— Как хорошо быть большим начальником, — пробурчал я, снимая потную майку, заваливаясь на койку и вытягивая ноги. — Занял единолично дом, и даже мусор вынесли без напоминания. Одна проблема — это хорошо, пока ничего не происходит, а мы все время куда-то бежим, бежим, бежим… — тяжело вздохнул я, и спросил: — Летчик, ты почему молчишь?

— Я ж не вижу ничего, только слушаю. Договаривались же, пока сам не позовешь, при других не разговаривать.

— Так я специально для тебя и сказал, что один. Не могу же я с собой таскать постоянно камеру.

— Обруч на голову с объективом…

— Это ты до Стругацких добрался? — с подозрением спрашиваю. — Хорошо же я буду выглядеть в таком виде. Ты еще «Ошейник» на шею предложи. И потом, где я тебе возьму объектив такого маленького размера? Вот в следующий раз обязательно посмотрю в магазине — торжественно обещаю. Что-нибудь такое шпионское. — Я изобразил некую суровость на лице. И перешел к интересующему меня вопросу: — Ты его слушаешь?

— Естественно, — удивленным тоном ответил Летчик. — Самому интересно. Пока ничего нового и интересного. Великий Вождь раздает указания и распределяет трофеи. Результатом сделки он доволен и попытается хапнуть кусок вашей земли, чисто из жадности и для поверки бдительности новых соседей. Так что хлебалом не хлопай и гони разведчиков проверять, где и кто ходит. Он раз упоминал в разговоре про межевые камни. Должны они быть — смотрите внимательно. Кстати, дарить телефон нужным людям под хорошим предлогом — неглупая мысль, — похвалил он меня, и неожиданно спросил: — А кто такой егерь?

— В смысле? — удивился я.

— Вы там говорили, «это егерь», — терпеливо пояснил он.

— Меньше надо фантастику читать и больше интересоваться историей Народа, — позлорадствовал я. — Обычно это ты мне рассказываешь новое, а выясняется, что простейших вещей не знаешь!

По угрюмому молчанию я понял, что Летчик как бы обиделся. Я счел нужным его посвятить:

— До Войны, — наставительно сообщаю, — где-то южнее места, где мы находимся, проходила граница с другим государством. Там жили егери — это тоже вроде нас, искусственно выращенные. В старые времена мы с ними вечно дрались. А после Войны никто их больше не видел. Мы сидели на равнинах и никуда не ходили, а про егерей только сказители байки рассказывали. Некоторые уже в них и не слишком верили. Что пощупать нельзя, то звучит как сказка. Детей еще пугают: «Не будешь слушаться — егерь заберет». Как там это… А! «Третий день бежал Волк. Из его двадцатки больше никого не осталось. Последний был застрелен в спину. Нельзя останавливаться! Командир должен знать про вторжение. Слишком дорого стоили добытые сведения, даже когда подруга осталась задержать преследователей, он не обернулся. Чтобы сберечь свою землю, стояли на краю леса заставы и бдительно следили воины за ворогом, но не удержатся они, если вовремя не предупредить. Прямо на дорогу перед ним с дерева спрыгнул егерь и, поигрывая длинным клинком, насмешливо улыбнулся. Остановился Волк и стал перекидываться в человеческий облик. „Что же ты, егерь, обманываешь? — молвил он, вставая на ноги. — На поединок вызываешь, а прямо за тобой стоит подмога?“ Оглянулся удивленно егерь назад, хотел посмотреть, кто там, кроме него, имеется, а Волк только этого и дожидался. Одним ударом проломил он висок врага, плюнул на тело и тяжело побежал дальше». — Я закончил свою сказку и посмотрел на Летчика.

— У вас же нет художественной литературы, — неуверенно сказал он.

— С чего ты взял, что это выдумка? — удивился я. — Легкое поэтическое приукрашивание настоящего донесения начальству. Там на самом деле еще масса подробностей, но за давностью лет только суть помню.

