Несбит стоит в кухне, к нам спиной. Его слегка покачивает. По-моему, он еще пьян. С тех пор как мы выволокли его из постели, он уже залил в себя два больших стакана воды и теперь все время стонет, но больше от него ничего не добиться.

Наконец он выпрямляется и говорит:

– Да послужит это уроком вам, парни. Алкоголь – зло.

Я говорю:

– По-моему, если кому-то здесь и нужен урок, то не нам.

– Признаюсь, чувствую я себя слегка паршиво.

– И выглядишь дерьмово. – Потом я добавляю: – Да и пахнешь не как роза.

– Спасибо, приятель. – Несбит поворачивается к нам. Вид у него и правда еще тот: лицо покрыто серой бледностью, в глазах красные прожилки, на щеках щетина. Постарел лет на десять. Он говорит:

– Ничего не помню.

– Ты приготовил еду, мы ели, ты пил, потом ты говорил, потом снова пил, и так пока не прикончил три бутылки вина и еще вот это. – Габриэль с улыбкой показывает ему пустую бутылку из-под виски.

Несбит снова вздрагивает и говорит:

– Я возвращаюсь в постель.

– Когда мы уйдем, – говорю я.

– Ну, тогда сваливайте, да поживее. – Он опускает руку в карман штанов и, пошарив там, вынимает пачку американских долларов. – Вот, нашел вчера у Меркури. Вы уже решили, какой подарок возьмете для Леджер?

Габриэль хлопает меня по рюкзаку со словами:

– Я уложил сюда пару дневников Меркури, те, в которых говорится о Леджер и о том, как найти географическую комнату. Думаю, она будет рада, если информация о ее местонахождении не разойдется по свету.

Мы с Габриэлем долго говорили на эту тему и решили, что подарок не должен быть дорогим – в смысле денег, – а что бы ей подошло из магии, мы не знаем, вот и выбрали дневники.

Несбит подводит нас к проходу, который ведет в Нью-Йорк. Там мы и прощаемся, и я не знаю, увидимся мы еще когда-нибудь с Несбитом или нет. Мне кажется, что нет, но, может быть, это просто настроение у нас такое мрачное. Несбит говорит:

– Если я все-таки женюсь, придется вам приехать ко мне на свадьбу. Большой будет праздник. А я знаю, как вы любите хорошие вечеринки, ребята.

– В жизни не бывал ни на одной.

Несбит трясет головой.

– Нет? Странно, почему это меня даже не удивляет? – Тут он обнимает меня и говорит: – Я буду скучать по тебе.

Потом он выпускает меня и обнимает Габриэля.

– И по тебе тоже, Габ. Береги себя и его тоже. – Потом он отступает на шаг и говорит: – А теперь, с вашего позволения, пойду-ка я блевану.

Габриэль берет своей левой рукой мою правую, переплетает свои пальцы с моими и протягивает свободную руку к проходу. Я оглядываюсь на Несбита – бледный и одинокий, он стоит в глубине комнаты, – и мое тело тут же засасывается в темноту.

Внутри совсем нет света, но по тому, как кружится у меня голова, я понимаю, что лечу. Я знаю, как прекратить головокружение – надо выдохнуть, и я выпускаю из своих легких воздух и сосредоточиваюсь на ощущениях: мне холодно, холод окружает меня со всех сторон, сковывая все тело, кроме той руки, которой я держусь за Габриэля. Я смотрю вперед – то есть туда, где, по моим представлениям, должен быть «перед» – но там ничего нет, только темнота. Не дышать становится очень трудно. С тех пор, как я выдохнул, прошло, наверное, не меньше минуты.

И тут мы врезаемся в твердый пол. Снова можно дышать. Мы лежим в темном углу какого-то переулка, позади огромного мусорного бака на колесиках. Вокруг нас грязь, но не такая, как в лесу. В лесу грязь хорошая, здоровая, здесь она похожа на слизь.

