите заявление по собственному желанию. Это сейчас для вас лучший вариант.
Обошлось. Сотрясения нет. В Сашиных глазах грусть. Я ищу работу.
– Почему ты не можешь мне это купить? – обиженно кричит Егор.
Чирикает попугай Желтухин.
Я ни о чём не жалею, так получилось. Я почему-то всегда всем должна. Был бы рядом Саша, всё бы разрешилось… Но его больше нет. А в голове всё крутятся названия спутников Урана – Дездемона, Джульетта, Офелия, Корделия, Розалинда… Впрочем, что за Джульетта без Ромео?
– Позвони Егору! Не сестре, а Егору!
Саша прибавляет скорости. Мотор зло порыкивает. Мы проносимся мимо поворота.
– Алло, – успеваю я сказать в трубку.
– Мама! – Выдых, больше ничего. Жалость. Кружится голова. И по краю сознания – убью.
Саша забирает трубку:
– Привет, Егор! Кракатау! Хорошие картинки, правда?
Что-то Егор отвечает.
– Я тебе говорил. – Слушает. – Точно так же. И в жизни тоже.
Егор отвечает. И голос совсем не жалобный, а вполне нормальный. Чуть сбивается, говорит вновь.
– Всё правильно, – соглашается Саша и передаёт мне трубку.
– Егор! – тороплюсь я, но больше ничего не успеваю сказать.
– Да нормально всё, – Егор шмыгает носом. – Шишак на голове – и всё.
– А если в больницу положат? Давай я приеду!
– Я с Ирой, – отзывается Егор. Что-то фоном кричит сестра, но сын уже даёт отбой.
Машина соскальзывает с трассы на дорогу к аэропорту.
– Что ты ему сказал? – шепчу. Я совсем запуталась. Это было невероятно. Так не бывает.
– Я рассказал про вулкан Кракатау.
– При чём тут вулкан?
Я уже не понимаю – то ли я чувствую себя виноватой, что не поехала спасать сына, то ли чувствую себя счастливой, что всё разрешилось.
– Был большой остров в Малайском архипелаге. А в центре у него был вулкан. Самый обыкновенный вулкан. Иногда он извергался. Летели искры, пепел, лилась раскалённая магма. Это было красиво. Крупное извержение в 1886 году. Несколько дней работал, тонна пепла ушла в небо. А потом он провалился. Внутри у него всё выгорело, в эти пустоты вулкан и ухнул. Исчез совсем. И океан смыл его следы. Ни-че-го не осталось. С людьми так частенько бывает. Я это Егору объяснил. Он умный. Он всё понял.
Я молчу. Трубка ещё тёплая в моей руке.
В аэропорту Саша несёт мою сумку, рассказывает, как будет скучать и как замучает, когда я вернусь.
– Это хорошо, что ты летишь на Кубу, – сказал он напоследок.
– Почему?
– Потому что, когда у них день, у нас будет ночь. И наоборот. Я знаю, ты любишь выключать телефон, когда засыпаешь. Чтобы не будили.
Да, я выключаю телефон. Сделаю так и сейчас.
Самолёт взлетел. Впереди пальмы, голубая вода и сальса. И немного работы. Я кручу в руках шахматную фигуру. Храбрая королевская пешка. Назовём её Кракатау.
Егор прислал эсэмэс: «Всё отл. Дома на два дня».
Компьютер привычно выкинул окно МосУслуг. Электронный дневник. Двойка. «Не принёс доклад о спутниках планет Солнечной системы».
Из окна гостиничного номера видно море. Оно буйствует. Волна бьёт в парапет самой длинной набережной мира и обливает проезжающих по этой самой набережной мотоциклистов.
В дверь постучали. Пора на работу. Три желания. Обещания надо выполнять. Понять бы ещё, где я буду искать вампира и чупакабру. Может, в музее Хемингуэя? А ещё спутники, да. Но они подождут.
