XVI

– Прежде всего, – сказал Гилд, когда мы вышли из его кабинета, – заглянем к мистеру Нанхейму. Он должен быть дома: я наказал ему никуда не отлучаться, пока сам не позвоню.

Квартира мистера Нанхейма находилась на четвертом этаже мрачного, пропитанного сыростью и запахами здания, в котором отчетливо раздавались, доносившиеся с Шестой авеню звуки. Гилд постучал в дверь.

В квартире послышались торопливые шаги, и кто-то спросил:

– Кто там? – Голос принадлежал мужчине и звучал гнусаво и слегка раздраженно.

Гилд ответил:

– Джон.

Дверь торопливо распахнул маленький, болезненного вида мужчина лет тридцати пяти-тридцати шести, одеяние которого составляли только майка, синие трусы и черные шелковые носки.

– Я не ждал вас, лейтенант, – заныл он. – Ведь вы сказали, что позвоните. – Казалось, он был напуган. У него были маленькие, темные, близко посаженные глаза и широкий рот с тонкими, нервными губами. Нос был необычайно мягким – длинный, обвислый, он, казалось, не имеет костей.

Гилд коснулся рукой моего локтя, и мы вошли. Через открытую дверь слева виднелась неприбранная постель. Комната, в которой мы оказались, представляла собой убогую, грязную, заваленную одеждой, газетами и грязной посудой гостиную. В нише с правой стороны находились раковина и плита. Между ними стояла девица, державшая в руке небольшую сковороду. Это была широкая, пышнотелая рыжая женщина лет приблизительно двадцати восьми, приятной, но довольно вульгарной и неряшливой наружности. Она была одета в помятое розовое кимоно и поношенные розовые домашние туфли со сбившимися бантами. Угрюмо она наблюдала за нами.

Гилд не представил меня Нанхейму и не обратил ни малейшего внимания на женщину.

– Садитесь, – сказал полицейский и отодвинул в сторону валявшуюся на краю дивана одежду.

Я чуть сдвинул, лежавшую в кресле-качалке газету, и сел. Поскольку Гилд не снял шляпу, я поступил так же.

Нанхейм подошел к столу, где стояли более чем наполовину опустошенная пинтовая бутылка виски и пара стаканов, и сказал:

– Глотнете?

Гилд скорчил гримасу.

– Только не этой блевотины. С чего это ты сказал мне, будто знал дамочку Вулф всего лишь в лицо?

– Так оно и было, лейтенант, это правда. – Дважды он искоса бросал на меня взгляд и тут же отводил его в сторону. – Может, как-нибудь при встрече я и поздоровался с ней или спросил, как дела, или же еще что-нибудь в этом духе, но не более того. Это правда.

Женщина, стоявшая в нише, саркастически расхохоталась, однако лицо ее оставалось невеселым. Нанхейм резко повернулся к ней.

– Смотри мне, – сказал он срывающимся от ярости голосом, – попробуй вставить хоть слово, и я тебе зубы повышибаю.

Женщина размахнулась и швырнула ему в голову сковороду. Сковорода пролетела мимо и со звоном ударилась о стену. На стене, на полу и на мебели появились свежие пятна от яичного желтка и жира.

Он бросился на женщину. Чтобы поставить ему подножку, мне даже не пришлось подниматься с кресла. Он растянулся на полу. Женщина взяла в руки кухонный нож.

– Хватит, – проворчал Гилд. Он тоже не поднялся с места. – Мы пришли сюда вовсе не для того, чтобы посмотреть ваш базарный спектакль – нам надо с тобой поговорить. Вставай и веди себя прилично.

Нанхейм медленно поднялся на ноги.

– Она, когда пьяна, доводит меня до бешенства, – сказал он. – Сегодня она весь день мотает мне нервы. – Он подвигал правой рукой. – Кажется, я вывихнул запястье.

Женщина, ни на кого не взглянув, прошла мимо нас, зашла в спальню и хлопнула дверью.

– Может, если бы ты бросил увиваться за другими женщинами, у тебя было бы поменьше неприятностей с этой, – сказал Гилд.

– Кого вы имеете в виду, лейтенант? – На лице у Нанхейма было написано невинное удивление и, пожалуй, даже обида.

– Джулию Вулф.

Теперь на болезненном лице маленького человечка было написано возмущение.

– Это ложь, лейтенант. Любой, кто скажет, будто я хоть раз...

Гилд прервал его, обратившись ко мне:

– Если хотите ткнуть ему в рожу, я не стану вас отговаривать на основании того, что у него повреждена рука: он даже не сможет вам как следует ответить.

Вытянув вперед обе руки, Нанхейм повернулся ко мне.

– Я не хотел сказать, что вы лжете. Я просто имел в виду, что, может быть, кто-то ошибся, когда...

Гилд вновь перебил его:

– Разве ты бы не переспал с ней, если бы такой шанс представился?

Нанхейм облизнул нижнюю губу и с опаской посмотрел на дверь спальни.

– Вообще-то, – медленно произнес он предусмотрительно тихим голосом, – она, конечно, была классной штучкой. Думаю, я не отказался бы.

– Но ты никогда не пытался снять ее?