Мы выходим на большую улицу, чтобы понять, где мы оказались, и Габриэль говорит, что нам надо к вокзалу. Я вообще мало бывал в городах, а этот совсем не похож ни на Лондон, ни тем более на Базель или Барселону. Но воздух также полон электричества, и я непрерывно чувствую его у себя в голове. Мне не больно, оно не мешает сосредоточиться, но я невольно думаю, что приближения Охотников я здесь точно не услышу.

Мы идем пешком – уже ночь, а ночью мы не можем находиться ни в метро, ни даже в такси – и озираемся в поисках ведьм (мы на территории Белых, напоминает мне Габриэль), но никого не видим. Вдруг мимо нас, завывая сиреной, проносится полицейская машина, и Габриэль тут же вталкивает меня в какой-то переулок, где прижимает к стене и наваливается на меня всем телом. Я не возражаю. Я знаю, что никакая опасность нам не грозит, ведь это же просто фейны, но Габриэль есть Габриэль. К тому же мне приятно чувствовать его тепло, когда вокруг холодно, а у меня за спиной – ледяная стена. Он целует меня, продолжая прижиматься ко мне всем телом. Он хочет идти дальше, но тут я притягиваю его к себе и целую, прижимая к стене. Я целую его в рот, в щеку, в шею, в ухо.

– Ты всех своих друзей так целуешь? – спрашивает он. Этот вопрос он задавал, когда я поцеловал его впервые, несколько месяцев назад, и я вместо ответа наклоняюсь, целую его в грудь, потом медленно возвращаюсь к его рту и, прижавшись к его губам губами, шепчу:

– Только тебя. – Мне не хочется быть сейчас слишком серьезным, но он смотрит на меня так внимательно. И я добавляю: – Я всегда буду твоим другом.

– Я знаю.

Я нежно целую его, и мы идем дальше быстрым шагом. Людей и машин на улицах заметно прибавляется. С первыми лучами солнца мы у вокзала. Входим внутрь, узнаем, когда наш поезд, и идем в кафе, ждать.

Там мы берем кофе, горячий шоколад, круассаны и фрукты. Под конец я начинаю баловаться с сахаром: открываю несколько бумажных упаковок подряд, высыпаю в свою кружку все их содержимое, мелко рву пакетики и отправляю туда же. Габриэль протягивает руку и кончиками пальцев касается тыльной стороны моей ладони; я перестаю свинячить, и мы застываем: я с пакетиком сахара в руке, он – лаская мою ладонь. Он говорит со мной, рассказывает мне о своей семье, о том, как они переехали жить в Америку, во Флориду, и как он застрелил там девчонку, которая предала его сестру, Мишель, а я смотрю на свои руки и думаю о том, скольких людей они уже убили, и о том, сколько еще жизней им предстоит отнять.

Мы садимся в поезд, устраиваемся у окна, поближе друг к другу, и смотрим, как проносится мимо нас мир, как небо из светло-серого становится голубым. Дома постепенно уступают место заснеженным полям, которые со временем снова обступают дома, а потом Габриэль говорит:

– Сейчас выходим.

Мы находим таксиста, который говорит, что знает нужный нам адрес, и десять минут спустя уже катим через пригород, мимо сугробов, застывших вдоль дорог. Скоро мы снова выезжаем за город, где дорога покрыта льдом. Водитель жалуется, что, хотя снега не было уже несколько дней, дороги так до сих пор и не привели в порядок. Потом останавливает машину и говорит:

– Приехали.

Дом стоит чуть в стороне от дороги – судя по девственно-чистому снегу вокруг, в нем никто не живет. Габриэль рассчитывается с шофером, и мы еще несколько минут ждем, пока тот развернется и уедет.

Мы идем к дому, снег скрипит под нашими ногами. На улице здорово холодно, из-за яркого, низкого солнца приходится щурить глаза.

Парадная дверь заперта, черный ход тоже. Но у Габриэля с собой булавка Меркури, она без проблем открывает заднюю дверь. Он хочет войти, но я предостерегающе беру его за руку и спрашиваю:

– А что, если на дом наложены защитные чары?

Он пожимает плечами:

– Несбит ничего такого не говорил.

– Несбит тут не был.

