Глава I
Сюй Саньгуань работал на шелковой фабрике – развозил ткачихам коконы шелкопряда. В тот день он пошел в деревню проведать дедушку. Дедушка был уже старенький и почти слепой. Он не видел, кто стоит в дверях, и подозвал Сюй Саньгуаня поближе. Посмотрел на него, посмотрел и спросил:
– Сынок, где твое лицо?
Сюй Саньгуань ответил:
– Дедушка, я тебе не сынок, а внук. Вот мое лицо…
Сюй Саньгуань взял дедушкину руку, поднес ее к своему лицу и тут же вернул на место. Ладонь у дедушки была, как наждак у них на фабрике.
Дедушка спросил:
– Почему твой отец меня не навещает?
– Мой отец давно умер.
Дедушка покивал. Изо рта у него потекла слюна. Он всосал сколько мог обратно и спросил:
– Сынок, ты крепкий?
– Крепкий. Дедушка, я тебе не сынок…
– Сынок, ты продаешь кровь?
– Никогда я кровь не продавал.
– Не продаешь кровь, а говоришь, что крепкий? Сынок, ты меня обманываешь.
– Дедушка, ты что такое говоришь? Непонятно. Ты из ума выжил?
Дедушка помотал головой.
– Дедушка, я тебе не сынок, а внук.
– Сынок, твой отец меня не слушал, приглядел себе в городе какую-то хризантему…
– Золотую Хризантему, это моя мать.
– Твой отец мне сказал, что он вошел в возраст и хочет пойти в город и жениться на этой хризантеме. Я говорю, твои старшие братья еще не женились. Брать жену старшему при холостом младшем – так у нас не делают…
* * *
Сюй Саньгуань сидел на крыше у Четвертого дяди и смотрел во все стороны. Вдалеке из полей вырастало багровое небо. Оно поднималось все выше и окрашивало дальние поля своим цветом: и хлеба красные, будто помидоры, и река, и дорога, и деревья, и хижины, и пруд, и вьющийся дым из труб – все стало багровым.
Внизу дядя Сюй Саньгуаня удобрял бахчу. Мимо прошли две женщины, старая и молодая. Дядя сказал:
– Гуйхуа все больше похожа на мать.
Молодая женщина улыбнулась, а старая увидела на крыше Сюй Саньгуаня и спросила:
– У тебя на крыше человек, это кто?
Дядя ответил:
– Сын моего Третьего брата.
Все трое подняли головы и посмотрели на Сюй Саньгуаня, а он, заулыбавшись, на девушку Гуйхуа, которая засмущалась и потупила взор. Старуха сказала:
– Ну вылитый отец.
Дядя спросил:
– Через месяц выдаете Гуйхуа?
Старуха покачала головой:
– Нет, отложили.
– Отложили? – Дядя бросил навозный черпак на землю.
Старуха понизила голос:
– Жених надорвался. Может съесть только плошку риса. Даже наша Гуйхуа съедает две…
Дядя тоже понизил голос:
– Когда же он надорвался?
– Не знаю. Я сначала услыхала, что он год не ходил кровь продавать. Тут-то у меня и заныло сердце-вещун. Думаю: уж не заболел ли. Позвала на обед. Съел бы две миски – мне бы чуть полегчало. Съел бы три – отдала бы ему мою Гуйхуа… А он съел одну, я даю ему добавку, а он и говорит – наелся, больше не хочу… Здоровый мужик отказывается от еды – значит, надорвался…
Дядя выслушал и кивнул:
– Хорошая ты мать.
– А как же.
Женщины подняли глаза на Сюй Саньгуаня. Он все улыбался девушке. Старуха сказала:
– Ну вылитый отец.
И они пошли дальше. У них были большие задницы. Сюй Саньгуань смотрел на них сверху и не мог разобрать, где у них кончаются ноги и начинаются задницы. Когда они ушли, Сюй Саньгуань стал смотреть на дядю, который все удобрял поле. Темнело, дядина фигура растворялась в темноте. Сюй Саньгуань спросил:
– Тебе еще долго?
