ГЛАВА 9
ЗЕМЛЯ. ПЕРВЫЕ ДЕНЬГИ
— Да, — сказал грустный пожилой человечек, откладывая в сторону таинственный инструмент. Для меня, конечно, таинственный, он-то прекрасно знал, чем эта фигня отличается от обычного увеличительного стекла и что за манипуляции с кольцом он проводил последний час. — Все правильно.
В чем причина его грусти, я не ведал, может, хронический запор у бедняги или он просто по жизни депрессивный тип, но запах был очень выразительный. Как у проигравшего в карты нехилую сумму.
Второй — подтянутый мужик лет пятидесяти, с цепким взглядом и спортивной фигурой, свидетельствующей, что он не забывает в свободное от добывания нефти из недр России время посещать фитнес-центр, — поставил на стол маленький кожаный чемоданчик и жестом фокусника распахнул его. Я ощутил себя участником малобюджетного боевика. Чемоданчик был заполнен пачками денег. Не так, собственно, и много. Подумаешь, всего каких-то три миллиона купюрами по пятьсот, двести и сто евро. Кстати, не забыть потом выдать обещанную премию с добавкой Олегу Викторовичу. Я-то рассчитывал на ту же сумму в долларах, а он постарался и привел покупателя с евро в клюве. По курсу гораздо приятнее. Рублей, правда, в чемоданчике не было, но обменных пунктов в городе сколько угодно.
На этот раз, в отличие от посещения ломбарда, я прибыл вооруженный новейшей техникой. Смотреть на свет всю сумму на наличие водяных знаков было бы просто смешным. Брать, не проверяя, — не менее глупо. Пришлось раскошелиться на завлекательную штучку под названием «детектор валют».
Модель, согласно инструкции, обязалась работать с долларами США, английскими фунтами, евро, йенами и, конечно, рублями. Можно было запрограммировать детектор валют на определение номинала купюр, суммирование по номиналам. Короче, главное орудие банковских работников и грабителей. Им тоже необходимо точно знать, сколько они унесли, обливаясь трудовым потом под тяжестью мешка с добычей.
Непременно продам в будущем что-нибудь за йены, чтобы хоть знать, как они выглядят, и проверить, работает ли машинка как должно. Рубли с долларами мы внутрь уже пихали, чтобы убедиться, соображает ли она, или это просто реклама. Газетные обрезки и чистую бумагу точно отличает, и стоит всего-то каких-то паршивых одиннадцать тысяч рубликов. Черепаха чуть не удавилась от жадности, услышав про цену. Как будто ей не все равно, ведь камни-то принадлежат не нам, а Клану и достались совершенно бесплатно от покойного Разгоняющего Тучи.
Так что я запихал в приемное отверстие детектора пару пачек каждого номинала, вынутых наугад из чемоданчика, и, убедившись, что все в порядке, закрыл его.
Небрежно мне кивнув, оставшийся непредставленным миллионер, неоднократно засветившийся по телевизору, проследовал вместе со своим карманным ювелиром на лестницу и потом во двор. Выпадением памяти он не страдал и кольцо на столе не оставил. Во дворе его поджидала парочка обломов с гипертрофированными мускулами и выпирающими из-за пояса пистолетами. Вместе они загрузились в неприметный навороченный джип, которого в этом районе, наверное, при всем желании не найдешь, и отбыли. Ничего не поделаешь, скорее всего, у бедняги больше ничего менее броского не нашлось для нашей интимной встречи. Все остальное с мигалками, или, более того, «ламборгини» ручной сборки.
— Он очень заинтересовался красным алмазом, — сообщил Олег Викторович, наблюдая, как я выкладываю на стол его гонорар. — Неограненный изумруд не так интересен, хотя и возьмет ради принципа, чтобы не достался… м-да, это неважно. Я надеюсь, — с интересом спросил он, — что это не просто шутка была?
— А, — «вспомнил» я, вынимая из внутреннего кармана еще один спичечный коробок и отдавая ему. — Вот в Интернете пишут, что стоимость одного карата таких бриллиантов составляет порядка четырех миллионов долларов, а здесь целых четыре карата. Врут?
Он торопливо выхватил коробок у меня из рук и поскакал на свое рабочее место.
— На самом деле это очень скользкий вопрос, — не поднимая головы, сказал Олег Викторович. — Красных натуральных алмазов вообще всего два десятка во всем мире. На цветные никаких прейскурантов не существует. Слишком большая редкость. Может стоить больше или меньше, ни один специалист не назовет точную стоимость, статистика сделок слишком мала. Загорится желанием человек с большими деньгами, может и переплатить. В любом случае не проиграет. Такое… м-да… вложение капитала.
— Вы там померяйте, что требуется, проверьте, сфотографируйте, или что еще нужно, а потом я заберу, — подал я голос еще через десять минут изучения. — Это просто в качестве аванса, чтобы не сомневались в моих словах и было о чем конкретно говорить. Все эти прозрачность, цвет окраски и прочие радости ювелира.
— А я чем, по-вашему, занимаюсь? — обиделся он. — Уж почему вы сразу не показали, догадаться несложно. Зря, кстати. Второго чемодана с деньгами у него при себе не было, но кидаться отнимать камень он бы не стал.
— Кто ж знает, — глубокомысленно ответил я, — что у таких товарищей в голове варится? Сам нет, а на улице у него бодигарды ошивались в неизвестном количестве. Кстати насчет Денег… Надеюсь, теперь, — забирая камень, засовывая его в коробок, а тот в карман, сказал я, — у нас появится возможность проделать это без чемоданов. Открою счет на Багамах или Каймановых островах, вам же спокойнее. Даже летать туда не надо — великое дело Всемирная паутина. Только это займет некоторое время. Пусть подождет, слишком часто кушать сладкое — зубы заболят, — берясь за ручку чемоданчика, сообщил я на прощанье.
Двор был тих и пустынен, только две бабульки сидели на скамеечке и наблюдали за резвящимися детьми. Те, несмотря на нежный возраст — на вид лет пять — семь, не старше, — привычно употребляли в общении разные выражения, которые не принято печатать в книгах, разве что у Лимонова в «Это я, Эдичка» попадаются довольно часто.
