Я лежал на носу баржи, прислушиваясь к разговору и делая вид, что изучаю общедоступный список Вещей, которые разыскивают рейдеры. Такие небольшие книжки были во многих домах и пользовались устойчивым спросом у местного населения. В конце приводятся приблизительные цены.

Ничего интересного там не было. Все прекрасно знакомое, многое люди просто не знали, как использовать. По названию никогда не догадаешься, что за штучка. Хорошо еще, что обязательно изображение имеется. А еще есть пометки Черепахи.

Некоторые Вещи еще и применяются совершенно неправильно. Вот какой умник придумал использовать «Сигналку» таким идиотским образом? Она якобы чувствует воду! Ну да, реагирует. Но на самом деле ее можно и нужно настраивать на любого размера теплокровное животное. От мыши до слона. Прошел перед сном вокруг стоянки, сбросил нить, и никто не пересечет ее без тревожного сигнала. Только подкармливать нужно регулярно. А эти… додумались.

Вот почему электроника не желает работать — это они и не подозревают… Только стоит ли подсказывать? Еще не хватает, чтобы они от «Вопилок» научились закрываться. Совершенно лишняя информация для людей.

Как ни странно, обнаружил пару десятков Вещей, совершенно незнакомых. У нас такого не было. А вот это — очень интересно. Единственный экземпляр, любые деньги предлагают. Еще бы. Пауки бы тоже не отказались. «Маска». Совершенно безболезненно превращает тело в натуральный пластилин. Можно вылепить из любого все, что угодно. Хочешь другое лицо? Пожалуйста! Хочешь хобот или броню вместо кожи — сколько угодно. Несколько часов в новом облике — и останешься навсегда в таком виде. Никаких последствий для здоровья.

И еще длинный список Вещей неизвестного назначения. Положим, это они им неизвестны. «Замедлитель», «Здоровье», «Чистильщик», «Слизь», «Накопители» разных видов и форм, «Пленочник», ну и много всякой ерунды.

Ого! «Насильник». В его присутствии невозможно себя проконтролировать. Обязательно перекинешься. У нас ходили слухи про то, что они есть в Крепости, но, кроме страшных сказок, никогда не слышал ничего конкретного. А оказывается, есть. Очень мне это не нравится. Если будет возможность, надо выкупить и запрятать поглубже. Ага, не один я такой умный. Что-то Черепаха, видать, не сообразила или забыла, когда мне дала список. Очень занимательная надпись под рисунком, сделанная ее рукой: «Од. вз. у Б. Два кн.» Прям так сложно догадаться! Страшно глубокий шифр! Посмеялся бы, если бы это не «Насильник» был. «Один взят у Бориса. Стоимость — два коня». А ведь ничего не сказала. Это надо будет обсудить с Вожаком. Вот интересно, на него действовать будет, и если да, то как?

Я насторожился и в очередной раз прислушался. Даша сидела по соседству, тщательно вычесывая Мави специальным гребешком. Та, довольно урча, подставляла то один, то другой бок. Во время этого полезного процесса Даша пыталась пояснить любознательному Летчику, чем русские отличаются от поляков. Она сидела на палубе уже третий день, с небольшими перерывами на еду и сон. Обмен информацией шел в обе стороны, причем, как втихую доложил мне Летчик, Дашу интересовали как я лично, и притом очень сильно, так и жизнь на равнинах. Единственное, что ему прямо запрещалось с самого начала, — это упоминать о звериной форме и связанных с этим вещами. Предупредить его о неразглашении остального мне просто в голову не пришло, а теперь было поздно.

Летчик, умело направляемый уточняющими вопросами, выложил все, что он знал о Народе. Знал он, правда, не слишком много. Два месяца жизни — срок не слишком большой, но был он, как и положено подростку, достаточно любопытным и при этом изрядно наивным. Во всяком случае, мотивы нашего похода и то, на какой результат мы рассчитываем, он без больших проблем сдал. Про наше отселение в дальние края — это была достаточно любопытная информация. На основании ее недолго додуматься о скоплении изрядного количества наших соплеменников в том месте. И по разным другим мелочам, включая неизвестный язык и отсутствие вещей промышленного производства, мы на потерявшихся землян как-то мало походили. Своими открытиями Даша делиться пока ни с кем не собиралась. Это я знал точно. Что происходило на барже, Летчик контролировал на все сто, подслушивая разговоры даже в разобранном состоянии. Изначально это задумано не было, но если ему нравится, почему не воспользоваться?

Даша доказывала, что никаких принципиальных различий между поляками и русскими нет, а есть только разница в религии. Тут Летчика переклинило, так как он совершенно не понимал, почему чтение молитвы на латинском языке может быть более правильным, чем на церковнославянском. Когда всплыл вопрос об украинцах, он запутался окончательно: религия с русскими одинаковая, но почему-то другой народ.

Тут у меня в познаниях была изрядная дыра, так что помочь ему разобраться я не смог бы при всем желании. В доставшемся мне от Лехи куске памяти присутствовал фильм «Тарас Бульба», а также прочитанная им после просмотра оригинальная книга. Была попытка сравнения — и уж очень ему не понравилось кино с длинными речами героев, поднятых на копья. Больше у меня по этому вопросу в памяти ничего не имелось, кроме анекдотов про хохлов и сало. Вот специально так не сделаешь: «Здесь помню — здесь не помню». Выступать со своим «авторитетным мнением» я не пытался, тем более что особого интереса данный вопрос не вызывал. Ну поделились когда-то, как большинство родов. Мы, например, род Медведей, а есть отдельные подвиды — гризли, бурые, пещерные, черные, очковые. От окраски зависит и от места жительства. Иногда и между собой деремся за территорию или баб. Ничего странного. Так это всего шестьсот лет. Через тысячу еще раз поделимся и будем считать своих единственно правильными медведями.

Идею бога Летчик совершенно не воспринимал. Тем более бога невидимого, всемогущего и всезнающего, да еще и единого в трех лицах.

Тут Дашин рассказ совершенно непонятными путями сделал скачок и оказался в Израиле.

В свете того, что тело у него было израильского производства, Летчик страшно заинтересовался этой темой. Бесконечные войны за землю и воду с близкими родственниками он как раз хорошо понял. Это было гораздо проще абстрактных идей, в которых, впрочем, и Даша не сильно много понимала. Мудрено было бы при здешнем воспитании и таких родителях. Вот стрелять, коня оседлать, в разном местном сырье разбираться или обувь починить — это без проблем. Очень практично. А страдать из-за отсутствия на планете Иерусалима или папы римского вместе с Патриархом Московским — это не по адресу.

Очень быстро Даша иссякла. История земных государств явно не была ее любимым предметом. Где-то в Форте была пара книжек на тему охоты за террористами и бомбежек, которые она добросовестно изложила. Вот здесь Летчик меня окликнул и заинтересованно начал выяснять — нельзя ли его вооружить. Мы с ним долго выясняли значение терминов «полезная нагрузка», «мощность двигателя», «высота полета» и причины, по которым это невозможно. Потом Летчик глубоко задумался и замолчал.

Непонятно, что творится, как всегда, когда Зверь руку приложил. Нормально у него не получается. Наш летающий приятель явно прогрессирует, причем в совершенно непредсказуемую сторону. Действительно, получается оригинальная личность со своими желаниями и интересами.

Когда выяснилось, что Вожак откровенно лажанулся с этой идеей про летающих разведчиков, он сделал умное лицо и сказал: «Думайте. Здесь собрались Мастера, вот и покажите, что умеете». Сказать — оно проще всего. Сам с этим дела никогда не имел и откровенно свалил на нас. Вот мы и выдумали неизвестно на чью голову. Коллектив изобретателей в составе паука-недоучки, кузнеца, ювелира для тонкой работы, меня, как наиболее продвинутого в людской технике, и Близняшек. Особенно полезны были Близняшки. Они отгоняли пинками любопытных и лезущих с умными советами.

«Пленка» и «Накопитель» вместо аккумулятора, разные прочие мелочи вроде защиты от «Вопилок» и «Кричалок» — это даже не особо сложно. Любой дурак из Народа знает, как использовать простейшие печки. Берешь обычный картон или на крайняк тонкую деревяшку, покрываешь пленкой и жаришь необходимый продукт на слабом солнышке. Ловить бесплатную энергию — так пленка под это дело и выдумана. Тут немного пришлось повозиться с доводкой, и чтобы не закоротило тонкую технику. Нужды в защите от «Вопилок» и «Кричалок» раньше не возникало за неимением электроники, но это тоже хорошо известное дело. Присобачь «Глушилку» на широком диапазоне — и все будет в лучшем виде. Сделать все это достаточно сложно, но вполне осуществимо. Зато, что делать с компьютерными мозгами, никто не представлял.

Сначала от меня пытались добиться объяснения устройства и как оно действует. Только если Зверь не знает, откуда мне знать? Разве что имелись общие смутные представления об устройстве компьютера. Чтение инструкции тут не помогло. Тогда дружно махнули рукой и выпили коллективно, на совесть. В ходе гулянки и родилась эта странная идея.

