Глава четвертая

Поднимаясь по ступенькам, Хатгерн по привычке пытался разобраться во впечатлении, которое оставляло у него знакомство с тенью. Называть женой, даже про себя, совершенно незнакомую девушку ему не хотелось совершенно, хотя герцог прекрасно понимал, что во всеуслышание это придется делать каждый день и неоднократно.

Но смешно ведь лгать самому себе?! Хоть и считали все вокруг, будто Харн до сих пор не женился лишь из-за интересов герцогства и обещания данного покойному отцу. Старый герцог Крисдано, взявшему на старости лет в лаэйры вдову с ребёнком, убедительно просил наследника сначала определить этого самого приемыша. С тех пор прошло три года, Бретта из угловатого подростка превратилась в миленькую девицу, твердо уверенную, будто названный брат намерен взять её в старшие жены.

Несколько раз Хатгерн пытался объясниться и с нею самой и с ее матерью, и каждый раз все высказанные им разумные доводы напрочь тонули в лавине слез, упреков и обид, которую эти двое обрушивали на него со всё сметающей яростью.

Одно время, после своего возвращения с войны, развязанной сумасбродным Рингольдом, науськанным жадным и завистливым Люфреном и поддержанным лукавым герцогом Юверсано, Харн был уверен, что навсегда отделался от приставучей Бретты. Да и все его советники и телохранители в один голос заявляли о её связи с Лархоем, видели своими глазами, как сумасбродная девчонка по утрам выпускала его младшего братца из своих комнат.

Хатгерн немедленно объявил Лархою о том, что его старшей женой Бретта быть не может, невыгоден для герцогства такой союз, но если он желает получить ее в лаэйры, то ритуал состоится немедленно. Младший пообещал подумать и уехал в свой охотничий домик, и хотя с тех пор уже пару раз возвращался оттуда на несколько дней, но ничего внятного пока так не сказал.

Вспомнив о брате, упорно не желавшем не только что-либо делать, но и принимать хоть какие-то решения, герцог как обычно почувствовал невольное раздражение и силой воли заставил себя не думать о безалаберном родиче. Всё, что интересовало Лархоя — это развлечения и женщины. Причем он не спорил и не оправдывался, если с ним пытались поговорить всерьез, ничуть! Полностью со всем соглашался, обещал подумать и тут же уезжал либо к кому-нибудь из друзей, либо в охотничье поместье, где их мать предпочла поселиться в окружении хорошеньких фрейлин после смерти отца.

Точнее, она перебралась туда почти сразу после того, как старый герцог завел лаэйру, но в те времена еще иногда сама выезжала в столицу или призывала к себе Хатгерна для нравоучительных бесед. Однако после внезапной смерти мужа почти полностью прекратила всякие отношения со старшим сыном, а он с тех самых пор очень успешно играл роль полностью довольного таким положением человека. Изо всех сил сдерживая готовый вырваться гнев, вскипавший каждый раз, когда младший, словно случайно, упоминал в разговоре о назойливой заботе матушки.

Хатгерн мрачно усмехнулся, плеская в лицо холодную воду, сейчас он больше всего желал рухнуть ничком в постель и поспать хотя бы несколько часов подряд. Но сегодня ему нужно было обязательно переговорить с Таэльминой, герцог очень не любил оставлять на завтра незавершенные дела.

Он успел не только умыться, переодеться и сменить сапоги на домашние туфли, но и просмотреть рапорты осведомителей, когда ведущая из спальни в кабинет дверь почти неслышно растворилась и в проеме появилась тонкая девичья фигурка, затянутая в вишневый шелк.

В первый момент, рассматривая обливающий все её достоинства халат, из ворота которого виднелось тонкое кружево ночной рубашки, Хатгерн решил, что девушка явилась исполнять супружеский долг, и не сдержал едкой ухмылки. И тотчас рассмотрел, как в серых глазах лаэйры ответно вспыхнуло ехидное веселье, а ее крепко сжатые губы изогнулись в пренебрежительной усмешке.