Небо было очень удачно затянуто облаками. Вряд ли так уж просто за нами с неба над Москвой следить, но так еще лучше. Если и сидел на крыше дядя с подзорной трубой, то мне его все равно не засечь, а вблизи никакого внимания я не ощущал. Да и вряд ли грабить будут, разве что проследят вначале, а вот тут все зависит от нас. Ушами хлопать не стоит. Неторопливо завернув за угол дома, я влез в грязный жигуль с работающим двигателем, и мы понеслись навстречу светлому будущему. Как пишут авторы детективов, засечь слежку профессионалов, работающих несколькими сменными командами, дилетантам вроде нас не удастся. Поэтому мы, не особо мудрствуя, покатили из города в сторону МКАД.
— Вот сейчас, — сказал я Рафику, когда на светофоре замигал желтый. Он нажал на газ, и мы понеслись через перекресток под негодующее гудение машин. Машина резко вильнула, уворачиваясь от встречной. За нашими спинами одновременно со всех сторон светофора зажегся зеленый свет. Радостные водители погнали вперед, и через считаные мгновения весь перекресток был забит уткнувшимися друг в друга машинами. Теперь растаскивать их, освобождая проезд, придется долго и с большими затратами нервов. Пробка получилась мощная.
— И как это ты сделал? — сворачивая в переулок, спросил Рафик.
— Молча, — ответил я, — по сторонам смотри, мы еще не закончили.
Чтобы не принести из дому пару вещичек, вырубающих электронику, надо совсем дураком быть. Тут главное — не перестараться и не оставить весь район без электричества. Мы предварительно проверяли в тихом переулке.
— Рации тоже не работают, — пояснил ему, — какие-то странные помехи. У нас есть несколько минут, даже если хвост был, быстренько поменяем машину, и предупредить соратников они не смогут. А дальше пусть ищут.
Рафик затормозил у «газели», и мы поспешно выскочили из машины, ныряя в новую. Нервное это дело — угонять чужие машины. В степи проще, там все знакомо и методы давно отработаны. Правда, поймают — прибьют, но нам и здесь попадаться не рекомендуется.
Отпечатков пальцев никакая милиция не найдет, руки мы заранее обрабатывали, а от моего запаха розыскная собака, пожалуй, просто взбесится. Люди не чувствуют, а эти псины прекрасно поймут, только мозгов не хватит сопоставить вид с запахом.
Черепаха приняла у меня чемоданчик с деньгами и засунула его в… маленькую модную женскую сумочку. Смотрелось это идиотически, размеры не совпадали. Все равно как в цирке шпагу глотают. Длинный предмет входит внутрь и исчезает. Ясное дело, женщина может умудриться спрятать в сумочку кучу разнообразных вещей, кроме косметички, но в данном случае внутри была «Фляга». Снаружи ничего не видно, а внутрь можно еще и автомат с гранатометом положить при желании.
— Есть что-то? — спросил я.
— Чисто, — ответила она, — никаких маячков я не чувствую, а из «Фляги» сигнала все равно не будет. — Она небрежно повесила ремень сумочки на плечо и неторопливо двинулась в сторону улицы.
Рафик тоже тронулся, двигатель «газели» уже работал, оставалось только снять с ручника. На всякий случай он надел на голову кепку, а я сполз на сиденье пониже, чтобы нельзя было рассмотреть сквозь стекло. Никто за нами от перекрестка не ехал, и была надежда, что оторвались от гипотетических наблюдателей. Мы покружили еще по городу, потом все-таки выехали на развязку, устроив на повторение фокус еще на одном светофоре. На этот раз так хорошо не получилось, он просто вырубился, старательно мигая во все стороны желтым светом, и две машины успели проскочить в разные стороны, но за нами никто не поехал. Еще несколько километров пилили по прямой, слушая разговоры по радио. Сканер, по указаниям Протея, гулял по всем диапазонам, но ничего, даже отдаленно похожего на переговоры, о нас не звучало.
На обочине, на очередном повороте, нас дожидалась собственная тачка. Возле нее с задумчивым видом стояла Таня и старательно протирала стекла. Это, как известно, самое первое дело при поломке. Обойти машину вокруг, попинать ее со злостью. Потом вызвать аварийку и в ожидании ее приезда протереть стекла. В ухе у Тани торчал наушник. Только вместо музыки она тоже слушала Протея. Девушка отрицательно покачала головой на мой вопросительный взгляд. Тоже занятие для жаждущей приключений — и при деле, и врагов не наблюдается. Не стали бы мы приезжать, если бы заметили хоть что-то.
Бросив «газель», мы пересели в наше авто и поехали в обратную сторону. Жалко было так разбрасываться машинами, но чего не сделаешь для собственного блага.
— Как-то все очень легко, — с сомнением сказал Рафик. — Слежки нет, жучка в чемоданчике нет… — И вдруг, глянув в зеркало заднего вида, резко закричал Тане: — Тормози!
Обгонявший нас шестиместный «ровер» с затемненными стеклами неожиданно вильнул и, подрезая наш жигуль, выскочил вперед. Тормоза завизжали, и, несмотря на все Танины старания, мы приложили его в левый бампер.
Мы с Рафиком одновременно выскочили из машины. Прыгая вперед, я вытащил «Узи» из-под куртки и, мимоходом удивившись нерасторопности группы захвата, со всей силы саданул по приоткрывшейся задней дверце. Она въехала по ноге пассажиру, успевшему высунуть ее наружу, и он дико взвыл. Я рванул дверь на себя и добавил падающему вперед парню в кожаной куртке коленом в лицо. Ствол автомата уже смотрит внутрь «ровера».
Хорошо, что я не стал стрелять сразу. Две совсем молоденькие девчонки тупо уставились на Рафика, сунувшего пистолет в ухо водителю, и даже не заметили моего появления. Потом одна заторможенно перевела взгляд на меня и открыла рот для вопля.
— Тихо! — как можно убедительнее сказал я. Она ухватилась за подружку и быстро-быстро мелко закивала.
— Вы чего? — непонимающе спрашивал между тем водитель. — Ничего же страшного не случилось, ну подрезали, с кем не бывает… Давайте договоримся… — Воняло от него страхом так, что нос закладывало.
Я нагнулся, не отводя взгляда и демонстрируя автомат девчонкам, и достал с полуживого тела под ногами бумажник. Быстро вытряхнув из него пропуск, прочитал: «Комолов, начальник охраны складов…» Здесь у меня невольно поднялись в удивлении брови. Что за бред?