— А! — уверенно сказал Летчик. — Тогда я понял, что произошло. Крыс просто ошибся.

— Это как?

— Тебе что говорили? Пришли из-за реки некие разумные да еще нескольких видов. Погромили поселок у острова, применяя стреляющее оружие…

— Ха, а ведь интересная мысль. Спасибо, Летчик. Он решил, что они вернулись по новой и уже навсегда. А видов у нас много, еще и человеки бродят. Если следили, наверняка видели, что мы вместе работаем.

— Вот именно! А этот, скорее всего, из приходивших. Вот Вождь и вернул пленного в качестве жеста: мы с тобой не ссорились, наоборот, «потеряшку» возвращаем.

Я встал и, подойдя к двери, высунулся наружу. Младшая сидела снаружи, играя в гляделки с егерем.

— Давай его сюда, — сказал ей. — Будем разбираться.

Вид у него уже был не такой голодный, и имелись штаны, явно доставшиеся ему из трофеев от сбежавших крыс. Наши были слишком большого размера, да и расцветка немного другая. В полутемном помещении он не мигал так часто и сразу начал с интересом осматриваться. Я молча ждал. Он внимательно посмотрел на пулемет возле кровати, потом глянул на висящий на моей голой груди жизняк и, прищурившись, уставился куда-то в район солнечного сплетения. Выглядел он при этом очень удивленным.

— Думаешь, вторую тень пытается увидеть? — спросил я Младшую.

— Да, — уверенно сказала она. — Что мы не крысы, очень быстро понял. Сказители говорили — видят они и даже вид различают.

— Ну что, говорить будешь? — спросил я его.

Егерь развел руками и произнес классическую фразу: «Не понимай».

— Не, — сказала Младшая, — он действительно не понимает. — Мы уже пытались проверить.

— В смысле, над ухом орали и совещались за его спиной, каким способом убивать будете?

Она смущенно улыбнулась. Похоже, так и было.

— А может, по-русски понимаешь? — без особой надежды поинтересовался я. — А то я других языков все равно не знаю.

Тут егерь неожиданно оживился и спросил:

— Руси? Сыбыр? Калашникоф?

— Во дает, — восхитилась Младшая. — А Сыбыр — это что?

Еще пятнадцать минут я пытался вытянуть из него хоть что-то. Он, радостно улыбаясь, повторял про «моя твоя не понимай» и иногда разражался фразой, в которой неизменно присутствовали «Руси», «Сыбыр» и «Калашникоф» — иногда вместе, иногда раздельно, но что он хотел сказать, уже я «не понимай». Единственное, что выяснили — что он с другой стороны реки и пришел с юга.

— Так, — не выдержал я и показал жестом, чтобы он замолчал, — когда баржа придет?

— К вечеру должна быть, — ответила Младшая.

— Ты уже решила, кого здесь оставишь?

Она посмотрела на меня как на идиота.

— Сама останусь, со мной еще три десятка. Наше присутствие должно быть постоянным, и границы надо проверить, сам говорил.

— Здесь тридцать, и там, где обитают семейства Кривой дуб и Большая вода, еще по столько же. Разведчиков десяток. Мастеров надо на остров. Девять погибших, шестеро тяжело раненных. Кто работать-то будет? Там еще трудиться и трудиться. Я начинаю понимать Вожака, когда он стонет, что ничего не успевает. Уже осень, а у нас даже на острове треть работ не выполнена. Хорошо хоть, жратвы теперь навалом. Пустой поселок оставляем за собой, а эти три пусть другие заселяют. Подарок Клану, а?

— Так справедливо, — согласилась она. — Пусть они заселяют и сами охраняют.

— Вот и хорошо. Сейчас сплаваю за человеками, пора им уходить в Зону с нашими списками на покупки и добрыми пожеланиями. Здесь намного теплее и река льдом не покрывается — уже хорошо. Наводи порядок и не теряй бдительности, вполне мог кто-то сбежать, и любовью он к нам не пылает. Придет ночью и спалит вас вместе с продуктами. Надеюсь, понятно?