– Скоро уже.
– Дядя, у меня вопрос.
– Говори.
– А что, кто кровь не продает, тот больной?
– Да. Слышал, что говорила мать Гуйхуа? В наших местах, если кровь не сдаешь, никто за тебя не пойдет…
– Откуда такие порядки?
– Откуда не знаю, но только все крепкие парни ходят сдавать кровь. За один раз можно заработать тридцать пять юаней. Как полгода работы в поле. У человека кровь, что вода в колодце: сколько ни доставай, ее все столько же…
– Дядя, если все, как ты говоришь, это просто золотая жила!
– Зависит от здоровья. Если не потянешь, можно и помереть. Когда сдаешь кровь, в больнице сначала проверяют – берут в трубочку кровь. Если здоров – покупают у тебя кровь…
– Дядя, а мне можно сдавать кровь?
Дядя задрал голову и посмотрел на племянника. Сын Третьего брата сидел на крыше с засученными рукавами и улыбался. Дядя оценил его крепкие плечи и сказал:
– Тебе можно.
Сюй Саньгуань радостно засмеялся. Потом кое-что вспомнил, наклонился и спросил дядю:
– Дядя, у меня еще вопрос.
– Валяй.
– Ты говоришь, в больнице сначала берут кровь в трубочку?
– Да.
– А за нее платят?
– Нет. Это подарок больнице.
* * *
Они шли по дороге втроем. Старшему было за тридцать, младшему девятнадцать. Сюй Саньгуань был средним по старшинству и шел посередине. Он спросил попутчиков:
– Вы зачем тащите арбузы? Когда продадите кровь, пойдете арбузы продавать? Раз-два-три-четыре-пять-шесть арбузов. А надо было взять пятьдесят кило. Или сто. А плошки зачем? Чтобы покупатели туда деньги бросали? Почему не взяли еды? Чем обедать будете?..
– Когда кровь продают, обеда с собой не берут, – объяснил девятнадцатилетний Гэньлун. – Идут в ресторан, заказывают жареной печенки, рисового вина…
Старшего звали А-Фаном. Он добавил:
– Свиная печенка наполняет кровь, вино – оживляет…
Сюй Саньгуань спросил:
– Вы говорите, за раз можно продать четыреста кубиков крови, это сколько?
А-Фан вынул из кармана плошку:
– Видишь плошку?
– Вижу.
– Две таких.
– Две? – У Сюй Саньгуаня перехватило дух. – Говорят, из плошки риса получается только две-три капельки крови. Сколько же надо съесть риса, чтобы вышло две плошки крови?
А-Фан и Гэньлун рассмеялись. А-Фан сказал:
– Есть один рис бесполезно, надо есть печенку и пить рисовое вино.
– Сюй Саньгуань, – продолжил Гэньлун, – ты спрашивал, почему у нас так мало арбузов. Они не на продажу. Это подарок…
А-Фан перебил:
– Кровяному старосте Ли.
– А кто это? – спросил Сюй Саньгуань.
Они подошли к деревянному мосту через речку. Речка то расширялась, то опять сужалась. Речные заросли поднимались вверх по берегам и залезали на рисовые поля. А-Фан остановился и сказал Гэньлуну:
– Гэньлун, пора пить.
Гэньлун положил коромысло с арбузами и закричал:
– Пить!
Они вынули из карманов плошки, спустились по склону к реке. Сюй Саньгуань смотрел, перегнувшись через перила, как они опустили плошки в воду, поводили ими туда-сюда, чтобы вытряхнуть водоросли, и, булькая, стали пить. Они выпили четыре-пять плошек. Сюй Саньгуань спросил сверху:
– Вы на завтрак много соленого съели?