Вернее, она всем была прекрасно известна, но на моей памяти никогда не использовалась. Любой предмет имеет память. Когда ты его держишь, касаешься, чинишь, используешь, остаются следы на поверхности. То, что называется аурой и информационным воздействием. Часть со временем исчезает, часть навсегда впитывается. При определенных умениях и прямом воздействии контролируемой энергии можно разбудить что-то вроде личности. Поскольку предметом пользовались многие, то получившаяся личность будет похожа не на кого-то конкретно, а скорее на слияние нескольких. Тут важна даже не сила, а тонкая работа. Чем меньше и проще предмет, чем чаще он использовался, тем это легче. Есть даже древние легенды про живые мечи, куда умирающие вкладывали часть души. Потом эти мечи вполне были способны предупреждать об опасности, учить незнакомым приемам фехтования, оставшимся у них в памяти неизвестно от кого, и даже разговаривать с хозяином.

Никто такого не видел, но вот камни-сторожа прекрасно известны всем. Своих они прекрасно узнают, а о чужих предупреждают. Одна проблема — они достаточно примитивные как личности, туповатые и делать их тяжело. Дальше одной, максимум двух задач соображать не способны. Как в самом начале уяснили про «свой — чужой», так и будут следить. «Сигналка» и то полезнее. Ее хоть с собой таскать можно, а камень-сторож обычно имеет охренительные размеры и служит для обозначения границы. Зато выяснить у него, кто проходил и из какого рода, без проблем. Поэтому любой чужак, не желающий быть опознанным, старательно объезжает хорошо всем известных сторожей.

И камни-родственники тоже замечательная вещь. Можно разговаривать не хуже чем по радио. Тоже проблема имеется неразрешимая. Из начального камня сколько выпилишь, столько и будет «Говорилок». Запасную не сделаешь, а использовать большой размер не получается. Вот и выходит десяток-другой по максимуму, и все.

С раннего утра я поднял нашего паука-недоучку Длинного Зуба холодным душем из ведра и стал выяснять, что он там по пьяни такое заливал. На самом деле он действительно Мастер, но пауком его еще много лет не признают. Слишком молодой, шкодливый и совершенно не умеет подчиняться авторитетам. Обязательно при всех расскажет, почему его начальник придурок, и докажет, что он прав. Силы большой у него нет, зато ума слишком много. Вечно с несвоевременными идеями вылазит. А вот как раз в этом случае очень даже вовремя выдал мысль. Почему бы нам не попробовать создать из самолета личность? Нужны только несколько ингредиентов вроде приличного куска гибридного сплава, на котором записывается информация по типу «хранителя», и кто-то умеющий работать с энергией напрямую.

Чего-чего, а различных чистых образцов у нас было много, и Вожак на вторую часть работы имелся. Что они там коллективно сварганили, я так и не понял. Очень умно это было названо «квазиживым» материалом из сплава нескольких металлов, углерода и каких-то химических солей, отнятых с боем у Койот. Еще и кровь мою использовали. Какие-то специфические способы проводки сигналов. Диэлектрики, отрицательная проводимость и прочая белиберда, нормальному бойцу непонятная и совершенно неинтересная. Каждый должен заниматься своим делом. Я как-то все больше специализировался на разведке и наведении порядка среди своих. Ближе всего это к полиции. И не уголовка, и не ОМОН, что-то среднее. Создание амулетов — это хобби, а не профессия, хотя мои ценились понимающими.

Квазиживым он был назван за то, что, будучи с виду и на ощупь вполне твердой массой, при определенном воздействии (а тут надо было строго соблюдать температурный и световой режим, еще и мигая в определенной последовательности) он начинал расти, и вопрос малого количества тем самым снимался. Скромно опустив глаза, Длинный Зуб сказал, что идея это ползала у него в голове давно, особенно про кровь. Все это крайне интересно изучать углубленно, но уж очень сложно было достать отдельные составные для сплава. А вот теперь он развернется. Ухмылка была при этом крайне издевательской.

Причину я понял только потом, когда выяснилось, что новорожденный считает меня своим прямым родителем, а вовсе не старшим администратором, как я тут слушателям втирал. Бил я недоучку Мастера долго и с большим удовольствием, так что последние две десятидневки до отъезда он от меня тщательно прятался. Столкнувшись на практике с его работой, я очень сильно посочувствовал его учителям и признал правильным их нежелание признавать его Мастером. Совершенно он не представлял последствий своей работы и даже задумываться не желал.

То ли потому, что в отличие от мечей и камней у Летчика была сложная структура, то ли Зверь в очередной раз перестарался, то ли не зря нас предки предупреждали не баловаться магией крови, но получился не готовый услужить компьютер с определенными программами, и не обычная простенькая тень личности, а любознательный и развивающийся ребенок. Который к тому же обладал абсолютной памятью и очень быстро начал проявлять эмоции.

Вот Даша ему явно нравилась, а Дядю он не выносил. Если честно, я серба тоже терпел с трудом. Может, люди и не замечали, но от такого типа лучше было держаться подальше. Вот уж кто был как натуральный компьютер. Он абсолютно не испытывал никаких эмоций. У него не менялся запах, он никогда не нервничал, не радовался и вел себя исключительно согласно логике. Это правильно, а вот это нет. Почему-то в «правильно» попало слушаться Рафика. У меня было впечатление, что в промежутке между рейдами он отключался, и кнопка срабатывала только на очередной поход. Самый натуральный биоробот.

Даже Летчик в самом начале был более нормальный. Короче говоря, мы умудрились по сильно большому недоразумению создать нового разумного и не имели представления о том, что нас и его тоже ждет в будущем.

Как минимум он был бессмертным, живя одной личностью в разделенных кусках и не испытывая затруднений с задержкой при передаче информации. А способность бесконечно размножаться и со временем вполне заменить собой любую Интернет-сеть, получая информацию от пользователей, а заодно и подслушивая и контролируя их, была крайне Многообещающей. Немного усовершенствований в «Говорилке» по принципу мобильника — и монопольную телефонную сеть без всяких проводов и антенн можно распространять бесконечно.

Идею эту я пока держал при себе, неизвестно, какое количество информации Летчик мог пропустить через себя без проблем. Все это нуждалось в проверке. Пока ему нравилось летать, ощущая себя свободным, а не привязанным к одному месту. А я чем дальше, тем больше ощущал себя ответственным за него. Родители тоже не знают, какой у них вырастет ребенок, но он их ребенок, и помогать ему и защищать его они будут до самой смерти.

Что у нас еще интересного? А, вот на последней странице книги, где пустое место, красота — еще один список на Языке. Хорошо же Черепаха покопалась у Бориса в закромах! Совсем она нюх потеряла в здешнем окружении, пишет на неизвестном людям Языке и еще мне вручает. Или это она так доверие демонстрирует? Матрица от «Чистильщика», очень странный организм, оставшийся от предков, с заданными свойствами. Повторить никто не может. Совсем не редкость амулеты из него, но оригинала не было ни у кого. А вот теперь есть.

Можно вырастить любого размера и формы. Собственно, это обычный микроячеистый фильтр. Настолько микро, что увидеть невозможно, и никакой микроскоп не поможет. С виду обычная губка, которую можно легко резать. Надо только при выращивании задать параметры очистки. Хочешь, он морскую воду в дистиллированную превратит, попутно убирая разные примеси, а хочешь, можно вместо противогаза или маски для подводного плавания применять. Там мозгов в отличие от Летчика нет, сплошные инстинкты. Только чтобы правильно параметры задавать, надо код знать.

Все остальное в списке даже в нескольких экземплярах, разных размеров и не работает. Не большая проблема оживить. «Сварка», «Сверло», «Резец», «Плавильная печь». Несложно и по названию догадаться, только людям откуда знать. «Резка». Очень нужная вещь. Две рукоятки, соединенные неизвестно чем. Смотришь — ни черта нет, а когда раздвигаешь в стороны, чувствуешь легкое сопротивление, и пустое место режет — все, вплоть до металла. Особо одаренные экземпляры приспособились часовым головы отделять от тела. Накидываешь сзади на горло, руки вперехлест, чтобы, разрезав шею противника, себя не зацепить, и еще один отправляется на перерождение. Хотя не стоит показывать пальцем, у самого в подкладке для того же заныкано.

«Ловец» — анализатор химического состава жидких и твердых веществ. Многие вещества не просто отражают свет, но и заметным образом изменяют его спектр. Он находит изменения и на этой основе определяет химическую природу образца. Десять — пятнадцать секунд. Может определить множество различных веществ, яды и неприятные для организма вещества находит легко. В бытность мою начальником у Хищников один раз наркотики с помощью него нашли.

«Подгляд» — просвечивает не хуже рентгена, включая каменные стенки. Не на радиоактивности, а на звуковых сигналах работает. Вроде эхолота, но с картинкой на экране. Не надо лезть в закрытое помещение в поисках разного добра, все и так видно.