— Уходим, — сказал я Рафику, машинально засовывая бумажник в карман. Рефлексы сработали на собирание трофеев. — Ошибочка вышла. — А ты, — обращаясь к водителю, добавляю, — в будущем соблюдай правила дорожного движения. Подрезать на дороге «жигули» — опасно для жизни. Отечественному автомобилю положено преимущество в движении. Откроете рот — так легко не отделаетесь. Ничего не видели, ничего не слышали. Понятно?
— Конечно, брат, — обрадованно ответил водитель.
— Вот и смотри себе под ноги, — ткнув еще раз стволом пистолета ему в ухо для профилактики, пояснил Рафик, — пол в машине грязный.
— Поехали, быстро, — сказал я, прыгая на переднее сиденье.
Таня мгновенно вырулила на трассу и вдавила педаль газа до упора.
Рафик неожиданно заржал в голос.
— И что здесь смешного? — спросила Таня. — Я чуть не обделалась с перепугу.
— Они, в той машине, — сквозь рыдания от смеха заявил Рафик, — в натуре, обделались, а этот, — он похлопал меня по плечу, нагнувшись вперед, — говорит, извините, ошибочка. Он опять зашелся в смехе. — Чуть не постреляли всех, а всего лишь маленькое недоразумение.
Он повеселился еще пару минут, потом сел ровно и серьезно сказал:
— Это все хорошо, но теперь от нашего железного коня тоже избавляться придется. Могли номер запомнить, или сами захотят что-то сделать, или просто сболтнут. Опасно. Загоним куда-нибудь во двор, я проводки подсоединю, и ночью сгорит ярким пламенем. Не зря с собой взрывчатку тащили. Не забыть хозяину позвонить, пусть пожалуется на угон в ментовку.
— А если кто полезет внутрь? — спросила Таня.
— Значит, судьба у него такая, — жестко ответил Рафик. — Одним угонщиком на свете меньше будет. Эта профессия предусматривает определенный риск. Не при нас будь сказано. И не про нас, — добавил он, подумав. — Давай останавливайся, пересядем, мне все равно этим заниматься.
— Тогда у остановки, — попросил я, засовывая «Узи» в еще одну заранее приготовленную «Флягу», — поеду как честный гражданин на автобусе. И твой пистоль тоже сюда, — говорю Рафику. Он с недовольной миной сунул его внутрь сумки. — А что делать? — риторически спросил я. — Регистрации у тебя в Москве нет, а с твоей рожей могут принять за подозрительного типа, сам знаешь. Разбежались, будем надеяться, все чисто. Ты, Тань, сходи наконец в институт, совсем из-за нас учебу забросила, а ты, Рафик, собирай вещички, поедешь домой. Если что, про телефон вспоминайте в первую очередь.
— А ты куда? — спросила Таня.
— А я пойду исполнять долг, встречу Катю — она как раз намылилась в магазин за продуктами.
— И зачем это ему надо? — услышал я уже из трогающейся машины.
— А черт его знает, — ответил Рафик. — Шиз у них на долге. Взял на себя опекунство, теперь будет бегать.
Прямо напротив супермаркета, которому по размеру больше подходило именоваться мини-маркетом, находилось здешнее учебное заведение.
Школа была окружена забором, а в воротах маялся дурью охранник с надписью ЧОП «Легион-100». Количество здоровых молодых мужиков, не пойми что охраняющих в Москве, превышало Вооруженные силы Российской Федерации. И то платили за такую работу гораздо больше, и опасностей не наблюдалось.
Не пытаясь пройти внутрь магазина, я терпеливо дождался, пока Катя выйдет, негромко беседуя с Протеем. Уже пришел ответ через портал — Эрик передал пароль от засланного казачка и очередную видеозапись. Пора заниматься делом — стучать в Интернет госпоже Джоан и господину Шону, а потом и отправляться в их саванны.
Хорошая вещь мобильник. Стоишь, беседуешь сам с собой, некоторые еще и руками махают как ненормальные, но никому до тебя дела нет, а раньше бы непременно забрали в дурдом. Не с невидимыми бесами человек общается — разговаривает по телефону, ничего удивительного.
В магазин я принципиально не хожу, только расстраиваться. С одной стороны, большой выбор, который меня вечно смущает. В чем разница между разными видами одного продукта, мне понять трудно. Макароны колечками или палочками и от разных производителей имеют практически одинаковый вкус. Разве что кофе бывает разный. Аромат очень отличается. Это даже по цене заметно.
С другой — одного-единственного путешествия в мясной отдел хватило, чтобы довести Черепаху до истерики. Как она еще полки ломать не начала — я не понял. Она очень ошибалась, думая, что колбасу делают из мяса. Если в колбасе высшего сорта вареной или полукопченой его еще достаточно много, то сосиски там с разными сардельками к мясу не имеют отношения. Там его пять — десять процентов. Остальное — всякая дребедень типа перемолотых копыт, жил, подозрительной сои и крахмала.
Овощи с фруктами, как я выяснил уже позже, только с виду такие замечательные. Их тоже обрабатывают газом и какой-то химией для лучшего хранения, иногда это вредно для здоровья, иногда нет, но уж точно определить, сколько данный плод лежит на прилавке, практически невозможно. Внутри давно уже говно, а снаружи прекрасно выглядит. Так что наша домохозяйка ходит в магазин со списком, а что-то вроде мяса и овощей мы предпочитаем покупать исключительно сами, хорошо обнюхивая, и желательно на базаре.
Мимо меня по дороге бежали стада машин, куда там бизонам, их столько на свете не бывает, воняя выхлопом и с громкой музыкой из окон. Еще хорошо, что я додумался запихивать «Чистильщика» в ноздри. Снаружи ничего не заметно, зато нюх классно отшибает. Жаль, что так в уши нельзя.
Количество шляющегося по улицам в рабочее время народа поражало. Все куда-то шли, не обращая внимания друг на друга. Скорее, наоборот, контакт воспринимался как угроза. Даже когда предложил одной бабульке помочь поднять ее сумку в автобус, увидел только искреннее удивление. Хорошо еще, что не закричала про феминизм. Бабка была в возрасте и слов таких, скорее всего, просто не знала.
