Глава двадцать первая
— Простите, — уже в третий или четвертый раз повторил Димитрий. — Какая досада, что вам, Палеологу, пришлось увидеть Фальчетто именно во время ремонта.
Они стояли на самой верхней площадке огромной, полуразрушенной сейчас лестницы, ведущей к бельэтажу. Справа виднелся еще более огромный и еще более разрушенный бальный зал. Под ними визжала дрель, стучал молоток, перекрикивались рабочие.
— Палаццо состарилось вместе с отцом. Теперь я решил вернуть ему прежний блеск. Открою тут шикарный отель. Хотя это будет не очень легко, работы неожиданно затянулись. Но когда закончатся, здесь будет очень красиво. Просто волшебно.
— Ваша семья давно живет в этом доме?
— Больше двухсот лет. В тысяча семьсот восемьдесят седьмом мой прапрапрапрадед, Мануэль Палеолог, купил его у последнего из семьи Фальчетти. А попали мы в Венецию еще раньше, после падения Византии в тысяча четыреста пятьдесят третьем. Должен сказать, я ни разу не слышал об английских Палеологах. Даже не могу подсчитать, в каком родстве мы состоим.
— Я слышал, что наши отцы встречались на Кипре во время войны.
— Возможно, хотя папа никогда об этом не вспоминал. Он переехал туда в тридцатых годах, когда здесь хозяйничали фашисты. Отец никогда не любил Муссолини. Кстати, я родился как раз на Кипре. Мы вернулись сюда, когда я был еще ребенком, после смерти человека, которому папа сдавал дом.
— Ваш отец часто рассказывал о тех временах?
— Нет. Мне всегда казалось, что там и нечего особо рассказывать. Войны на Кипре не было. Интересно, что отец — итальянский гражданин, живший в британской колонии — избежал интернирования. Возможно, причиной тому был как раз британский родственник, это многое объясняет. Но сам он никогда ничего такого не вспоминал. А, вот и новости! — Димитрий кивнул на пожилого рабочего в каске, который поднимался к ним с первого этажа.
Кузен уже объяснил Нику, что ничего не слышал о визите Бэзила. Работа в выходные шла полным ходом, и выяснить, с кем разговаривал гость, было нелегко. Пока хозяин водил Ника по дому, бригадир пытался узнать, не помнит ли кто чего, и теперь явился с отчетом.
Рабочий разразился скороговоркой на итальянском, постоянно пожимая плечами. Потом ушел, вызвав у Ника новые подозрения. Димитрий явно не собирался ничего переводить, пока они вновь не останутся вдвоем. Почему — непонятно, ведь бригадир вряд ли владел английским. Но маленькая странность тут же забылась, как только он услышал «новости».
— Кто-то действительно заходил в субботу, — объяснил ему Димитрий. — Говорил с Бруно Стаматти, моим деловым партнером. Я и не знал, что Бруно сюда заглядывал. Теперь мне понятны слова вашего брата о том, что я прячусь от карнавала. Бруно — мастер на такие шутки. Одни из них забавны, другие — не очень. В любом случае сейчас мы ему позвоним и все выясним. — Димитрий вынул из кармана изящный тонкий телефон и нажал кнопку. Через несколько секунд он нахмурился и особым, монотонным голосом, каким надиктовывают сообщения, произнес несколько слов. Выключил мобильный и чуть виновато улыбнулся Нику. — Похоже, Бруно отдыхает. Ну, не важно. Я обязательно поймаю его позже. А вот поможет ли это выяснить, где сейчас ваш брат, сказать не могу. — Димитрий пожал плечами, шевельнулись погоны плаща.
— Я очень беспокоюсь за Бэзила, — признался Ник. — Если что-то услышите…
— Конечно-конечно. Мне гораздо легче разузнать о его судьбе, чем вам. Я знаю Венецию. Кого спрашивать. Как спрашивать. Поэтому положитесь на меня. Дайте мне сутки. Если какие-то сведения есть, я их раздобуду.