«Сундук». О, Первопредки! Восемьдесят две штуки. Совершенно бесполезная Вещь. Опа! Я натурально большой дурак. Премию Черепахе. Это они раньше были никому не нужны. Форму «Сундук» имеет самую разную, и больше всего — по своим функциям — похож на «Флягу». А может, это она и есть, только особая разновидность. Есть только серьезная разница: закрывается на цифровой замок, как сейф. Иногда еще и буквы на стенке с той же целью. Перебирать номера можно вечно и открыть практически невозможно. Сломать еще никому не удавалось. А в таких «Сундуках» еще со времен Войны может храниться все что угодно — от никому не нужного до страшно ценного. Шестьсот лет не срок. На равнинах есть несколько экземпляров «Сундуков», навечно закрытых, секретный код которых не знают. А теперь у нас появились компьютеры. Подключить — и пусть комбинации перебирают.

— Живой, — прервав мое занятное чтение, задумчиво сказала Даша и повернулась ко мне.

— А?

— А ты что думаешь о Боге?

— Ничего не думаю.

— Как это?

— Меня учили другому. Где-то там, — я ткнул рукой в небо, — после смерти тела собираются души. Это не такое… в виде того же человека с крылышками, который сидит и на арфе блямкает бесконечное множество лет. И не эта… Вальгалла… где собираются герои в бесконечном выпивоне и время от времени выходят подраться друг с другом или со своими земными врагами. А утром опять встают здоровые и снова квасят. Это просто скучно. И то, и другое. Бесконечно одно и то же. Душа — это твоя память и опыт в виде энергетического поля. После смерти тела все души собираются вместе, и опыт, память и знания становятся общими. Вот тогда они коллективно и решают, как ты жил. Больше было хорошего или плохого. От других при слиянии такое не скроешь. Они взвешивают тебя согласно законам, по которым ты жил, и выносят решение. Ты ж понимаешь, у разных народов можно по-разному относиться к одинаковым вещам. Для одних самоубийство грех, для других — доблесть.

Вот по твоей жизни и выносится решение. Обычно твои плохие и хорошие поступки на одном уровне находятся. Тогда ты снова можешь родиться, но памяти о прошлой жизни у тебя не будет. Тут есть масса разных нюансов и условий в зависимости оттого, что перевешивает. Могут спросить тебя, в ком ты хочешь возродиться, могут послать в ребенка твоего врага. Или в женщину, если ты был мужчиной и обижал противоположный пол. Считается, что для правильного понимания жизни тебе необходимо испытать на своей шкуре несправедливость. Если хорошие поступки намного превышают плохие, память о прошлой жизни сохранится. Тут опять же есть зависимость, сколько и о чем. Есть такие примеры. А вот если ты жил неправильно, то душа твоя просто распыляется и не возродится вновь.

— Но ведь это может быть неправильно, — подумав, сказала Даша. — Вот у кого-то принято родителей или детей в голодные годы выкидывать, обрекая тем самым на смерть. Это так в обычае. Значит, что? Они общим решением считают, что он праведник?

— У всего есть причина. Если такое делают, значит, на всех еды не хватает. Для нас это дикость, для них вполне нормально. Но вот если в тех местах с продуктами проблем не будет, они же перестанут такое делать?

— Ну да, наверное, — неуверенно сказала она.

— Значит, и не станет такой традиции, и следующее поколение уже не будет считать это нормальным. А тогда и решение будет соответствующее. Законы и традиции меняются в зависимости от происходящего. Что было нормально раньше — сейчас, вполне возможно, нет. И наоборот. Вот есть заповеди: не убей, не укради, не возжелай имущества или жены ближнего. Для меня это ерунда. Все зависит от того, кого и в какой ситуации убить или своровать. Что за бред подставить другую щеку? Сами христиане этого не делают. Напал на меня — значит, будь готов умереть. Уж как бы это некрасиво ни звучало, но если мои дети хотят есть, — теоретически, своих пока нет, — усмехнулся на Дашины поднятые брови, — я украду, и плевать мне, что это незаконно и наказывается. Мои дети для меня важнее. Пусть потом после смерти решают, что правильнее: дать своим детям умереть или украсть. Даже если чужим детям от этого будет плохо. Для себя я так решил.

Даша с сомнением покачала головой, но промолчала. Я же продолжил:

— А что касается возжелать и взять — это две разные вещи. Я могу смотреть с восхищением на чужую жену, и нормальной женщине это только понравится. Она для того одевалась и красилась, чтобы ею восхищались. Но вот трогать я ее не буду. Она чужая жена. И тоже с восхищением имуществом. Оно чужое, но почему я должен отворачиваться от коня соседа, а не восхищаться им? Потому что я могу взять себе? Это пусть христиане трясутся, если у них нет воли и уважения к чужому. Их бог заранее решил, что доверять своим верующим нельзя. Все они нарушат его заповеди, дай только увидеть. Впрочем, — помолчав, добавил я, — я, естественно, упрощал. В жизни все всегда сложнее. Но эти вопросы — про Душу и веру — надо решать со специалистами. А я простой парень, и не стоит со мной это обсуждать.

— Впереди много домов, — сообщила «Говорилка».

— Это Варшава, — оживилась Даша, — Летчик, возвращайся и садись на палубу.

Об этом мы давно договорились. Незачем было светиться лишний раз. Заодно и профилактику проведем, пока стоять будем.

Через четверть часа он появился, сделал круг и, выпустив парашют, точно опустился на палубу. Из трюма начали выползать остальные члены экспедиции. Хоть и маленькое, но развлечение. Второй из двух основных центров славянской цивилизации. Вопреки названию, здесь проживали не одни поляки. Были в большом количестве чехи, словаки, хорваты, украинские униаты. Все считающие себя католиками или имеющие претензии к православным и бывшим советским, куда относились в основном русские. Оба центра имели вечные проблемы в общении, перенеся земные счеты со вкусом и удовольствием в далекий космос. Все считали себя ничем не хуже соседей. Наоборот, они-то как раз и есть самые правильные.

На правом берегу Дуная были в основном жилые кварталы, на левом — угольные карьеры и производство. Там была построена целая промзона, причем имелся отдельный грузовой порт и по соседству квартал для приезжих. В саму Новую Варшаву чужаков не слишком стремились пускать. Прямого запрета не было, но вполне могли отказаться обслуживать в магазинах, не сдавали жилье и очень часто делали вид, что не понимают русского языка, который в Зоне выполнял функции, что называется, языка международного общения.

Рейдеры дружной компанией засобирались в ближайший кабак, оставляя на борту Дядю, никогда не проявляющего интереса к подобным мероприятиям. Черепаха заявила, что ей эти развлечения неинтересны и лучше она поспит в компании с волками и Красоткой, а потом сменит Дядю.

Я настроился проверять Летчика, хотя особой нужды в этом не было. Он сам моментально сообщал о любых подозрениях в своем самочувствии. Это ведь не просто механизм, а его тело. Кому и знать о неполадках, как не самому самолету. Тут ко мне подошла Даша и, помявшись, сказала просительно:

— Живой, а ты не можешь меня проводить? У меня дядя живет недалеко, брат матери, а Рафик не хочет одну отпускать.

Я оглянулся на него. Рафик кивнул и развел руками. Вроде поступай как хочешь.

— Почему нет? Когда еще удастся на город посмотреть…

Она радостно улыбнулась:

— Так я тебя жду у трапа, сейчас только подарки возьму, — и побежала в трюм.

Ну мне собираться особо не надо. Майку и рубашку сменил на свежие, все-таки в гости идем. Дело к вечеру, так что куртка нужна. Даже днем не сильно жарко. Критически посмотрел на обувку, но подумал — и так сойдет. Поколебался, но решил, что без эсвэдэшки можно и обойтись, в городе винтовка не потребуется, только мешать будет. Вот ножи с «узи» и «стечкиным» оставить даже не подумал. Под свободной курткой не выпирают, а гулять по незнакомому месту без оружия не в привычках Народа.

Даша прибежала в платье, сменив свой вечный комбинезон. Специалиста по моде и тканям из меня пока не воспитали, но смотрелось очень мило. Приятного голубого цвета, выгодно подчеркивающее все прелести ее фигуры. Совсем по-другому смотрится, чем в комбезе. Хотя и в нем Даша очень даже приятно смотрится. Вот надеть на мужика — так обязательно мешком висит, а колени пузырятся. А у нее где надо приталено, где надо ушито, и на улице на нее оглядываются. Подобная магия является чисто женской, и нам, мужчинам, недоступна.

В руках она держала целый мешок барахла. Пришлось забрать и надеть на манер рюкзака на спину. Не слишком тяжело, но изрядно объемисто. Она моментально взяла под руку стальной хваткой, несмотря на свой нежный вид, и повела в неизвестном направлении. Опыт был для меня достаточно нов. С одной стороны, руки должны быть свободными на случай непредвиденных обстоятельств. С другой, никогда я так не ходил, и даже в воспоминаниях, доставшихся от Вожака, такого не получил. К тому же она была сильно ниже меня ростом, и шаги ее намного короче. Приходилось все время следить, чтобы ей не пришлось бежать.