Не знают здешние дуры, что такое равноправие с уклоном в матриархат. Им бы надо полюбоваться, как мы живем. Хочешь командовать — докажи на деле, что способна. Это возможно двумя способами — умом и силой. Ум, к сожалению, есть далеко не у каждой. Впрочем, как и не каждый мужчина может этим похвастаться. Умная женщина всегда найдет возможность управлять своим мужчиной и коллективом тоже. Он только думает, что идет по жизни самостоятельно. На самом деле им ловко управляют, твердой рукой указывая путь. Причем способов манипуляции мужиком огромное количество. О чем говорить, если они нас сами выбирают!
А вот женщины, доказывающие свою правоту силой, мало похожи на женский пол. Нет, некоторые вполне способны и мне кости переломать, но как-то не тянет поддерживать с ними дружеские отношения. Кто с Круглыми щитами дело имел, никогда не забудет так называемое прекрасное женское лицо, перекошенное зверской гримасой, когда она всаживает тебе копье под ребро.
Земные женщины изобрели для себя средний путь. Силы у них обычно мало, ума тоже не очень, зато скандальности много. Чуть что, раздается вопль про дискриминацию. На самом деле дискриминация — это когда в тюрьме в разных камерах сидят. Если права одинаковые, что за привилегии странные? Все должно быть одинаково. И мягкое кресло в офисе, и жесткие нары. Нет, они желают получать только исключительно положительное равноправие. Вот в России, я помню, раньше дороги чинили и шпалы носили женщины. Теперь вместо них разные таджики мужского пола этим занимаются. А зря. Это ж чистое равноправие — тяжести таскать за маленькую зарплату. Государство очень заботилось, стремясь помочь им работать наравне с мужиками, доказывая свое превосходство.
Катя вышла из дверей с двумя сумками и, сразу заметив меня, поменяла направление, пойдя на сближение.
— Привет, — сказала она, подбежав, — что-то случилось?
— Да нет, — забирая сумки, отмахнулся я. — Просто мы наше дело закончили, и неожиданно образовалось свободное время. Решил помочь. Как дела?
— Дела прекрасны, учителя не достают за полным их отсутствием.
— Ну считать надо уметь, — глубокомысленно разъяснил я, — чтоб в магазине не обманули. И для стрельбы полезно. Чтобы попасть из миномета, надо хоть уметь данные в формулу подставлять.
— А Печорин тебя не особо волнует, — обрадованно поймала меня на слове Катя, — и мысли какие-то странные — про миномет. Вообще, на приличного отца, заботящегося о дочери, ты не тянешь, — снисходительно заявила она. — Возраст больно молодой. Скорее, на старшего брата. Меня уже спрашивали. Весь из себя такой симпатичный и накачанный — мечта молодой дурочки. Тем более и не бедный.
— А ты у нас умная? — заинтересованно спрашиваю я.
— Я просто больше знаю, — объяснила Катя. — Даже если специально не подслушивать, кто-то вечно обмолвится. У тебя и жена есть, и дети. Только не пойму сколько, но не один. Собственно, почему вы даже домой не звоните?
— Мороженое хочешь? — спросил я.
— Хочу, — согласилась она. — Только на вопрос ты отвечать не желаешь. Что-то все-таки с вами сильно нечисто.
Мы зашли в первое попавшееся кафе и уселись на стандартные пластиковые стулья, под стандартным зонтиком, у стандартного пластикового стола. Наверное, в джунглях Амазонки у индейцев с каменными топорами такие же стоят. Полная и окончательная победа глобализации на отдельно взятой планете. До нас еще тяжелая рука земных корпораций не дотянулась, и пока прекрасно обходимся деревянными — те, кто не сидит по старой привычке прямо на земле или на коврике. Ничего, все впереди. В Федерации общин уже наладили выпуск пластмассовых изделий в массовом порядке. Стандарты и вид знакомые до безобразия.
— Ей шоколадного, — Катя, соглашаясь, кивнула, — мороженого, — сказал я подошедшей официантке, — а мне кофе. Только большую чашку.
— Так что ты мне сказать хотел? — спросила она.
— Есть очень большая вероятность, что нам придется в ближайшее время уехать. Может, на пару дней, может, пару месяцев. Оставить тебя одну в квартире будет не слишком правильно. Еще не хватает, чтобы кто-то обратил внимание, что взрослых нет. Так что вариантов, собственно, два.
— Один, — мгновенно сказала Катя, дождавшись, пока официантка поставит на стол вазочку с мороженым и мой кофе, — это поселиться у Тани, так?
— Правильно, — согласился я, наблюдая, как она набрала в ложку мороженое.
— Мне это не нравится, — подумав, сказала Катя. — Ничего против нее не имею, но она ведь не одна живет. Неизвестно, как к этому ее родители отнесутся. А вот как насчет второго варианта? Вы решили отправить меня к себе домой, но там рубль вход, сотня выход? Вместо учебы в школе требуется палить из автомата, резать глотки врагам? Кстати, спасибо за то, что учил обращаться с ножом.
— Не за что, — пробурчал я.
— Пригодится, — ухмыляясь, сказала Катя. — Мало ли что в жизни бывает. Ты мне должен показать, как это реально делать, не на тренировке. Барана, что ли, купить? Крови я не боюсь.
Она внимательно посмотрела на меня, отложив ложку в сторону.
— Ладно, без шуток. Если уж начал, — серьезно потребовала она, — объясни до конца. Как там это — деревня, овечки, минометы и разные непонятные дела, про которые говорить не желаете, но уходите увешанные оружием. На кавказцев, грабящих бизнесменов или взрывающих дома, вы меньше всего похожи, даже при наличии Рафика, который, кстати, на мусульманина совершенно не тянет. Никаких намазов, хиджабов. Мария вообще ходит по квартире в одной майке и трусах, а Рафик ее явно побаивается. И эти самые странные вещи, которым она меня учит, когда у нее настроение подходящее. Я теперь гораздо лучше угадываю, что будет. Особенно у знакомых. Куда вы меня отправите?
— Проблема, — сказал я. — Не могу, права не имею рассказывать посторонним. Поэтому предпочтительней первый вариант — к Тане домой. Насильно тащить тебя никому не нужно, а объяснять запрещено. Держать тебя там против воли никто не будет. Не понравится — вернешься.
