Глава 11
– Что?! Когда?
– Только что, ваше императорское величество… гонец прискакал, никаких сомнений нет.
– Ах, демонская сила! Только этого не хватало! Все отменяется, господа! Теперь нам не до того. Лаган, всех Псов во дворец! Всех. Кроме Щенков. От них толку мало… Хотя их тоже давай, теперь не до… Поднимайте всех – гвардию, армейские части! Это нужно задавить в зародыше!
– Уже не получится в зародыше, ваше величество! – начальник Тайной службы бросил на стол бумагу, исписанную неровным почерком, и покачал головой. – Похоже, что это повторение событий 5672 года. Тогда столицу пришлось залить кровью. Я предупреждал – участники заговора слишком влиятельны, чтобы можно было спокойно спать. Я предупреждал…
– Да что ты заладил: «предупреждал», «предупреждал»! – император порывисто вскочил с места и посмотрел на мрачных соратников, уставившихся в пол, как нашкодившие мальчишки. – Чего застыли?! Вперед! Задавить! Уничтожить! Выбить из города! Вперед!
Мужчины быстро, по одному, вышли из кабинета императора, оставив властителя в одиночестве, и он бессильно опустился в кресло, откинув голову на кожаную спинку и прикрыв глаза. Сидел так минут десять, когда позади раздались легкие шаги. Он резко повернулся, чтобы упереться взглядом в легкомысленное, просвечивающее на солнце платье, не оставлявшее никаких тайн владелицы для пытливого взгляда.
– Что за наряд?! – раздраженно фыркнул император. – Ты какого демона наряжаешься, как шлюха?! Ты моя дочь, ты должна служить примером скромности, добропорядочности, а ты? Ты посмотри – сиськи наружу! И все остальное!
– А кто меня видит? – тоже фыркнула принцесса. – Охрана, что ли? Они и не такое видали! От кого скрываться? Чужие здесь не ходят, а на остальных наплевать! Если уж властители не могут делать то, что хотят, тогда зачем вообще эта власть? Кстати, папа, ты сам не пример добропорядочности! Чего меня-то терзаешь? Вся в тебя – твоя дочь!
– Я мужчина! – криво усмехнулся император. – Что позволено мужчине, тем более императору, то не позволено женщине! А ты в дальнейшем одевайся скромнее, чтобы у встреченных тобой мужчин не текли слюни! Честно сказать, мне надоели твои бунты, это ведь нарочно ты выряжаешься, как… как… ладно, не хочу об этом. Без тебя проблем хватает.
– Это уж точно, – укоризненно покачала головой принцесса. – Лучше расскажи, что там такое случилось? Все бегают, будто их кинжалом в зад кольнули! Ничего не могу понять – кричат про какой-то бунт, про войско! Что за войско, откуда? Какой бунт?
– Родственники заговорщиков каким-то образом сумели незаметно подвести войска к стенам столицы. Подлым ударом взяли южные ворота и теперь входят в город, идут к дворцу. Стража частью перебита, частью отступает. Готовимся к осаде дворца. Все очень серьезно, дочь, не до шуток.
Император крепко зажмурил глаза и потер лицо гладкой, ухоженной ладонью.
– Неужели настолько серьезно? – Принцесса изменилась в лице, вцепившись в край полированного стола. – Они же не смогут взять дворец?! Или смогут?
– Не смогут. – Император сжал кулак так, что побелели костяшки. – Не смогут! Наверное…
– Замечательно! Наверное! Я просто счастлива! Папа, ты что?! Ты, и не уверен?! Как это так?!
– Не смогут, не смогут… отстань. Иди к себе. Не мешай, я думать буду! Твоя охрана будет усилена… мало ли что. Могут подослать убийцу.
– Опять ты? Ты думаешь, Адрус придет меня убивать? Я не верю! Он милый мальчик, и…
– Дура! Ты – дура! Он убийца! Мы сами сделали из него безжалостного убийцу! И как оказалось – не испытывающего к нам ни малейшего чувства верности! Потому сиди и не высовывайся! Ладно, ладно… успокойся. Все будет хорошо. Вокруг нас сотни Псов, гвардейцев, из казарм скоро придут армейские части – подавим бунт! Первый раз, что ли…
Император вздохнул и сжал зубы так, что на щеках прокатились желваки. Все было не так радужно, как он озвучил. Совсем не так радужно.
И впервые за долгие годы император боялся.
* * *
– Лови! Лови ее! – пьяный мужлан со здоровенным мечом на плече цапнул за плечо пробегающую мимо девчонку, промахнулся и едва не упал, покачнувшись, словно от порыва ветра. Злобно выругался, повернулся вслед ускользнувшей жертве, но двое товарищей удержали:
– Брось! На хрена она тебе?! Щас лавку какую-нибудь вскроем, нагребем барахла! Чё тебе девка? От них одна зараза! Пошли! Потом накупим девок, каких хотим!
– Не хочу купленных! Хочу эту девку! – упрямо промычал парень, остановился и вдруг уставился на незнакомца, который шел мимо троицы, слегка пригнувшись и закрыв голову капюшоном. – Эй, ты, чё башку прячешь?! Стая-а-ать! Сказал тебе – стая-а-ать! Городская сволочь! Все вы тут твари! Вытряхай кошель! Ну, скотина! Быстро! А-а-ахх…
Товарищи парня вначале не поняли, что случилось, – он вдруг прижал руки к шее и замер на месте, сипя, пытаясь вдохнуть воздух. Потом, когда на мостовую закапала кровь и вояка рухнул ничком, с громким стуком ударившись головой о мостовую, стало ясно – убили! Его убили! И убил не кто иной, как этот прохожий, удалившийся уже на десять шагов!
– Стой! – крикнул один из бунтовщиков, сорвавшись с места, как гончий пес. – Стоять! Эй, парни, он Хабаса убил! Сюда, скорее!
На призыв прибежали еще четверо – такие же крепкие деревенские парни, наскоро обученные искусству владения оружием. Они в это время как раз грабили лавку обувщика и вылезли оттуда со свертками кож и мешками башмаков – то ли новых, то ли переданных для ремонта, но крепких и в хозяйстве гожих. Инстинкт, присущий деревенскому жителю, вынужденному поддерживать соседа, – иначе не проживешь! – вынудил их бросить мешки и броситься на призыв соратников, догонявших убийцу. Тот же как ни в чем не бывало шел по улице, слегка наклонив голову, прикрытую капюшоном, и только прибавил шаг, почти перейдя на бег, – до этого он и так шел довольно быстро. Что и немудрено – каждому горожанину хочется быстрее покинуть улицы, охваченные смутой, наполненные наемниками-грабителями и деревенскими ополченцами, громящими лавки, уничтожающими все, что можно разбить и сломать в ненавистной столице, собирающей бесконечные налоги, пьющей кровь простого люда. Нынешние грабежи, с их точки зрения, были ничем иным, как справедливым возвратом награбленного, и плевать, что налоги собирал не простой башмачник или швея – все горожане виноваты, и все тут! Город вообще исчадье преисподней, и его нужно сжечь как источник вселенского Зла! Это знает каждый селянин с самого рождения. А если не знает, ему растолкуют более смышленые односельчане.
