Глава 15
Сидят, едят. Молчание, потом ее вопрос – в тысячный раз, наверное, один и тот же:
– Что ты сегодня писал?
– Когда?
– Нынче утром, когда наверху был.
– Ну, дословно-то я не помню, но какие-то, видимо, мм, слова.
– Но ведь потом эти слова чем-то станут?
– Да нет, думаю, так словами и останутся.
– Но это же всегда так, в любой литературе, разве нет?
– Да нет, в литературе-то как раз не так.
– Тогда зачем тебе были те слова?
– Да ни за чем. Если бы суть литературы составляли слова, писать было бы просто. Литература – это то, что получается, несмотря на слова. Без слов ничего получиться не может, но если что-то иногда выходит, то несмотря на слова. То, что в литературе тебя захватывает, – это не история, изложенная словами, а то, что ты читаешь между строк. Как-то вот примерно так.
– Но ты ведь, когда эти слова записывал, наверное, о чем-то думал?
– А как же! Думал о деньгах. Это единственное, о чем я в последнее время думаю. По большей части люди о них не помнят. А я вот не могу забыть. И думаю о них, и думаю – постоянно.
– Нам нужно их жутко много, правда же?
– Тридцать тысяч. Ну, то есть на первый случай.
– Это чтобы долги отдать и всё-всё?
– Да. Я на бумажке все посчитал, получилось тридцать тысяч – отдать долги и чтобы чуточку осталось.
– «Чуточку» – это сколько?
– Тысяч семь.
– И что мы с этими семью тысячами сможем сделать?
– Схватить их, и дай бог ноги. Потом сесть на них и сидеть. Любоваться. Нюхать. Накупить на них серебряных долларов и складывать столбиками в гостиной. А еще у меня есть идея вымостить ими коридор. На это уйдет не больше двух тысяч, зато гости будут в отпаде.
– Вообще-то, и я тоже. А какие еще у тебя идеи?
– А еще я думал, если разменять тысячу долларов монетками по десять центов – всего-то тысчонку! – это ж какой классный мешок денег получится!
– А еще?
– А еще, если бы у меня оставался хоть пятачок с каждого доллара, который я профукал на протяжении жизни, я все равно был бы богат, потому что двадцать пятачков – это доллар, а было их тысяч двести.
– Как же это тебе удалось – профукать двести тысяч?
– А вот это как раз легко.
– Большую часть этих денег ты потратил до нашей встречи.
– Ну, кое-что и после.
– Вряд ли много.
– Где-то, наверное, тысяч по тридцать в год.
– Шесть лет. Это сколько же получается?
– Сто восемьдесят тысяч.
– Хо! И всего-то?
– А может, и не тридцать, а сорок тысяч в год. Тогда это получится около двухсот сорока тысяч.
– Мрак. Но в тот год, когда мы не были женаты, ты тоже что-то тратил.
– Ну, то, что я тратил тогда, я все равно бы потратил.
– Какой ужас! Но и те двести сорок тысяч ты бы тоже все равно потратил, разве нет?
– Не знаю, не знаю. Но тут скорее дело не в том, сколько я тратил, а в том, зарабатывал я или нет, чтобы потом тратить, а я как раз нет, не зарабатывал. С тех самых пор, как пришел из армии, вообще ничего еще не написал такого, за что заплатили бы.
– Или с тех пор, как туда ушел. Это сколько же лет уже?
– Три там, три потом. Шесть.
– Вот и женаты мы как раз столько же. Но такого, что приносило бы деньги, ты не писал с тех пор, как мы познакомились.
– Ну, что-нибудь да, с тех пор. Все деньги поступали от того, что я написал до нашего знакомства.
– Вот тебе раз. Я, получается, тебя не вдохновляю?
– О, вдохновляешь, вдохновляешь, даже слишком.
– Я думала, жене и положено вдохновлять мужа.
– Ага, наталкивать на мысли о деньгах.
– Кошмар! Я что, так много трачу?
– Да нет, дело не в этом. Просто я ничего не пишу. Все, чем я занят, – это мысли о деньгах.
– Так любишь деньги?
– Так в них нуждаюсь. Не могу сказать, что я их ненавижу, но я терпеть не могу в них нуждаться.
– Ну и что же нам теперь делать?
– Видимо, бедствовать. Ходить в лохмотьях. Облизывать тарелки и подбирать крошки. Наслаждаться тем, что дешево или что вовсе ничего не стоит. Закаляться и стараться не болеть. Радоваться жизни. Забыть про деньги и вспомнить все остальное.
– А как же мы будем выплачивать долги?
