ГЛАВА 08

И снова на охоту, но на сей раз не за мясом. Шарки промучился до утра, и, кажется, наука пошла ему впрок. Они охотились на металл, на двигатели. Колючие лианы и папоротники сворачивались от ударов мачете Шарки. Эверетт шел в трех шагах сзади, вдоль траектории падения, в сторону от реки, а лес становился все гуще. Куда ни кинь взгляд, видно не дальше нескольких метров. Глаз не различал отдельных деревьев — сплошной растительный покров. А еще звуки. Вокруг щелкало, тикало, скреблось, царапалось, жужжало и гудело. Порой глаз замечал в кронах движение, промельк крыльев гигантской бабочки размером с собаку, тень на фоне неподвижной листвы. Но Эверетту еще ни разу не удалось углядеть ничего определенного.

Компас не помогал — в Плоском мире не было полюсов, и стрелка праздно крутилась вокруг циферблата. На диске Алдерсона существовали только два направления: к Солнцу и от Солнца.

— Я всегда считал, что крупный предмет должен оставлять дыру не меньше своего размера, — заметил Шарки, щурясь на солнечный свет.

— Просто здесь все слишком быстро растет, — ответил Эверетт.

Он перелез через торчащий из земли корень и спрыгнул в тень. Внезапно что-то метнулось к нему — хохолок полупрозрачной плоти, что-то безглазое, серо-серебристое — и выбросило струю жидкости. В последнее мгновение Эверетт отпрянул. Листья, принявшие удар, окрасились коричневым и начали увядать прямо на глазах. Хрипло взвизгнув, существо скрылось в зарослях.

— Я бы советовал вам не наступать в тень и смотреть под ноги, мистер Сингх, — сказал Шарки и бросил Эверетту дробовик. — Кажется, вы умеете пользоваться этой штукой.

Они двинулись вперед, аккуратно обходя тени. Кожу покалывало. Эверетт испытывал неприятное чувство, что за ним наблюдают, причем наблюдает целый лес.

— Так что, этот мир и впрямь создан разумными рептилиями? — спросил Шарки.

— Точнее, динозаврами, которые эволюционировали. Возможно, внешне они не слишком отличаются от нас: ходят на двух ногах, смотрят вперед, у них есть руки, большие пальцы и прочее. Наверное, у них осталась чешуя.

— Я и говорю, люди-ящеры. И пусть лично мне это претит, я потрясен тем, что у кого-то — неважно, ящеров или нет — хватило мозгов, чтобы создать этот мир. И кстати, не пора ли им показаться?

— Этот мир велик, — ответил Эверетт. — Здесь могут затеряться цивилизации.

— Пусть так.

— А почему претит? — спросил Эверетт.

— Потому что Господь создал этот мир совершенным, а какие-то ящеры решили, будто могут переделать его по своему усмотрению, да еще прихватить остальные миры. Я называю это спесью, сатанинской гордостью.

Эверетт помалкивал, не имея привычки спорить о религии.

— Впрочем, мне доводилось видеть такое, чего Божьему миру не вместить, — продолжил Шарки, — и я полагаю, коли на то нет прямых указаний в Писании, человек волен поступать так, как подсказывает ему собственная мудрость. — Американец поднял руку: — Тихо!

Эверетт замер. Шарки начал медленно оборачиваться:

— Кажется, я что-то слышу.

— Что? — прошептал Эверетт, сжимая дробовик.

— Понятия не имею. — Шарки застыл.— «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам». — Затем показал дулом дробовика на обломанные ветки. Словно нора среди листвы.

Двигатель лежал на боку, возвышаясь над пером шляпы мастера-весовщика. Ветки смягчили падение, но обшивка пострадала. Американец всматривался внутрь гондолы.

— Кажется, лопасти не повреждены, — подвел он итог наблюдениям — А дальше пусть разбирается Макхинлит.

В лесу за их спиной затрещали ветки. Эверетт обернулся. Звук приближался. Каждую мышцу его тела сковал страх. Что-то надвигалось прямо на них, что-то очень большое.

— Шарки, это ведь не...

Эверетт успел увидеть его за мгновение до того, как существо пробило зеленый покров. Оно было синим и огромным. Настоящий карнозавр из «Парка Юрского периода»!

— Бежим! — проорал Шарки.

Повторять не пришлось. Эверетту хватило мгновения, чтобы в подробностях разглядеть динозавра, который в вихре сучьев и листьев вломился на крохотную поляну. Громадный, словно дом. Длинная шея, крохотные бусины глаз, сильные задние лапы, острые клыки на коротких передних. Зубы. Господи, сколько зубов!

— Куда? — крикнул Эверетт.

— Куда угодно!

Эверетт посмотрел на дробовик в руке.

— Может быть...

— Нет, мы только разозлим его, — задыхаясь от бега, выдохнул Шарки.