С минуту Нанхейм колебался, затем передернул плечами и сказал:

– Вы же знаете, как это бывает. Когда крутишься то здесь, то там, пытаешься воспользоваться почти любой подвернувшейся возможностью.

Гилд недовольно посмотрел на него.

– Напрасно ты не сказал мне об этом с самого начала. Где ты был в тот день, когда ее убрали?

Маленький человечек подскочил, словно его укололи булавкой.

– Боже милостивый, лейтенант, неужели вы думаете, что я имею к этому делу какое-то отношение? С чего это мне понадобилось бы убивать ее?

– Где ты был?

Тонкие губы Нанхейма нервно подергивались.

– Какой был день, когда ее?..

Он оборвал фразу, так как дверь в спальню открылась.

Из спальни, держа в руке чемодан, вышла пышнотелая женщина. Она была полностью одета для выхода на улицу.

– Мириам, – сказал Нанхейм.

Она посмотрела на него мутным взглядом и сказала:

– Терпеть не могу подлецов, но если бы я их любила, я бы терпеть не могла подлецов-стукачей, а если бы даже я и любила подлецов-стукачей, то тебя все равно бы терпеть не могла. – Она повернулась к входной двери.

Гилд, поймав Нанхейма за руку, чтобы не дать ему броситься вслед за женщиной, повторил:

– Где ты был?

Нанхейм крикнул:

– Мириам! Не уходи. Я исправлюсь, я сделаю все, что угодно. Не уходи, Мириам.

Она вышла и захлопнула дверь.

– Пустите меня, – умолял Нанхейм Гилда. – Пустите, я приведу ее назад. Я жить без нее не могу. Я только приведу ее назад и расскажу вам все, что захотите. Пустите, я должен ее вернуть.

Гилд сказал:

– Чушь. Садись. – Он подтолкнул маленького человечка к стулу. – Мы пришли сюда не затем, чтобы смотреть, как вы с этой бабой танцуете ритуальные танцы. Где ты был в тот день, когда убили секретаршу?

Нанхейм закрыл лицо руками и зарыдал.

– Если будешь и дальше прикидываться, – сказал Гилд, – Я тебе таких тумаков наваляю...

Я плеснул в стакан немного виски и протянул его Нанхейму.

– Спасибо вам, сэр, спасибо. – Он выпил виски, закашлялся и, вытащив грязный носовой платок, принялся вытирать им лицо. – Я не могу так сразу вспомнить, лейтенант, – заныл он. – Может, я был в заведении Чарли, а может, и здесь. Мириам наверняка вспомнит, если вы позволите мне вернуть ее.

Гилд сказал:

– К черту Мириам. Как тебе нравится идея попасть в кутузку за то, что не можешь вспомнить?

– Дайте мне одну минуту, я вспомню. Я не прикидываюсь, лейтенант. Вы же знаете, я всегда выкладываю вам все до последнего. Сейчас мне просто плохо. Посмотрите на мое запястье. – Он протянул правую руку и показал нам запястье, которое начало опухать. – Погодите одну минуту. – Он опять закрыл лицо руками.

Гилд подмигнул мне, и мы принялись ждать момента, когда память маленького человечка вновь заработает.

Неожиданно Нанхейм отнял руки от лица и громко засмеялся.

– Черт возьми! Поделом мне было бы, если бы вы меня зацапали! В тот день я был... Погодите, я вам покажу. – Он направился в спальню.

Через несколько минут Гилд позвал:

– Эй, мы не собираемся торчать тут до утра. Давай поскорее.

Ответа не было.

Когда мы вошли в спальню, она оказалась пуста, а открыв дверь в ванную, мы обнаружили, что и ванная тоже пуста. Окно в ванной было отворено, за ним виднелась пожарная лестница.

Я ничего не сказал и постарался не выразить своим видом то, что думаю.

Гилд сдвинул шляпу со лба чуть назад, сказал:

– Зря он это сделал, – и направился к телефону в гостиной.

Пока он звонил, я покопался в тумбочках и шкафах, ничего не нашел. Искал я не слишком тщательно и оставил это занятие, как только Гилд привел полицейскую машину в действие.

– Надеюсь, мы быстро его найдем, – сказал он. – У меня есть новости. Мы установили, что Йоргенсен и Розуотер – одно и то же лицо.

– А как вы это установили?

– Я послал человека побеседовать с той девушкой, которая подтвердила его алиби, с Ольгой Фентон, и он, в конце концов, вытянул из нее эту информацию. Правда, он говорит, что относительно алиби ему ничего не удалось добиться. Я поеду к ней и попытаюсь расколоть ее сам. Хотите составить компанию?

Я посмотрел на часы и сказал:

– Я бы с удовольствием, но уже поздно. Розуотера еще не задержали?

– Приказ уже отдан. – Он задумчиво посмотрел на меня. – И уж теперь-то мы заставим его говорить!

Я ухмыльнулся.

– А теперь что вы думаете по поводу того, кто ее убил?

– Я спокоен, – сказал он. – Дайте мне достаточно фактов, с помощью которых можно будет кое-кого поприжать, и я быстренько предъявлю вам того, кто это сделал.

На улице он пообещал держать меня в курсе событий, мы пожали друг другу руки и расстались. Через несколько секунд он догнал меня и попросил передать привет Норе.