– Что, что случилось?! – прибежавшие столпились, и тот, кто первым бросился за убийцей, остановился, стал объяснять суть преступления, указывая на лежащего парня. На рассказ хватило нескольких секунд, и тут же шестеро разъяренных крепкозадых деревенских парней бросились в погоню, чтобы растерзать, разорвать негодяя, осмелившегося бросить вызов победителям города.
Первым добежал легконогий Супрас, он с криком попытался проткнуть незнакомца копьем, которое нес на плече, промахнулся, и, когда оказался вблизи от горожанина, вдруг почувствовал, как грудь обожгла острая, нестерпимая боль, такая, будто сердце прижгли раскаленным железом.
Супрас икнул, выдохнул, выбулькнув мгновенно хлынувшую кровь, и умер, так и не поняв, что с ним случилось.
Второй преследователь не успел затормозить и буквально врезался в спину падающего Супраса, споткнулся о его упавший труп и полетел вперед, чтобы растянуться на мостовой с узкой, почти не кровоточащей раной в затылке.
Четверо оставшихся в живых мстителей догнали не сбавившего шаг горожанина, крепкий, широкоплечий Хенар с размаху рубанул мечом – таким же, какой лежал сейчас возле трупа Хабаса, с волнистым длинным лезвием, способным разрубить любую броню.
Непостижимым образом незнакомец увернулся, тяжелый клинок ударил наискосок, и уже у самой мостовой меч начисто отсек ступню не вовремя подвернувшегося соратника, ударив в мостовую и выбив длинную вишневую искру, остро пахнущую горелым камнем.
Раненый заорал, запрыгал на одной ноге, оглашая окрестности истошными воплями, а тот, кого преследовали, будто размазался в воздухе, перейдя на высшую ступень скорости, недоступную зрению человека.
Если бы за боем наблюдал кто-то со стороны, ему бы показалось, что вместо человека в капюшоне вдруг возникло мутное пятно, некая рябь, мираж, дрожащий над раскаленной солнцем мостовой, в котором блистали сполохи серебристых молний.
Секунда, две, три… и все было кончено. В живых остался лишь раненый, зажавший брызгавшую кровью культю правой ноги, но Адрус знал – это ненадолго. Сейчас тот лишится сознания от потери крови, а потом, уже в бессознательном состоянии, потеряет ее достаточно для того, чтобы скончаться тихо и мирно, можно сказать, во сне. Не самая плохая смерть, сказал бы любой из тех, кто всю жизнь прожил в портовых трущобах. Гораздо лучше, чем быть загрызенным крысами, валяясь в придорожной канаве, не в силах подняться из-за болезни, разложившей твое тело до состояния гниющего мяса.
Адрус зашагал дальше, не теряя времени, стараясь не попасться на глаза ополченцам, – они болтались группами по всему городу, и до этих пор Адрусу удавалось не привлекать к себе внимания.
После того как в город ворвались толпы бунтовщиков, его накрыла волна грабежей, насилия, убийств. Стражу, пытающуюся сопротивляться, оттеснили в северную часть города, захватив южную и центр. Армейские казармы находились недалеко от столицы, но, как нарочно, за день до бунта два корпуса пехотинцев и корпус кавалерии ушли на границу – на поддержку пограничной стражи. Ангир внезапно начал наступление, и всю границу охватил пожар заново вспыхнувших боевых действий. Все наличествующие в столице воинские соединения были направлены туда, к пограничному городку Букроан, захваченному ангирцами.
Император уже направил гонцов по небольшим гарнизонам, чтобы собрать все силы, которые мог изыскать, выслал гонца за ушедшими корпусами, но на то, чтобы организовать полноценное подавление бунта, требовалось время. Все, чем он мог располагать – Школа Псов, дворцовая гвардия и остатки городской стражи, забаррикадировавшейся в северной части города. Стражников спасло то, что бунтовщики, когда вошли в город, в первую очередь занялись грабежом, иначе весь город давно бы перешел в руки восставших. А может быть, и дворец императора.
В городе творилось теперь полное безобразие – преступники всех мастей вышли на улицы и тоже занялись грабежами и погромами. В числе грабящих, громящих лавки купцов оказались все городские банды, за исключением тех бандитов, которых Адрус поставил на охрану борделя, – десять человек самых крепких и сильных парней, вооруженных до зубов, и с ними пятеро штатных охранников борделя. Если учесть мощные стены заведения, крепкую дверь – обитателям «Птичек» ничего не угрожало. Кроме скуки. Потому что все клиенты разбежались, как только слухи о бунте коснулись их ушей.
Топот!
Тум-тум-тум-тум…
Звон железа!
Хриплое дыхание.
– Вот он! Вот! Я видел, как он их убивал!
Это он!
Дзззыннь! Щелк!
Арбалетный болт высек искру из камня стены рядом с головой, и Адрус припустился бежать. Бежал быстро, меняя направление – ни к чему получить дурную стрелу в дурную голову.
Почему не убежал раньше? Зачем было убивать этих придурков?
Обнаглел! Привык к своей власти, силе! Показалось оскорбительным нападение каких-то там деревенских дураков! Вот и получи! Скоро половина бунтовщиков помчится следом, мечтая снять его дурную башку!
Вдох-выдох, вдох-выдох…
Легкие работают, как кузнечные меха. Адрус может бежать с такой скоростью целый день, и не запыхается. Хуже бывало: бежишь вот так, на плече чурбак, сбоку мастер – чуть замешкался, получи кнутом по ребрам! До крови, до мясных лохмотьев! Другой раз уже будешь бежать как следует, пока не упадешь, пока не потеряешь сознания, как загнанная лошадь! И все равно получишь кнута – за слабость. Тело помнит…
Бежать недалеко, а следом уже человек пятьдесят – азартно переговариваются, улюлюкают, стреляют вслед. Одно неверное движение – и конец всему. Может, все-таки стоило отсидеться в борделе? Не участовать во всем этом безобразии? Только ведь не дадут отсидеться, точно сказал ангирец. Знает, о чем говорит, зверюга! Сам небось потом и организует штурм борделя.