— Похоже, его разозлили до нас... ой!

Эверетт запнулся о корень и растянулся на земле, а когда вскочил на ноги, над ним нависла голова размером с семейный хетчбэк. Господи, во всей Вселенной нет столько зубов! В лицо пахнуло смрадом от приставших к зубам остатков пищи. Над головой карнозавра возникло сияние, словно нимб из золотых шипов. Нимб вращался, вспыхивая в солнечных лучах, пробивавших лесной полог. Внезапно взгляд карнозавра обессмыслился, а голова откинулась назад. Он выпрямился, дернул головой, словно вытрясая из ушей муху, повернулся и побрел в глубь леса, не переставая мотать головой.

Ореол над ним исчез.

На Эверетта смотрело лицо. Широкие золотистые зрачки, черная щель радужки. Глаза защищала прозрачная мембрана век. Две прорези на месте носа. Узкая щель рта почти без губ. Крошечные ушки на массивном скошенном черепе. Серебристую кожу покрывали чешуйки, мягкие, как крылья мотылька. Узкая полоска индейского ирокеза начиналась над глазами и тянулась до затылка. Глаза моргнули, волосы встали дыбом, и Эверетт понял, что это не волосы, а перья. Хохолок вспыхнул всеми цветами радуги и снова поник. Ноздри раздувались. Нечеловеческое лицо. И никогда не было человеческим. Тем не менее в глазах странного существа светился ум. Губы двигались. Существо издало звук, напоминающий птичью трель.

— Ты пытаешься со мной говорить? — спросил Эверетт.

Хохолок снова встрепенулся. Воздух вспыхнул, и вокруг головы ящера возник такой же ореол, как вокруг головы карнозавра. Словно корона из жидкого золота

— Эверетт, по моему сигналу! Я выстрелю в упор! — крикнул Шарки.

Краем глаза Эверет заметил, что Шарки прицеливается. Маневры американца не ускользнули от ящера. Золотое сияние дрогнуло, что-то просвистело в воздухе, и в двадцати сантиметрах от шеи Шарки завис кинжал.

— Я понял, понял, — сказал Шарки, но дробовик не опустил.

Странное существо повернулось к Эверетту.

— Я — Эверетт Сингх с Земли-10, — сказал он.

Ящер издал свист, который смутно напоминал фразу, произнесенную Эвереттом, но исполненную на флейте, и переморгнул прозрачными веками. Венчик над его головой развернулся, спустился вниз по чешуйчатой лапе и снова свернулся в кольцо вокруг Эвереттова лица.

— Что еще за... — рявкнул Шарки.

Ящер прищелкнул длинным тонким пальцем, кинжал придвинулся ближе к горлу Шарки, по шее потекла тонкая алая струйка.

— Все хорошо, — сказал Эверетт. — Просто... по-моему... ой!

— Ты уверен, Эверетт?

В голове зазвучали голоса. Его голоса. Четырнадцатилетний Эверетт, младенец Эверетт, произносящий свое первое слою. «Тоттенхэм», как уверял Теджендра. «Тедди», не соглашалась Лора. Восторженный девятилетний Эверетт на экскурсии в планетарии. Шестиклассник, всегда дающий безошибочный ответ. Эверетт, пытающийся освоить палари, Эверетт и его жалкий пенджабский. Тысячи голосов звучали одновременно. Его голосов.

Странное существо подняло другой палец, по нему от головы Эверетта пробежало золотистое свечение и соединилось с медленно вращающимся ореолом над головой ящера.

Эта картина напомнила Эверетту Ганеши или Шиву Натараджа в ореоле из языков пламени.

Ящер издал звук, как если бы попугай пытался выговорить его имя. Эверетт Сингх. И еще раз, теперь гораздо разборчивее.

— Эверетт Сингх с Земли-10, — сказало странное существо. Голос походил на птичий щебет и куда больше напоминал пение, чем связную речь, но Эверетт его понимал.

— Вот это да! — выдохнул он.

Ящер склонил голову на один бок, затем на другой.

— Вот это да, — повторил он вслед за Эвереттом — Ты — Эверетт Сингх с Земли-10. — Затем посмотрел на Шарки и согнул палец. Кинжал вернулся к золотистому нимбу и растворился в мерцающей пыли.

— Ты выучил мой язык? — спросил Эверетт.

И снова существо склонило голову на один бок, затем на другой Словно птица, подумал Эверетт. Умная птица, вроде сороки или галки.

— Да, — ответило существо. С каждым словом его голос все меньше походил на птичий щебет и все больше напоминал стоук-ньюингтонский говор. Хохолок встрепенулся и вспыхнул яркой синевой. — Я — Кахахахахас

— Шарки, надеюсь, теперь ты уверовал в разумных рептилий? — спросил Эверетт.