А-Фан снизу ответил:
– Мы не завтракали, только выпили несколько плошек воды, сейчас еще несколько, в городе еще несколько плошек выпьем. Надо пить, пока живот не надуется, зубы не заноют. Если выпить много, то и крови много будет, вода перейдет в кровь…
– Но тогда кровь будет разведенной?
– Конечно, зато ее будет больше.
– Понял, зачем вы носите плошки. – Сюй Саньгуань спустился по речному склону. – Одолжите плошечку, я тоже попью.
Гэньлун протянул свою плошку:
– Бери мою.
Сюй Саньгуань взял у него плошку и наклонился к воде.
А-Фан посоветовал:
– Вверху вода грязная, на дне тоже, пей из середины.
Попив из реки, они пошли дальше. Теперь А-Фан и Гэньлун вместе несли на коромысле арбузы, а Сюй Саньгуань шел сбоку и слышал, как скрипит их коромысло. Он предложил:
– Вы всю дорогу их тащите, давайте помогу.
Гэньлун сказал:
– Поменяйся с А-Фаном.
А-Фан сказал:
– Тут арбузов всего-то ничего. Когда я их ношу в город продавать, каждый раз тащу сто кило.
Сюй Саньгуань спросил:
– А кто такой кровяной староста Ли?
– Это лысый мужик, которому мы продаем кровь. Скоро ты с ним познакомишься, – ответил Гэньлун.
А-Фан продолжил:
– Это как деревенский староста. Он решает, кому можно продать кровь, кому нет.
– Вот почему вы его зовете кровяным старостой.
А-Фан сказал:
– Иногда многие хотят продать кровь, а больных, которым она нужна, мало. Тогда кровь продают те, кто дружит со старостой Ли. А что значит дружить? Староста Ли говорит: «Вы не вспоминайте обо мне, только когда вам кровь надо сдавать. Вы меня иногда просто так вспоминайте». А что значит просто так вспоминать?
А-Фан показал на арбузы:
– Вот что.
– Кое-кто еще о нем иногда вспоминает, – сказал Гэньлун. – Одна девка по имени Ин.
И они с А-Фаном захихикали. А-Фан сказал Сюй Саньгуаню:
– Они со старостой Ли дружат под одеялом. Если сдает кровь она, все остальные ждут в сторонке. А кто ее обидит, у того староста Ли не возьмет кровь, даже если это кровь бессмертного.
С такими разговорами они дошли до города. Здесь их повел Сюй Саньгуань, потому что как местный лучше знал дорогу. Они сказали, что должны еще попить. Сюй Саньгуань предупредил:
– В городе нельзя пить откуда попало, тут вода грязная. Я отведу вас к колодцу.
Когда они петляли по переулкам, Сюй Саньгуань сказал:
– Я уже не могу терпеть, пописаем тут в уголке.
Гэнь Лун ответил:
– Нельзя, вся вода, что ты выпил, выльется, и крови станет меньше.
А-Фан сказал Сюй Саньгуаню:
– Мы выпили на несколько плошек больше, чем ты, а терпим.
Потом объяснил Гэньлуну:
– У него маленький пузырь.
Сюй Саньгуань скривился от боли в животе и, еле переваливаясь, спросил:
– А от этого можно умереть?
– Ты о чем?
– Я могу от этого умереть? Если живот лопнет?
– У тебя зубы ноют? – спросил А-Фан.
– Сейчас попробую языком. Нет, зубы пока не ноют.
– Тогда не бойся, не лопнет.
Сюй Саньгуань довел их до колодца перед больницей, под большим деревом. Стенки колодца поросли мхом. Рядом стояло деревянное ведро с аккуратно свернутой конопляной веревкой, конец которой немного свешивался внутрь ведра. Когда ведро бросили в колодец, оно плюхнулось в воду со звуком пощечины. А-Фан с Гэньлуном выпили по две плошки колодезной воды, а Сюй Саньгуань выпил одну, зачерпнул еще, сделал два глотка, вылил остаток обратно в ведро и сказал:
– У меня маленький пузырь.