Она кивнула.

— А этого перевезу на ту сторону и отпущу.

— Э?

— Отпущу, — повторяю. — Если я правильно понимаю, он непременно вернется и приведет с собой переводчика. Дать ему Язык могут только Черепаха с Койот, а их тут нет. Длинному Зубу я такое не доверю. Впрочем, он все равно на острове остался. Вот и получается, никакого смысла в дальнейшем общении нет. Нам все равно то, что за рекой, пока без надобности, но поговорить стоит. Автоматам не удивляется и «Калашникоф» говорит. Занятный тип. Отведи его к трофеям и пусть выберет себе одежду, оружие и еды на дорогу из моей доли. А, вот что! Дай ему еще солнечные очки, что я тебе подарил. Обязательно достану еще лучше, — поспешно сказал я в ответ на ее обиженное выражение лица. — Ты ж видишь, у него явно проблемы с Солнцем. Или в яме сидел, или привык к ночному образу жизни. Знаешь что? Пистолет себе возьми взамен, из тех, что я привез.

— Я подумаю, что лучше, — сказала она, беря егеря за плечо и показывая ему на выход, — так просто не отделаешься.

Они торчали на уже знакомом месте, когда баржа выползла из-за очередного поворота. Все четверо, в компании с Мави, лежали, отгородившись фургоном от двух десятков крыс, расположившихся напротив метрах в двухстах, и были готовы при любом их движении открыть огонь. Крысы никак не реагировали на подобные действия, только иногда с интересом поглядывали в сторону рейдеров. Разожгли себе костер и спокойно завтракали. Правда, не слишком тянуло проверять, чем именно.

Баржа подвалила к берегу, мы спустили сходни, и люди стали торопливо заводить лошадей. Потом закрепили фургон, последней, не торопясь, поднялась кошка, и мы, помахав ручкой крысам на прощанье, пошли вниз по течению. Те, всё так же не проявляя враждебности, спокойно сидели. Двигатель в таких случаях старались не включать — и так последние капли бензина на дне баков остались. Хватит и течения, торопиться особо некуда.

— Поздравляю, — приветствовал я остатки доблестной экспедиции в неизведанные земли, — вы слышите, как для вас играет марш «Прощание славянки»?

Наступает минута прощания…

Ты глядишь мне тревожно в глаза…

И ловлю я родное дыхание…

А вдали уже дышит гроза…

— Издеваешься? — спросил Кузнец.

— Наоборот, радуюсь за вас. «Птички исчезли, и вянет трава, и пожелтела густая листва. Осень настала, а лето прошло. Радостей много оно унесло». Какие же глупости я помню, сам удивляюсь. Короче, вы хоть ничего и не нашли в развалинах, зато остались целыми. Мы тут посоветовались, — я сделал многозначительное лицо и потыкал пальцем в небо, — и решили, что пора вам домой. Если честно, последняя пара месяцев была совершенно лишней, просто нам это суденышко было нужно. Теперь можете спокойно ехать. Остановимся на острове, возьмете пару дисков для Бориса и письмо от Дашки для него же — и семь футов под килем! При всех говорю, три доли в камнях наши. Черепахи, Даши и, как договаривались с самого начала, одна доля — мохнатых. Это пока пойдет к Рафику на жизняк, мы с ним потом разберемся. Я бы и сам рад прокатиться, но не получается. Если есть какие претензии, пока не распрощались, готов выслушать.

— Вот как насчет коней? — ехидно поинтересовался Кузнец.

— А что кони? Договаривались про сорок лошадей, я же вам даже сорок две пригнал, чтобы поделить правильно. На четырех катаетесь, еще две в фургон запряжены, восемнадцать бьют копытами и дожидаются, пока вы их на баржу запихаете.