– А мы и не будем. Во всяком случае, временно. До тех пор, пока не забудем про деньги настолько прочно и надолго, что вдруг хвать-похвать – а я уже, оказывается, что-то написал. Да такое, что денег нам дадут просто немерено.
– А дождемся?
– Может, и дождемся. Раньше ведь такое случалось.
– Кошмар. Что-то мне не хочется быть бедной.
– Я понимаю. Но это вовсе не так плохо, как ты думаешь.
– Ненавижу быть бедной.
– Да ладно. Бедность делает человека активнее. Но я, между прочим, даже когда деньги на меня дождем сыпались, не переставал быть бедным.
– Но это же собачья чушь!
– Все дело в том, что чем больше у тебя становится денег, тем беднее у тебя жизнь.
– А вот и нет! Чем больше у тебя денег, тем богаче у тебя и жизнь, и все прочее.
– Нет, жизнь становится беднее. Становишься вообще как нищий. Чем больше денег получаешь, тем больше становишься как нищий. Господином может себя чувствовать только тот, кто о деньгах не думает. А тот, кто думает, – это калека: руку протянул, и заколодило. Вот я все время думаю о деньгах. Жутко унизительно.
– А разве не бывает, что иногда ты думаешь о чем-нибудь другом?
– Нет. Всё, о чем бы я ни подумал, при ближайшем рассмотрении тоже оказывается деньгами.
– Всё-всё?
– Всё-всё.
– И вчера ночью? Даже в первый раз?
– И в первый раз, и во второй тоже.
– Кошмар. Я тоже много думаю о деньгах, – поразмыслив, созналась женщина, – но я все-таки больше думаю о других вещах.
– Эти твои другие вещи – тоже деньги, – возразил мужчина. – Ты только думаешь, что думаешь о других вещах, а на самом деле нет. Никогда. Если бы это было не так, ты была бы другим человеком.
– Я тебе не нравлюсь как человек?
– Чтобы ты понравилась как человек, это надо очень постараться.
– Что ж, можешь со мной развестись.
– Нет, не могу.
– В любой момент, когда захочешь, можешь подать на развод. Да хоть завтра. Я не желаю быть замужем за человеком, который меня не любит. Не хочу, чтобы со мной занимался любовью мужчина, который меня не любит. Давай завтра разведемся. Что, завтра тебе никак?
– Этого я просто не могу себе позволить.
– Давай завтра же и разведемся.
– Да и детей я бросить не могу…
– Ага, меня ты бросить можешь, только детей не можешь. Давай, получишь свой паршивый развод прямо завтра.
– Сказал – не могу, и хватит об этом.
Он встал из-за стола, обошел гостиную кругом, пошуровал в печке и подбросил туда еще дров.
– Я не хочу, чтобы меня любил мужчина, который меня не любит! – выкрикнула она.
Он двинулся по направлению к кухне. Отбросив стул, женщина вскочила и, прячась за столом, побежала от него.
– Если не любишь меня, убирайся вон!
– Сколько раз говорил тебе: я не хочу, чтобы дети слышали эти крики.
– Видеть тебя не хочу! – завопила женщина, а потом упала на пол, заливаясь тем ревом, который как раз и заставлял его все время думать о деньгах, не давая думать ни о чем другом.
Он поднял женщину и сжал в объятиях:
– Никогда так не плачь! Не смей так плакать! Любить тебя я и сам хочу, но ты же мне не даешь. Слушай, женщина, почему ты мне это не даешь? Ведь все было бы так просто! Тебе даже не надо ничего делать, только будь на уровне, люби Джонни и Рози и прекрати непрерывно болтать!
Когда она перестала всхлипывать, он с ней вместе перешел в гостиную и сел, усадив ее рядом с собой. Они сидели молча, глядя в огонь. Дрова уже почти прогорели, огонь еле теплился. Дверь спальни вдруг отворилась, и в коридор вышла девочка, всхлипывая точно так же, как только что всхлипывала ее мать. Стоит там голенькая, плачет.
Женщина подбежала к девочке, взяла ее на руки.
– Что с тобой? Плохой сон приснился? Ну-ну, все прошло, не надо больше плакать. Сядь-ка вот, обними мишку, мама тебе сейчас водички даст, а потом надо назад, в кроватку, и спать, спать…
Всхлипывания девочки прекратились, а потом он услышал, как женщина тихонько разговаривает с дочкой в спальне.
Вернувшись, женщина сказала:
– Боюсь, что она нас слышала. Мне так стыдно!
Если бы у меня было тридцать тысяч долларов, подумал мужчина, все это можно было бы исправить.