И эта гримаска ясно дала герцогу понять, ради чего она оделась именно так, а не в скромное и простенькое платьице. Тень намеревалась исполнять свою работу как можно точнее, и для этого ей требовалось как можно больше находиться рядом с ним. И удобнее всего этого достичь, если они будут изображать перед всеми счастливых новобрачных. Ну а на свидания к любимым мужьям лаэйры не ходят в темных домашних платьях, это известно каждому нормальному мужчине. И ему, Хатгерну, не менее других, хотя вот уже несколько лет любовницы с большим успехом заменяют ему предавшую когда-то любимую.

— Мы собирались поговорить об условиях сделки, — спокойно усевшись на свободный стул, заявила новобрачная, — но сначала мне хочется услышать, почему ваша милость решила обзавестись тенью?

— А зачем тень нужна была Зарвесу? — вопросом на вопрос ответил ей герцог, — ну а раз уж он решил с тобой расстаться, почему бы мне не использовать умения, обучению которым ты отдала несколько лет жизни? О своих проблемах я расскажу тебе после клятвы… а сейчас скажи, какую оплату ты предпочитаешь.

— Сначала я хочу узнать срок договора, — не уступила ему в дотошности Таэль, — но прежде, чем его назвать, учтите мой возраст. Закончив на вас работать, я хотела бы завести обычную семью… где-нибудь подальше отсюда.

— Ну… скажем, пять лет, — осторожно заявил герцог, прикинув, когда он сумеет отделаться от Бретты и ее матери, которая после свадьбы дочери обязана уйти из дворца вместе с нею. И не его дело, куда она пойдет жить, к зятю или в собственный дом в рыбацком поселке, откуда и привез ее сюда отец.

— Три, — отрезала Таэльмина, — не забывайте, ваша милость, тени имеют особое свойство ускорять события.

— Это было бы прекрасно, — усмехнулся герцог, пристально вглядываясь в решительно поджатые губы молодой жены и ясно понимая, что уступать она не намерена, — в таком случае, я согласен. Но настаиваю на полной клятве… чтобы ты не считала меня слишком сговорчивым. И прекрати звать меня милостью и обращаться на «вы», я желаю, чтоб все вокруг были уверены в нашей… хм, наших нежных отношениях.

— Согласна, — твердо сообщила Таэль, — на чем будем клясться?

— Несколько лет назад мне в руки случайно попал один артефакт… сохранившийся еще со времен великой империи, — Хатгерн нехотя поднялся с кресла и тяжело прошагал к внушительному шкафу, — это сцепленные браслеты… когда-то бывшие магическими, но великая сила давно иссякла. Мои алхимики их испытали и не нашли даже капли магии, однако, по некоторым признакам определили, для чего могли предназначаться такие браслеты. Как раз для таких случаев, когда двое людей желали связать себя взаимной деловой клятвой.

— А ты не забыл, дорогой, — тонко усмехнулась Таэль, — о запрете на драгоценности?

— Не забыл, — суховато отзывался герцог, как можно про это забыть, если именно ему пришлось искать и доставлять все те диковинки, которые желала иметь Ральена? — Однако я бы не назвал эти браслеты драгоценностями. Да и никто другой их так не назовет.

И с этими словами он бережно опустил на стол тонкие медные ободки, соединенные между собой наподобие звеньев цепи. Их действительно трудно было назвать не только драгоценностями, но и вообще украшением. Старый металл был покрыт забоинами и царапинами, вправленная в грубоватые розетки бирюза от времени потрескалась и позеленела, а выгравированные когда-то знаки были стерты до такой степени, что разобрать их не представлялось никакой возможности. Да если бы и сумел какой-то алхимик попытаться восстановить выгравированную надпись, её смысла он все равно не постиг бы, языка старинных знаков и символов развалившейся империи не знал никто из жителей береговых герцогств.

— Да, — рассмотрев браслеты, кивнула тень, — пожалуй, эти украшения никто не сочтет нарушением закона. И кто из нас будет это носить?

— Ты. Пусть считают их твоей причудой. Ну, так ты собираешься давать клятву?

Таэль только усмехнулась в ответ, безусловно, она намерена выдать ему клятву верности и служения. И хотя все её прежние планы в тот же момент рухнут как песочный замок, возможно, это будет к лучшему. Уж слишком зыбки и ненадежны они были.

Как вскоре выяснилось, Хатгерн оказался очень предусмотрительным человеком и вскоре на столе расположились все необходимые для этого ритуала предметы. Старинная чаша, принесенная из молельни, дюжина свечей, горящих в двух серебряных подсвечниках и ритуальный кинжал, не менее древний, чем чаша.