На выходе из порта, где начинался подъем к мосту, стоял блокпост. Здесь у меня моментально сработал очередной кусок чужой памяти, и я осмотрелся профессиональным взглядом. Вожак такого добра много в свое время повидал, и я прекрасно знал, на что смотреть. Бетонные блоки лежали так, чтобы проехать на скорости было невозможно, непременно приходилось тормозить. Двое в смутно знакомой форме и в конфедератках проверяли документы у проезжающего транспорта и проходящих людей. Еще один стоит в стороне, явно прикрывая. Также имеется обложенный мешками с песком крупнокалиберный пулемет. И два достаточно старых дота, в которых наверняка еще что-то с большим калибром имелось. И охранники какие-то напряженные и явно нервничают, прямо воняет от них растерянностью и агрессивностью. Что-то в городе неладно.

Старший сразу заорал что-то обидное, судя по интонации. Слов я не понял, польский в мои познания не входил, но Даша моментально ответила. Некоторое время она что-то спокойно объясняла. Мелькали незнакомые имена. Прозвучало «Кулак» — и жест в мою сторону со словом «охронярц», и проверяющий успокоился. То есть внешне он стоял все с той же недовольной рожей, но агрессивностью пахнуть от него перестало. «Охронярц», — хмыкнув, повторил он, ощупывая меня взглядом. «Узи» он явно заметил. Как мне объяснили сразу, с автоматическим оружием в город не пускали, а тут вдруг такое послабление. Я так понял, что меня записали уже не просто в сопровождающие, но заодно и в телохранители. Потом он махнул рукой, показывая остальным, чтобы нас пропустили, и отошел в сторону. Можно было идти через мост в жилые районы.

Я его внимательно рассмотрел. В наших краях ничего похожего быть просто не могло. Там не было рек такой ширины, а бетона не было и подавно. Максимум, что Народ строил, — это небольшие деревянные мосты. То есть с моей двойственной точки зрения я в земном варианте видел его простоту и примитивность, но как местный житель был изрядно впечатлен. Больше полутораста метров длины, и даже две полосы движения в обе стороны имелись. По одной двигались машины и телеги, по другой ходили пешком.

Больше всего город напоминал разросшуюся до неприличных размеров деревню, но с мощенными булыжниками дорогами и тротуарами для пешеходов. Земли много, особых денег не стоит, и селились хозяева на изрядном расстоянии, не забывая отгородиться от соседей забором. Все дома деревянные и невысокие. Первые кирпичные двух- и трехэтажные появились ближе к центру. Тут явно жили совсем не бедные. Если на окраинах фонарей было немного, то в центре освещение было как днем.

— Я по матери Ходецкая, а дядя Павел ее старший брат, — рассказывала она по дороге. — Он в Польше на каком-то химкомбинате работал и имел отношение к «Солидарности».

«Знать бы еще, кто такая Солидарность», — подумал я, но спрашивать не стал.

— Вот в тысяча девятьсот восемьдесят первом году и пришли к нему с предложением поработать за границей. Хорошие деньги и подальше от коммунистов. Даже семью можно взять. Правда, — она хихикнула, — в слаборазвитой стране, а в какой — не говорили. Чем в лагере сидеть, лучше уехать — так он решил и всех с собой взял, тем более что работодатель согласен был на приезд родственников за его счет. Сестру, брата, мать, жену брата. Отец раньше умер. Еще удивлялся, что за странные дела. Свободный выезд во время военного положения и разрешение на въезд в любую страну после окончания договора. Вот и прибыл. Коммунистов с Советами тут точно нет, зато проблем было выше крыши. Они из самых первых были, которые заводы монтировали. Голое поле и ящики с оборудованием. Правда, что нужно, никаких вопросов — все получаешь, но только для производства. Для того их и приглашали. Сами эльфы палец о палец не ударили. А дома и все, что человеку надо, — в свободное время. Как работу определенную сделаешь, так и зарплата капает. Приспособились со временем. А как подняли основное, посмотрели по сторонам и решили, что и не так уж плохо. Зачем искать что-то и переезжать, когда и здесь вес и авторитет имеешь? — Даша помолчала минутку и продолжила: — Маме было уже девятнадцать, когда отец появился. И как-то они очень быстро нашли общий язык. Вся семья была страшно против. Они хоть и не слишком религиозные, но постоянно в церковь ходят. Основательные, с хорошей работой и приличным доходом. А отец тогда был не пойми кто. Считается еврей, ни в какого бога не верит, ходит в рейды по Дикому полю. Сегодня грошей полные карманы, завтра с голой задницей. Еще и наглый. Чуть что — сразу в морду. Маму и уговаривали, и запирали. Ничего не помогло. В один прекрасный день просто вышла и не вернулась. А что, действительно прекрасный для меня день, — задумчиво пробормотала она. — Я ведь могла и не родиться. А вообще странно. У меня двое старших братьев и двое младших. Все здоровые, такие крепкие брюнеты. Одна я — маленькая и рыжая, в маму. — Она вздохнула. — Сначала родственники были в страшном гневе. Потом ничего, привыкли. Папу все равно не особо жалуют, но остальные вполне свои. Как мы подросли, стали нас отправлять к ним на пару месяцев в гости. Иногда вместе, иногда по отдельности. Так что все будет нормально, а не пойти — могут и обидеться. Посидим спокойно, домашнего поедим… Вот почти и пришли. Видишь тот двухэтажный дом…

Наш приход был встречен радостными криками. Дашу вертели, рассматривали и громко восхищались. Есть у меня подозрение, что слова: «Как ты выросла и похорошела» — будут сказаны близкими родственниками даже карлику и уроду.

Подарки рассматривали, изучали и опять же громогласно восхищались. Они были приготовлены на все семейство в количестве одиннадцати душ разного пола и возраста. Очень сомневаюсь, что к этому имел отношение Борис. На наше счастье, присутствовали не все, и процедура осмотра закончилась довольно быстро.

На этом семейном празднике я был явно лишним. На меня обращали внимание разве что попутно, что вполне устраивало. Я был тих и послушен: сказали оставить «узи» в прихожей — оставил, снять куртку — никаких проблем.

Теперь мы сидели за столом. Павел, хозяин, солидный мужик в возрасте за пятьдесят, его жена Кристина, очень прилично сохранившаяся мадам с холеными ногтями и явно не перетружденными тяжелой работой руками, их пятнадцатилетний сын Анджей, постоянно бросающий на меня исподтишка взгляды. Тут не надо быть психологом, чтобы догадаться, как ему хочется сбежать из солидного дома и что за вопросы он начнет задавать, как только родители не услышат. Я в его глазах был явным представителем народа рейдеров, гуляющий сам по себе и не интересующийся ничьим мнением. Еще была полненькая девушка по имени Агнешка, если я правильно понял, дочка второго брата, ну и мы с Дашей.

Семейный ужин — это тяжкое испытание. В какой руке положено держать вилку и нож по правилам этикета, не знал не только нормальный оборотень с равнин, но, как я ни пытался напрячь память, и Вожак тоже. Как-то прошла мимо него эта необходимая вещь. Что-то такое смутно мелькало про положенные рядом столовые приборы, которыми пользуются по очереди, но обычно эти самые приборы исчерпывались ложкой. А у нас с этим вообще просто. Загрыз антилопу и без всякой вилки прямо так — сырым. Нет, мы и жареное едим, но прекрасно обходимся без указаний, в какой руке нож держать. Естественно, левша — в левой, а правша — в правой.

Ко всему еще имелась кухарка. Дебелая баба, лучше всех знающая, когда что положено ставить на стол и когда забирать. Хорошо еще, официант за спиной не стоял и не следил, не пора ли в рюмку налить. Очень не люблю, когда стоят сзади, и вполне способен налить себе сам. Водка была очень ничего. Гораздо лучше того пойла, что жрали на барже, хотя и похуже, чем в нашей роще. Так у нас не продажная, для собственного потребления, и сделанная на травках. У каждой рощи свой особенный рецепт. Вот на новом месте все еще экспериментируют.

Под восторженные приветствия кухарка притащила какой-то бигос. Первый раз слышу такое название, но на вкус вполне прилично. Как для Народа сделано. Несколько видов мяса — и телятина, и свинина, и колбаса. Совершенно неизвестный мне овощ под названием капуста и еще грибы, лук, специи и соль. Что-то там еще было незнакомое, но я не главная кухарка рощи, мне рецепт без надобности. Хотя выяснить, что такое «капуста», совсем не лишнее. Подобные вещи полезны для Клана.

Прозвучал очередной тост с пожеланиями доброй дороги, и я хлопнул еще одну рюмку. Между прочим, говорят они в таких случаях по-русски. Поняли, что я по-польски мало что понимаю, и проявляют уважение. Вот мадам то и дело интересуется, не желаю ли я еще чего. Был бы человек, прямо прослезился бы. А то прекрасно чувствую абсолютно неподдельное равнодушие в запахе. Вот Даше она искренне рада.

Агнешка что-то спросила, но ответить я не успел — тут стало не до обмена любезностями. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалилось сразу четверо вооруженных людей. Нет чтобы двери сделать поуже, может, они бы замешкались и дали время сообразить, что происходит. Теперь дергаться поздно. Один из них втащил кухарку и, пнув ее ногой, свалил на пол. «Встать!» — заорал он остальным.