— И куда, — возмущенно спросил Кузнец, — ты предлагаешь их поставить?

— А это не мои проблемы. Хоть в трюм, хоть на палубу. Я сделал, что обещал. Все равно особого груза у вас нет, фургон оставьте, как-нибудь доедете. И вообще можете оставить здесь, обязуюсь при вашем появлении вручить сразу без напоминания. Или следующим рейсом отправить, все равно от Бориса на будущий год баржа пойдет, а назад порожняк. Зря ты, — укоризненно сказал я. — Договор есть договор, все без обмана.

— А помочь тебе не надо? — спросил Доцент.

— Нет. Мы с ними договорились. Теперь займемся демаркацией границы, и в ближайшее время, очень надеюсь, будет тишина.

— Оно и к лучшему, — буркнул Торопыга. — Вы как хотите, но мне это совершенно ни к чему. Такой фарт, как нам подвалил, один раз в жизни бывает. Что эльфы всегда за милую душу берут, так это натуральные камни. Нечего с этим тянуть, прямо в Варшаве завалимся в контору и поделим. А потом я фиг еще ногой за черту Славянска выйду. Сяду в собственном особняке на берегу реки и буду поплевывать на проплывающих мимо идиотов. Считайте это официальным заявлением об уходе.

— Глубокая мысль, — восхитился Кузнец, — но ведь скучно станет?

— А постараюсь вытерпеть. Нахлебался уже походной жизни вполне достаточно. За приключениями ходить никогда не хотел, а на обеспеченную жизнь теперь хватит, и еще останется. И тебе, — обращаясь к Кузнецу, сказал он, — того же желаю. Эти, — он махнул на остальных, — все равно не успокоятся, а ты вроде уже не мальчик. Спать пошел, — поднимаясь, сообщил он. — Обратно идя, сторожиться надо, а осталось нас немного, высплюсь перед походом.

— В чем-то он прав, — задумчиво сказал Кузнец. — Но мне долго на берегу сидеть не удастся. А вот, — оживляясь, продолжил он, — в том, что правильнее будет сдать камни очень быстро. Торопыга прав. Не хватает еще, чтоб кто-то узнал про такие вещи и навестил ночью. Пить, гулять буду, а дальше — как карта ляжет. Заходи при случае, — обращаясь ко мне, сказал он, — и сапоги мои не забудь. А то ведь прав наш лях в третий раз, совершенно мне не хочется ввязываться в ваши местные разборки. Вы хоть за землю друг в друга стреляете, а мне это на кой?

— Вот и разбежались, — грустно сказал Рафик, когда и он ушел. — Большие деньги до добра не доводят. Даже друзья и близкие родственники начинают коситься друг на друга и искать подвох. Странно, что еще не сорвались и не побежали, не дожидаясь баржи. А ты тоже отвалишь? — спросил он Доцента.

— Я бы сначала поговорил с Живым, — ответил тот.

— А, — пробурчал Рафик, — ну поговори, я тоже спать.

— Что, — поинтересовался я, — любопытство заело? А про любопытную Варвару, которой нос оторвали, давно не напоминали? Некоторые вещи лучше не трогать, а то пожалеть можно.

— Может, это мне решать? — спокойно спросил Доцент. — Вот Рафик про ваши дела явно больше знает, чем говорит, а мне что, нельзя? Слишком много вокруг странного. И самое странное — эта ваша развеселая компания. Я ведь только чуток и видел, но из всех (а с Лехой больше сотни приходило) — только у тебя и у Машки жизняки имеются. Леха не в счет, а вы неизвестно откуда появились. С оборотнями ты на одном языке говоришь, животные у вас разговаривают…

— Не надо говорить «животные», — попросил я. — Мави услышит — обидится. Она русский прекрасно понимает. Мы называем их — «разумные».

Он развел руками:

— Вот «мы» — это кто? Ты сам вообще кто?