— И вся ваша тайна пойдет прахом, если рот открою.
— Не расскажешь, — уверенно сказал я. — Таня вот молчит.
— Ладно, я уже поняла, тебя надо ловить на слове. Обещал — сделаешь. Значит, что?
— Что? — заинтересовался я.
— Значит, пообещаешь, что тяжкую обязанность следить за моим воспитанием принимаешь на себя, до моего совершеннолетия.
— Это как? — не понял я.
— Официально удочеряешь, или как там в ваших таинственных местах принято. Будешь кормить, поить, защищать и объяснять что к чему.
— Тебе может не понравиться мое воспитание, я ведь и выпороть могу.
— В жены шейху за белого верблюда не отдашь?
Я улыбнулся:
— У нас не водятся. Ни шейхи, ни верблюды.
— Тогда не думаю, что будет хуже, чем сейчас. Мыть, убирать и в магазин ходить я согласна. Что требуется, буду выполнять, но ты за меня отвечаешь.
«Веселое дело, — подумал я. — На всю жизнь ее обожгло. Готова идти куда угодно, лишь бы не бросили. С одной стороны, доверяет, с другой — без клятвы не согласится».
— Ну почему я? Лучше уж Мария, — сказал вслух.
— Не-а, — уверенно ответила Катя. — Ты парень простой, с тобой легче. А она из таких, знаешь, которые талантливые и не особо волнуются по поводу того, что про них думают окружающие. Смотреть на их работы интересно, но вот общаться не всегда приятно. Я выбираю тебя.
— Ты хоть понимаешь, — безнадежно спросил я, — что я тебя оставлю там и уеду? Работа такая. Будешь крутиться сама.
— Ну так не навсегда же, — безмятежно ответила Катя. — И вообще, отвезешь, познакомишь с моими новыми родственниками. Жена как, нормальная девка-то? Молчу, молчу…
«И что там Дашка говорила про цыганку, которая попросится ко мне домой, и отказывать ей нельзя?» — вспомнил я странные ее предсказания. Чем дальше, тем интереснее. Скоро будет как оракул невразумительно вещать. Если ее сны такие же детальные, как она мне в первый раз рассказала, какого первопредка голову морочит?
— Погрозишь пальчиком, чтоб не обижали, — весело говорила Катя, — а там видно будет. Я обещаю — буду пай-девочкой. Нож спрячу подальше и буду носить из школы только хорошие отметки.
Я поперхнулся кофе.
— Ой, — сказал я, отдышавшись. — Насмешила. Там так нельзя. И нож прятать не положено, и изображать добродетельную Золушку тоже. В момент расколют и сделают нехорошие выводы. Ладно, считай, договорились. Папы из меня для тебя не выйдет, сама сказала, только старший брат. Но начальник я суровый, про порку не зря говорил. — Катя скептически улыбнулась. — Есть очень большая разница между наемной силой в твоем лице и моей младшей сестрой, — объяснил я. — Мы не кавказцы, но и у нас там идти против старшего — всего равно что писать против ветра. Меры будут приняты немедленно и вряд ли понравятся провинившемуся.
Катя, глядя исподлобья, слушала молча.
— Теперь так. Послезавтра отправляемся, вечером подойдешь, я тебе прочитаю краткую лекцию, как себя вести. Будет интересно. Сейчас уже некогда, идем домой. Тем более что посторонние случайные уши мне без надобности, и давно пора готовить ужин. Чья обязанность?
— Моя, — с готовностью подтвердила Катя, вставая. — А кота можно взять с собой?
— Хорошая мысль, — одобрил я, — будешь убирать за ним еще и там.
Вечером я, Рафик и Черепаха отправились «отдавать должок». Только зашли в ресторан, как сразу заметили того самого жадюгу-мента, «клиента», сосватанного Кривым в ответ на неоценимую услугу по обеспечению меня надежной ксивой.
— Идем, — сказал я Рафику, поднимаясь, когда увидел, как Черепаха что-то спросила у «клиента» и проследовала к выходу.
— Что, — поспешно допивая свой кофе, поинтересовался Рафик, — мы не будем сидеть в этом симпатичном ресторанчике? Даже не поедим? А зачем тогда приходили?
— На всякий случай, — вынимая деньги и кладя их на стол, говорю ему. — Самому было любопытно, как это со стороны смотрится.
— Что «это»? — с недоумением спросил Рафик, топая за мной следом.
— Как глаза отводят. Хорошо на это со стороны посмотреть.
Мы вышли на улицу и направились к припаркованной машине.
— Черепаха настоящий Мастер, — с уважением сказал я. — Одно дело знать, совсем другое — видеть, как это бывает. Отвести глаза одиночке — это многие могут, но сразу целому залу, да еще и мне в придачу, притом что я ждал, — это непросто. Очень непросто.
— Да что она сделала? — уже злясь, спросил Рафик.
— Неужели тебе не интересно сюрприз увидеть?
Я предупредительно забежал со стороны пассажира и, поклонившись, открыл дверь не хуже дворецкого перед герцогом. Паучиха снисходительно кивнула, показывая, что оценила внимание и проявленное уважение. Царственно забралась внутрь, привычно задрав ноги на переднюю панель. Кресло, где Черепаха сидит, всегда в полулежащем состоянии.
— И долго ждать? — спросил меня Рафик, когда я вернулся.
— Минут пять, думаю. Пока мы вышли, пока дошли… О! Уже началось. Не думал, что так быстро.
Рафик с недоумением посмотрел на выход. Я тоже ничего не видел, но орали внутри знатно. Тут и он услышал. Сначала очень слабо сквозь закрытые двери донесся звук выстрелов, потом с грохотом разлетелось большое зеркальное окно. Не так его просто разбить, как это происходит в кино. Там толщина изрядная. Кто-то хорошо постарался. Внутри человек кричал на одной постоянной ноте, что очень смахивало на вопль перепуганного раненого, и доносилось самое настоящее рычание. Мимо нас к ресторану с топотом пронеслись два охранника.