Все четверо были одеты в полувоенную одежду с бело-красными нарукавными повязками. Главный, на вид лет тридцати, держал в руках что-то вроде нашего Калашникова, с очень странным длинным дулом, остальные, похоже, охотничьи карабины с оптическими прицелами. Вот как раз в нашей комнате им оптика крайне необходима. Опасным выглядел только один из них, пожилой усатый мужик, уверенно держащий оружие и вставший так, чтобы ему свои же соратники не перекрывали линию стрельбы. Двое других были молодые парни, явно чувствовали себя неуверенно и компенсировали это повышенной агрессивностью.

Старший с ходу завел пламенную речь. Я и так не слишком понимал, о чем разговор, а эту польскую скороговорку вообще не пытался разобрать. Семейство Ходецких стояло с похоронными лицами и внимательно слушало. Что бы здесь ни происходило — меня это мало касается. Может, грабители местные. Пока они не начали стрелять — вмешиваться не собираюсь. Кто хозяев заставлял кривить рожу при виде «узи»? Положил бы всех в дверях, а теперь надо дожидаться подходящего момента.

Павел что-то возразил и моментально заработал удар по ребрам. Все дернулись, и эти деятели с криками начали тыкать стволами в остальных. Усатый выстрелил в воздух. На головы посыпались куски штукатурки. Я присел, старательно демонстрируя испуг. Все это время кухарка, сидящая на полу, протяжно выла на одной ноте, и старший пнул ее ногой в бок, стремясь заткнуть.

Даша шагнула к дядьке, пытаясь помочь ему встать.

— Кто? — спросил старший урод.

— Братаница, от Зоей, — пояснил опасный.

— Бориса? — радостно воскликнул тот. — Вец зе соба.

Тут не надо было быть полиглотом, чтобы сообразить, что они хотят ее забрать в совершенно неизвестном мне направлении. Не те у меня указания, чтобы разрешить подобное поведение.

— Минутку, — сказал я. — Мне нет дела до ваших разборок. Но она не здешняя и с вами не пойдет.

— Станислав, — скривившись, сказал старший.

Стоявший напротив меня шагнул вперед, норовя треснуть меня прикладом. Реакция на подобные слова была вполне предсказуема, но я честно пытался договориться. Дожидаться удара не стал. Вместо того чтобы закрываться, шаг навстречу и влево, и оказался сбоку от него. Оба ножа из ножен на предплечьях уже в руках. Левый входит в горло усатому. Покидай, как я, несколько тысяч раз в цель, научишься и вилкой в глаз попадать, а ножи сделаны по специальному заказу. Раньше я такое не практиковал, но, обнаружив как-то Вожака с ножом, начал регулярно тренироваться. Действительно, какая разница, что в цель кидать, главное — противника вывести из строя.

Еще шаг — и правый в почку неудачливому Станиславу. Шаг — и со всей силы бью ногой по мужским причиндалам третьего. Если выживет после такого, очень не скоро сможет шевелиться. Но не выживет, я таким ударом доску на тренировках ломал. А человеческое тело нежное, одного болевого шока хватит.

Старший урод с перекосившейся рожей пытается вырвать из кобуры свой пистолет, совершенно забыв про автомат в руке. «Не воин, дерьмо», — с сожалением подумал я, всаживая именной нож ему в живот и привычно проворачивая. Потом придется тщательно почистить и попросить у ножа прощения. Честное оружие запачкал.

Я выдернул клинок и отпустил умирающего, шагнув в сторону, чтобы кровь из раны не забрызгала. Семейство в полном составе стояло не шевелясь, глядя на меня и открыв рты. Кухарка быстро-быстро крестилась. Старший из налетчиков захрипел и засучил ногами в агонии. Тут Агнешка не выдержала, метнулась в угол, и ее бурно вырвало.

Это послужило командой, и ступор прошел. Все задвигались. Кухарка, не вставая, старалась отползти от медленно расширяющейся лужи крови. Кристина подбежала к девушке и начала ей что-то говорить, успокаивая и гладя по голове. Анджей умчался в другую комнату и через несколько минут появился с еще одним стандартным калашом и пистолетом в кобуре, который сунул отцу. Мне отдал «узи». Павел схватился за телефон, накручивая диск. «Вот только полиции мне еще не хватает», — глядя искоса на его бесплодные попытки дозвониться, подумал я. Одна Даша села спокойно за стол и задумчиво глядела на меня. У меня было стойкое впечатление, что покойников, в отличие от остальных, она видит не в первый раз.

А я был очень занят. «Первое, что должен помнить воин, — зазвучало у меня в голове давнее поучение изрядно поддатого наставника, — когда столкновение окончено, это не забыть обчистить врага. Никогда не забывай, что имущество убитого тобой — военный трофей, и принадлежит он тебе по праву. Все, что найдено потом, положено делить на всех». Тут он подмигнул и пьяно икнул. «Вот тут умный должен заметить ловушку. Самые героические подвиги совершаются по недомыслию или жадности. Никогда такого не делай! Когда ставишь личные цели выше целей отряда, ты можешь подвести остальных. Лучше меньше подвигов и трофеев, чем погибшие из-за этого твои товарищи. Ты с ними много лет вместе, многие тебе ближе кровного родича, а ты из-за ерунды всех под стрелы подводишь. Раз такое сделаешь, два… Никто с тобой не захочет дела иметь. Трофеи не главное — уважение важнее». Он глубоко задумался и, когда я уже решил, что можно продолжения не ждать, неожиданно закончил: «Только не вздумай отказаться от своего. Девки уважать не будут», — и радостно заржал в восторге от своего остроумия.

Так что я никогда не забывал про трофеи. Первым делом собрать оружие, потом посмотреть, что еще стоящее имеется.

Нам привычнее пользоваться холодным оружием. Проломил противнику голову — твое, всадил стрелу, так каждая личную отметку имеет, никогда не спутаешь. В наше время появились специфические проблемы. Попробуй определи и докажи, кто кого застрелил, если участвовало сразу несколько стандартных стволов. Зато после сегодняшнего у меня будет сразу несколько личных огнестрельных. Вожак-то покупал за свой счет и выдавал нам вроде как в аренду. Захочет — заберет. Вряд ли такое возможно, но свое личное всегда лучше, чем чужое.

— Анджей, — разглядывая с удовлетворением трофеи, сказал я, — посмотри, что там на улице. Не могли они сами прийти. Машина должна быть. А где машина, там еще могут быть.

Совсем не плохо. Два девятимиллиметровых глока, большой и маленький под одинаковый патрон. Маленький старший придурок держал в специальной кобуре на ноге. Большой пистолет имел переводчик автоматического огня и большой магазин — патронов тридцать, не меньше. По две обоймы к каждому. Три лимонки. Пояс с подсумками и удобными плечевыми лямками, с кармашками под гранаты, очень мне понравился, и я моментально нацепил его на себя. Четыре пары часов, одни из них золотые. Почему-то у усатого в кармане оказались два золотых кольца и серебряная цепочка, а у остальных «Мясо», «Кость» у каждого. Одобряю. Для лечения полезно. «Льдинки», «Клей» и «Иглы» — непонятно зачем. Четыре приличных ножа из хорошей стали. Три одинаковых карабина и один, больше похожий на Калашников, чем на винтовку. К каждому четыре обоймы. К тем, что с оптикой, магазины на десять патронов, а к калашу на восемь. Больше ничего интересного не было. Всякие ключи и бумажки я даже смотреть не стал.

— Это «Вепрь-308», «Вепрь-12 Молот», — сказала тихо Подошедшая Даша, видя, как я разглядываю очередное чудо техники. — У нас в магазине тоже есть. Сделаны на базе калаша, так что практически все части взаимозаменяемые, только дуло гладкоствольное и прицельная дальность на триста метров рассчитана. Считается охотничьим оружием, но у нас тут армии обычно не ходят, — и этого вполне достаточно.

Рядом громко выругался Павел.

— Ничего не работает, — с возмущением заявил он. — Телефон вообще молчит, даже гудков нет.

— Не шуми, — напряженно сказал Анджей. — Там на улице действительно грузовик, и двое курят. А в доме у пана Тадеуша какой-то шум. Это слишком похоже на переворот, как он и говорил. Вас всех забрать должны были, если бы не… — Парень взглянул на меня и замолчал.

— По людям стрелять приходилось? — спросил я Дашу.

— Бандиты не люди, — сообщила она.

— Тогда еще лучше. На, — протянул ей один из «Вепрей» и маленький глок. — Имей в виду, когда все закончится, отдашь.

— Ты прямо Плюшкин, даже солнечные очки в кучу кинул.

— Кто такой Плюшкин, я не знаю, — наставительно сообщаю, — но если покупатели будут раздаривать хозяевам магазинов свое добытое тяжким трудом имущество, то им потом придется сосать лапу. Порядок есть порядок, я тебя предупредил. Магазины тоже возьми. Есть у меня такое предчувствие, что стрелять еще придется.

— Пся крев! — ругнулся Павел, глядя в окно.