— Понимаешь, Рафик не просто так знает больше. Он работает с нами в доле. Такая, хм… взаимная заинтересованность. И все равно знает ситуацию только в общих чертах, без подробностей. И Дашка тоже не просто так здесь остается. Она решила, что я ее вполне устраиваю в роли мужа, и согласилась на определенные условия, очень конкретные. Все, что она узнает, при ней и останется. Ни с папой, ни с мамой, ни тем более с газетами делиться не будет. А для гарантии — в ближайшее время Зоны не увидит. Может, пару лет, может, больше… А ты хочешь и рыбку съесть, и на это самое сесть. Ну, вернешься ты в Зону и расскажешь, положим, про болтливых волков или крыс-оборотней, — кто тебе поверит? Мало ли что выдумывают рейдеры. Одной байкой больше, одной меньше — никого это особо не волнует. Даже и хорошо. Услышат про таких каннибалов, лишний раз сюда не сунутся. А начну я отвечать на разные скользкие вопросы, еще неизвестно, до кого дойдет и как к этому отнесутся люди.

— Гарантии тебе нужны… И что я могу дать, кроме своего обещания помалкивать?

— Уже много. Не расписку же мне просить с тебя об обязательстве не работать на разведку Гондураса. Толку от этих писулек… Всегда будут перебежчики. Только мы к слову очень серьезно относимся, за мной не заржавеет — без всякого прикопаю или за борт уроню. Получишь ты удовлетворение своего любопытства при одном условии — молчать. А ведь будет у тебя в голове зудеть — не поделиться ли с научниками или приятелем, но низя. Вот и подумай — оно того стоит?

Мы сидели уже почти в полной темноте, только лицо Доцента было слабо видно в отсветах от воды, и запах от него доносился, как при игре в карты. Азарт. Хочется ему к тайнам приобщиться, а мне это тоже интересно. Свой человек в Зоне нам всегда пригодится.

— Если совместить с материальной заинтересованностью, — сказал он, — то вполне. Мне нравится мысль о доле у Рафика, хотя и неизвестно, в каком размере и в чем. Заплатить нам за этот поход в двойном размере и купить всякой разной амуниции с патронами за свой счет — ему вполне хватило. Я так понимаю, что пришло к нему это через знакомство с Лехой, а не за какие другие большие достоинства. Уж поверь, я здесь на семь лет больше и много чего такого знаю, что вслух не говорят. Так что давай поскорее выкладывай, что от меня надо, чем я могу быть полезен и где там расписаться кровью необходимо. А потом все-таки ответь на самый первый вопрос. Очень мне хочется знать, не ошибся ли я.

— Про кровь — это ты хорошо сказал, — согласился я. — Удачная шутка, в которой очень много от правды. Скажи мне еще одну вещь… Ты ведь из ментов будешь? А что ж к ним не пошел?

— А что, до сих пор заметно? — удивился Доцент. — Совсем небольшой чин, капитан я, из уголовки, сунувший нос куда не следует. Начальство моментально сдало, и выяснилось, что все разговоры про солидарность ментов хороши для сериалов. Пришлось аж сюда бежать, чтобы не посадили свои же. Совсем не хотелось проверять на себе подобные вещи еще и здесь. Там в Городе мафия покруче, чем в Москве девяностых, будет, а бежать уже дальше некуда. В Диком поле оно честнее, сразу видно, кто чего стоит.

К нам подошла Красотка и требовательно мявкнула.

— Что? Да скажи нормально, он все равно уже слышал, как волки говорят.

— Что-то странное на реке за нами плывет, — сообщила она по-русски. — По воде далеко слышно. Никак не пойму, ветер в другую сторону.

— А ну-ка, Быстроногая, давай за пулемет, — обернулся я к часовым. Девушка кивнула и приготовилась, всматриваясь назад и прислушиваясь. Еще двое из сидящих на палубе взялись за автоматы. — Сейчас из ракетницы выстрелю — и поглядим, что там такое.