Дверь с грохотом ударилась о стену, и на пороге показался наш любимый жадный мент. Вся респектабельность куда-то испарилась, и больше всего он был похож на взбесившегося зверя. Глаза красные и выпученные, даже издалека видно. Изо рта на подбородок тянется струйка слюны. В руках пистолет. Он попытался выстрелить в охранников, но только раз за разом бессмысленно щелкал, нажимая на курок. Те, при виде такого безобразия, не стали задавать вежливые вопросы и с ходу огрели его дубинками. Парни были вовсе не пенсионеры и били всерьез, но, кроме как того, что он выронил бесполезный пистолет, ничего не добились.
Озверевший мент шагнул вперед и ударил кулаком так, что одного из охранников отбросило в сторону. Его затылок со смачным стуком приложился об асфальт.
Рафик дернулся.
— Не вмешивайся, — сказал я сквозь зубы, хватая его за руку. — Еще не хватает нам в свидетели попасть.
Черепаха в это время истерично жаловалась по мобильнику, купленному на чужое имя, на злобного негодяя, стреляющего в ресторане и избивающего без причины посетителей.
— Уже едут менты, — сообщила она нам, закрывая телефон и с интересом наблюдая за зрелищем. — Без меня вызвали.
Второй охранник явно чему-то учился вроде бокса — он быстро скакал вокруг противника, не давая себя достать, иногда угощая того хлесткими ударами. Не проявляя никакой реакции, мент с рычанием шел напролом, и они быстро перемещались по всей стоянке. Первый так и продолжал неподвижно лежать, не делая попыток встать.
С громким завыванием и противным, бьющим по глазам синим миганием подлетела патрульная машина, и оттуда вылезли трое в бронежилетах и с автоматами.
— Руки вверх, — заорал старший, грозно тыча в сторону дерущихся стволом. Как он собирался стрелять, если на улице собралось уже с десяток прохожих, с интересом наблюдающих за происходящим, и можно было запросто попасть в одного из них, я не очень понял. Наверное, решил, что все тут же сразу испугаются. Как же. Мент, не обращая ни малейшего внимания на крик, продолжал настойчивые попытки добраться до резвого оппонента и постепенно оттеснял того к стене.
— Стоять! — еще более грозно крикнул патрульный. И выстрелил в воздух.
Опять ноль внимания.
— Все, — сказал я, — уезжаем, нечего людям мешать. Теперь ментяра не отвертится. Очередной оборотень в погонах проявил гнилую сущность. Стрельба по людям, даже если никого не зацепил, пришибленный охранник и неподчинение приказу. Запросто может сесть, а уж отдел внутренних расследований непременно займется чистотой рядов.
— И все-таки что вы с ним сделали, что он так… — садясь в машину, опасливо поинтересовался Рафик.
Наконец среагировавший на стрельбу ментяра повернулся и пошел на патрульных с нехорошим выражением лица.
— Черная пыль, — лаконично ответила Черепаха.
Машина резко дернулась, потом выровнялась и завернула за угол, оставляя за собой гладиаторские бои.
— Вы что, спятили? — с изумлением спросил Рафик.
Где-то в стороне ресторана знакомо выстрелил одиночным «калаш». Потом еще раз. Похоже, командную речь излишне возбужденный мент не воспринимал и останавливаться не собирался.
— Совсем маленькая доза, — успокаивающим тоном объяснила Черепаха. — Через два часа в крови ничего не найдут, а так ничего страшного.
— Так не проще ли было ему ноги в подворотне переломать? Он же в том ресторане мог кучу людей ни за что поубивать.
— Это не наш метод, — пробурчала Черепаха. — Расследование, друзья обиженного суетятся, опять же свидетели, найдут отпечаток его ботинка, — показывая на меня…
— У меня очень хорошие сапоги, — возражаю.
— Определят рост по следу, — не обращая на меня внимания, продолжает та, — и отсутствие паспорта…
— Чего? Какой паспорт по следу?
— Короче, — нетерпеливо говорит Черепаха, — он сделал все сам. Сам себя утопил по полной программе. А неподалеку стоял специально приглашенный молодой паренек и прекрасно видел, что Гном имеет к этому отношение. Что и требуется. Он прекрасно сообразил, что мы к этому руку приложили. Зашли-вышли, потом началось представление. Кривой будет доволен ответным подарком с твоей стороны.
Кресло было мягкое, кофе вкусный, секретарша выбиралась не по принципу красоты, а явно за умение работать. Нечто среднее между старой мымрой, неспособной говорить ни о чем, кроме работы, и бесполезной красоткой, существующей исключительно для украшения. Еще у входа торчал могучий парень в спецодежде и с табличкой на груди. Точно как на плакате про советских тружеников. Голова маленькая, плечи широкие. Молота у него в руках не было, вместо него на поясе висела дубинка, и имелось нахмуренное выражение лица. Всем своим видом форменный парниша должен был внушать страх злоумышленникам. В целом я остался доволен впечатлением. Если обстановку в приемной сложить с не поднимающей головы от экрана секретаршей, добавить объем бицепса охранника, учесть размер гонорара адвоката и сложность попасть к нему на прием, вывод напрашивался однозначный — умеет жулик сосать деньги из клиентов. А раз при этом еще и ходят к нему, то дело свое знает.
— Проходите, — вежливо сказала секретарша, заинтересованно глядя на меня. Я, конечно, парень симпатичный, но любопытство было вызвано скорее моим видом. Даже вполне приличный костюм, выбранный Таней для похода, не впечатлял. Ни тебе «ролекса» золотого, ни ботинок из дорогого магазина. От лакированных туфель я в тяжелом бою отбился и пришел в своих растоптанных сапогах из мягкой кожи, прекрасно подходящих к осенней погоде. Вид у них вполне приличный, что бы Таня там ни нудила. Такая выделанная кожа ручного производства у знатоков стоит больше, чем вся ее одежда. Вот только ярлыка с известным брендом не наблюдается, и это сразу ставит на другой, более низкий уровень. Дипломат тоже вполне обычный, без инкрустированных в ручку и крышку брильянтов. Обычно господина адвоката посещают более солидные типы.
Кабинет был выдержан в деловом стиле, без всяких излишеств типа мягкого дивана. Исключительно кабинетная мебель и тома законов за спиной у хозяина. Не дожидаясь приглашения, я уселся в кресло.
— Итак, — спросил вежливый господин, отдаленно напоминающий хорошо известного всему русскоговорящему населению Барщевского, только без признаков растительности под носом, — господин… — он заглянул в бумажку, — Гриневский.