Я подошел и, отодвинув Анджея, осторожно посмотрел, стараясь не высовываться из-за занавески. Из соседнего дома трое вытащили мужика и, скинув его со ступенек, начали резво лупить ногами. На рукавах у них тоже были бело-красные повязки. Павел вытащил пистолет из кобуры, но я поспешно ухватил его за плечо.

— Не лезь, — прошипел ему в лицо. — Отсюда все равно не попадешь, зато они моментально ответят по окнам.

— Даша!

— Я здесь.

— Я сейчас выйду, ты прикрываешь меня сверху.

— Без проблем. Любого на выбор.

— Тех, что у машины, и только когда я начну стрелять.

— Анджей!

— Да!

— Смотри за дверью. Мы не знаем, сколько их еще в доме. Если кто высунется, лупи из автомата. Можешь не стараться попасть, главное, чтобы они испугались.

— Ты, — ткнул в Павла и повернул его в глубь комнаты. Кухарка все так же сидела на полу и бормотала молитвы, непрерывно крестясь. — Заткни наконец эту дуру, только на нервы действует, и к своим женщинам подойди, успокой. Сейчас опять начнется, и только истерик нам здесь не хватает.

Главное в такой ситуации — раздать указания и загрузить подчиненных делом. Когда человек что-то делает, ему некогда бояться. Содрал с одного из покойников повязку и натянул ее на рукав куртки. «Ну помоги мне, Праотец Медведь», — толкая дверь и выходя, мысленно попросил я.

Возле грузовика стоял только один. Второй присоединился к своим товарищам, стоящим кружком у лежащего и с веселым хеканьем продолжающим экзекуцию. Очень удобно они стояли, все четверо, плотной кучкой и спинами ко мне. Даже маскировка с помощью повязки не понадобилась. Я начал стрелять сразу, не дожидаясь, пока на меня обратят внимание. Рукоятка «узи» удобно лежала в руке, так что с двадцати метров никаких проблем не возникло. Несколько секунд — и затвор щелкнул в заднем положении. Четверо «ногобойцев» даже не успели дернуться и разлеглись в живописных позах. Реакция у них паршивая.

Из окна ударил выстрел, и стоявший у грузовика отлетел с дыркой в голове. Я вставил новую обойму взамен опустевшей и осторожно приблизился. Один, получивший пулю в бедро, судорожно пытался отползти. Выстрел в голову. Потом остальным добавил, не подходя вплотную. Вроде все.

— Ты кто? — вставая на колени, невнятно сказал спасенный мужик. Лицо у него было разбито, рубашка разорвана и вся в крови.

— Я тут в гостях, — сообщаю ему. — Мимо проезжал, а тут такое интересное веселье. Никак не мог спокойно мимо пройти.

Подбежали Павел с сыном и помогли ему подняться.

— А, это ты, — с облегчением сказал мужик. — Пусть кто-нибудь поможет моим в доме, эти скоты всех связали, — Анджей метнулся внутрь. — Инквизиторы, суки, — со стоном выдавил избитый. — Новый порядок, говорят. — Он виртуозно и с наслаждением выматерился на дикой смеси русского и польского.

На улице собиралось все больше народу. Многие были с оружием. Очень скоро начался импровизированный митинг. Половина требовала объяснить, что происходит, вторая требовала срочно отомстить и поставить всех врагов раком. Где-то неподалеку, в центре, началась перестрелка, и вопли моментально затихли. Люди настороженно прислушивались. В стороне реки заработал пулемет, потом прозвучало несколько взрывов.

Уже привычно собрав трофеи, я присел на ступеньки и, добыв телефон из-под рубашки, нажал семерку.

— Как у вас дела? — поинтересовался, дождавшись ответа. — А то в городе что-то странное творится.

— Пока тихо, но очень интересно, — ответил Рафик. — Часа два назад мост заняли французы.

— Кто?!

— Французы, — повторил он.

Несколько человек возле меня явно начали прислушиваться.

— Выгрузились с кораблей, пришедших снизу. Флаг трехцветный, эмблема почти как у эсэсовцев — молнии на рукаве, и на ихнем лягушачьем наречии объясняются. «Огненные стрелы» называются. Хорошо знакомые типусы со сдвигом в чистоту католической религии. Охрану повязали, троих застрелили. Поставили пару безоткаток, чтобы мы не рыпались и не вздумали уйти без разрешения. Потом в Варшаву прошла колонна из трех десятков грузовиков, набитых вооруженными людьми. А встречали их местные, тоже с повязками, только красно-белыми. Поэтому и на мосту без проблем прошло. Свои в гости пришли, а потом начали прикладами по кумполу угощать. Сейчас весь грузовой порт вооружился и забаррикадировался. Сидим, ждем. Речники скорее свой груз спалят, чем отдадут. Они это прекрасно понимают и пока нас не трогают.

— Дай, — сказал побитый и протянул руку.

Я с интересом посмотрел на него и ласково улыбнулся.

— Дай ему, — сказала Даша. Она неизменно обнаруживалась возле меня.

— Ну поговори, — пожимая плечами, сказал я.

— Я Тадеуш Латковский, — сказал он, торопливо выхватывая телефон. — Начальник полиции промышленной зоны. В городе осуществляется попытка переворота, а теперь еще и иностранцы. Связь не работает. Телефоны отключены, радио глушат. Очень важно, чтобы вы сообщили моим людям, что происходит.

Рафик на том конце хмыкнул в трубку.

— Кому важно? — издевательски поинтересовался он. — Мы, рейдеры, охрана, речники и просто жители этого района, в подавляющем большинстве не являемся гражданами вашей замечательной Варшавы. Нас держат за второй сорт и не разрешают элементарных вещей — вроде покупки в магазине. Это именно та самая правильная власть, которую сейчас собрались свергать. Помнится, полиция города вместе с промполицией, вами, глубокоуважаемый пан Латковский, возглавляемой, радостно била в прошлом году вполне мирную демонстрацию граждан, ратовавших о равной оплате труда не только католиков, но и остальных. Вы серьезно надеетесь на то, что мы для нее будем что-то делать? Да пусть вас всех передавят, нам-то какая разница?

— Будет разница, и большая. Тут еще и инквизиция замешана. Эти с повязками в ней работают. Тут скоро костры разжигать начнут.

— Да никуда они не денутся. Что с инквизицией, что без, будете продавать уголь в Зону. Все равно без него не проживете. Цены поднимут? Так и на продовольствие поднимут. А будут выкобениваться, из Славянска спустятся очень злые парни. Тут к вам уже не братья по вере, а вся Зона наведается, и Ноги из жопы повыдерут. А то вы не знаете, как вас любят.

— Вот именно, что знаю. Полгорода спалят сначала эти, потом вторую половину еще дополнительно те. Хорошо ли наше правительство и законы или нет, но это мой город. Лучше давить сейчас, пока до большой крови не дошло. Всем будет лучше. Так что давай договоримся. Со мной еще можно, с инквизицией не удастся. Что ты хочешь?

— Интересный вопрос, — задумчиво протянул Рафик. — Я тут посоветуюсь с другими и перезвоню. Это будет не слишком долго, время дорого — я помню. — И он отключился.

Тадеуш сунул мне телефон и заорал на столпившихся вокруг. Я оглянулся на Дашу. Она тут же начала вполголоса переводить, причем очень похоже, дословно. Через слово шло ругательство.

— Что смотрите, сучьи дети? Желаете подождать, пока Кеслевский начнет всех на кол сажать за опоздание в церковь? Или думаете отсидеться? Всех нас на карьер с киркой отправят. Собрать женщин, детей и всех парней младше пятнадцати лет и в дома к Ходецким и ко мне. Вместе есть шанс отбиться. Нечего добро жалеть. Если нас перебьют, все равно на том свете не понадобится, а нет — наживем новое. — Говорил он напористо, рубя воздух рукой. — Остальные взяли оружие и собрались здесь через десять минут. Ты и ты, — тыкал он пальцем, — пригнать свои грузовики. Ты — тащи сюда свой гранатомет, а ты — пулемет из сарая. Вы что думаете, что я не знаю, у кого что имеется? Всех касается. Наши жизни теперь зависят от этого. Пойдем к правительственному кварталу. Там еще стреляют, попробуем ударить этим скотам в спину. Нет — будем уходить за Дунай. В промзоне у меня триста вооруженных парней — тоже шанс. Без заводов городу не выжить. Все. Нечего смотреть — по домам. Еды возьмите, — прокричал он в спины расходившимся.

Он плюхнулся на ступеньки возле меня и скривился, потирая ребра.

— Люди все равно что стадо. Так и будут стоять и балаболить, пока команду не услышат. Так это еще приличные специалисты с мозгами и руками, в нашем квартале только такие живут.

— А остальные с удовольствием пограбят, независимо от власти, как только возможность появится, — пробурчал Павел.

— Других нам эльфы не выдали, — усмехнулся Тадеуш.

Завибрировал телефон.

— Да.

— Живой, — сказала Черепаха на Языке, — ты как там?

— Нормально, развлекаюсь, — отвечаю, глядя на настороженные лица людей, прислушивающихся к непонятному разговору. — Совершенно не собираюсь проявлять героизм. Мне что те, что эти под хвост.