— Огромное вам спасибо. Я…
— Ни слова больше. Мы ведь Палеологи, так что это мой долг. — Димитрий улыбнулся. — Кроме того, мне просто приятно вам помочь.
Ник покинул палаццо Фальчетто в состоянии, близком к шоку. Дела приняли совершенно неожиданный оборот, все опять представилось в новом свете. Майкл Палеолог оставил Треннор человеку, которого уже не было в живых. Выходит, завещание не имело силы. Значит, в нем самом было еще меньше смысла, чем в его уничтожении. А ведь в отместку завещание уничтожило Эндрю, Тома и, возможно, Бэзила.
Ник бесцельно брел по вечереющему городу. Страшное подозрение овладело им. А что, если отец составил заведомо недействительный документ? Сыграл со своими детьми последнюю злую шутку? Решил показать им, насколько далеко они способны зайти, чтобы противостоять опасности, как оказалось, выдуманной. Нет, не может быть, успокаивал себя Ник. Их старик просто спешил, вот и не сообразил проверить — а жив ли далекий кузен? Так и было. Должно было быть.
Однако полученные сведения не могли помочь Нику найти Бэзила. Хотелось надеяться, что Димитрию удастся узнать гораздо больше. Мысль о том, что придется проболтаться здесь сутки совершенно без дела, душу вовсе не грела. Стемнело, и Ник с удивлением обнаружил себя возле Риальто — сам не понял, как сюда дошел. В кошельке лежали визитка Димитрия и телефонная карта «Телеком Италия» — единственная добыча за сегодняшний день. В толпе других пассажиров Ник занял место на вапоретто, сошел на следующей остановке и постарался выбрать как можно более короткий путь к гостинице. Оставалась хотя бы слабая, но надежда, что Бэзил туда вернулся.
Но в «Дзампонье» брата не было.
Ник просидел в номере двадцать минут, которые показались ему вечностью, и решил, что сейчас самое время позвонить Ирен — примерно в этот час она открывала «Старый паром». Страшно не хотелось докладывать сестре о своих неудачах, непонятно было, как подобрать слова. Но все равно ведь говорить придется.
Ник вышел на улицу. Около остановки вапоретто, на Страда-Нова, он приметил телефон-автомат. Однако прежде надо было зайти к Луиджи, поднять дух с помощью стаканчика-другого.
Луиджи встретил его широкой улыбкой:
— Синьор Палеолог! Только не говорите, что вы не знали!
— О чем?
— У меня для вас посылка.
Бармен вытащил из-под стойки большой, туго набитый конверт с крупной надписью «Николасу Палеологу».
— Что это?
— Не знаю. Появилось сегодня днем. В баре никого не было, я отскочил по нужде, возвращаюсь — а оно лежит. Вот тут. — В подтверждение своих слов Луиджи постучал пальцем по стойке.
— Ничего не понимаю.
— Так или иначе, это вам.
Хмурясь от изумления и недоверия, Ник взял конверт. Что бы там ни лежало, история очень странная. Как неизвестный отправитель узнал, что Ник зайдет к Луиджи? Было бы вернее отнести посылку в гостиницу. Или нет? Ник испытующе посмотрел на Луиджи:
— Никто не знает, что я здесь.
— Выходит, кто-то все-таки знает. Хотите выпить? Что-нибудь, чтобы мозги вон?
— Звучит неплохо.
— Плохо неплохо, а по мозгам шибанет. — Бармен достал запыленную бутылку и налил в бокал какую-то прозрачную жидкость. — Посмотрите прямо здесь или сперва просветите рентгеном?
— Ладно, ладно. — Ник приоткрыл конверт и заглянул внутрь. — Книга? — удивился он.
— Я люблю хорошие книги. Детективы — Микки Спиллейн и так далее.
Ник вытащил книгу и вздрогнул от изумления. Потрепанное издание дрисдейловской биографии Ричарда Корнуоллского «Левая рука короля».
— Не Микки Спиллейн, — прокомментировал Луиджи.