Кривой мне сделал царский подарок, я на такое даже не рассчитывал. Из открытого паспорта смотрела фотография с очень похожей на меня физиономией какого-то Гриневского Степана Юрьевича. Не полное соответствие, но оно и понятно — я слегка повзрослел с момента получения документа. Где ксиву сперли, меня не особо волновало, селиться по адресу прописки или выяснять, кто такой настоящий господин Гриневский, я не собирался. Я сделал небольшое одолжение Кривому, он мне. Все в порядке взаимных услуг.
— К вам очень сложно попасть на прием, — пояснил я. Адвокат вежливо улыбнулся. — Дело в том, Кирилл Иванович, что без личной встречи никак было не обойтись. У меня есть интересная информация про тысяча девятьсот девяносто восьмой год. Ну там еще фигурирует железнодорожная станция, исчезнувший нож в крови, дача двухэтажная…
Я продолжал молоть языком, внимательно отслеживая реакцию собеседника и не особо задумываясь о том, что именно говорю. Все равно я понятия не имею, о чем, собственно, речь идет. Выучил, как попугай, под гарантии, что пригодится.
Моя многоумная жена в свое время получила очень странное образование. За неимением в ближайших окрестностях школ с утвержденной программой обучения, она воспитывалась дома. Вместо учителей у нее была пестрая компания, состоящая из родителей и меченых самых разных профессий. Ее старшие братья пошли получать практический опыт жизни уже лет с двенадцати, а она нет. Может, потому, что единственная девочка в семье. Тем не менее необходимый в наших краях опыт поножовщины, стрельбы по живым целям и практические навыки выживания в Диком поле она получила в таком объеме, что не каждый рейдер имеет. Даже ходила в походы.
Мать Даши сама хоть и разговаривает с заметным акцентом, но старательно следила за речью дочери. Потому Дашка говорит на хорошем русском литературном языке. Правда, однажды, общаясь с экипажем баржи, она сорвалась и выдала такой текст, что даже русские открыли рот в изумлении. Но больше я такого не слышал. Держать себя в руках при посторонних она умеет прекрасно.
Зато отец у нее выдал шедевр педагогической мысли. С детского возраста он подробно объяснял дочке, что и почему сделал. Включая разные не слишком приятные сведения об убийствах и кидалове. Почему надо себя вести так, а не иначе, кого можно спустить с лестницы, кого тихонько закопать, а кого с уважением и встретить и проводить.
На самом деле мокрух за Кулаком не слишком много числится, но руководить коллективом, в котором за две сотни не всегда приятных людей (если меченых так можно назвать), и еще двумя десятками разнообразных предприятий не так уж просто. Обладать долей еще в не меньшем количестве заводиков и фабричек и при этом ни разу не продемонстрировать не слишком приятные стороны характера — такое возможно только в сериале. Постоянное напряжение и готовность ответить на наезд еще худшими действиями, однозначно, доброту не вскармливает. Так что по каждому случаю он с Дашкой делился подробностями и объяснял, почему поступил так, а не иначе. Она у него заместо жилетки для проливания слез была. С остальными, насколько мне известно, так не откровенничал. Пару раз даже винился за неправильное поведение…
И несколько раз объяснял, почему не взял в Форт жить просителя, а вежливо послал. Кулак был очень неплохим интуитивным психологом, но еще и изрядно помогало это его странное умение узнавать о прошлой жизни. Дашка утверждала, что он мог видеть только очень яркие воспоминания. Такие бывают, ага, в экстремальных случаях. Очень хорошее или очень плохое, причем часто по поведению в стрессе видно, что человек из себя представляет.
Даша мне так и не рассказала, что он ей поведал в очередном приступе красноречия и про кого, но, когда встал вопрос о пребывании на Земле, убежденно сказала: «Кирилл Иванович Плотников сделает все, что ты ему скажешь, но его нельзя, ни в коем случае, доводить до отчаяния. Может укусить. Обязательно оплатить услуги и никогда не напоминать второй раз. Он все и так прекрасно помнить будет. Как раз тот, кто нужен, он такими делами и раньше занимался». Это притом, что адвокат нашу планету не посещал, и все это явно от кого-то другого пришло.
Да, подозревать его в попытке кинуться меня душить в ярости руками не стоило. Вся холеность испарилась моментально, он потек. В буквальном смысле. Пот так и струился ручьями по лицу, и, что особенно интересно, пахло не страхом, а обреченностью и полной безнадегой. Было ощущение, что, если я ткну пальцем в сторону окна и скажу «Прыгай!», он так и сделает, совершенно не раздумывая.
Я торопливо налил в стакан воды из хрустального графина и подал несчастному адвокату. Он, судорожно глотая, выпил и со стуком поставил стакан на стол. Рука дрожала. Что там все-таки такое было? Неужто обычное убийство? Велика важность…
— Я не собираюсь вас шантажировать, — пояснил я, — тем более кому-то рассказывать. Мне нужны твои, — переходя на «ты», объясняю, — услуги. Официальные бумаги, счета, возможность работать с банками без необходимости платить излишние налоги. Такому известному специалисту по финансам и налоговому праву будет легко мне помочь. — Я попытался объяснить, что именно мне надо. С каждой фразой Кирилл Иванович на глазах успокаивался. Защелкали шестеренки в мозгах, и на выходе появилась резолюция: опасности нет.
— Я так понимаю, — сказал он, — нужно обеспечить возможность перевода денег, которые… — Он замолчал, подыскивая слова, и продолжил: — Приобретаются в результате несколько неофициальной деятельности, могущей вызвать вопросы у властей.
Я, соглашаясь, кивнул.
— Собственно, ничего особо сложного. Требуется обеспечить сотрудничество с заграничными банками, вне зоны контроля различных налоговых ведомств.
С каждой секундой его речь становилась все увереннее, адвокат был в своей родной стихии.