— Вот и хорошо. Можешь дать ориентиры, где находишься?

— Это совсем просто. Прямо от моста пять перекрестков. На шестом направо. На третьем перекрестке смотришь по сторонам и видишь несколько кирпичных двухэтажных домов. Перед тем, где у входа сидят каменные зверюги, отдаленно напоминающие львов, стоит грузовик, возле него лежит труп, а рядом несколько человек. Возле соседнего еще четыре покойника и я с компанией.

— Пошли кого-нибудь с тряпкой на грузовик, пусть помашет…

Анджей, — посмотрел я на парня, — большая просьба, возьми вот это, — сунул ему камуфляжную куртку одного из погибших, — прикрепи к какой-нибудь палке, залезь в кузов и помаши.

Он вместе со всей остальной компанией посмотрел на меня с недоумением.

— Надо, Анджей, потом объясню.

Парень молча взял куртку и полез в кузов.

— А теперь слушай внимательно, — переходя на русский, сказала в трубке Черепаха. — Нам не нужны проблемы с Кулаком. Твоя задача охранять Дашу. — Та фыркнула рядом. — Надо будет, — явно услышав, ответила Черепаха, — свяжи и сядь сверху. Короче, пусть все горит и взрывается, но ты ее вытащишь. Понял?

— Да.

— Можешь передать телефон Тадеушу.

Тот торопливо выхватил из рук артефакт.

— Я слушаю.

— Значит, так, — заговорил Рафик. — Мы твоих полисов предупредим, мост возьмем. Пристань пассажирскую тоже. Грузовую и так контролируем. В город не пойдем, разбирайтесь сами, — Рафик сделал паузу и начал излагать требования: — Что мы тут коллективно решили… С момента, как мы начинаем, все воюющие на твоей стороне считаются мобилизованными в промполицию. Раненые и семьи погибших получают компенсацию, как по закону для ваших положено. Лечение за счет города. Трофеи наши и возврату не подлежат. На войне разные случайности бывают, и, если кого по ходу лишнего пришибем или что нужное поломаем, считай, что амнистия объявлена заранее. Да, и когда все кончится и можно дембельнуться, будешь решать сам, но против городских нас можешь даже не пытаться применять, все равно не пойдем. Только охрана объектов. Основной пункт требований — отмена любой дискриминации при приеме на работу и в оплате по религиозному признаку, и еще — представитель от речников в вашем городском совете.

— Я не могу обещать отмену законов. Это не только от меня зависит, но сделаю все возможное.

— Это хорошо, что ты не обещаешь, — после паузы сказал Рафик. — Мы тут слегка поспорили и решили, что, если сразу согласишься, забить на тебя болт. Но стараться тебе придется, будут обидевшиеся лично на тебя. А теперь верни телефон Живому.

— Ага! — радостно сказал он, когда я взял трубку. — Живой, встань на грузовик и руку подними. — Я сделал, как он велел. — Есть. Он тебя видит, — радостно заорал он. — А теперь отбери у Даши «Говорилку», дай ей по шее, чтобы в другой раз не брала без спросу, и объясни пану Латковскому, что к чему. Будет ему наводчик и разведчик на ночь. Днем слишком опасно. Ну все. Мы начинаем.

Со стороны реки разом ударили несколько крупнокалиберных пулеметов. Потом заработало не меньше трех минометов.

— Интересно, — глядя в ту сторону, сказал пан Тадеуш. — Это вот бухнуло не меньше чем из восьмидесятидвухмиллиметровки, а может, и больше. Ничего такого мы про речников не знали. А ведь это прямая обязанность нашего подразделения. Неприятно будет, если они на меня всерьез захотят обидеться. Ладно, — поворачиваясь ко мне, заявил он. — Что ты мне должен объяснить про разведчика?

В дом набилось около сотни людей, все хотели быть рядом со своими, даже если приходилось сидеть буквально на головах. Дом, конечно, был не маленький, но на такое количество народа не рассчитан. Часть пришлось размещать в хозяйственных пристройках и утрамбовывать в подвал. Из всей этой толпы только девять были способны отстреливаться. И то все молодые пацаны, оставленные Тадеушем, плюс Даша, которую я держал возле себя. Мы сидели и просто ждали неизвестно чего. Высовываться было глупо. Во всех концах города шла то прекращающаяся, то вновь разгорающаяся стрельба. Кто в кого палил из окон, разобраться было невозможно. Город напоминал слоеный пирог, где без всякой координации в соседних домах сидели враги.

Несколько раз мимо пробегали люди непонятной принадлежности, то ли бандиты, ищущие, чем поживиться, то ли красно-белые, то ли законная власть. О чем они говорили и на каком языке, было не слышно даже мне, а выяснять совершенно желания не было. Пусть бегут, куда хотят.

Иногда меня вызывал Рафик и интересовался делами. Мост они взяли без особых потерь. Охрана не ждала атаки из портового района. Речники пропустили в город разъяренную промполицию в количестве трехсот бойцов, у которой на вооружении оказались два бельгийских танка «Скорпион» и парочка стодвадцатимиллиметровых минометов. Любые баррикады они прошибали и расстреливали сопротивляющихся моментально. Красно-белых вообще в плен не брали. В самом начале пан Латковский занял молодецким ударом телефонную станцию. Летчик провел его по улицам без соприкосновения с противником. Когда телефоны заработали, выяснилось, что у городского арсенала красно-белые расстреляли нескольких пленных прямо на глазах отказавшихся сдаться. Тут уже их готовы были грызть даже зубами.

Потом французы сожгли оба танка гранатометами из засады, и стороны засели в домах, обстреливая друг друга. Только к полицейским присоединялось все больше местных, а неудавшиеся путчисты, попытавшиеся прорваться к реке, были встречены плотным огнем. Решающего перевеса не было ни у кого, но расчет был взять власть быстро. Теперь Французы серьезно подумывали выйти из непредсказуемой Драки и начали переговоры. В обмен на пропуск они были согласны оставить оружие и неудачных союзников.

Хорошие новости я сразу доводил до общего сведения, и настроение в доме было на удивление веселым.

Уже под утро доблестная охрана, сторожившая въезд, сдуру обстреляла несколько машин с молниями на кузовах. Они моментально остановились, и на землю посыпались, занимая оборону, несколько десятков французов. Вели они себя как опытные бойцы, зря не суетились и обоих малолеток срезали моментально.

В переулок въехал грузовик, в открытом кузове его стояла двадцатимиллиметровая зенитная пушка, из нее тут же открыли огонь по нашему дому. Закричали от испуга дети, и я, под грохот вылетающих стекол и под летающими кусками кирпичной крошки, торопливо забился в угол, вызывая Рафика. Через минуту раздался свист мины, и она разорвалась метрах в трехстах от атакующих. Вторая легла совсем близко к соседнему дому, из окон во все стороны полетели разные обломки, и его изрядно перекосило.

— Правильно, что сначала об амнистии попросили, — азартно закричал Анджей, размазывая по лицу кровь от попавших осколков стекла. — С такой стрельбой они полгорода развалят!

Все-таки третьим выстрелом минометчики угодили рядом с грузовиком, и он медленно опрокинулся набок. Один из зенитчиков вылетел прямо под борт и дико кричал придавленный.

— К окнам! — скомандовал я, открывая огонь по подбегающим французам.

Рядом нестройно поддержали еще несколько стволов. Оставив двоих лежать, атакующие откатились. Один, без сомнения, мой. Тут прилетела очередная мина и упала точно между нами и французами, так что осколки забарабанили по стене дома и только чудом никого не зацепило. Французам, похоже, досталось, но тоже не слишком сильно. Я поспешно начал упрашивать прекратить огонь. «Как хочешь», — недовольно ответили с реки и замолчали.

Я лег у стены возле очень удачной дырки и, не высовывая винтовку наружу, посмотрел в оптический прицел. На таком расстоянии работать было одно удовольствие. Сначала снял перебегающего бойца, потом застрелил возящегося у грузовика. Они быстро поняли, что работает снайпер, и начали обстреливать дом, но засечь меня не могли, и я еще двоих положил при попытке установить пулемет. Видимо, французы поняли, что так просто нас не достать, и стали отходить. На прощанье я попал в ногу еще одному. Его подхватили товарищи и затащили за угол. Добивать раненого я не пытался — не пристало воину стрелять в беспомощного.

Со второго этажа радостно закричали:

— Они уходят.

В наступившей тишине хорошо было слышно, как завелись двигатели и одна за другой под прикрытием домов тронулись машины.

Все это заняло очень немного времени. Буквально десять минут — и все кончилось. Результаты были крайне неприятные. У нас трое убитых сразу, еще одному оторвало руку. Две женщины, находившиеся на втором этаже, тоже погибли от ран. Многих изрядно побило обломками кирпичей, но тяжелораненых больше не было. Из еще вечером симпатичного особнячка наш дом превратился в мрачное здание с выбитыми окнами и множеством дырок в стенах. Про мебель вообще и говорить не стоит — сплошные обломки. Мы еще крайне удачно отделались. Если бы не поддержка минометов, уделали бы французы наше детское ополчение и закидали помещение гранатами.