— Определенно нет, — согласился Ник. Он сделал глоток волшебной жидкости и снова вздрогнул. По мозгам шибануло будь здоров. Ник открыл книгу. Краем глаза он заметил, что в одном месте между страницами мелькнуло что-то разноцветное. Ник снова перелистал странный подарок, и взгляд его зацепился за фамилию Палеолог, напечатанную в одном из абзацев. Потом он медленно скользнул глазами вниз, к тому предмету, что привлек его внимание. Кусочек плотной бумаги. Визитка. «Валерио Нардини, старинные карты».
Ник не знал, смог ли Луиджи прочесть надпись. Хотя он тут же захлопнул книгу, да и карточку бармен мог видеть только перевернутой, проворный barista почти наверняка разглядел, что на ней напечатано. Впрочем, какая разница. Если Ник и должен от кого спасаться, так уж явно не от Луиджи.
Он вернулся в одиночество гостиничного номера и раскрыл книгу на том же месте. Уставился на визитку Нардини, понимая, что должен расшифровать какое-то сообщение. Знать бы хотя бы, где его искать — на карточке или на книжной странице.
Взгляд Ника упал на тот абзац, где он заметил фамилию Палеолог.
«…встреча Ричарда с Андроником Палеологом в крепости Лимасол на Кипре в 1241 году имела гораздо большее значение, чем принято считать. Отношения между Византийской империей и государствами крестоносцев никогда не были особо теплыми, а с момента разграбления Константинополя во время четвертого Крестового похода в 1204 году и последующего разделения территории Византии между венецианцами испортились окончательно. И все-таки в Лимасоле Ричард, временный правитель государства Оутремер — «Земли за морем», сел за стол переговоров с ближайшим советником императора Иоанна Ватаца и его полномочным представителем на той встрече Андроником Палеологом.
Что обсуждалось на встрече — нам неизвестно. Латинская империя, основанная на Балканах в 1204 году, к этому времени сузилась до размеров почти что самого Константинополя. Принято считать, что Иоанн Ватац просил у Ричарда свободу действий — и получил ее. Ему хотелось вернуть себе власть над городом. Правда, желание это было удовлетворено лишь после смерти Иоанна. Императора, который в 1261 году стал в конце концов законным правителем Константинополя, звали Михаил Палеолог — тот самый Михаил, который двадцатью годами раньше сопровождал на Кипр своего отца, Андроника.
Государства крестоносцев были слишком слабы, чтобы всерьез сопротивляться действиям Иоанна Ватаца, направленным против Латинской империи. Он, в свою очередь, действовал, не спрашивая их позволения, хотя мог рассматривать сомнительное господство крестоносцев как защиту от их более могущественных союзников из Западной Европы. Если так, то странно, что не осталось никаких документальных подтверждений такой политики. Строго говоря, факт переговоров в Лимасоле до конца не доказан. Мы просто знаем, что все его предполагаемые участники находились в это время на Кипре. С большой вероятностью можно предположить, что они приехали туда ради важного разговора. И разговор этот был серьезно засекречен. О его теме сегодня можно только догадываться. Позже Иоанн Ватац обвинил Михаила Палеолога в заговоре, и хотя формально Михаил увильнул от обвинения, содержание переговоров в Лимасоле так и осталось тайной. Что касается самого Ричарда, его шурин, Симон де Монфор граф Лестерский, который служил его помощником во время пребывания на Святой земле и тоже участвовал в переговорах в Лимасоле, а позже в Англии, поднял мятеж против Ричарда и его брата, короля Генриха III.
Участников переговоров в Лимасоле преследовало невезение и недоверие. Для Ричарда март 1241 года стал вершиной его карьеры. Через два месяца он с триумфом покинул Святую землю навсегда. Увы, триумф не продлился долго. Всего через год мирный договор с Египтом был нарушен, а тамплиеры и госпитальеры готовы были перегрызть друг другу горло.