– Зато Ван была. Будь здесь чары, она бы попалась. – И прежде чем я успеваю его остановить, он делает шаг внутрь. Я жду, озираюсь. Но кругом все тихо, и я вхожу за Габриэлем.

Дом старый, заброшенный, внутри пахнет сыростью. Кое-где в комнатах лежат ковры, на окнах висят задернутые занавески, но нет никакой мебели, кроме единственного поломанного стула в одной из спален. Мы проверяем оба этажа, чтобы убедиться, что дом действительно пуст, и только потом спускаемся по деревянной лестнице вниз, в погреб. Электричества в доме тоже нет, так что приходится пользоваться фонарями.

Погреб оказывается такой: одна небольшая комната с низким потолком и цементным полом. И все.

Я говорю Габриэлю:

– Я, конечно, не знаю, что такое географическая комната, но я ожидал, что тут будут карты или что-то вроде.

– Ага.

Фонарь Габриэля шарит по стенам.

Я спрашиваю:

– Думаешь, их кто-нибудь забрал?

– Не знаю. Но если Леджер такая могущественная, то без магии здесь вряд ли обошлось.

– Может, здесь есть еще проход, он-то и ведет в географическую комнату.

– Нет, она должна быть здесь. Как на карте Меркури. По этому адресу. В этом погребе.

Я обхожу комнату кругом, но в ней буквально не на что смотреть. Я обшариваю глазами потолок, пол и стены, но и там не нахожу ничего. Комната пуста.

Габриэль говорит:

– Они должны быть здесь. Просто мы их не видим.

– Может, надо сказать волшебное слово, и они появятся, – предлагаю я.

– В дневнике Меркури ничего такого не написано. – Габриэль принимается ощупывать стены со словами: – Может, тут потайная дверь.

– Об этом тоже не написано.

Я прислоняюсь к стене и наблюдаю за Габриэлем, который продолжает бродить по комнате и то надавливает на стену тут, то простукивает ее там, но ничего не находит.

– Тут что-то не то, – говорит он наконец. – Мы что-то пропустили.

– Точно.

– Может, они были здесь, а потом, после посещения Ван, Леджер решила их убрать.

У меня дурное предчувствие, что он прав и мы зря потратили время. Рыкнув от разочарования, я прижимаюсь к стене лбом. И тут кое-что привлекает мое внимание. Мое лицо вплотную прижато к штукатурке – или к цементу, не знаю точно, что это, – а она подсвечена снизу лучом моего фонарика. Под таким углом я вижу, что стены совсем не ровные, они покрыты многочисленными гладкими выступами и вмятинами, похожими на холмы и долины.

– Габриэль, неси сюда свой фонарь и посвети мне сбоку.

Я стою вплотную к стене, не отрывая щеки от цемента.

– Как, по-твоему, это похоже на… пейзаж?

И чем дольше я смотрю, тем больше деталей различаю: сначала на поверхности штукатурки появляются горы, потом проступают темные прожилки – они похожи на реки, за ними большие темные пятна – леса или, может быть, города. Я отнимаю лицо от стены, и карта исчезает, но, стоит мне коснуться ее кончиками пальцев, как она возвращается снова.

Я делаю вдоль стены несколько шагов, чтобы увидеть больше.

– Вот смотри, похоже на гору, по которой стекает река.

Я вглядываюсь еще пристальнее, и мне кажется, будто подо мной настоящая земля, которую я вижу сверху, с большой высоты, как бывает, когда я превращаюсь в орла. Подробности поразительны. Чем внимательнее я смотрю, тем больше различаю: равнины, деревья, озера. Мне даже начинает казаться, будто я вижу птиц, кружащих подо мной в воздухе.

Так вот она, карта, и вот какова ее магия.

Я смотрю на Габриэля – он уже у другой стены, и я подхожу ближе, чтобы взглянуть, что там. Это тоже карта, но другая: дикая местность – пески, валуны, редкая растительность – вроде пустыни. Он говорит:

– Как красиво.

Я помню этот пейзаж по старым ковбойским фильмам, которые смотрел когда-то с Арраном. И говорю:

– Да, красиво. Это бесплодная земля.