VI. «Тайна и кровь»

Подергивалось нервное лицо, глухой голос то звенел, то погасал. Ноты злобы прорезывали воздух небольшой комнаты. Было накурено. Я открыл форточку. Вполз робкий свет зачинавшегося предутрия. Только тут я заметил впервые морщину, просекшую этот молодой лоб.

Зверев рассказывал:

— Проклясть себя нелегкое дело. Проклясть — значить восстать. И, действительно, душа восставала против себя, людей всего мира, против Бога. Оставался один выход: найти пути к примирению, подчиниться и твердо идти до конца. Да, но путь длинен!

От Котки меня везут на кавалерийскую заставу. На миг мне кажется, что я примирился со всем. В вечернем сумраке, среди обширности полей, под низким небом наступает успокоение. Как хорошо я поступил, сдержав себя до конца! Убить Котку?.. Разве мало палачей, кроме него! Ровно бегут сани. Бегут и часы. Снег рассеивает тревогу. Он дарит мудрость. Вот пройдет еще час, и я — на том берегу. Рядом со мной в санях едет адъютант Рахии. Мне все равно. Мое сердце безгневно. Должно быть, я очень много пережил за один час пребывания у Котки.

Адъютант говорит:

— Сейчас станешь на лыжи.

Через четверть часа мы — я, он и двое красно армейцев — несемся на лыжах к границе. Лес, белизна, тишина, азарт. Умерли даже предчувствия. Ни страха, ни злобы, ни надежд. Человеку дано еще великое спасение в равнодушии и покое. Вот и обрыв реки. Мы — на опушке.

— Тише!.. — говорит адъютант. — Смотрите! Вот…

Он показывает мне на тускло виднеющуюся деревню.

— Видите, огонек в хате? Туда и держите направление. Это — наши.

Отдаю парабеллум. В левом кармане полушубка у меня остается браунинг. Мы прощаемся. Бесшумно удаляются мои спутники на лыжах. Чрез несколько минут я перейду границу.

Я опускаю руку в боковой карман, вынимаю мои фальшивые документы, я с наслаждением разрываю их на мелкие клочки. Одна из этих бумаг, во всяком случае, неплоха. Она давала мне право неприкосновенности. Секретный агент главного штаба Владимир Брыкин не мог быть обыскан даже самым могущественным чекистом. Послужной список капитана Михаила Зверева я извлекаю без труда. Он у меня зашит в поясе. Если б был обыск, эту бумагу нашли тотчас. Но нет! Жизнь идет в заколдованном и странном кругу: меня нельзя обыскать, а я с двумя фамилиями, с двумя документами, я — красный и белый, ходячий подлог, и именно потому, что я — подлог, я неприкосновенен. Все спуталось. Помоги мне, Боже, не сойти с ума!

Иду по тропе. Лес остался сзади. Вдруг окрик. Как странно — на немецком языке:

— Halt!

Почему не по-фински? А не все ли равно!.. Два финна требуют у меня паспорт. Это — белые. Меня препровождают в деревню… 5 часов утра. Но в избе, на которую указывал адъютант Рахии, все еще мерцает огонь. Неожиданность. Вот чего я ни в каком случае не мог предполагать. Двое белых меня ведут в эту самую хату. Все спуталось. Мы входим. Солдаты говорят с хозяином. Он переводит это так:

— Они спрашивают: есть ли у вас деньги? Показывайте 600 марок. 500 вы имеете право держать у себя, 100 — им.

Я вынимаю из кармана 600. Все кончается быстро. Оказывается, меня должны переправить на пункт. Снова идет разговор между задержавшими меня финнами и хозяином хаты. Он объясняет:

— Они спрашивают: не наймете ли вы лошадь? Идти далеко.

— Ну, конечно.

Мы едем. На пункте меня будут опрашивать. Мог ли я думать, смел ли я предполагать? Предо мной — Кунцевич и Оболенский! Кунцевич — крупнейший чиновник петербургской уголовной полиции. Оболенский — бывший градоначальник. Они внимательно прочитывают мой послужной список. Я говорю:

— Можете не читать. Здесь все ложь.