Вот и городская управа – высокое здание, на острие башенки флюгер, показывает, откуда дует ветер. Забавная фигурка – человечек стоит на одной ноге и держит флаг. Чей флаг, какой на нем герб – отсюда не видно. Древняя штука.
У входа наемники, латники, с ног до головы закованные в железо, замерли, как стальные башни, не обойдешь. Увидели бегущего человека, толпу вопящих бойцов – подняли копья с мечевидными наконечниками, направили в грудь беглецу:
– Стоять! Не двигаться!
Не останавливаясь, скользнул между ними, как тень. Отточенные до остроты бритвы наконечники скрежетнули по мостовой.
Прохлада приемного зала, каменная лестница, ведущая наверх. Внутри другие охранники – пытаются схватить, растопырив руки, будто готовы к встрече давно потерянного друга.
Не друг я вам!
Бросок! Еще бросок, удар! Удар!
Двое свалились под точными коварными ударами, еще один упал на колени, пытаясь перехватить.
Не вышло – через ступеньку, наверх!
Стрела – дзззиу! Царапнула плечо. Хорошо стреляют!
Поздно. Уже наверху. Коридор, дверь с охранниками – тянут из ножен мечи…
– Стоять! Не трогать! Все назад!
Невидный человек в простой одежде, на плече укреплен знак – сжатый кулак, от него расходится что-то вроде лучей. Знак сверкает золотом и сразу бросается в глаза – видимо, на то и расчет. Охранники тут же замирают на месте, замирают и те из преследователей, что успели подняться по лестнице следом за беглецом.
– Это ко мне! Пойдем со мной. – От неприметного человека исходит волна такой властности, силы, что возбужденная толпа разочарованно вздыхает и подается назад. Мужчина воспринимает это как должное, идет по коридору, не глядя, шагает за ним Адрус или нет. А куда деваться? Шагает, конечно.
Высокая дверь, за ней большой кабинет – похоже, тут когда-то обитал сам начальник Управы. Книги, рукописи – но все какое-то новое, никем не тронутое. И пыльное. Здесь книги служат скорее всего для того, чтобы пускать пыль в глаза посетителям, ну и для красоты – корешки украшены золотом и серебром, дорогие книги.
Мужчина садится в кресло у окна за огромный стол, вокруг которого могли бы усесться человек двадцать. Похоже, что у бывшего хозяина кабинета имелись проблемы с чувством собственной значимости – все здесь огромное, преувеличенно большое. Обычно такую обстановку предпочитают люди маленького роста. Или те, у кого некоторые части тела не дотягивают даже до среднего размера. По крайней мере, так всегда говорил Атрап. Кстати, вот и он!
– О, мой мальчик! – толстяк вышел откуда-то из боковой незаметной двери, вделанной между книжными стеллажами. – Я уж думал, тебя не увижу! Как хорошо, что ты здесь! Без тебя все рушилось, все наши планы! Но теперь… теперь ты тут, и проклятый император будет мертв! В стране наведем порядок! Все будет отлично!
Настоятель подкатился, как огромный шар, обнял Адруса пухлыми, сильными руками, и тот вдруг почувствовал, как с души скатывается тяжеленный камень. Все становится ясным – нужно убить императора, и все будет хорошо! И почему он еще сомневался, что так нужно поступить?
– Садись сюда, попей, поешь! – настоятель суетился вокруг Адруса, искоса поглядывая на нынешнего хозяина кабинета, а тот молчал, глядя бесстрастно, будто перед ним не люди, а картинки, нарисованные на голой стене.
– Что ты там такого натворил? – без обиняков спросил ангирец, в упор посмотрев на Адруса. – Кого убил?
– Почему сразу – убил? – засуетился Атрап. – Сразу обвинения мальчику! Да какая разница…
– Молчи, – голос ангирца был резким и холодным, как удар ледышкой. – Отвечай, Адрус.
– Убил, – равнодушно пожал плечами юноша, не глядя на хозяина кабинета. – Они напали на меня. Я ответил. И не жалею. Идиотов нужно учить.
– Сколько их было?
– Шестеро вроде. Или семеро… не помню. Какая разница сколько?
– Действительно, какая разница? – вдруг усмехнулся ангирец. – К делу. У нас мало времени, до подхода подкрепления остаются часы, в лучшем случае день или два. Подкрепления императору Занусса, конечно. Сегодня ночью будет предпринят штурм дворца. Погибнут многие. Прольется большая кровь… А ты сделаешь то, что должен сделать. Твоя роль в этом представлении – главная.
– А если бы не было меня? – криво усмехнулся Адрус. – Что бы тогда вы делали?
– В этом случае мы бы избрали другой путь, – хмыкнул ангирец. – Ты думаешь, без тебя не смогли бы ничего сделать? Парень, мы готовили этот бунт долгие, долгие годы! Копили силы, ковали оружие! С тобой или без тебя – но мы все равно победим! Много крови, зато тысячелетняя война будет остановлена, зато не будет литься кровь тысяч людей! Без уничтожения нынешнего императора ничего не получится. Задействованы все возможные силы – на границе сейчас идут тяжелые бои, люди гибнут, чтобы отвлечь армию Занусса от защиты императора! Для того, чтобы установить мир!
– Зачем ты мне это рассказываешь? – холодно спросил Адрус, занятый разглядыванием глиняной кружки, наполненной каким-то пахучим напитком, только что налитым из высокого кувшина. – Мне наплевать, кто и зачем гибнет. Это не моя война, и мне это не интересно. Что я получу от того, что рискну своей жизнью? Зачем мне это надо? Только не нужно загаживать мой мозг рассказами о государственной важности, о человечности и о том, как правильно подставить свою башку под мечи Псов. Ты хотя бы понимаешь, что шанс добраться до императора равен десяти процентам? В лучшем случае. Даже если этим делом займусь я сам. Каковы гарантии?
– Повторю, ты получишь двадцать тысяч золотых, дворянское звание, возможность жить в Ангире и Зануссе, там, где захочешь, получишь прощение своих преступлений и, если пожелаешь, должность советника императора Занусса, или, точнее, наместника провинции Занусс. Императорский трон Занусса скорее всего мы упраздним. Позже, когда разберемся с Псами…
– Боитесь Псов? – усмехнулся Адрус.
– Боимся! – невозмутимо кивнул ангирец. – Почему мы не должны их бояться? Сильнейшие бойцы в этой части мира! У нас есть бойцы не хуже, да, но… Речь не об этом. Ты знаешь все приемы Псов, знаешь, как с ними бороться. Кому, как не тебе победить в этой схватке? С тобой пойдут двести наших лучших Верных, и ты сделаешь то, что должен.
