«Убит премьер-министр Сербии Зоран Джинджич! – забыв про Ирак, с вытаращенными глазами кричит Таня Миткова из телевизора. – В Белграде чрезвычайное положение! Аресты! Введён комендантский час! Прогрессивная общественность скорбит!»

Уф, наконец-то! Камень с души упал. Ещё один иуда отмучился и отправился туда, куда и должен был, в конце концов, отправиться… На СУД… Нет, к счастью, не в Гаагу. Подальше. Жалко? Конечно, всегда жалко иуду. И как же больно смотреть, как ожидает иуда смерти, как горько ходит он по земле, обречённо озираясь по сторонам. Зоран Джинджич – красавец серб, умница, философ. В смысле генофонда он – безусловная гордость Сербии. Поэтому когда я услышал, что Джинджич тяжело ранен, но жив, я сразу понял, что шансов у него никаких. Не могли промахнуться, не могли. Таким, как он, предательства не прощают. Тем более сербы. Дело ведь совсем не в Милошевиче. Милошевича добрая половина сербов на дух не выносила и не выносит. Но вот уже два года вся Сербия, и в этом, поверьте, нет никакого преувеличения, каждый день, не отрываясь, по пять часов пялится во все глаза в телевизор, во время прямых трансляций заседаний Гаагского трибунала, и ловит каждое слово Милошевича. А потом до самого вечера все бурно обсуждают, как Слобе в очередной раз отбрил очкариков в мантиях, во главе со старухой Дель Понте. Это так и называется по-сербски – Дерективна новост.

Милошевич защищается в Гааге сам, без адвокатов. Когда видишь, как ведёт он себя на заседаниях, сколько достоинства, ума и упрямства в этом надменном красивом старике, начинаешь им восхищаться, даже не понимая, о чём он говорит. Порой кажется, что это он судит Гаагский трибунал, а не наоборот. Судьи и прокуроры впадают в отчаяние каждый раз после того, как Милошевич, разгромив в пух и прах показания какого-нибудь очередного свидетеля, начинает задавать три своих вечных вопроса. Почему в Гааге вместо него, Милошевича, судят Сербию и весь сербский народ? По какому праву НАТО бомбила его любимый Белград и уничтожила его страну? И зачем его тайно выкрали из Сербии, когда он добровольно готов был предстать перед любым судом? Судьи ничего не могут ответить Милошевичу, потому что он – стопроцентно прав. Судят, действительно, не Милошевича, а всю Сербию, и это ясно как день; бомбили преступно, поправ все международные законы; и, конечно же, судить его, гражданина своей страны, уже давно не президента, кроме самих сербов не вправе никто. Ему просто выключают микрофон…

Сербы, наверное, казнили бы Милошевича, суди они его сами, во всяком случае, из тюрьмы бы он вышел не скоро. Нет, не за казни боснийцев, албанцев и хорватов, не за обстрелы городов и деревень, не за помощь мятежным сербским анклавам, они наказали бы его за поражение, за то, что он не смог воспользоваться своей властью и защитить, спасти от распада и унижения их Сербию, как обещал. Этого они ему никогда не простят. За это они его свергли.

В Сербии диктатура невозможна по определению. Это страна самодостаточных и очень непокорных людей, эдаких до мозга костей православных чеченов, славянских горцев, да ещё и прямых наследников византийской культуры, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И Милошевич, конечно же, ни в коем случае не был диктатором. Он, нравится это кому-то или нет, был вождём этого древнего, невменяемого, воинственного народа, страшно жестоким и невменяемым вождём. Он служил Сербии и продолжает делать это сейчас в тюрьме. Совершенно очевидно, что его не волнует его собственная жизнь, на самом деле Милошевич очень болен и одной ногой уже в могиле, но он и виду не подаёт. Он серб, и его жизнь принадлежит Сербии и сербству. Сложно понять, что это такое – драться за каждый клочок своей земли, в особенности современному «россиянину». Нет сомнений, 90 процентов сербов действовали бы точно так же, как Милошевич, окажись они на его месте, это задано их ментальностью, их верой, их историческим кодом, если угодно. Для сербов Христос и Сербия, в общем-то, одно понятие. Они не могут по-другому, погибнут все, но всё равно не смогут. Поэтому сейчас, когда судья в Гааге выключает микрофон, Слобо Милошевич снова и снова, каждый божий день становится президентом, отцом для всех сербов, вместе взятых, они вместе с ним, вслед за этим «Попере Црным», повторяют сквозь зубы: «Ебем матерь фашистску!»

В Белграде говорят, после того, как люди Джинджича похитили Слободана Милошевича и вывезли его в Голландию, буквально через день, в кабинете премьер-министра появились несколько человек; говорят, это были именно те, кого сегодня как раз за убийство Джинджича и разыскивает сербская полиция – не очень активно, надо сказать. Они спросили его:

– Зачем ты это сделал, Зоран?