— Значить, вы — не Зверев?

— Нет.

— Как же так?

— Очень просто. Мои настоящие документы я должен был уничтожить, потому что мне угрожал обыск.

Да! И этим людям я не имел права открыться. На этом пути, в эти минуты я нес на себе неснимаемую маску. Мой долг был молчать и скрываться. И твердым голосом я заявляю:

— Я никогда в жизни не был офицером.

Это не возбуждает сомнения. Ведь это я говорю не большевикам. Для этих людей мой послужной список — отличная рекомендация. Если я говорю, что этот документ не мой, этому можно верить. Меня отправляют в карантин.

Вы спрашиваете, что это за штука? А это просто несколько дач, обнесенных оградой. Вот и все… Однообразная, тусклая жизнь… Единственная радость — прогулка. Ежедневно с наслаждением я вышагивал эти версты, обходя один и тот же кусок, как лошадь на корде. Но однажды мне суждено было пережить величайшее волнение. Уже к самому концу прогулки, смотря мне в глаза ласковым и строгим взглядом, шел высокий черный человек. Отдельные серебряные нити пробивались в его черных, гладко причесанных волосах, и был тонок и умен орлиный профиль его лица.

Бывают странные ощущения, предзнаменования, пророчества, угадки. Так случилось и в этот раз. Уже за несколько шагов до встречи я знал, что он заговорит со мной.

— Здравствуйте! — смело сказал он.

Я не мог скрыть моего удивления. Он это заметил.

— Как ваша фамилия? — спросил он тихо.

Я улыбнулся:

— Почему вас это интересует?

— Вы сейчас узнаете.

Я молчу.

Еще раз:

— Как ваша фамилия?

Я засмеялся. Мне захотелось шутить и рисковать. Я ответил:

— Брыкин.

Он посмотрел на меня сверху вниз:

— Неправда! Вы — не Брыкин. Но с этих пор вы — и не Зверев. Поняли?

Я почувствовал, что бледнею. Нет ничего страшнее человека, читающего тайны чужой души, заглядывающего в то, что затаено и навеки скрыто.

— Не бойтесь! Не волнуйтесь!

Он дружелюбно и властно взял меня под руку.

— Пройдемся к морю… Очень прошу вас быть со мной совершенно откровенным — говорить он.

Я молчу. Разве я смею быть откровенным с кем-нибудь во всем мире?

— Мне можете говорить… — продолжает он.

Я колеблюсь.

— Поймите, что вся ваша дальнейшая работа зависит от меня. Если вы скроете ваше задание, вам нельзя будет сделать ни одного шага вперед. С этого момента я — и только я — могу вам указать дорогу и поставить цель.

Но я упорен. Я никому не смею доверять. Я нем.

— Это похвально. Осторожность в нашем деле — все.

Он крепко стискивает мою руку выше локтя.

— Я буду решительней. Можете узнать мою фамилию. Я — Березин.

Мне это ничего не объясняет. Я продолжаю безмолвствовать. Только на один короткий миг у меня пролетает волнующая мысль:

— Почему он все-таки знает «Зверева»? Но он знает… Значит…

…Сказать или не сказать? Быть может, открыться?

— Расскажите мне ваше задание!..

Молчу.

— Ну, тогда я вам скажу пароль.

Я настораживаюсь. Важно, твердо и медленно он произносит:

— «Тайна и кровь».

Я вздрагиваю. Я повторяю за ним:

— Да. Тайна и кровь.

— Теперь доверяете?

— Да.

— Ваше задание?

Но я не решаюсь. Он останавливается, медленно и спокойно повертывает меня лицом к лицу, мы смотрим друг другу в глаза.

— В таком случае я вам назову начальные буквы имени того, кто один имеет право распорядиться нашей жизнью и судьбой.

Я опускаю глаза. Березин торжественно отчеканивает:

— Эти буквы суть следующие: «Д» и «П».

И я протягиваю ему руку и приношу извинение.

— Простите — говорю я. — Но вы сами понимаете…

И тотчас же рассказываю ему мое задание.