— Эй-эй, — прозвучал встревоженный голос Летчика. — Ты смотри, куда стреляешь, так и в меня недолго попасть.

— Ты где?

— А я совсем рядом, только не сверху, чтобы сдуру не застрелили. Мы все рядом. Большой сюрприз!

Далеко позади над рекой взлетела осветительная ракета и повисла на парашюте. Стала видна большая темная масса, плывущая по воде.

— Плоты, — неуверенно сказала Быстроногая.

— Наши идут! — дурным голосом завопил еще кто-то.

— И что он тебе предложил? — негромко спросил, не оборачиваясь, Рафик. — Кроме удовлетворения твоего нездорового желания выяснить, кто самый главный жулик?

Дежурили они теперь постоянно по двое. Один стоял на руле, второй все время смотрел по сторонам. Еще не хватало влипнуть на обратной дороге. Даже к берегу на ночь не подходили, прямо на реке становились на якорь. Виртуальные миллионы жгли карман и действовали на нервы. На второй день пути появление людей было бы скорее чудом, но ближе к Зоне могли появиться и местные двуногие хищники.

— Процент от закупки, — ответил Доцент. — При таких объемах я могу смело считать себя заместителем Кулака по наличности. Надо только дотащить все эти тонны до места. Купить как раз не проблема, ничего супероригинального.

— Так это все на первое время, а потом?

— А что предложили потом тебе?

Рафик рассмеялся:

— Подколол. Как-то я раньше не задумывался, что там будет потом. Показали большой пряник, сразу рот и раскрыл пошире. А теперь вы вот в разные стороны разбежитесь, а я вроде как при наших приятелях останусь. Ай-ай, поймали меня на крючок, а срываться — желания и нет. Денег теперь сколько хочешь, но просто сидеть на своей вилле и плевать на головы — скучно. Они на нас надеются, а это приятно, когда в тебе заинтересованы. Нужным человеком себя чувствуешь. Просто ходить и искать неизвестно где и что тоже не слишком весело. Разве только, чтобы нормально жить и не думать, у кого до зарплаты занять, — так больше не требуется. А тут цель имеется, и если что, тебя не кинут. А адреналин в крови нам непременно обеспечат. И люди постараются, и местные экземпляры очень странного вида и поведения для этого в большом количестве имеются.

Рафик помолчал, а потом добавил:

— Ты при случае обязательно поговори с Лехой. Он там главный, и наш Живой, то есть Гном, против него не пойдет ни при каких условиях. Договор у тебя — это не со всеми, а с его семьей. Сделай морду кирпичом и спроси у Лехи: «А нет ли у вас, начальник, возражений?» Телефон он тебе вручил, вот и воспользуйся один раз. Злоупотреблять и лезть через голову Живого слишком часто не стоит. У них очень большое значение придается субординации — кто кому подчиняется. Не мог Живой такую вещь сам по себе проделать, но изобразить уважение стоит, хуже не будет. Как тебе вообще аборигены понравились? — сменил он тему.

— Девушки у них симпатичные, — мечтательно сказал Доцент. — И смотрят с большим интересом. Жаль, времени не было.

— О! Вот это просто. Научись просто различать, какие из них незамужние. Вот тех, что в брюках и с автоматами таскаются, можешь смело клеить. И брюнеточку эту смуглую, что за Живым ходила, тоже. Я видел — понравилась она тебе. Подарок красивый сделай. Что-нибудь вроде «Винтореза» или, если жаба душит, глок. Оружие их страшно заводит, а всякие цветочки-лютики интереса не вызывают, скорее недоумение. Если не подойдешь, они не постесняются, так прямо и скажут. Подарок при этом не вернут. А вот замужних трогать даже не думай. Лучше сразу повесься. Таких шуток мужья не понимают. На острове пока с этим раздолье, красоток без мужей — больше половины.

— А почему так?

