Осень властно вступила в свои права; та самая, хитрая лисица-осень, засыпавшая город ровным слоем своих жёлтых надежд, таких же сыпучих, как осенние листья. Диким шабашем на Лысой горе Луганска отыграли черти первую партию. Осень ложилась им на спины: пустила морок, осевший вместе с крошкой осыпавшихся стёкол, кирпичей, асфальта, разбитых стен, домов, омытых градом и дождём. Но осень начала расти грибной поляной рынка, и появились люди-грибники. Зашевелился Вавилон, и Вавилонская Блудница оголила ногу. Не топчут берцы разбитых улиц скудный кров, и кажется, что жизнь в который раз стремится одержать тотальную победу над неизбежностью смерти. Тому виной неудержимой силы надежда, такая же непобедимая, как смерть.

Я помню, как зарождались эти надежды на мирное небо над головой. Помню время, когда эти надежды казались такими лёгкими и доступными, такими достижимыми: вот-вот, и наступит перелом, и мы пойдём в атаку, а город заживёт своей привычной мирной жизнью, и все хватали эти надежды, как в детстве хватали кузнечиков. Помню это со Славянска, когда почти каждый ополченец мог поклясться и клялся чуть ли не каждой собаке, что все поляжем, но город не сдадим… Осколки разбитых надежд разлетелись шрапнелью по Донбассу, но самые предприимчивые всё чаще находят их хрупкие остатки, собирая мозаику новых иллюзий.

Луганск перестали обстреливать с приходом осени. К этому времени освободили Новосветловку (Краснадонское направление, дорога на Изварино), от которой, после того как укры устроили кровавый бал, осталось название, чёрный пепел и местные жители, висящие на обгоревших столбах. Освободили Хрящеватое – очередной портал в Вальгаллу, зачистили аэропорт, который стал более походить на кратер рухнувшего с холодного неба метеорита. После того, как юго-восточные позиции укропов (ранее наши) зачистили наши добровольцы, наступило временное, шаткое перемирие, при котором держали ухо востро – кто же первый его нарушит.

Из Дома правительства поступило распоряжение к первому сентября подготовить школы, а с 1 октября вузы. Школы открылись, но перемирие оставалось шатким.

Несколько дней до Дня города. Было обещано долгожданное электричество, что казалось уже давно забытым пережитком мелкобуржуазного застоя, вытесненного всецело неизбежным военным коммунизмом. И снова смутная надежда добавилась в сердцах. Но колючая атмосфера недоверия не позволяла вдыхать полной грудью этот новый воздух, не тронутый гарью. Разведка притащила языка, и сказал язык, будто нацгвардия готовит большой фейерверк ко Дню города.

Слухи разбредались, как голодные собаки, не пропуская мимо себя ни одной мусорки. День города был воистину ментальным праздником для столицы республики: играла музыка на площади – Кинчев с «Небом славян». И шёл люд на площадь, стоял вдоль дорог, встречая праздничный автопробег своими широкими улыбками тусклых зубов и блеском хрусталиков той самой надежды на влажных глазах. Город в тот день превратился в автопарк, где боевые машины представляли себя народу, и народ приветствовал их. Даже хмурая БМП, сбившая столб в самом центре города на улице Оборонной, не испортила настроения граждан, ослеплённых мирным, не-взрывающимся солнцем.

Интересную историю имеет улица, называемая Оборонной. Во время Великой Отечественной, в 43-м году, когда мощные советские танки, пыхтя жаром, уничтожали нацистов, не менее мощный советский народ выстроился вдоль центральной улицы, пилящей город пополам, образовав цепочку от позиций до завода. Так передавали снаряды по цепочке на фронт…

Город стал приводить себя в порядок: постепенно появилось электричество, сотовая связь и прочие атрибуты цивилизации, заложниками которых мы невольно оказались. Город стремится процветать и, как социальный механизм, защищается плотной атмосферой серого неба, ретушируя перманентную пальбу своих окраин. Осенний морок. Дымка. Некогда зелёный, город деформировался – пробоины, пожелтевшие под напором осени…