Они зашли в процедурную осторожно, мелкими шажками, красные от напряжения, будто вот-вот родят. А-Фан и Гэньлун к тому же несли арбузы и шли еще медленнее. Они придерживали веревки на коромыслах, чтобы груз не качался. Но больничный коридор был слишком узкий, коромысла то и дело задевали стенки, и тогда внутри у А-Фана и Гэньлуна начинала переливаться вода. Они ждали с перекошенными ртами, пока коромысла перестанут качаться, и только тогда шли дальше.
Староста Ли сидел за столом, положив ноги на выдвинутый ящик. Ширинка у него была расстегнута, вернее, пуговицы на ней вообще отсутствовали. Наружу выглядывали трусы в яркий цветочек. Больше в процедурной никого не было. Сюй Саньгуань подумал: «Так это и есть кровяной староста Ли. Тот самый лысый Ли, что покупает у нас на фабрике куколки себе на обед».
Взглянув на коромысла с арбузами, староста Ли сладко улыбнулся, поставил ноги на пол и сказал:
– Кого я вижу! Проходите, проходите!
Потом заметил Сюй Саньгуаня и сказал А-Фану и Гэньлуну:
– Этого я, кажется, тоже видел.
А-Фан сказал:
– Он из города.
– Вот оно что, – сказал староста Ли.
Сюй Саньгуань сказал:
– Вы часто покупаете у нас куколки шелкопряда.
– Ты с фабрики?
– Да.
– Ах вот где я тебя видел. Тоже пришел кровь сдавать?
А-Фан сказал:
– Мы принесли вам арбузы, прямо с грядки.
Староста Ли оторвал задницу от стула, осмотрел арбузы и сказал:
– Большие. Поставьте-ка в угол.
А-Фан и Гэньлун несколько раз нагибались, чтобы положить арбузы в угол, но ни одна из попыток не удалась: они только еще сильнее раскраснелись и запыхались. Староста Ли перестал улыбаться.
– Вы сколько выпили воды?
А-Фан сказал:
– Всего три плошки.
Гэньлун поправил:
– Он выпил три, а я четыре.
– Не врите, – сказал староста Ли и строго на них посмотрел. – Думаете, я не знаю, какие у вас пузыри? Больше чем матка у беременной. Хорошо, если выпили только десять.
А-Фан и Гэньлун застенчиво захихикали. Староста Ли махнул рукой и сказал:
– Ладно уж, у вас хоть совесть есть, не забываете меня. Так и быть, разрешу вам сегодня сдать кровь, но последний раз прощаю!
Затем он посмотрел на Сюй Саньгуаня и велел ему:
– Подойди.
Сюй Саньгуань подошел, и староста Ли сказал:
– Опусти-ка голову.
Он оттянул Сюй Саньгуаню веки и продолжил:
– Посмотрим, нет ли у тебя желтухи… Нет. Высуни язык, посмотрим, что с кишками… Кишки здоровые. Ладно, можешь сдавать кровь. Вообще-то положено сначала взять кровь на анализ, но раз ты друг А-Фана и Гэньлуна, обойдемся без этого. Мой подарок в день знакомства…
Сдав кровь, они заковыляли в больничный туалет. Шествие замыкал Сюй Саньгуань. Шли молча, с перекошенными ртами, уставившись в пол, чувствуя, что одно неверное движение – и у них лопнут животы.
В туалете они выстроились перед стенкой и, едва пустили струю, у них заныли зубы. Челюсти их сами собой заклацали, заглушая звук струи.
Затем они направились в ресторан «Победа», возведенный почти под самым каменным мостом. Сорняки, свисавшие с крыши этого заведения, делали его похожим на бровастое лицо. Окна и дверь ресторана образовывали единое целое, чисто символически разделенное двумя деревянными рейками. Приятели зашли через отверстие, которое, видимо, считалось окном, и сели за столик поблизости. Мимо них по реке проплыла ботва с кухни.