– Верных? Вот как вы их называете, – задумчиво протянул Адрус.
– Как ни называй, суть остается прежней, – пожал плечами ангирец. – Ты знаешь входы и выходы из дворца, ты знаешь, как подобраться к императорским покоям, кому, как не тебе выполнить задуманное?
– Ну-ну… – неопределенно буркнул Адрус и, взяв со стола пирожок с мясом, стал медленно жевать, глядя в пространство. Он подумал, что он сам – словно пирожок, перемалываемый могучими челюстями судьбы. Снова делает то, чего не хочет, снова его используют, и снова он ничего не может с этим поделать. Или может? Это будет ясно позднее.
* * *
Адрус осмотрел ряды бойцов – все молодые, но постарше, чем он. Одеты в темную свободную одежду, короткие мечи в ножнах за спиной, у многих небольшие арбалеты и луки, тоже привязанные на спину специальной сбруей. Кинжалы, метательные ножи на перевязи – у всех.
– Кто командир? – Адрус посмотрел на невысокого мужчину, вышедшего из строя. – Меня зовут Зверь. Вы выполняете мои команды, какими бы странными они вам ни казались. Молча, без вопросов и замечаний. Откажетесь выполнить приказ – умрете. От рук защитников дворца или от моей руки. Вопросы есть?
– Вопросов нет, Зверь! У нас есть приказ – подчиняться тебе во всем. – Командир отсалютовал, и Адрус кивнул.
– Это хорошо, что во всем, – он усмехнулся и снова осмотрел ряды молчаливых парней. Еще до рассвета не менее половины из них полягут мертвыми. Что заставляет их идти на верную смерть? Вряд ли деньги.
На душе стало погано, и в который раз ему захотелось убить всех магов. Всех! Без исключения! Сжечь книги по магии, уничтожить все старинные свитки, запретить магию – навсегда! Как вредное, демоническое знание!
Вот только поможет ли? Все равно будут рождаться маги, будут тихонько колдовать, и кто-нибудь когда-нибудь наткнется на заклинание верности, и тогда – снова ряды бойцов, готовых умереть за своего господина, – без тени сомнений, страха и раздумий. Все, как сотни, как тысячи лет назад.
Да и не запретит никто эту проклятую магию, слишком она выгодна, выгодна всем – и власть имущим, и народу. Магия – это не только и не столько заклинания верности, это лечение, это различного рода амулеты, от любовных до оздоровительных, это урожаи. Хороший маг может призвать дождь, ускорить рост растений, сделать их сильными, урожай – обильным. Даже если какой-то император решил бы запретить магию, все равно у него ничего бы не вышло – это все равно как запретить дышать. Указ издать можно, но кто его будет исполнять?
Через полчаса отряд выдвинулся с территории Управы. С собой несли заранее сколоченные щиты, специальные шесты и много всякой всячины, необходимой тем, кто хочет взобраться на стены охраняемой крепости, невзирая на смертельную опасность, и сдохнуть там под ударами мечей и топоров тех, кто не желает подставлять голову под их мечи и топоры.
Когда Адрус выходил из ворот Управы, услышал справа возбужденный голос:
– Вот он! Хватай его! Этот урод наших поубивал!
– Заткнись! – тяжелый голос за спиной, глухой удар, стон и сказанное вполголоса: – Это наш! Не трогать!
Адрус усмехнулся – «наш»!
Чей он? Ангирский? Занусский? Рост? И правда – чей? Ведь человек никогда не может быть сам по себе – он чей-то! Семьи. Народа. Государства. А он, Адрус, чей?
И тут же вдруг понял – ничей. Совсем ничей. Нет у него ни одного близкого существа, ради которого он мог бы не то что положить свою жизнь, а просто поволноваться – как там он или она? Что с ним, с ней случилось? Как его, ее уберечь?
Плевать! На всех плевать!
Ненормально, да. Не по-человечески. Так он и не человек – Зверь! Вы сделали таким, так кто виноват? Вы. И вы должны понести за это наказание!
Факелы трещали на ночном ветру, по стене расхаживали дозорные, отсвечивая серебром, как эпические железные люди. Ни одного Пса – только гвардейцы. Псы – вторая линия защиты. Врагу вначале нужно пройти гвардейцев и стражников, потом их встречают Псы, а уж затем…
Дворцовая площадь – все как на ладони. Чтобы подойти к замковой стене, нужно пересечь открытое пространство, которое простреливается практически навылет, потому весь день сколачивали огромные щиты, строили осадные башни – топоры стучали и сейчас.
Загублены десятки коров – их шкурами «украсили» стены башен, выросших, будто по мановению руки колдуна. На шкуры вылили сотни ведер воды, и они набрякли, отвисли, источая сладкий запах крови.
Защитники замка пытались сжечь эти сооружения, но стрелы с горящей, пропитанной маслом паклей гасли в мокрых шкурах. Впрочем, попытки не прекращались, и стрелы, как безумные светляки, со свистом проносились в воздухе, вонзаясь в башни, в стены домов, в людей, неосторожно выглянувших из укрытий.
Этих людей было много – сотни, тысячи. Увидев, сколько их готовится к штурму, Адрус даже удивился – как бунтовщики смогли собрать такое количество бойцов и сделать это так, чтобы Тайная служба ни о чем не догадалась?
Но размышлять уже некогда. Вся масса людей, сконцентрированная возле дворца, вдруг заревела, заголосила, послышались звуки сигнальных труб, и ручейки людского потока пришли в движение, сливаясь в озеро, затопившее каменную площадь.
Двинулись осадные башни, похожие на сказочных великанов, заскрежетали телеги, на которых укрепили широкие щиты, прикрывающие от стрел. За считаные секунды эти щиты стали похожи на подушечки для иголок, или на делянки, на которых чудесным образом выросли полновесные колосья пшеницы, дрожащие, будто на ветру.
Адрус и его отряд остались стоять, неподвижные, как статуи, не обращая внимания на движение вокруг. Глаза Зверя мгновенно оценивали ситуацию, мозг, в который заботливые учителя силой впихнули воинские знания за тысячи лет истории мира, обрабатывал полученную информацию и ждал, когда наступит нужный момент.
– А-а-а! У-у-у! – слитный рев тысяч глоток, шипение, свист стрел, грохот огромных колес, а через несколько минут – размеренные удары тяжелого тарана в дворцовые ворота.
– Бам! Бам! Бам!
