Глава седьмая

– Два года каторги! Вот чего мне стоило твое бегство! – рослый пожилой мужчина, внешне сильно походивший на нашего попутчика, стоял в дверях и не желал пускать родственника на порог.

– Если бы я не сбежал, то в ереси обвинили всю семью, – Кованый попытался положить руку на плечо брата. – Боги наказали меня, лишив на многие годы родных и дома. Во мне недуг коварный, боюсь, отправлюсь к предкам в любой момент… прошу, если не хочешь пустить в дом, то во славу Богов, отсыпь хотя бы праха отца, иначе, не будет мне покоя и не примут меня боги.

– Ладно, – тяжело вздохнул брат Кованного, – проходи, простил я тебя давно, а вот увидел и не знаю, гневаться или радоваться, проходи уже, все же не чужие… а это кто?

– С севера они, встречи с князем ищут.

– С князем, – хмыкнул хозяин дома, приглашая всех войти, – ну хорошо, пусть проходят. А чем это смердит так?

– Трофей у них, который князю предъявить надобно, положить бы его куда, где попрохладнее.

Недовольно хмыкнув еще раз, брат Кованого поманил меня рукой, а затем показал на лаз на крышу.

– Полезай и туда положи, нечего мне по дому смрад разводить.

Дом у ремесленника на первый взгляд был небогатый, все скромно и без излишеств, только количество медной посуды выдавало достаток и положение в посаде. Первый этаж дома занимала скорняжная мастерская и собственно лавка, второй этаж единолично занимал мастер Демьяр, так представился брат Кованого. С первого на второй этаж вела широкая деревянная лестница, из мастерской доносился сильный запах кожи и каких-то смол. Демьяр накрыл нам с Дариной отдельно небольшой столик в гостиной, у окошка, выходящего на узкий и темный переулок, ночевать было предложено там же на широкой лавке. Сами братья уединились на кухне и тихо о чем-то беседовали.

– К князю один завтра пойду, – прошептал я, когда братья разошлись по комнатам, и из каждой теперь слышался размеренный храп.

Мы тоже расположились на лавке рядом с каменным камином у дальней стены гостиной. Дрова уже давно прогорели, однако тепло хорошо держится, а угли еще тлеют и мерцают красным.

– Это почему? – Дарина приподнялась на локте.

– Потому-то это может быть опасно. Помнишь указ княжеский – «не чинить препятствий иноземцам», передразнил я того дружинника у моста.

– Так зачем тогда идти к князю? Давай тогда уж в хартские земли подадимся?

– Хочу услышать ответы на непонятные для меня вопросы. Да и с Чернавой непонятно что случилось. А нет у нее, ну… подруг, может, таких же, как она?

– Есть! – снова поднялась на локте Дарина, – да, икербская женщина, она должно быть теперь старая совсем, я ее видела два раза всего. Один раз, когда еще маленькая была, а четыре лета назад она снова была в доме у тетушки.

– Тоже колдунья?

– Да, она у тетушки от хранителей пряталась, несколько дней жила, а потом на восток, к Желтым горам подалась.

– Ладно, сначала к князю, а потом решим… по ситуации.

– Как? Опять ты словами твоего мира говоришь.

– Спи, до утра совсем немного осталось, – погладил я Дарину по щеке и сам закрыл глаза, провалившись в сон.

Разбудили нас монотонные звуки с первого этажа, там вовсю кипела работа, что-то скоблилось, мялось, крутилось, запах кожи стал еще сильнее. Я открыл глаза и обнаружил Дарину, сидящую у окошка и разглядывающую переулок, она уже была одета, волосы заплетены в тугую косу, в которой появилась вплетенная черная лента.

– Давно рассвело? – спросил я, опустив ноги на холодные доски пола.

За стеной несколько раз ударил колокол, словно отвечая на мой вопрос.

– Понятно, ворота старого города открыли, – сказал я, натягивая сапоги.

