Введение

Разные люди проходят мимо нас: добрые и злые, хитрые и простодушные, красивые и не очень, худые и толстые — каких только нет среди них фигур и улыбок! И все спешат, наивные, не замечая того, что находится рядом. С некоторыми из них мы сталкиваемся, чтобы тут же разлететься в разные стороны, с другими задерживаемся на несколько дней или даже месяцев, а с кем-то берёмся за руки и начинаем бежать вместе, надеясь, что так будет легче добраться до горизонта…

Все мы проходимцы. Каждую минуту проходим мимо чего-то, думая, что самое важное ждёт нас там, вдали, куда мы спешим, не замечая, что теряем силы и оставляем без внимания, быть может, главное для нас. Мы бежим мимо встреч и разлук, мимо друзей и любимых, мимо надежды и мимо мечты. Двигаемся куда-то, всё убыстряя и убыстряя темп. И вот уже не просто бежим, а мчимся, несёмся что есть мочи, крутя педали или давя на газ, и не имеем смелости снять руку с коробки передач, чтобы остановиться..

Забывая о страховке, прыгаем из мчащихся автомобилей на палубы отплывающих пароходов и думаем, что совершили подвиг. Заскакиваем в уходящие поезда и ликуем, что успели ухватиться за грязные поручни вагона. Забегаем в последнюю минуту перед тем, как захлопнется дверь, в самолёты и торжествуем при мысли о полёте. Чего только не делаем в попытках подхлестнуть жизнь! Время тоже бежит вслед за нами, едва успевая приноравливаться к нескладному ритму, который мы задаём, когда чередуем мелкие шаги с крупными прыжками.

С разной скоростью мелькают перед нами города, события и лица: улочки переходят в проспекты, за спектаклем следует ужин, одни проходимцы сменяют других, и всем нам кажется, что нет ничего прекраснее этого калейдоскопа. Все мы торопимся, забавные, не понимая, куда несёмся и почему не сидим на месте. В погоне за призрачным не помним, откуда начался наш путь, а заметив собственное отражение в зеркале, пугаемся, приняв его за незнакомца, и забываем об увиденном, как только отворачиваемся.

Мы так спешим опередить друг друга и так боимся не успеть куда-то, что нам никогда не удаётся разглядеть встречные лица. А если удаётся, мы быстро теряем к ним интерес, ибо всё напоминает невзрачные эскизы и блеклые наброски, не стоящие того, чтобы их рассматривать. Однако есть такие из пробежавших рядом с нами или бегущих нам наперерез, которые, как яркие портреты, надолго остаются в памяти, поразив нас своею несхожестью с другими проходимцами и заставив нас задуматься о жизни.

Автору этих строк довелось встретиться с большим количеством людей, которых можно смело назвать колоритными, неординарными личностями, но всех затмил Гр. Писатель познакомился ним, вернувшись с дрейфующей льдины, где был по служебной необходимости, познакомился, ещё находясь под впечатлением увиденного на льдине. Его поразила кипучая активность живущих там граждан. Все они вели отчаянную борьбу между собой — за каждый солнечный лучик, за каждый градус тепла, за каждый отблеск рассвета! За всё, что могло их согреть. Это приводило к образованию живых огромных шевелящихся клубков, которые то в бешенстве катались по льдине, чудом не сваливаясь в воду, то вдруг надолго замирали, будто прислушиваясь к самим себе.

Автора поразила виртуозная ловкость проходимцев, их цепкость, их упрямство. Они бегали по спинам друг друга, продавливая рёбра и ломая хребты, ползали между ногами, цеплялись зубами за чужие пятки, перепрыгивали через головы соседей, отрывая им уши шпорами от своих сапог, и при всём при этом успевали обедать, ужинать и даже спать. Борьба согревала проходимцев, сон охлаждал. Поэтому, проснувшись заиндевелыми, они принимались за привычное — втаптывали в грязь женщин, растирали в пыль стариков, царапали и кусали друг друга, лишь бы сделать так, чтобы солнце светило только для них одних. Самые ловкие из граждан, добравшись до вершины внезапно остановившегося, клубящегося человеческими телами шара, устраивались там и принимались методично пинать любого, кто пытался к ним подобраться. Когда автор крикнул, что это опасно, что клубки катятся и тот, кто был наверху, может быть раздавлен, в него кинули сапогом. Писатель примолк.

Каково же было его удивление, когда, вернувшись на землю, он увидел, что большие разноцветные шары, которые он раньше принимал за элементы архитектурного модернизма, не что иное, как те же шевелящиеся клубки, только меньших размеров и более неподвижные, чем те, на льдине. «Должно быть, сказывается наш мягкий климат», — подумал автор, приглядываясь. Действительно, вместо инея на лицах просыпавшихся континентальных проходимцев выступал горячий пот. И одеты они были не в шубы, а в лёгкие куртки, но вели себя так, будто им тоже не хватало солнца. Так же, как и граждане на льдине, они пихали и гнули друг друга, пытаясь подняться как можно выше в общем клубке. Иногда кто-нибудь, не удержавшись, обрушивался вниз и долго лежал на земле, отдыхиваясь и набираясь сил. Были такие, кто сердито уходил, но снова возвращался, держа в руках снаряжение скалолаза.