А-Фан крикнул официанту:
– Тарелку жареной печенки, два ляна вина, вино подогрей!
Гэньлун тоже крикнул:
– Тарелку жареной печенки, два ляна вина, и мне подогрей!
Сюй Саньгуаню понравилось, как внушительно они кричат и стучат по столу, он тоже стукнул по столу и крикнул:
– Тарелку жареной печенки, два ляна вина… вино подогрей!
Вскоре подали три тарелки печенки и три стопки вина. Сюй Саньгуань принялся было за печенку, но увидел, что А-Фан и Гэньлун начинают с вина. Они подняли стопки, зажмурились, пригубили, после чего изо ртов у них одновременно вырвалось тихое сипение, а лица блаженно разгладились.
– Хорошо пошло, – довольно выдохнул А-Фан.
Сюй Саньгуань положил палочки и глотнул вина. По его телу разлилось приятное тепло, а изо рта тоже само собой засипело. А-Фан и Гэньлун засмеялись.
А-Фан спросил его:
– У тебя кружится голова?
– Голова не кружится, но сил нет. Когда шел сюда, ноги подкашивались.
А-Фан сказал:
– Потому что ты продал силу. Мы продаем силу. То, что вы в городе называете кровью, мы в деревне называем силой. Есть два вида силы, одна от крови, другая от мяса. Сила от крови гораздо дороже.
– Какая сила идет от крови, а какая от мяса? – спросил Сюй Саньгуань.
– Когда ты залезаешь на кровать, берешь плошку, проходишь тридцать шагов от моего дома до двора Гэньлуна, когда не надо напрягаться, это все сила от мяса. А если работаешь в поле или несешь в город сто цзиней на коромысле, напрягаешься, это сила от крови.
Сюй Саньгуань кивнул:
– Понял, эта сила – как деньги в кармане: сначала тратишь, потом зарабатываешь.
А-Фан сказал Гэньлуну:
– Городские быстро соображают.
Сюй Саньгуань еще спросил:
– Вы каждый день работаете в поле, да еще продаете силу в больницу. У вас силы больше, чем у меня.
Гэньлун сказал:
– Не в этом дело. Просто мы ее меньше бережем, чем вы в городе. Чтобы жениться или дом построить, нужно сдавать кровь. А если только в поле работать, хватит разве что на плошку риса.
А-Фан сказал:
– Гэньлун правильно объясняет. Я сейчас как раз коплю на дом. Сдам еще два раза, и можно будет строить. А Гэньлуну нравится Гуйхуа из нашей деревни. Они сначала с другим женихом договорились, но потом передумали. Вот она Гэньлуну и приглянулась.
Сюй Саньгуань сказал:
– Я видел эту Гуйхуа. Она очень задастая. Гэньлун, тебе нравятся большие задницы?
Гэньлун смущенно засмеялся. А-Фан заметил:
– Женщины с большими задницами устойчивые. В кровати на них надежно, как на большой лодке.
Сюй Саньгуань тоже захихикал. А-Фан спросил его:
– Сюй Саньгуань, ты решил, на что потратишь деньги?
– Нет пока. Я сегодня понял, что значит зарабатывать кровью и по́том. На фабрике я зарабатываю по́том, а сегодня заработал кровью. Эти деньги надо тратить с умом. Я их израсходую на что-нибудь важное.
Тут Гэньлун сказал:
– Видели, как у старосты Ли из ширинки торчали трусы в цветочек?
А-Фан рассмеялся. Гэньлун продолжил:
– Может, это трусы той девки Ин?
– Видать, перепутали, когда вставали с кровати, – предположил А-Фан.
– Хорошо бы проверить, надела она трусы старосты Ли или нет, – ухмыльнулся Гэньлун.