Чуть больше двадцати лет скитаний и нужды наложили определенный отпечаток на характер молодого князя, теперь, ощутив власть и богатство, что-то надломилось внутри… он стал бояться ее, то есть власть, потерять, окружил себя советниками, а добрый десяток дюжих рубак-охранителей неотступно следуют за ним везде.

Весть о том, что иноземный кортеж достиг форта, прибыла в городище с запыхавшимся посыльным под утро, князя будить не стали. Распорядитель Ицкан, что появился при князе сразу после его вхождения во власть, приказал разместить иноземцев в форту, а князю о гостях доложил лично, как только на башне в первый раз ударил колокол.

– Иноземцы прибыли, Светлый князь, – Ицкан стоял над княжеским ложем с комплектом праздничного одеяния.

– Когда? – молодой князь сел в большой кровати, протирая глаза. – Где они?

– В форту…

– Прикажи сопроводить их в городище и прикажи готовить праздничный завтрак.

– Я бы не спешил, и сначала выяснил, какие вкусы у гостей.

– Да, да… ты прав, – принимая одежды от распорядителя, ответил князь, – а княгиня, или как ее там…

– Императрица Скади…

– Да! Как она?

– Не знаю, светлейший князь, но судя по той болтовне, что идет в форту, она недурна статью и лицом красива.

Пока кортеж иноземцев двигался от форта к городищу, в большом зале приемов накрыли столы. Лучшие княжеские охотники успели настрелять дичи, вино, хмельной мед были поданы к столу, вдоль которого прохаживался распорядитель Ицкан и то и дело подгонял слуг. Внимание Ицкана привлек размеренный стук подкованных сапог…

– Тарин, ты не жалеешь труд людей! Посмотри, что сделали твои сапоги с лаком.

– Куда прикажете сопроводить иноземцев? – пропустив мимо ушей замечание распорядителя, спросил воевода.

– Они все прибыли из форта?

– Нет, только княжна их, пара бабок из прислуги, да десяток охранителей. Остальные в форту.

– Хорошо, – распорядитель Ицкан закатил глаза, демонстрируя уже в который раз, какой невежда этот воевода. – Молодую императрицу… императрицу, Тарин! Проводи с прислугой в западную башню крепости. Там уже все приготовлено.

Тарин все это время смотрел на распорядителя как через стекло, т. е. только слушая и не замечая чуть горбатого, с ненормально большой головой бывшего судьи хранителей, а теперь распорядителя молодого князя. Получив указание, Тарин развернулся на пятке, задрав в очередной раз лак, и отправился исполнять приказание.

Последние пару месяцев служба Тарину совсем не в радость… Нет, и жалование, и положение очень даже, однако от того наследника, за которого и рядом с которым пришлось проливать кровь, теперь ничего не осталось. Клятва верности тяготила, отчего Тарин при каждом удобном случае топил тоску на дне кружки с хмельным медом. Выполняя приказ распорядителя, Тарин поручил старшему караула по крепости сопроводить иноземцев в башню, а сам реши зайти в зал приемов, где, как ему показалось, он заметил знакомое лицо.

– Вот оттаскал бы тебя за чуб, да под зад сапожищем! – расплываясь в улыбке в зал приемов, где я скучаю уже битый час, на пару со странным человеком на лавке по соседству, в противоположном углу зала.

– Тарин! – я тоже искренне обрадовался ему, – очень рад видеть тебя!

Мы обнялись, обменялись рукопожатиями и… пристально посмотрели друг другу в глаза. Тарин не тот человек, которого можно обмануть, сделав вид «ой, что-то в глаз попало».

– Что привело тебя, друг мой, Никити́н в такой ранний час к князю?

– Что-то происходит дружище… в княжестве, на его границах… и… Варас мертв.

– Варас? Как же так?

– Вот так, – я потянул Тарина за рукав к лавке и чуть приоткрыл источающую зловонием торбу, – это один из убийц Вараса.

Тарин, лишь взглянув внутрь, сразу же закрыл торбу, оглянулся на сидящего напротив странного мужика, лет под пятьдесят и почему-то в праздничной тунике хранителей.