Приказав внимательно наблюдать за окрестностями, я взял троих ребят и отправился осматривать место боя. Рефлексы в меня вбиты на совесть. Оставить трофейное оружие ржаветь — это надо умом тронуться.

От зенитки толку явно никакого — грузовик крайне неудачно упал, искорежив ее ствол и механизмы наведения. В принципе починить можно, но нет времени и нет места. Сама машина тоже превратилась в хлам, побитая осколками. Вдобавок бак пробило, и бензин вытек. Как взрыва не произошло — выше моего разумения.

От убитых пулеметчиков достался бельгийский пулемет. Заряжался он из металлической ленты на двести патронов. Одна уже была вставлена, а вторая заботливо приготовлена для работы. На пятерых оставшихся в строю, не считая меня и Даши, огневая мощь была могуча, вот только бельгийский пулемет я держал в руках вообще в первый раз. Пришлось с умным видом начать изучать. Очень много оказалось дополнительных причиндалов — сменный ствол, крепления для оптического и ночного прицела, правда, при полном отсутствии таковых. Я даже перерыл по новой сумки пулеметчиков, в надежде найти еще чего интересного, но обломался. Никаких особых проблем при разборке-сборке не появилось. Можно было и дальше воевать.

Подошла Даша и присела рядом, разглядывая добытые трофеи. Она взяла в руки один из автоматов.

— Болгарский, — сказала она разглядывая и кинула его назад в кучу.

— Э?..

— Да маркировка у него другая, — пояснила специалист по продаже оружия. — А так один хрен. Сделано по той же технологии, из тех же материалов и по одному общему стандарту. Многие думают, что старые советские или российские лучше, но в Америке как раз неплохо берут болгарские. Так говорят, — пояснила она. — У нас все идет.

— Мне почему-то кажется, что ты должна лежать на крыше и зорко смотреть по сторонам.

— Я и лежала, — сообщила она. — Пока вы там шарились, честно несла охрану. Теперь меня подменили сразу вдвоем.

Я невольно скривился, вспоминая предыдущих охраняльщиков.

— Пусть привыкают, — немедленно ответила она, явно обратив внимание на гримасу, — а если кого увидят, сначала крикнут.

Даша посидела, глядя на то, как я собираю пулемет.

— Слушай, я уже поняла, что ты чистишь только своих крестников. Оружие и ценности вроде нормально, но вот зачем ты тащишь всякую ерунду? — Она ткнула пальцем в груду сложенного на утащенном из грузовика брезенте добра. — На черта тебе столько часов? Ну были бы еще новые, а то явно ношенные и поцарапанные…

— Во-первых, импортная фирма. Франция! А во-вторых, если надеть на обе руки несколько пар часов, — серьезно сообщил я, — марсианский песчаный червь никогда не кинется. Он тиканья пугается.

— Это из книги какой-то? — после паузы спросила Даша.

— Не какой-то, а из Стругацких, про светлый Полдень, — закрывая крышку ствольной коробки, наставительно сообщил я. — Эту твою классику про разных Плюшкиных я не проходил, но, поскольку мы бороздим пыльные тропинки далеких планет, надо знать, как бороться с разными чудовищами.

— А серьезно?

— А если серьезно… Что ты, собственно, знаешь обо мне?

— Ну что все знают. У вас целый поселок имеется где-то в глубине Дикого поля. А теперь ищете возможность расселиться, а также пути по рекам, чтобы через опасные места не ходить. Мы за этим и идем. А что, не так?

— Так. Только здесь есть интересный момент. Поселок в глубине и очень далеко. У нас нет контакта с Зонами. Ничего с Земли достать не можем. Прекрасно обходимся собственным кустарным производством, но то, что для тебя ерунда, для нас стоящая вещь. Не продать — вид не тот, а, например, подарить.

— Да уж, некоторые ваши кустарные вещи очень даже больших денег стоят.

— Ну и какое количество «Ткани» может изготовить поселок вручную? И так далее по списку. Так что если с неба упало, надо брать все, вплоть до булавок. Мы, деревенские, в отличие от вас, городских, собираем все, что может пригодиться. Ценим даже гнутые гвозди и, как это ни странно звучит, бизоний помет. Если высушить, прекрасно горит.

— Почему тогда не взять остальное? Ты ж отдал ребятам трофеи с троих. А мне «Вепря» с водилы.

— А об этом мы говорили еще на барже. Есть определенные нормы, или мораль, если хочешь. Я убил врага в бою — его добро мой законный трофей. Все остальное делится на отряд. Тем более если нельзя определить, кто застрелил, или если найдено после боя. Тут у нас формула специальная имеется. Какой процент командиру, какой за правильные действия, принесшие победу, или за помощь раненому. Кстати, раненым и семьям убитых тоже особая доля. И неважно, что вы об этих правилах не знаете. Я знаю, и этого вполне достаточно. Нарушая правила, можно испортить свою… э… карму. Знаешь, что это такое?

— Приблизительно. Последствия и воздаяние за прожитую жизнь.

— Ну что-то вроде. А точно только философы знают. Вот я ее себе и порчу, нарушая добровольно принятые на себя обязательства.

— Тогда ты должен был получить еще долю как командир! — радостно сказала Даша.

— В теории. Но вы живете не по моим законам. Это раз. Все равно я забрал больше, чем одному требуется. Отнимать еще и это — просто зря обижать остальных, и для хорошего самочувствия им неплохо свой трофей иметь. Это два. Можно взять меньше, а не больше. Карме это только улучшение. Жадность — чувство нехорошее, а щедрость как раз наоборот. Это три.

— А забрать назад глок — это не жадность, портящая карму? — ехидно поинтересовалась она.

— Нет. Пока он тебе нужен. Лишнее оружие может пригодиться. А когда все кончится, в собственном магазине можешь взять, сколько пожелаешь. Так что это у тебя жадность.

— Можно подумать, что папа мне позволяет брать в магазине что угодно, — обиженно сказала она.

— А! Тяжелое детство, отсутствие игрушек… Понимаю… Раз такое дело, можешь оставить себе. Считай, подарок. Легко пришло, легко ушло. Почему не сделать приятное симпатичной девушке…

— Легко? — изумилась Даша.

— Конечно, легко. Эти инквизиторы не бойцы были — так, мусор, они способны драться только с безоружными. А, ты про то, как я их… За неимением огнестрельного оружия я большой практик по части холодного. Ты еще не видела, как я из лука стреляю. Меня всякие рефлексии по этому поводу не мучают по ночам. Если ты взял в руки оружие — будь готов к отпору. И не вытаскивай его без причины. А если уж достал — будь готов убивать. Я еще тогда сказал, что в эту историю влип совершенно случайно и мне нет дела до польских разборок. Ушли бы они спокойно, не стал бы их резать. А дальше уже одно тянет за собой другое. Карма. — Я развел руками. — А вообще, ты что думаешь, я часы продавать собираюсь? Тоже подарю хорошим знакомым. У нас такое поведение вполне нормально. Вот сидишь зимой и что-то делаешь для души — игрушку какую для детей или просто из деревяшки вырезаешь статуэтку. Вот и даришь на праздник. Главное, чтобы это не было по принципу: отдам тебе то, что мне не нужно. Кстати, — «вспомнил» я, — утащив без спроса и разрешения «Говорилку», ты изрядно испортила свою карму и вполне достойна получить по заднице. Ты, наверное, решила, что я забыл?

Даша поспешно отодвинулась и сделала вид, что ей очень стыдно. Так я и поверил.

— Это не игрушка и даже не телефон, который можно купить в магазине. Их всего три штуки есть… хм… собственного производства. У них даже цены нет, то есть они бесценны, потому что их может сделать только один человек. Я все прекрасно понимаю и совсем не против, чтобы ты с Летчиком общалась, но есть определенные правила. Еще раз такое сделаешь, действительно выпорю и не посмотрю на реакцию твоего папаши. Веришь?

Она кивнула.

— Вот и ладно. Еще вопросы есть? А то война войной, а кушать хочется регулярно. Сказала бы ты женскому комитету, чтобы накормили своих защитников.

— Есть у меня еще один вопрос.

Я постарался изобразить мордой лица внимание.

— Не появляются такие законы просто так, — заявила Даша. — У меня такое впечатление, что вы постоянно с кем-то воюете. А с кем, если с Зонами не контачите? С мозгляка или зверюги трофеев не возьмешь.

«Вот так и прокалываются Штирлицы, — подумал я с огорчением. — Сказал А, а она уже и про Б просекла. Ну не учили меня в разведшколах для внедрения».

— Воюем, — подтвердил вслух. — А с чего это нам в голову треснуло переселяться? Соседи у нас очень неприятные, местная фауна называются. И попадаются стайные разумные виды. Здесь про такое даже не слышали. На этом урок просвещения объявляю закрытым. «Многие знания — многие печали», — сказал какой-то древний умник. Сходи разберись насчет пожрать. Хорошо накормленный солдат хорошо воюет. И наоборот. А я подремлю пока, всю ночь не спал.