Автор задумался и принялся наблюдать, сравнивать. А тут как раз Гр, который, узнав, что между шарами в поисках натуры ходит настоящий писатель, отбросил скальные туфли с крючьями в сторону и принялся лезть ему прямо в глаза, попадаясь то тут, то там на пути литератора с единственной целью — заинтриговать его, ну и чтобы рассмотреть получше. Надо сказать, что у Гр никогда не было мечты. А значит, не было спасительной возможности ухватиться за неё в начале своего падения с шара, как в таких случаях поступали некоторые из проходимцев. Поэтому он получал сильные ушибы, падая вниз. И совершенно естественно, что, когда он увидел перед собой одни только битые рожи, его заинтересовал человек без синяков и шишек, без единой царапины на лице.

Как только Гр ни изощрялся, привлекая к себе внимание! Однажды долго не выпускал автора из лифта, гримасничал и кривлялся перед ним, а сам, между тем внимательно его разглядывал, будто хотел выведать какую-то тайну. В другой раз нарочно прыгал по огромной луже, когда писатель с зонтиком в руках хотел пробежать мимо. Гр поднял такой фонтан грязи, сквозь который невозможно было пройти, и поэтому литератор был вынужден остановиться и даже повернуть назад. При следующей встрече Гр стал кидаться в него камнями, целясь попасть в живот. И попал несколько раз и уже хотел прибегнуть к бревну, чтобы преградить с его помощью дорогу, но писатель, вместо того чтобы рассердиться, вдруг предложил выпить по чашечке кофе. Представившись друг другу, они зашли в ближайшее кафе и разговорились.

Добившись желаемого, Гр сначала молчал, тараща на нового приятеля глаза и взволнованно вздыхая, а потом принялся выспрашивать, есть ли у того мечта, когда он с ней познакомился и что это вообще за штука такая. Узнав, что никто не знает, откуда она берётся, и что писатель повстречался с ней в детстве, почему-то расстроился. Снова замолчал, задумался, задышал тяжело и часто, откашлялся, после чего начал торопливо рассказывать о себе, будто доказывал, что он, как никто иной, достоин попасть на страницы художественного произведения. Гр перескакивал с одного события на другое, забывал, повторялся, прерывался на длинные паузы и блуждал в датах.

Долго не мог объяснить, зачем женился на До, женщине старше его на девять лет, почему не любил Нанайца, своего сослуживца, человека доброго и отзывчивого, по его же словам, почему сбежал из Буголии, просторы которой так подходили для бизнеса, и вконец запутался после эпизода с кражей ССД, Стимулятора Собственного Достоинства. Гр заскучал. Прервав рассказ на том, как он нашёл танки на дне оврага, как несколько дней возился с ними, откручивая стволы, чудак вдруг споткнулся, будто вспомнив что-то очень важное, заторопился и убежал, оставив писателя в некоторой растерянности.

Возможно, сей странный человек так и остался бы в памяти автора лёгким наброском, если бы судьба не преподнесла через несколько лет ещё одну встречу с ним — в чужой стране, где проходимец раскрылся во всём своём блеске. Увидев писателя в оазисе, сидящим в панаме под пальмой, Гр бросился к нему с радостью старого доброго знакомого. Как и раньше, сначала принялся расспрашивать, но уже не о том, где найти мечту, а о том, зависит ли она от счастья? Или счастье от неё? Выслушав, что эти две вещи не всегда взаимосвязаны и даже, наоборот, часто мешают друг другу, удивлённо помолчал, как тогда, в кафе, покашлял, а потом заговорил.

Он говорил несколько часов, торопясь воспользоваться случаем, чтобы похвастать о своих похождениях, последовавших за откручиванием у танков стволов. Писатель давно снял панаму за ненадобностью, солнце пропало, и наступили густые сумерки, а Гр не мог остановиться. Он рассказал без передышки о том, как занимался штрипками и носил колонизаторские ботинки, как разбивал сталагмитовый парк в пустыне и гонял на бжипе, как строил с Нанайцем «Фецир» для дезинфекции дорог, как летал на воздушных змеях, как заглядывал в иллюминаторы самолётов, как разговаривал с верблюдом, как был капитаном корабля, как… Заинтригованный писатель не успевал делать пометки в блокноте, подсвечивая себе мобильным телефоном. Гр между тем уже развивал тему сломанного компаса, незаметно подобрался к Северному сиянию, к арбузам в снегах и к зелёной птице за штурвалом самолёта. Затем, нахмурившись, прошёлся нехотя по дырявым карманам, по злой депрессии и вдруг заскучал, как и при знакомстве, когда запутался в истории с ССД. Он встал со скамейки, закурил и гордо удалился.

Автор крикнул в темноту:

— И это всё? А что сейчас?

— Сейчас я готовлюсь к восхождению на пирамиду! — раздалось в ответ, что весьма озадачило автора, но продолжать разговор было не с кем. Гр ушёл.

Вернувшись на родину, писатель почувствовал, что находится под впечатлением услышанного. Не сопротивляясь внутреннему порыву, он принялся за роман. Правда, последовательного повествования не получилось, рассказы Гр отличались слишком большой бессвязностью, чтобы сделать из них подобие плавно текущей реки. Как писатель ни старался, ему не удалось преодолеть некоторую обрывистость изложения, что на самом деле неплохо, так как это придаёт тексту неровность, соответствующую неуравновешенному характеру героя. В добавление к сказанному пришлось сохранить некоторые слова в исковерканном виде, такими, какими они звучали в устах Гр, и всё для того, чтобы можно было лучше представить себе этого проходимца.

На всякий случай автор предупреждает: если читатель найдёт хоть малейшее сходство между собой и Гр или кем-то другим, пусть не принимает на свой счёт — автор забавлялся, преувеличивая особенности персонажей. Он был вынужден так поступить, ибо засомневался в принципе реализма, который, по его мнению, нужен для того, чтобы отпугивать читателя, а это не входило в планы сочинителя.