Мы обязательно более пространно остановимся на дипломатической деятельности Ричарда в конце 1241-го, но давайте заглянем чуть вперед и вспомним о его возвращении в Англию, в январе 1242-го. Мы знаем (Матвей Парижский, «Большая Хроника»), что он был страшно подавлен, когда по прибытии в Дувр узнал что судно, высланное им из Акры прошлой весной, пропало во время шторма около Силли, у самых берегов Англии. Судном командовал Ральф Валлеторт, адъютант Ричарда, который, не побоимся предположить, знал подробности переговоров в Лимасоле, хотя было ли связано с ними его несчастливое плавание — можно только догадываться.
Когда же в июле 1241-го Ричард достиг Сицилии, он еще и понятия не имел о грядущем разочаровании. Сразу по прибытии император Фридрих II втянул его…»
Ник остановился и вернулся глазами на несколько строчек назад. Ральф Валлеторт. Это ведь о нем Эмили говорила! Тут должна быть какая-то связь. И какой-то смысл. На какой-то короткий миг в сознании Ника скользнуло нечто похожее на забытый сон, какое-то мимолетное воспоминание — обрывок, отзвук — скользнуло и ушло.
Шуточки переутомленного сознания — решил Ник. Он не смог докопаться до правды. Не смог открыть тайну. Не смог остановить вихрь жутких событий, завертевший его семью. Пытаясь разыскать Бэзила, Ник пытался разыскать и выход для тех, кто пока еще мог им воспользоваться.
Уже восемь — в Англии семь. Надо звонить Ирен. Больше откладывать нельзя. Он открыл шкаф, сунул книгу Дрисдейла в сумку и вышел.
Его окружила холодная безлунная ночь, с каналов поднимался туман. Венеция — во всяком случае, та ее часть, где находился Ник — была мертвым городом, прибежищем теней и тишины. Он шел по безлюдным улочкам, останавливаясь только для того, чтобы свериться с картой. На Страда-Нова ему наконец встретились еще несколько прохожих. Совсем немного поплутав по улицам, он вышел на маленькую площадь — кампо, — где стоял целый ряд телефонов-автоматов, которые Ник приглядел еще раньше.
Когда он уже доставал из кармана карточку, один из телефонов зазвонил. Ник затормозил и уставился на него слушая, как звон эхом отдается от стен домов. Проходившая мимо парочка с любопытством посматривала то на Ника, то на телефон. Тот не унимался.
Ник шагнул к нему и снял трубку.
— Алло? — хрипло произнес он.
— Идите по Страда-Нова, — приказал незнакомый голос. — Потом поверните направо, на Калле-Палмарана. Следуйте по ней до канала. Там вас будет ждать водное такси.
— Подождите. Кто…
— У вас пять минут.
Собеседник отключился. Ник крутил головой, всматриваясь в окружающую тьму. Никого. В душе боролись страх и любопытство. Так прошла минута. Ник решительно повесил трубку и зашагал в указанном направлении — по Страда-Нова.
Водное такси было пришвартовано именно там, где обещал незнакомец. Рулевой при виде Ника выбросил окурок в воду Гранд-канала.
— Синьор Палеолог?
— Да.
— Prego.
Рулевой протянул ему руку. На мгновение Ник заколебался. Не слишком ли большой риск? Огромный — настаивала та часть сознания, что отвечала за безопасность. А что еще остается делать? — спрашивала другая. Он спрыгнул на палубу и зашел в салон.
Рулевой отчалил, и судно двинулось вверх по Гранд-каналу, в ту сторону, откуда явился Ник. Через несколько минут они были на Ка-д’Оро — остановке вапоретто, где Ник вышел сегодня вечером. Речного трамвайчика на остановке не было, но кто-то шагнул им навстречу. Такси замедлило ход и подошло к берегу настолько, чтобы человек мог перескочить на палубу. Странно, но сейчас они были гораздо ближе к тому телефону, от которого Ник начал свой путь, чем к месту, где он сел на такси. Если незнакомец во время разговора стоял где-то поблизости, он без труда успел бы подойти к остановке и как раз сейчас войти в салон, чтобы поздороваться с Ником.
