Перед выборами Медведева много писали о «50 событиях эпохи Путина». Я тоже написала — про одно. Не такое уж важное, наверное, в мировом масштабе. Но для меня как раз такое, которое эту самую эпоху характеризует. Главная героиня этой истории — Лариса Тесленко. Ах, вы не знаете, кто это? Щас спою. В смысле, сейчас расскажу. А это моя коллега, лингвист и судебный эксперт. Дело было так. Весной 2004 года главный редактор нижегородской «Правозащиты» Станислав Дмитриевский опубликовал в своей газете обращения Ахмеда Закаева к российскому народу и Аслана Масхадова к Европейскому парламенту. Он был подвергнут уголовному преследованию за разжигание межнациональной вражды. На суде главным доказательством стало лингвистическое заключение, составленное экспертом Тесленко. Особенно примечателен такой фрагмент.

В обращении Масхадова есть слова: «…войну, навязанную Чечне путинским режимом». Эксперт по этому поводу пишет: «В данном примере обращает на себя внимание написание слова „путинский“ со строчной буквы, а не прописной — „Путинский“. Это стилистический прием, с помощью которого передается презрительная экспрессия».

Я даже не задаюсь вопросом о том, каким образом «презрительная экспрессия» по отношению к режиму разжигает межнациональную рознь. Мне случалось читать в других подобных лингвистических заключениях простодушные объяснения: автор, мол, ругает власть, а власть русская по преимуществу, а значит, автор разжигает ненависть к русским. Тут мне все понятно. Я только примус починяю, мне про строчную букву интересно.

Между тем, «Правила русской орфографии и пунктуации» 1956 г., которые пока никто не отменял, гласят:

Это то есть, если бы, например, надо было написать Вовин режим, то тут только, только с большой буквы!

Режим памяти Путина? Гм. Не-а, не годится. Режим имени Путина? Это потом.

В новом, подготовленном в Институте русского языка им. В. В. Виноградова РАН академическом справочнике «Правила русской орфографии и пунктуации», правда, либерально ДОПУСКАЕТСЯ «написание с прописной буквы прилагательных на ‐ский в тех случаях, когда они имеют значение индивидуальной принадлежности». И приводится пример из Пастернака насчет того, что Живаговский дом был ближе Микулицынского. Ну вот, так же можно написать, например, что Путинский режим мягче Лукашенковского. В смысле индивидуальной принадлежности. Это допускается, а значит, можно и судить за то, что это не выполняется. Как выразился в свое время сам герой, могу, а значит, считаю, обязан.

Да вообще зря коллега растерялась, когда на суде адвокат стал допытываться у нее про правила. Судя по опубликованной в Интернете стенограмме, три раза заставила вопрос повторить, потом сказала, что пушкинский стиль не имеет отношения к путинскому режиму. А могла ведь сослаться, например, на § 102 старых Правил: «В названиях исторических событий, эпох и явлений, а также исторических документов, произведений искусства и иных вещественных памятников с прописной буквы пишется первое слово, а также входящие в их состав имена собственные». Ну там, Петровская реформа, Парижская коммуна, Ленский расстрел. Ну и Путинский режим. А то вообще можно было указать на правила написания названий праздников.

Но меня заинтересовало совсем другое. Почему эксперта смутила строчная буква, но не смутило само слово режим? Дело в том, что у слова режим в политическом значении два, простите за каламбур, режима употребления, которые можно условно обозначить как терминологический и оценочный. В первом случае слово режим указывает на разные типы организации государства: демократический режим, авторитарный режим и т. д. — и не выражает никакой оценки. Во втором случае слово режим в сочетании с указанием на конкретного правителя выражает если не негативное, то во всяком случае отчужденное отношение говорящего к способу правления. Вы можете спросить, как меня часто спрашивают, когда я выступаю как эксперт в суде: а в каком словаре это написано? Да ни в каком, черт побери, что делать, если в словарях, увы, написано не всё? Но вы, скорее всего, согласитесь, что сочетание сталинский режим едва ли будет уместно в устах пламенного любителя этого самого режима. Поэтому требовать, чтобы в сочетании путинский режим первое слово уважительно писали исключительно с большой буквы, — это все равно, что требовать, чтобы с прописной писали путинская клика или, скажем, путинская камарилья.

Я хотела закончить объяснением того, почему этот случай кажется мне столь характерным для эпохи in question. Но потом подумала, что это, в сущности, и так понятно. Скажу лучше другое, утешительное.

Как все-таки трудно обмануть язык! Хитрит человек, старается угодить, а язык раз — и выдает его с головой.

По этому поводу не могу не рассказать историю, услышанную от математика и лингвиста В. А. Успенского (разрешение на пересказ получено). Августовский путч застиг его далеко от Москвы, на отдыхе. Он ничего о событиях не знал, как вдруг услышал крик: «Горбачева сняли!» Но не таков человек Владимир Андреевич, чтобы даже в этот критический момент не задуматься о смысле слов. И правда, не сказали ведь свергли. Свергают действительно снизу, а снимают-то сверху. И кто эти они, которые сняли первое лицо государства? Этот выбор глагола больше говорит о том, что у людей в головах, чем тома социологических исследований.