— Так Живой правду говорил, — пояснил Рафик. — Отселяются они. А на новые земли всегда идут молодые, энергичные и борзые. Там у них практикуется ограничение рождаемости из-за перенаселенности, так что смотри в оба, теперь свободы много, а почти каждая ребенка хочет. Еще неизвестно, нужно ли тебе такое счастье, а ребеночек уже энергично агукает, и родственники смотрят неприязненным взглядом. Земли теперь много, скоро наступит пора свадеб. Потом еще натащат оружия, подгонят пару тысяч приятелей и выведут они соседей, к гадалке не ходи.

— Мне как-то этих людоедов не жалко, — спокойно ответил Доцент. — Не просто каннибалы, еще и оборотни в придачу.

— Э… — поперхнулся Рафик.

— В чем дело, Безногий? — резко спросил Доцент. — Начали говорить, давай договаривай.

— Ну, я даже не знаю… стоит ли. Может, прав Леха, когда некоторые темы старательно замалчивает.

— Да поздно уже назад отыгрывать. Удивляй.

— Ты что, сразу не въехал? — изумленно спросил Рафик. — Вспомни, как Живой сделал удивленные глаза и сказал: «Да ты что, какие еще крысы? Мы к ним отношения не имеем!» Так действительно не имеют. Ножи вспомни.

Доцент долго молчал, глядя в сторону берега.

— Хорошо меня купили, — сказал он наконец с усмешкой, — правильно говорят, положи то, что хочешь спрятать, на самом видном месте. Не только на тех черных ножах, что Живой притащил, а у каждого, кого мы видели, на ноже были рисунок и надпись. Я сейчас насчитал по памяти десять разных. А вот у Алексея рисунка нет, точно помню, а он у них за большую шишку. Это как?

— А я тоже не знаю, — поделился Рафик. — Что-то с ним сильно непонятно, а он не рассказывает. И надписи я читать не умею, но это как раз не заклинания. А что-то вроде паспортных данных: имя, фамилия, прописка. Чужой нож никогда не возьмут без разрешения. Да ты не бери в голову, — он повернулся к другу, — они действительно не крысы. — Слушай, а что это там? — показал он в сторону реки.

— Дерево вроде плывет, — прищурился Доцент.

— Еще не хватает напороться, — осторожно меняя курс, сказал Рафик. — Даже не классические вервольфы из киношки. Две полные Луны спокойно рядом на палубе просидели, а Черепаха у меня в доме всю зиму прожила. Если не видел — она с цепочкой серебряной на шее ходит. Люди как люди, с двумя серьезными прибабахами: немедленно и прямо на месте, без суда и адвокатов с прокурором, людоедов убивать и насильников тоже. По мне, так благое дело. А что касается оборотничества, так мы тоже меченые. Знаешь, что он моей Ленке сказал? «А с чего вы взяли, что являетесь людьми?» И ведь прав. Раньше один только по воде ходил аки посуху, а ты тоже в свое время умудрился. Меня изрядно впечатлило это зрелище. Так что нечего особо от других кривиться, если сами годимся только в цирке выступать. Ну, мне еще в саперы запросто. А ты подумай над этим серьезно, пока еще есть время отвалить в сторону. Ты им ничего не должен, скажешь: «Извините, ребята» — и живи как хочешь… Неволить не станут. Еще небось отговаривали.

Из люка вылезли на палубу двое. Торопыга сел, позевывая, у пулемета, Кузнец похлопал Рафика по плечу и встал на его место.

— Вахту принял, — бодро провозгласил он. — На горизонте ничего не наблюдается, окромя воды, и это радостно. — Потом посмотрел внимательно на Рафика и Доцента и спросил: — А чего у вас такие грустные рожи? Радоваться надо — домой идем. Все могло кончиться гораздо хуже. Я, честно, не слишком в эти сказки верил — про переселение и живущих в Диком поле. Мало, что ли, всякого разного болтают? А не врали наши напарнички. Пока вы решали глобальные проблемы с Живым, я прогулялся по поселку.