Зверь смотрел на все происходящее наклонившись вперед, будто хотел прыгнуть и загрызть – любого, кто встанет на его пути. Откинул капюшон, глаза сверкали в свете факелов, как у дикого зверя. Он и стал зверем, как всегда в момент наивысшего напряжения сил.
Штурмующие лезли на стены, будто перед началом сражения напились дурманящего напитка и не понимали, что скоро погибнут. Впрочем, возможно, так и было, иначе разве полезли бы люди на лес копий под дождем стрел, на убийственные, молнией сверкающие клинки, чтобы горохом посыпаться со стен на булыжную площадь, уже заваленную грудами окровавленных тел.
Многие умерли не сразу, крики, стоны умирающих оглашали воздух, будто фон для общей мелодии битвы. Страшной мелодии, в которой было все, что противно обычному человеку, мечтающему о покое, о сытной, спокойной жизни, в которой нет места смерти и страданиям.
– За мной, – вполголоса приказал Зверь, не заботясь, услышат его или нет.
Его услышали. Бойцы организованно, не меняя своего положения в строю, понеслись следом за странным командиром так же легко, как и он, быстро, стелясь над землей, словно огромная стая хищников. Ничего не бряцало, ничего не гремело – опытные лазутчики, убийцы, они не дотягивали до уровня Псов, но в сравнении с обычными гвардейцами были как взрослые кобели рядом с несмышлеными щенками. Бежать не мешало и снаряжение, которое тащили с собой, – как муравьи, которые могут легко нести соломинки-бревна, весящие в несколько раз больше самих муравьев.
Отряд по дуге обогнул дворцовую крепость, зайдя с тыла, – здесь была самая высокая стена, уходящая на такую высоту, что до нее нельзя было добросить веревки с якорями, и кроме высоты стену здесь защищал глубокий ров, на дне которого вкопаны острые пики, – стоит только попробовать переплыть зеленую, пахнущую тиной воду, и бронзовые лезвия вспорют мягкое тело с ног до головы.
Это знали все. И уж точно – защитники дворца. Потому здесь на стенах было в несколько раз меньше дозорных, чем над воротами, где шел основной бой. Все силы, что можно было задействовать, пустили на отражение штурма, оставив на безопасной стене два десятка дозорных, распределившихся на протяжении нескольких сотен шагов. Это было неопасно для дворца – какой безумец возьмется штурмовать крепость здесь, в самом сложном, опасном для штурмующих месте, где их легко можно выбить из луков, прежде чем они смогут подойти к гладкой, отшлифованной руками людей, солнцем и дождями могучей стене, подпирающей небеса? Здесь так же горели факелы, так же стояли люди, вглядываясь в ночную мглу, еще более непроницаемую после неверного света факелов, трещавших на ветру.
Отряд расположился поодаль, в тени деревьев, окружавших дворцовую площадь. Быстро собрали снаряжение и замерли, ожидая приказа. Зверь подозвал командира отряда, несколькими короткими, рублеными фразами объяснил, что нужно делать, – тот молча принял указания, не выдав эмоций ни словом, ни жестом, ни дрогнувшим мускулом на каменном лице. Отошел, подозвал командиров групп и выдал задание уже им. Через десять минут все было готово.
И тогда Зверь скомандовал:
– Начали! Вперед!
Отряд помчался к стене, напоминая собой цепочку муравьев, несущих огромный стебель сахарного тростника. Этот «стебель» представлял собой что-то вроде очень длинной лестницы – крепчайшее, легкое железное дерево трудно обрабатывать, стоило оно довольно дорого, и делать из него «лестницу» было совершеннейшим кощунством, с точки зрения столяров и простых горожан, для которых купить даже брусок железного дерева стало бы неподъемным грузом тощему кошельку. Но, сделанное даже из такого дерева, длиннющее сооружение весило очень даже прилично, и, чтобы тащить его, требовались крепкие, очень крепкие парни. Ров широк, преодолеть его непросто.
Дозорные были увлечены битвой, смотрели туда, где решалась судьба дворца и их собственная судьба, потому они не сразу заметили приближающуюся опасность. И только когда бо́льшая часть отряда Зверя переправилась через ров, один из гвардейцев на стене глянул вниз и не поверил своим глазам: через ров перебегали люди, поднимая брызги и не проваливаясь, будто умели ходить по воде!
Лестница легла на острия пик, залитых водой, и они послужили опорой для прогибавшегося «настила». Почему о такой возможности использовать пики никто из защтников не подумал раньше, теперь не имело никакого значения.
Боец завопил, закричал, собирая гвардейцев, но, прежде чем они успели собраться, ров был уже преодолен, «мост» разобран и превращен в две штурмовые лестницы, медленно поднимающиеся к краю стены.
Часть штурмующих осталась на узкой полоске земли, примыкающей к стене, и оттуда вверх полетели стрелы, сбивая выглядывавших из-за парапета бойцов. Арбалеты и короткие, двойного изгиба луки били точно, и уже не один неудачник пустил пузыри, закончив свои дни в грязной воде крепостного рва, окрасив ее своей кровью в розовый цвет.
Защитники стены не отставали от штурмующих в смертоубийстве. Если они и уступали нападавшим в умении убивать, то у них имелось множество способов скинуть врага с хлипкой лестницы, которая не доставала до верха парапета на половину человеческого роста. Летели камни, дробя головы и разбрызгивая мозги по стене, стрелы вонзались в головы и плечи штурмовиков, не имевших возможности прикрыться щитами, – руки заняты, и все, что может человек, забирающийся по лестнице, это лишь молиться да изрыгать ругательства в адрес врагов.
Штурмующие лезли и лезли, не обращая внимания на потери и ожидая приказа командира, а он все молчал, завороженно глядя, как гибнут его соратники, с которыми он был знаком много лет…
Зверь пересек ров в числе первых и тут же побежал вдоль стены, уходя от места переправы как можно дальше. Через минуту он находился уже в сотне шагов от того места, где вздыбились штурмовые лестницы Верных. Тогда он прижался спиной к гладкой стене, будто став ее частью, достал из наплечного мешка баночку с коричневой, резко пахнущей жидкостью, аккуратно вынул деревянную пробку и вылил на ладонь тягучую жидкость. Бросил баночку под ноги, размазал жидкость по ладоням, подождал, затем повернулся к стене и пришлепнул ладони к гладкому камню как можно выше над головой. Подтянулся и пополз вверх, как огромный паук, быстро перебирая руками и стараясь не думать о том, что под ногами бездна и, если он упадет, то свернет себе шею или свалится в ров, что еще хуже, – мало радости умереть в грязной выгребной яме нанизанным на острое копье.