– Ты вот это мне отдай… а я уж разберусь… Князю доложу, что ты к нему приехал… он тебя точно примет, но когда, не могу сказать… тут у нас, знаешь, сейчас все мудрено как-то, с этими иноземцами.

– Как отдай? – прошептал я, вцепившись в торбу, – а доказательства?

– Доказательства, что у тебя в руках голова иноземца, которые под защитой княжеской?

– А как же Варас?

– Забудь.

– Знаешь что! – я отпустил торбу и медленно, но сильно сгреб в руке ворот кафтана воеводы, – ты это Дарине скажи, чтоб она забыла, а я посмотрю…

– Гневайся, Никити́н, гневайся… только тихо, и чтобы не видел никто… – Тарин положил свою руку на мою, – нам многое сказать надо, только не знаю, веришь ли ты мне?

– Верю, Тарин, но и то, что происходит…

– Забудь! – Тарин сжал мою руку так, что кости захрустели. – И к князю я бы не ходил на твоем месте.

– Ты на своем, а я на своем месте…

– Тогда, дурень ты настырный, слушай… неважно, как сложится разговор твой с князем, и если ты вообще доживешь до полудня, то на закате я буду в ярмарочной таверне… поговорим, если позволят Боги…

Настроение Корена было словно мечущаяся птица, с одной стороны уверения императрицы в том, что орден Хранителей ожидает большое будущее, правда, с некими оговорками… С другой, гонения на орден Хранителей… но Ицкан, клоп библиотечный! Рядовой писарь суда Хранителей в прошлом, а теперь распорядитель князя, поди ж ты! Мысли путались, не позволяли сосредоточиться, еще эти двое напротив…

Что? Никити́н? – Корен даже не пошевелился, но нутро его, словного охотничья псина встало в стойку… Не было слышно, о чем говорят эти двое, но тот, который молодой, очень заинтересовал Корена, и имя… Никити́н!

Выслушав доклад воеводы, подпрыгивая от нетерпения, молодой князь желал поскорее приступить к завтраку.

– Ступай, Тарин, и обеспечь всех иноземных гостей, кто остался в форту, всем необходимым.

– Слушаюсь князь… Что сказать вашему оружейнику?

– Эм… Которому?

– Никити́н.

– Он здесь?

– Да, ждет приема.

– Скажи, что я обязательно его приму, и буду рад его видеть… но после завтрака.

– Хорошо, князь.

В покои вошел Ицкан, проводил взглядом выходящего Тарина и провозгласил:

– Все готово к завтраку, приглашать послов?

– Да, Ицкан, пусть занимают места.

– Слушаюсь.

Для Скади это было словно игра. Дикари, надо отдать им должное, старались, лезли из кожи вон, чтобы угодить. Но и без того все, по мнению молодой императрицы, было очень мило и даже интересно. Столица княжества, которое дикари называют Городищем, оказалась достаточно большим городом, насколько удалось разглядеть по пути из укрепленного форта в крепость, то есть в старое Городище. Вокруг древних стен обширная площадь, занятая лавками ремесленников, торговцев и просто домишками тех, кто кормит знать. Внутри же стен и каменные дома с новыми надстройками, и более приглядно одетые люди…

– Лет сто назад наша империя была такой же, – леди-наставница задернула штору окошка в фургоне.

– Тут совсем нет нищих, – Скади пересела к другому окну и отдернула штору, – в империи мы бы уже были окружены нищими и попрошайками.

– Как вам княжеский генерал, или как его тут называют – воевода?

– Черствый сухарь! Я еще расскажу князю, как он заставил нас передвигаться здесь практически без охраны.

– Похоже, приехали, – леди-наставница нахмурилась и потрогала рукой пояс, под которым был скрыт кошель с золотыми монетами. – Вы бы не очень доверялись этим дикарям.

– Я сама решу, – фыркнула Скади и вышла из фургона, где ее встречал воевода дикарей с десятком крепких воинов.

– Князь ждет тебя, – сказал воевода Тарин, когда один из охранителей, спешившись, подошел к фургону, открыл дверь и, подставив начищенные до блеска наручи, помог императрице спуститься, – иди за мной.