— Проще всего это сделать в Азии и на островах Карибского моря. В принципе передача товара происходит одновременно с переводом оплаты. При наличии в современном мире такой вещи, как Интернет, это стало одним из легкодоступных способов. Перевод денег подтверждается через Международную межбанковскую систему совершения платежей. Отозвать такие деньги задним числом в нарушение сделки уже невозможно. Мы создадим, — это хорошо, подумал я, что уже «мы», — пару офшорных компаний. Часть сумм лучше всего перевести после соответствующих процедур по обеспечению невозможности отследить начальный источник на вклады в солидные банки в Швейцарию, Лихтенштейн. Можно даже вложить деньги в серьезные компании с невысоким доходом, но без риска. Это будут совершенно чистые средства, на случай, если возникнут осложнения. — Он сделал паузу, а потом спросил: — Вы, простите, имеете дело с наличными?
— По-разному, — улыбнувшись ему, согласился я, — пара чемоданов с наличкой имеется, но будут и обычные переводы.
Где-то на периферии сознания у него явно появилась мысль о дополнительном постоянном доходе от лоха с большими деньгами. Потом всплыла еще одна — типа мафия шутить не любит. Слишком уж похожа была ситуация на приход разжиревшего на наркоторговле среднего уровня деятеля с набитыми мелкими купюрами карманами. У крупных боссов давно имеются свои счета, а мелким это ни к чему. Мысли я читать не умею, но запах не спрячешь, надо только потренироваться, и некоторые реакции хорошо заметны.
— Сколько нужно времени, — поинтересовался я, в задумчивости покрутив рукой, — чтобы все оформить?
На лице Кирилла Ивановича появилась неопределенная улыбка.
— Все зависит от того, когда я увижу деньги. В среднем все занимает где-то три-четыре недели. Придется поездить. Или можно подписать прямо здесь в присутствии представителя другой стороны. Сами бумаги — не более часа. Раз — и готово, но предварительно надо будет подготовить. Да, — встрепенулся он, — вопрос гражданства. Вы уверены, что не лучше будет иметь при оформлении иностранное? Можно ведь при этом изменить имя и фамилию. Натурализация.
— А можете сделать что-то типа паспорта Гондураса?
— Можно и Гондураса, — невозмутимо подтвердил адвокат, — за отдельную плату, но можно и Канады. Вполне достаточно вложить в специальный государственный фонд четыреста тысяч канадских долларов. Вы их получите назад только через пять лет и без всяких процентов, точно ту же сумму. Правда, при этом нужно доказать, что деньги не получены незаконным путем и не принадлежат другим людям, но вопрос решаемый. Придется дополнительно заплатить, и это несколько затянет процесс.
— Конечно, — согласился я, — услуги должны оплачиваться в соответствии с качеством. — Намек был достаточно прозрачный. Адвокат довольно улыбнулся. Тут я сделал паузу и добавил: — Но плохое выполнение договора или нарушение обязательств непременно ведет к штрафным санкциям.
Реакции не последовало, даже изменения в запахе отсутствовали. Кирилл Иванович правила игры прекрасно понимал.
— Вы как относитесь к евреям? — спросил он.
— Никак не отношусь, — не понял вопроса я, — среди моих предков они не наблюдаются. А в целом мне без разницы. Дело не в национальности человека, а в том, мешает он мне или нет.
— Я к тому, — пояснил мысль Кирилл Иванович, — что можно сделать и израильский паспорт. В некоторых случаях он хорош, по Европе можно передвигаться свободно, но, если приходится ездить в арабские и мусульманские страны, возникнут проблемы.
— Ну на этот случай у меня ведь будет российский и канадский, — вежливо улыбаясь, напомнил я.
— Тут имеются определенные сложности, нужно свидетельство о рождении с соответствующей записью, и к восстановленным после утери документам после девяностого года израильтяне относятся с подозрением. Придется, — он сделал всем знакомый жест, изображая подсчет денег, — чтобы все выглядело правильно.
— Это не вопрос, — выкладывая на стол дипломат и открывая его, чтобы адвокат увидел деньги, сказал я, — здесь миллион. Евро. Отчет о тратах потом представите. До одного евро, — подмигивая, пояснил, — мне не требуется, но раскидываться деньгами я не люблю. Расписку я не требую, наши отношения предусматривают определенный уровень доверительности.
Я посмотрел на него внимательно.
— Надеюсь, не надо произносить всякие угрозы и глупости про доставание из-под земли. Не тот вы человек, чтобы бегать в разные Австралии. Вам и здесь хорошо, а свой процент будете непременно иметь и от меня. Теперь, — подождав, пока он закроет дипломат и уберет его на пол, — есть еще один нюанс. Я не один, есть еще моя подруга, и она в доле.
— Момент, — забеспокоился он, — необходимо решить, кто будет давать окончательное добро на основные действия. Подпись должна быть одна. Человек, который будет отвечать на звонки и давать разрешение на трансферт больших сумм, может быть только один. Это нужно просто для гарантии. Мне неизвестны ваши отношения, и совершено не хочется оказаться в случае осложнений крайним. Семейная жизнь — это такое дело, — протянул адвокат.
— Да, я знаю про проблемы, — соглашаюсь, — когда жена идет якобы к подруге, а потом обнаруживается в баре в совершенно непотребном виде. И за детьми совершенно не смотрит. Порой просто забывает о спектакле в школе.
Кирилл Иванович моргнул и слегка напрягся. «Это я удачно ввернул, — похвалил я сам себя. — Нелишне показать, что справки наводились обстоятельные. В газеты эти подробности не попадали, но на то и слежка существует, чтобы знать мелкие подробности жизни твоего будущего сотрудника».
— Хорошо, не будем усложнять. Я самая последняя инстанция, и мое решение окончательно. Дело вы имеете со мной. Тем не менее в случае, если по каким-то причинам со мной нельзя связаться, можете обратиться к ней.
«Собственно, крайне сомнительное дело, — не озвучивая этого, подумал я, — что со мной не удастся поговорить. На этот случай у нас имеется Протей, он всегда на связи, и основной его обязанностью будет в ближайшее время следить за нашими финансовыми делами. Ему это проще, чем мне, — он умный».
— Так что, — сказал я, — все, что касается вопросов гражданства, касается и ее тоже, запасной аэродром пригодится. Данные я вам дам. Также телефоны для связи. И не забудьте предупредить секретаршу о приоритетности моих звонков и приема в случае необходимости.
Кирилл Иванович пожал плечами в недоумении. Он явно не понял, для чего такие глупые напоминания.
— Теперь переходим к самой приятной части нашей беседы, — сообщаю, — гонорару за ваши труды.