— Здравствуйте, — произнес вошедший, закрывая за собой дверь и роняя на пол тяжелый саквояж. Такси рванулось вперед. Перед Ником стоял невысокий упитанный человек, одетый в легкий плащ, мешковатый льняной костюм, из-под которого виднелось что-то вроде спортивного свитера. Небритый подбородок переходил в толстую шею, стиснутую воротничком поношенной рубашки. Блестящие от дождя и пота волосы прилипли к черепу. Беспокойно бегали светло-голубые глазки, полные губы изогнулись в улыбке, обнажающей зубы, по которым давно уже плакал дантист.
— Ник Палеолог?
— Да.
— Я Ферги Баласкас.
Человек опустился на светлое кожаное сиденье и протянул Нику пухлую трясущуюся руку, которую тот с некоторым отвращением пожал.
— Куда мы плывем, мистер Баласкас?
— В аэропорт. То есть я — в аэропорт. А вы просто на прогулку. Вас привезут точно на то же место, где вы садились. Кстати, поездка стоит четыре тысячи лир. А я, между прочим, никуда не лечу. Аэропорт — просто место пересадки. Автобус, такси, катер — что угодно, чтобы вы за мной не проследили. Вы и кое-кто еще.
— А к чему мне за вами следить?
— Ни к чему. Но что не знаешь — того не расскажешь. За вами хвост, Ник. Вот я и постарался его обрубить.
— Вы вообще о чем говорите?
— Об осторожности, старина, об осторожности. Вам, кстати, тоже пора о ней подумать.
— Вся эта игра с телефоном — ваша выдумка?
— Да. И благодаря ей мы можем сейчас беседовать, не опасаясь чужих ушей. Я смотрю, у вас с собой книга? Любите почитать?
— Да кто же вы?
Вместо ответа Баласкас вынул из кармана визитку и протянул ее Нику. Ник подставил ее под неяркий свет лампы. «Ф.С. Баласкас, частный детектив. Леофорос, архиепископ Леонтий, 217-а, Лимасол, Кипр».
— Так это вас Джонатан Брэйборн нанял, чтобы найти Димитрия Палеолога?
— Совершенно верно.
— Вы не похожи на киприота. Акцент не тот.
— Правильно. На Кипре родился мой отец. Сразу после войны он эмигрировал в Англию и женился на уроженке Лондона. Сам я поехал на Кипр, когда у меня не заладилось с работой, лет двадцать назад. Хотелось отдохнуть на солнышке и повидаться с родней. А там уже заметил некую нишу, которую поспешил занять — частные расследования среди эмигрантов — да и остался. На Кипре для меня вполне хватает и долгов, и разводов. Лучше бы я этим и занимался, а Брэйборну посоветовал бросить всякие там заговоры… ну, если б знать, где упасть… Я уверен, вы тоже постоянно оглядываетесь назад, пытаясь сообразить, где сделали самый первый неверный шаг.
— Это вы оставили конверт у Луиджи?
— Да. Он намекнул мне, что вы должны заглянуть, я и занес книгу. Снабдил вас, так сказать, материалом для нашей будущей беседы. Вы ведь хотите найти брата? Возможно, я подскажу вам, где искать. Я видел его несколько дней назад — интересный тип. Показал ему ту же книгу, что и вам — кстати, можете оставить ее себе, мне она без надобности.
— А как вышло, что вы встретились с Бэзилом?
— Я присматривал за палаццо Фальчетто и увидел, как он крутился там, в субботу. Проследил за ним до гостиницы, а на следующий день подошел. Поговорить… о том о сем.
— О чем именно?
