IV

В тот день я вывел Асту на прогулку, объяснил двум прохожим, что она – шнауцер, а вовсе не помесь шотландской овчарки с ирландским терьером, заглянул в бар к Джиму на пару коктейлей, встретил на улице Ларри Краули и привел его с собой в «Нормандию». Нора разливала коктейли для Куиннов, Марго Иннес, незнакомого мужчины, чье имя я не уловил, и Дороти Уайнант.

Дороти сказала, что хочет со мной поговорить, и мы перешли со своими коктейлями в спальню.

Она сразу же приступила к делу.

– Ник, вы думаете, это отец убил ее?

– Нет, – сказал я. – Почему я должен так думать?

– Ну, полиция же... Послушайте, она была его любовницей, да?

– Когда я знал их, – согласно кивнул я.

Глядя на свой стакан, она сказала:

– Он мой отец. Я никогда его не любила. Я никогда не любила маму. – Она посмотрела на меня. – Я не люблю Гилберта. – Гилберт был ее братом.

– Пусть это тебя не беспокоит. Многие не любят своих родственников.

– А вы их любите?

– Моих родственников?

– Моих. – Она бросила на меня нахмуренный взгляд. – И перестаньте разговаривать со мной так, будто мне все еще двенадцать.

– Дело не в этом, – объяснил я. – Просто я пьян.

– Правда?

Я покачал головой.

– Что касается тебя, то здесь все в порядке – ты просто была испорченным ребенком. Без остальных же я бы вполне обошелся.

– Что же с нами не так? – спросила она, причем не с тем выражением, с каким выдвигают аргумент в споре, а так, будто действительно хотела это знать.

– Разные вещи. Твои...

Харрисон Куинн открыл дверь и сказал:

– Ник, пошли поиграем в пинг-понг.

– Чуть позже.

Прихвати с собой малютку. – Он плотоядно посмотрел на Дороти и вышел.

Она сказала:

– Я полагаю, вы не знаете Йоргенсена.

– Я знаю некоего Нельса Йоргенсена.

– Везет же некоторым. Нашего зовут Кристиан. Он просто милашка. Это в мамином духе – развестись с сумасшедшим и выйти замуж за жиголо. – На глаза ее навернулись слезы. Она всхлипнула и спросила:

– Что мне делать, Ник? – У нее был голос испуганного ребенка. Я обнял ее за плечи и понес какую-то бессмыслицу, звучавшую, как я надеялся, утешительно. Она плакала у меня на груди. Подле кровати зазвонил телефон. Из соседней комнаты доносились звуки передававшегося по радио модного шлягера «Вознесись и сияй». Стакан мой был пуст. Я сказал:

– Уйди от них.

Она опять всхлипнула.

– От тебя не уйдешь.

– Наверное, я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Пожалуйста, не издевайтесь надо мной, – смиренно попросила она.

Нора, вошедшая, чтобы снять трубку телефона, вопросительно посмотрела на меня. Я скорчил ей гримасу поверх головы Дороти.

Когда Нора сказала «алло» в телефонную трубку, девушка быстро от меня отпрянула и покраснела.

– Я... Простите меня, – заикаясь, выдавила она из себя, – я не хотела...

Нора сочувственно улыбнулась ей. Я же сказал:

– Не валяй дурака.

Девушка вытащила носовой платок и принялась вытирать им глаза.

Нора говорила по телефону:

– Да... Я посмотрю, дома ли он. Простите, а кто его спрашивает? – Она зажала рукой трубку и сообщила мне: – Это человек по имени Норман. Ты хочешь с ним говорить?

Я сказал, что не знаю и взял трубку.

– Алло.

Грубоватый мужской голос произнес:

– Мистер Чарльз?.. Мистер Чарльз, насколько я понимаю, вы были раньше связаны с Транс-Американским детективным агентством.

– Кто это? – спросил я.

– Мое имя Альберт Норман, мистер Чарльз, и оно, вероятно, ни о чем вам не говорит, но я хотел бы сделать одно предложение. Уверен, что вы не...

– Какого рода предложение?

– Я не могу обсуждать его по телефону, однако, если бы вы уделили мне полчаса вашего времени, смею вас заверить, что...

– Извините, – сказал я, – но я чертовски занят и...

– Но, мистер Чарльз, дело... – В этот момент в трубке раздался громкий звук: его можно было принять и за выстрел, и за стук упавшего тяжелого предмета или же за какой-либо иной громкий резкий звук. Я несколько раз произнес «алло» и, не получив ответа, повесил трубку.

Нора уже усадила Дороти перед зеркалом и при помощи пудры и губной помады приводила ее в порядок.

– Какой-то страховой агент, – сказал я и пошел в гостиную чего-нибудь выпить.

За это время пришло еще несколько человек. Я поговорил с ними. Харрисон Куинн встал с дивана, на котором он сидел с Марго Иннес, и сказал:

– Теперь – пинг-понг.

Аста подпрыгнула и толкнула меня передними лапами в живот. Я выключил радио и налил себе коктейль. Мужчина, имя которого я не уловил, вещал:

– Вот наступит революция, и всех нас поставят к стенке в первую же очередь. – Похоже, эта мысль ему нравилась.

Куинн подошел ко мне, чтобы вновь наполнить свой стакан. Он бросил взгляд на дверь спальни.

– Где ты нашел эту маленькую блондиночку?

– Когда-то я качал ее на своем колене.

– На котором? – спросил он. – Можно я его потрогаю?

Из спальни вышли Нора и Дороти. Я увидел на радиоприемнике вечернюю газету и взял ее в руки. Заголовки гласили:

Нора, стоя у меня за спиной, тихо сказала:

– Я пригласила ее поужинать с нами. Будь ласков с ребенком, – (Норе было двадцать шесть), – она ужасно расстроена.

– Как скажешь. – Я обернулся. В другом конце комнаты Дороти смеялась над тем, что рассказывал ей Куинн. – Но учти: ты суешь свой нос в чужие проблемы и потому не жди, что я поцелую то место, где тебе сделают больно.

– Хорошо, не буду. Милый мой дурачок, не надо читать это здесь. – Она отняла у меня газету и засунула ее за радиоприемник.