Джинджич ответил им, что сделал он это ради Сербии, что теперь нищая, измученная войной Сербия получит миллиард долларов помощи от Европы и Америки. Он и потом не скрывал, что просто продал Милошевича за хорошие деньги.

– Ты не жилец, Зоран Джинджич. Но живи пока, Слобе не хочет твоей смерти. Живи и думай, что ты сделал, христопродавец!

Запад не дал Джинджичу обещанный за Милошевича миллиард и потребовал выдать еще парочку «военных преступников», потом еще и еще, вплоть до рядовых… Сербия так и осталась подыхать в блокаде… От Джинджича тем временем потребовали отказаться от Косово. Черногория ушла… А денег все не было, их давали другим, бывшим врагам, боснийцам, албанцам… Гаагский трибунал тем временем объявил злодеями почти всех сербских политиков. И они, уже не дожидаясь унизительной выдачи в мешке, сами открыто потянулись в голландскую тюрьму. Шешеля на вокзале провожала толпа в десять тысяч человек. Накануне убийства Джинджича «инвесторы» предъявили ему ультиматум. Немедленно начать борьбу с коррупцией. А поскольку в Европе коррупционной считают всю сербскую экономику, то бороться премьер-министру надо было с каждым сербом. Но ведь денег так и не дали, ни цента, ни су, ни копейки! За три дня до смерти Зоран Джинджич перестал прятаться за охрану и публично заявил, что он, видимо, уже больше не жилец…

Сейчас в новостях только и говорят, что Зорана Джинджича устранила таинственная и могущественная Земунская группировка, состоящая сплошь из офицеров сербского спецназа, её даже – для убедительности криминальной версии – сравнивают с нашей знаменитой кровавой и отмороженной «солнцевской» бригадой в период расцвета. Земунская преступная группировка, сорок человек арестовано!

Земун, к слову, – это бывшая австрийская половина Белграда. Потрясающе красивая. Белград вообще очень красивый город. Он как бы из двух разных городов состоит. Одна часть, восточная, когда-то турецкая – со старой крепостью Калимегдан во главе, стоит над местом, где сливаются Сава и Дунай. Вокруг Калимегдана на террасах гнездится официальный центр Белграда. Большие европейские здания конца XIX века, крыши медные, и, в общем-то, современная, европейская жизнь, как где-нибудь, скажем, в Будапеште. Памятники, правительственные учреждения, бутики, клубы, кофейни, суета, машины. Много полицейских: статные, симпатичные, и ненавязчивые, кстати, в отличие от наших уродов-ментов. Здесь европеизированная публика и иностранцы ходят, пьяных и цыган не пускают. Сюда америкосы больше всего бомб швыряли. Тут Джинджича и хлопнули. А австрийский Земун через Саву вдоль Дуная километрах в пяти к западу. Там все по-другому, узкие улочки сбегают к Дунаю, домики одно-двухэтажные, друг к другу жмутся на холмах от церкви к церкви, все под красными черепичными крышами. Старая австрийская крепость на горе закрыта на ржавый амбарный замок. Люди совсем другие – попроще и порасслабленнее. Никуда не спешат. В сумерках цыгане то там, то тут сидят-курят у своих ворот на корточках, какие-то пьяные старики ходят от погребка к погребку, аккордеоны из окон играют. И пахнет Дунаем. И свет такой розовато-золотистый, как у Кустурицы в кино. А по берегу Дуная у самой воды – сотни ресторанчиков, там жарят рыбу и ракию наливают. Очень много сербов. Поют, разговаривают о Земуне, о Сербии…

На полпути в Земун, на Ратном острове, есть большой пляж, туда за смешные какие-то копейки цыгане на огромных кособоких плоскодонках с мотором возят толпы простых сербов отдыхать. Женщины сплошь длинноногие, стройные, грудастые. Никакого целлюлита и в помине. Мужчины высокие, крепкие, мускулистые. Те, что после 25 – все в шрамах, с дырками от пуль и осколков. Детей с каждым трое-четверо, облепят и висят, как обезьяны, иначе нельзя – Дунай мощный, как резиновый, сразу уносит… Если замечают, что пялишься на их рубцы, раны, на женщин, на детей, едва уловимо смерят взглядом сверху вниз и, отвернувшись, хитро так посмеиваться начинают. Все – одна большая ЗЕМУНСКАЯ ПРЕСТУПНАЯ ГРУППИРОВКА…

Когда Зорана Джинджича хоронили, по телевизору много показывали плачущих сербских женщин с цветами, сотни пришли. И комментарии, мол, сербы скорбят, но с пути реформ не свернут. Побойтесь бога, у них Христос три дня как вознесся, и пришли они своего Иуду оплакать, это их сербский Иуда, и они его никому не отдадут.