— Расслабьтесь, Ник. Мы в одной команде. Или, скажем так, на одной скамейке запасных. Джонатан Брэйборн нанял меня, чтобы я выяснил, кто регулярно переводил деньги на счет его матери. Что ж, я выяснил: Димитрий Андроник Палеолог, который во время войны жил на Кипре, а потом переехал в Венецию, оставшись при этом владельцем нескольких отелей. Пока я разбирался в его делах, старый Палеологумер. Остался молодой — Димитрий Константин Палеолог, его сын, бизнесмен и серьезный противник. Я знаю это по собственному опыту. А Брэйборн теперь владеет могильным камнем на Саттонском кладбище. Когда моего клиента пришили, я занервничал. И, согласитесь, не без причины. Некоторое время назад некто следил за мной в Лимасоле. Несколько «нектов», если быть точным. Пришлось смываться оттуда. Что не так-то легко для человека моих лет и комплекции. Похоже, Димитрию-младшему не понравилось, что я слишком много разузнал о Димитрии-старшем. А Брэйборн, выходит, накопал еще больше моего, раз его столкнули в канал.
— Думаете, Брэйборна убил Димитрий-младший?
— Думаю, ваше предположение недалеко от истины.
— И вы сказали об этом Бэзилу?
— Конечно. И представьте — он удивился гораздо меньше, чем я ожидал. Сдается, у него на сей счет были собственные мысли. Вижу, что и у вас тоже. И вы не собираетесь ими делиться, так же как и ваш брат. Но я догадлив. И знаю греческий достаточно хорошо для того, чтобы расшифровать фамилию Палеолог — комбинацию двух слов. Palaios — древний. Logos — слово. Поэтому неудивительно, что Палеологи могут оказаться хранителями древней тайны.
— Какой еще тайны?
— Не прикидывайтесь, Ник. Заметка про Нардини дала вашему брату пищу для размышлений, жаль, что он отнесся к угрозе недостаточно серьезно. Не повторяйте его ошибку. Ваша семья связана с некой загадкой. Если вы не знаете какой, я и подавно не знаю. Зато знаю, что на одном из венецианских портуланов, датированном тысяча триста сорок первым годом и проданном в ноябре прошлого года на аукционе в Женеве, было изображено побережье Северной Америки со множеством навигационных деталей. Обратите внимание: за полтора века до того, как туда добрался Колумб. Тут два варианта: либо это фальшивка, либо документальное свидетельство неизвестной нам истории. Есть легенда, что некий Антонио Зено, венецианец, плавал в Новую Шотландию в конце четырнадцатого века вместе с шотландским дворянином Генри Сен-Клэром, графом Оркни, поэтому, кто знает…
— Вы сказали: Сен-Клэр?
— Что, имя тронуло в вашей душе какие-то струны?
Да уж, тронуло. Правда, не в лад.
— К чему вы клоните, мистер Баласкас?
— К совпадениям, старина. Во вступлении к «Левой руке короля» Дрисдейл упомянул свой адрес: Рослин, Мидлотиан. А ведь в Рослине стоит фамильный замок Сен-Клэров. И если один из них шестьсот лет назад плавал с Антонио Зено, им бы здорово пригодился такой портулан. Нардини выступил посредником, действуя от лица анонимного клиента, имя которого он теперь никому не откроет. Но вот что странно — за полгода до продажи портулана в Венецию явился Джонатан Брэйборн с книгой Дрисдейла под мышкой. И тоже плохо кончил. Когда его вдова получила мужнины вещи, она отдала книгу мне. В книгу — на той же самой странице, что и сейчас, — была вложена визитка Нардини.
— Погодите. Жена Брэйборна отдала вам книгу? — Ником овладели странные подозрения. С тех пор как он узнал о смерти Димитрия Андроника Палеолога, у него зародились сомнения. Как Эмили могла не знать, что Димитрий, к которому поехал ее брат, вовсе не тот Димитрий, с которым был знаком ее отец? Кроме того, она упоминала, что нашла в книгах брата издание «Левой руки короля». Она, а не ее золовка. Что-то не сходится.
— А когда это было?
— В начале января. Сразу после гибели Нардини. Тогда же я понял, что Лимасол становится для меня жарковат. Совпадение? Вряд ли. Кто-то решил сорвать банк. Мы с Нардини оказались частью выигрыша. Как я уже объяснял вашему брату…
— А как же сестра Брэйборна?
— Какая сестра?
— Эмили Брэйборн.
Баласкас непонимающе посмотрел на Ника, потом нахмурился:
— Никогда о ней не слышал.