В этом месте никого из защитников не было, всех отвлекли штурмовые лестницы, да и кто может предположить, что некий безумец поднимется по стене, используя специальное снадобье, о существовании которого знали только посвященные.
Перевалившись через парапет, Зверь упал на пол. Прижавшись к стене, достал из потайного кармана другую мазь, смазал руки, и они тут же перестали прилипать ко всему, чего коснутся. Потом сбросил с себя плащ и остался в мундире Пса, слегка испачканном, но легко узнаваемом, натянул черный берет, вскочил на ноги, готовый к любой неожиданности.
Впрочем, неожиданностей пока не обнаруживалось: гвардейцы методично уничтожали безумцев, штурмующих неприступную стену, безумцы выбивали защитников, срезая их точными выстрелами. То есть все шло по плану.
Зверь достал из мешка небольшой пакет, чиркнул им о камень парапета и запустил вниз, вдоль стены, по направлению к полю боя. Не дожидаясь результата, бросился к лестнице, спускающейся вниз со стены, и, когда перепрыгивал через ступени, проносясь по стертым за тысячелетия каменным плитам, услышал позади грохот, подобный далекому удару грома.
Все получилось как надо. Сейчас остатки Верных откатываются назад, отброшенные доблестными защитниками крепости, радующимися своей победе. Так и было задумано и прошло со свистом, как любили говорить в родной деревне.
Основной бой, над воротами, так и продолжался – во дворе замка группами и по одному перемещались люди, на стену шло подкрепление, ранее еще не задействованное, со стены утаскивали стонущих раненых, которым повезло не свалиться вниз, как сотням их товарищей, тащили камни, воду для котлов, под которыми горело пламя. Этой ночью многие станут калеками, многие умрут и многие задумаются – так ли хорошо служить в армии? Одно дело получать жалованье в мирное время, когда главная неприятность – нагоняй от командира за сон на посту, и другое – получить стрелу в глаз или копье в брюхо, когда ты еще жив, но все равно будто уже сдох, когда тщетно пытаешься вправить назад вывалившиеся на колени вонючие сизые кишки, похожие на огромных червей.
На Зверя никто не обращал внимания – спешит себе Пес по своим псовым делам, ну и пусть себе бежит. Тем более что Псы отличаются невероятным самомнением и, можно сказать, гонором. За лишние вопросы можно получить в лоб. А в лоб никому неохота получать, даже твердолобым гвардейцам, натренированным в трактирных пьяных драках. С Псами шутки плохи. Они наглецы!
В коридорах дворца примерно то же самое, что и снаружи, – суетятся слуги, гвардейцы прохаживаются с таким видом, будто тут же вступят в бой с проникшим внутрь Святая Святых врагом. В принципе они и в самом деле готовы вступить в бой, им нужно только указать на злодея, но «злодей», как это почти всегда и бывает, ничем не выделялся среди суетливой толпы, делая свое злодейское дело.
Зверь спокойно шел вперед, натянув на лицо маску холодного презрения, и вокруг него тут же образовывалось пустое пространство – кому охота задевать надменного Пса? И никто не догадывался, что внутри стройного, худощавого парня, холодного, как лед, бушует ураган эмоций! Что ему огромного труда стоит не побежать, не броситься по коридору туда, где находятся императорские покои, где все наконец-то закончится! Или начнется…
Один коридор, другой, переход в соседний – через подобие лестницы, поднимающейся вверх. Шаг становился все медленнее, размереннее, пока не превратился в легкую, неслышную поступь зверя, крадущегося к добыче.
В глубине дворца тихо, мрачно – темные коридоры освещают редкие факелы, людей мало, в основном гвардейцы, и только там, вдалеке, возле двери, ведущей к императору, виднелась группа Псов, замерших у стен, как черные статуи.
Шаг, еще шаг, еще… тело поет от прилива крови, бурлящей, как вода в котле, мышцы натянулись, как тетивы лука, голова ясная, звенящая, мысли хрустально ясны и четки, будто и не было бессонной ночи, форсирования рва и подъема по отвесной стене.
– Стоять! – от стены отделился мужчина лет тридцати со шрамом на лбу. – Куда идешь? Кто разрешил?
– Донесение от начальника Тайной стражи. Лично императору, – сухо отрапортовал Зверь, глядя в глаза Псу.
– Пароль?
– Пароль не знаю, – внутри захолодело. – Велено передать лично, устно.
Пес задумался, замер, вглядываясь в лицо посыльного, глаза слегка прищурились, слегка кивнул:
– Хорошо. Вы, четверо. – Он указал на стоящих справа от Зверя бойцов. – Сопроводить. Глаз не спускать с него!
Пес, стоящий у двери, открыл тяжелую створку, уходящую вверх на два человеческих роста, и вся процессия двинулась вперед. Вначале двое Псов, потом Зверь, затем двое замыкающих. Псы держали руки на рукоятях мечей.
– Сюда! – скомандовал один из сопровождающих Зверя. – Император в библиотеке.
Дверь мягко распахнулась, вначале вошли двое конвоиров спереди, потом Зверь… Адрус каким-то шестым чувством уловил движение наверху и прыгнул вперед, чтобы в последний момент ускользнуть от упавшей сверху тяжелой ловчей сети, «украшенной» по краям свинцовыми грузами. Еще доля секунды, и все могло бы закончиться для Адруса весьма плачевно. Впрочем, и сейчас все было совсем не замечательно.
Зверь перекатился, вскочил, остановился посреди комнаты, оглядываясь по сторонам и готовясь к прыжку, к удару, к любой гадости, которая точно должна была обрушиться на него, – как компенсация за удачные операции последнего месяца.
Жизнь состоит из полос – белых и черных. И сейчас Адрус точно находился на черной, чернее некуда. Это он понял сразу, увидев больше десятка людей вокруг себя. Если только можно назвать Псов людьми…
– Стой! – раздался резкий, но тем не менее приятный знакомый голос. – Остановись, Адрус! Ты проиграл! Не нужно ничего делать! Сдайся, и я гарантирую тебе жизнь!
– Пока не сдохнет! – хохотнул кто-то из угла библиотеки, и Адрус внутренне сжался – и этот тут! Худо, совсем худо.
– Заткнись! – Делия бросила яростный взгляд на Шороса, но тот не повел и бровью, ухмыляясь, довольный, как обожравшийся мяса пес. Рядом с ним стоял Саргус, а еще… Мангус, улыбавшийся так, как улыбается кот, играющий с пойманной мышью, перед тем как ее сожрать.