— И какие впечатления? — заинтересовано спросил Доцент.

— Масса. По-хорошему, с вас за информацию неплохо бы деньжат срубить, но я человек добрый, и, по старой памяти, пользуйтесь бесплатно.

Кузнец перехватил поудобнее штурвал и стал рассказывать:

— Во-первых, все они разбиты на пятерки и десятки. Те, что с острова, еще туда-сюда, Живой хоть какое понятие имеет, а остальные, те, что на плотах приплыли, — он задумался, подыскивая нужное слово, — бардак какой-то. Нет, с дисциплиной у них полный порядок, и стрелять вроде умеют, но именно что бардак. Чего только у них нет! Калибры лучше для всех одни и вооружение стандартное, а то ружья охотничьи и копья с луками таскают, да и тесаки эти здоровые с саблями. Может, и стоящее дело — с лошади на скаку рубать, но там кругом деревья понатыканы. Еще неплохо бы иметь взвод с тяжелыми минометами и пулеметный взвод. Два восьмидесятидвухмиллиметровых миномета я точно видел, только они их с плотов сгружали, а мины в полном отсутствии. Где-то, видать, по дороге изрядно повеселились.

Кстати, насчет веселья. Вы то, что Живой говорит, внимательно слушайте и поправку делайте. Он не врет, но всего не выкладывает. Как там он выразился — «договорились про границу». Ага! — саркастически сказал Кузнец. — Видел я, как они договорились. Там телеги подъезжали, заваленные оружием и всяким барахлом. Ясное дело, точно не посчитаешь, но покойников они навалили кучу. Очень, я бы сказал, большую кучу. Тут же толком не поймешь, сколько в домах раньше жило, но три-четыре сотни точно наберется. Теперь ни одного жильца не осталось. Так минимум еще один такой поселок они пограбили на совесть. Серьезные люди, лучше не связываться, — убедительно покачал он головой, задумчиво глядя вдаль и словно заново переживая увиденное. Потом как бы стряхнул видение и продолжил: — Во-вторых, зверюги эти по лагерю бродят. Ну, кошку с волками мы уже видели и убедились, на что они способны, но там была парочка очень больших экземпляров. Лев и медведь. Наши, земные, им в подметки не годятся. Те огромные, килограмм за триста весу в них будет, не меньше. И поменьше тоже были. Волков несколько, парочка леопардов и что-то страшно похожее на гориллу, только, — он помялся, — поизящнее, что ли. Зато когти на руках — мама не горюй, а за спиной рюкзак. Явно соображает, как жизнь себе облегчить. Не шимпанзе тебе какой…

Я теперь без вопросов верю и в жизнь в Диком поле, и в переселение. Они все явно жили севернее, по одежде видно. Этих на плотах прибыло не меньше двух сотен, и тех, что на острове, тоже три сотни наберется. Все молодые, больше привычные из луков стрелять. Очень характерная мускулатура. Стволы для них редкость и ценность. Дружелюбные — пожрать дали, к костру без вопросов пустили. Водку на каких-то травах пили, лучше городской, а с самогоном и не сравнить. У них там танцы с песнями были по поводу встречи. Сидел, прислушивался — ничего не понял. К братьям-славянам не имеют никакого отношения. По-английски тоже не говорят. Если выросли здесь, ничего удивительного — на фиг им американское наречие…

— А вывод? — спросил Рафик, не дождавшись продолжения.

— Вывод очень простой. Если в поселках есть еще такие камушки, тот, кто вовремя подсуетится и торговлю наладит с Зоной, очень обеспеченным человеком будет. Маяки они поставили, теперь все вокруг им принадлежит. Жаль, что я к купеческому делу совершенно не приспособлен. Зато, — после паузы добавил он, — я очень хорошо умею добывать Вещи. Только их еще надо уметь продать. Лучше бы вы пошли отдыхать, чтобы потом разбойничков не прощелкали. Очень обидно будет…