– Да куда он денется? – продолжал Шорос, так же довольно ухмыляясь. – Все равно сдохнет, чего с ним любезничать?! Я так и знал, что этот твареныш предатель! Проклятое ро́стовское дерьмо!
Делия сделала несколько быстрых шагов, оказавшись рядом с Шоросом, и без замаха врезала ему в нос, да так сильно что тот едва не потерял сознание, закатил глаза и оперся спиной о стену, заливая пол кровью.
– Будешь наказан! – прошипела она скрежещущим, как нож по сковороде, голосом. – Двадцать плетей за то, что говоришь без позволения командира и смеешь нарушать приказ! Тварь безмозглая!
Шорос отшатнулся, а Делия повернулась к Адрусу, так и стоявшему посреди комнаты и бесстрастно наблюдавшему за перемещениями врагов. Что это враги и что он попал в заранее приготовленную ловушку – сомнений не было.
– Сдайся, – снова попросила Делия, уже обычным, мягким голосом, и Зверю показалось, что в ее тоне промелькнула просительная нотка. – Ты же понимаешь, что это ловушка, что шансов у тебя нет, зачем умирать? Зачем губить людей? Обещаю, если ты расскажешь все, что мы хотим знать, я сделаю все, что от меня зависит, для облегчения твоей участи.
– Только что ты гарантировала жизнь, – холодно усмехнулся Зверь. – Теперь лишь облегчение участи?
– Ты же понимаешь – не все зависит от меня. Но ты нужен живой! Мы не хотим тебя убивать! А придется – слишком уж ты опасен.
– Как вы узнали, что я приду? – вдруг спросил Зверь, надеясь протянуть время. Мало ли что может измениться за эти драгоценные минуты? Все-таки идет штурм, бунтовщики могут взять стену, и тогда…
– Тянешь время? – понимающе усмехнулась Делия. – Ничего не выйдет, Адрус! Мы не дадим тебе уйти, не сомневайся. Посмотри, здесь десять Псов, три Мастера Смерти, ну и я кое-что умею. Ты на самом деле рассчитываешь выиграть бой?
Зверь молчал. Ему хотелось выть от бессилия, от того, что слова Делии от первого и до последнего были правдой! От того, что все его планы пошли прахом, и он ничего, совсем ничего не может сделать!
В том, что его убьют, Зверь не сомневался. Убьют, а перед этим выжмут из него все, что можно, до последней мысли, до последней капельки информации. И когда это произойдет, его уничтожат. Как? Да какая разница?! А раз ему все равно умирать, так почему не сделать это по своей воле, с честью, в бою! А не вопя от боли в пыточной одного из подвалов дворца!
Мозг работал, выдавая все новые и новые варианты развития событий. Вот он прыгает к Делии и берет ее в заложники. Вот он прорывается к окну и выпрыгивает в сад. Вот он… в общем-то, на этом прыжке все его фантазии и заканчивались. Его умения точно не хватит, чтобы справиться с толпой тренированных, опытных убийц, каждый из которых если и не равен Зверю по силам, то совсем ненамного от него отстает.
– Адрус, это не выход! – поняла Делия. – Умереть с честью – это умереть глупо! У живого всегда есть надежда, у мертвого ее нет! Ты сдашься, а потом приложишь все усилия, чтобы сбежать. И возможно, тебе это удастся! А может, император и в самом деле тебя помилует! Если ты поможешь нам вскрыть нарыв под названием «заговор»! Вообще-то мы и без тебя все о нем знаем, но все же! Больше всего нас интересует мятежный маг, с которым ты общался, – сдашь его, и живи! На кой демон ты нам сдался?
– Демон, говоришь? – Зверь усмехнулся, безвольно опустил руки вдоль тела, сдаваясь под напором слов Делии. Глаза его прищурились, будто в библиотеке горели не четыре масляных фонаря по углам комнаты, а четыре солнечных диска, обжигавших глаза безжалостными копьями-лучами.
Рука скользнула за пазуху, и тут же арбалеты Псов дрогнули и уставились в грудь пленника. Но он достал не оружие, лишь пузырек с темной-синей жидкостью, который поднес ко рту и быстро выпил одним глотком, изменившись в лице, будто сделал свой последний выбор.
– Яд! – резко крикнула Делия. – Дурак, зачем?!
Но Зверь не слышал ее. В уши ударило, как если бы кто-то хлопнул по ним огромными ладонями, голову и все тело обожгло жаром, да таким, что Адрус невольно застонал, – ему показалось, будто кто-то обернул его раскаленным стальным листом. Дикая боль скрутила мышцы, кости, жилы, выворачивая, перекручивая их, как хозяйка выжимает мокрое белье.
Он открыл глаза и увидел, как от стены к нему бегут Мастера Смерти – медленно, так медленно, как в дурном сне, кошмаре, когда ты хочешь убежать, и не можешь – ноги прилипли к земле, руки не поднимаются, и ужас наполняет тело противной мелкой дрожью.
Первым налетел Мангус. В его руках два коротких меча, которые так удобно прятать под одеждой. Он двигался быстрее других, но тоже медленно-медленно, будто в тягучем сиропе.
Убить его было легко – нож вспорол живот и вонзился в печень, развалив ее на две неровные части. Второй воткнулся в горло, рассекая до позвоночника.
Вторым умер Саргус, бывший приятель, считавший его, Адруса, другом.
Меч бывшего приятеля прошел в волоске от щеки Зверя, едва не срезав скулу, и, когда Саргус получил нож под мышку, то очень удивился. Он так и умер с маской удивления, натянутой на лицо.
Хисер, могучий парень из ростов, крепыш, легко ломавший подкову. Жаль, что ему пришлось умереть следом за Саргусом. Его пришлось убить ударом в глаз, для такого могучего тела даже нож в сердце еще не повод, чтобы сразу умереть. Зверь не мог себе позволить ни одной ошибки, даже малейшей. Врагов слишком много, а он один, и срок у него – десять минут.
За эти десять минут он должен убить как можно больше тех, кто встанет у него на пути, дойти до императора и убить его. А потом умереть. Потому, что после того, как ты выпил Демонскую Синеву, тебе ничего не остается, как умереть. Организм сжигает себя за эти минуты до такой степени, что после этого не остается ничего. Ничего, для того чтобы жить. Демонская Синева – последнее средство того, кто ставит цель выше своей жизни.
За все время, что известно это мерзкое снадобье, не выжил ни один их тех, кто его принял. Дорогое снадобье. Очень дорогое. И без мага никак было не обойтись. Сильного мага. Лучшего в мире, как он частенько говорит.
А еще – без Мастера Смерти, знающего рецепт изготовления демонова варева. Не все запомнили этот рецепт – Адрус запомнил. Он будто знал, что может наступить такой момент, когда не будет иметь ровно никакого значения, останешься ты жив или умрешь. Ни один человек в здравом рассудке не смог бы решиться на такой поступок, выпить этакую дрянь. Почему? Потому что нормальный человек всегда думает о том, как ему выжить, как жить дальше, надеется. Адрус ни на что не надеялся и не рассчитывал выжить. Его больной мозг был нацелен только на одно – отмстить всем своим обидчикам, убить как можно больше врагов, и будь что будет.
В том и была ошибка пленителей: они думали, что имеют дело с человеком – тренированным, опасным, умелым убийцей, но все-таки человеком. Зверь был человеком только внешне. Взбесившийся зверь не думает о гибели, одержимый желанием убивать, он рвет врага до издыхания, хрипя, захлебываясь кровью от ран, и умирает, сделав все, что смог.
Черные статуи, медленные статуи – мягкие, податливые, распадающиеся под ударами ножей. Они не успевали упасть, когда Зверь шел к двери, умирали стоя, пытаясь достать своего убийцу длинными острыми жалами-мечами, вяло поводя ими в воздухе, будто салютуя идущему на смерть.
Кто-то из них все-таки сумел зацепить Зверя, и не раз, прочертив по его коже длинные кровавые следы, но тот не чувствовал боли, он вообще ничего не чувствовал, кроме яростного, радостного желания убивать, кроме бурлящей в крови силы, способной раздробить, свернуть, превратить в щебень самые высокие горы на свете!
В реальном мире прошли секунды до того момента, когда был убит последний из Псов, находящихся в комнате. Каким образом перед Зверем оказалась Делия – как она умудрилась? Ведь девушка стояла в противоположном конце комнаты, каким непостижимым образом она успела добраться к выходу и перекрыть ему дорогу? Адрус не знал и об этом не думал. Он вообще не мог думать ни о чем, кроме убийства.
Девушка попыталась вонзить ему в шею небольшой тонкий кинжал, клинок которого был покрыт чем-то иссине-черным, пахнущим пряно и опасно. Зверь легко ушел от удара и направил нож в висок, который некогда ласково целовал, лежа в постели рядом с разгоряченной, тяжело дышащей партнершей.
Он помнил, что волосы девушки всегда пахли чем-то травяным, чистым, чем-то трогающим за душу – так пахли травы, которые мать вывешивала в сенцах их бревенчатого дома, а потом запаривала и мыла этим отваром голову. Картинка со смеющейся, такой красивой и живой мамой мелькнула перед глазами Зверя, и нож, который должен был пробить череп Делии, сам собой повернулся на сто восемьдесят градусов и ударил рукоятью, а не клинком. Кость хрустнула, с рассеченного виска обильно потекла кровь, и девушка рухнула на пол бездыханной, уже не видя, как Зверь покинул место бойни.
Коридор.
Псы, которые спохватывались только тогда, когда Зверь уже пробежал возле них.
Слуги, которые вдруг оказывались не слугами и пытались достать его спрятанными в одежде клинками.
Подходы к императору были наводнены Мастерами Смерти, годами скрывавшими свою профессию.
Император был у себя в кабинете, вместе с принцессой. Когда со стуком и грохотом распахнулась дверь, он успел лишь поднять глаза и умер с распоротым горлом – скорее всего даже не поняв, что происходит. Его затухающие глаза смотрели в пространство, будто пытаясь увидеть что-то недоступное живым людям. Зверь не раз замечал такое выражение на лицах умирающих, и знал, что когда-нибудь и он заглянет за горизонт… и надеялся, что увидит там то, что он хочет увидеть.
Принцесса закричала, потянулась к отцу, будто ища у него защиты, что-то жалобно залепетала, глядя в мерзлые глаза Зверя, и упала ему на плечо, убитая одним милосердным ударом ножа в грудь.
Зверь не испытывал жалости, сожаления, угрызений совести – звери не жалеют свою добычу, убитую на охоте. Он ощущал только удовлетворение от эффективной расправы, и больше ничего.
Корона лежала на специальном возвышении, на бархатной подложке, сияя драгоценными камнями, вделанными в трилистник. Золотой обруч, камни – ничего особенного. Сразу и не скажешь, что эта штука обладает магическими свойствами, что ей от роду тысячи лет, что надеть ее может только тот, на кого ее возложили со специальным заклинанием.
Зверь знал, что нужно сделать. Он схватил корону, сунул ее за пазуху и выбежал вон, отправляясь туда, где может спокойно умереть. Без короны никто не сможет стать императором Занусса в ближайшие несколько месяцев, а то и лет. Чтобы изготовить корону, нужно время, умение нескольких магов, объединенных в одном сложнейшем заклинании, а без нее нельзя стать императором, без нее Псы не будут подчиняться никому – кроме самих себя. А значит, не будут игрушками в чужих руках.
Где мог скрыться такой негодяй, такое дерьмо, как Зверь? Конечно, там, где дерьму самое место – в канализации. Там, в темных подземельях, среди крыс, гниющих отбросов, трупов и дерьма должен закончить свой жизненный путь Зверь, самый жестокий из преступников столицы Занусса, имя которого наводило ужас на всех обитателей портовых трущоб. Многие вздохнут с облегчением, когда узнают, что страшный Зверь исчез, испарился, будто и не существовал ни-когда.
Зверь побежал по коридору туда, где располагались огромные дворцовые кухни. Если где и был вход в канализацию, то только там.
Время истекало, тело Адруса протестовало, оно не желало умирать, не желало сжигать себя, но оно уже горело огнем, пылало, выдавая последние силы, затребованные безжалостным хозяином.
Уже на последнем издыхании Зверь рванул тяжелую решетку, скованную здоровенным замком, дужка не выдержала напора вздыбленных магией и снадобьем мышц, лопнула, крышка отлетела в сторону, и Адрус нырнул вниз, в вонючую теплую глубину, наполненную мутными дождевыми водами, влившимися в тоннель после ночного ливня, омывшего склоны гор над столицей. Адруса закружило, понесло, с минуту его тащило по течению, ударило о другую решетку, снова понесло, уже в другое ответвление, и уже бесчувственного потащило по узкому, едва проходимому тоннелю в глубь земли, туда, куда не решался зайти ни один из чистильщиков тоннелей, суеверно полагавших, что нижними ярусами тоннелей правят демоны, поднявшиеся из Преисподней. Тот, кто увидит демона, навсегда останется в этой бархатной тьме, сам став демоном, выпивающим жизнь из людей, не оградивших себя должным заклятием.