И слова клятвы, записанные на листке бумаги, тоже полностью соответствовали тексту из хранящихся у жрецов книг, которые они и сами не понимали до конца.

Первым герцог уколол кинжалом собственную руку, не скупясь обрызгал кровью лежащие в чаше браслеты и твердо произнес обещание через три года отвезти младшую жену Таэльмину туда, куда она пожелает и вернуть ей свободу, расторгнув союз, как несостоявшийся. А так же в целости и сохранности вернуть ей приданное или купить взамен любой дом или поместье по ее выбору. Затем Хатгерн протянул руку к жене, намереваясь помочь ей с нелегкой процедурой, но девушка лишь молча помотала головой и отобрала у него оружие. Бестрепетно вонзила острое жало ножа в край ладони, так же ловко, как и сам Хатгерн, оросила алыми каплями чашу, и, опустив лезвие кинжала в чашу к браслетам, обязалась три года верно служить герцогу Крисдано тенью.

Словно ветерок пронесся по комнате с последним словом клятвы и все двенадцать свечей разом ярко вспыхнули и погасли.

— Сквозняк, что ли? — Нахмурившись, Хатгерн обвел взглядом кабинет, рассмотрел расцветшую на губах лаэйры ехидную усмешку и озадаченно уставился в серые глаза, — тебе что-то понятно?

— Духи приняли нашу клятву, — скупо пояснила девушка, доставая из чаши браслеты и протягивая тот, что пошире, мужу, — и отныне носить это украшение придется не мне одной. Зато теперь все точно поверят в нашу… хм, страсть. Ведь только этим твои друзья смогут объяснить себе желание герцога носить такой браслет.

— Не может быть, — не сдержал потрясенного восклицания герцог, крутя в пальцах словно посветлевшее украшение, — Бринлос их целую луну проверял, во что только не окунал. И кровь, несомненно тоже наливал…

— Надевай, — Тень позволила себе добавить в голос нетерпения, — пока они снова не выключились. Не знаю, какая от них может быть польза, но я не откажусь даже от самой слабой помощи.

— Я тоже, — задумчиво пробормотал Харн, поглядывая на свободно болтающийся на тонком запястье жены ободок, — и надеюсь, она все-таки будет.

С этими словами он наконец решился надеть браслет на левое запястье, отмечая как удачно он прикрывает узкий отпечаток цепи, и чуть поморщился, припомнив острую боль, пронзившую все тело при свершении ритуала. И тотчас едко усмехнулся, представив, какие муки придется испытать в полном ритуале, ведь цепь, которой соединят его с неведомой пока старшей женой, будет вдвое сложнее и массивнее.

— Клянусь, — торжественно подняв глаза к невидимому отсюда небу, объявила Таэль, чтоб немного развеять невольную тревогу, и в шутку звякнула своим браслетом о браслет супруга.

— Клянусь, — кисловато усмехнулся он в ответ и застыл, забыв захлопнуть рот.

Браслет, до этого свободно висевший на его руке, вмиг нагрелся и обхватил запястье так крепко, словно был кандальным. Всё что отныне можно было с ним отныне сделать — это на полпальца сдвинуть вверх или вниз.

— Темные силы… — растерянность, проступившая на миловидном личике свежеиспеченной герцогини, была настолько живой и непосредственной, а её всегда крепко сжатый ротик приоткрылся в таком детском изумлении, что Харну сразу расхотелось ругаться.

Да и бесполезно это, как он уже успел сообразить. Уж если Бринлос с коллегами раньше не сумели рассмотреть в этих браслетах никакого подвоха, то вряд ли смогут сделать хоть что-то теперь, когда артефакт неожиданно ожил и приступил к выполнению своей, никому не известной миссии.

— Ты же хотела помощи? — устало фыркнул Хатгерн, начиная расстёгивать камзол, — вот и жди теперь, чем они помогут. Завтра я расскажу всё Бринлосу, пусть поищет объяснения в старинных книгах, а сейчас иду спать. А ты можешь идти к себе, или, если хочешь, устраивайся в гостиной, там тепло и удобный диван.

— Погоди, — обнаружив, что тоже не может снять свой браслет, герцогиня на удивленье скоро справилась с изумлением и растерянностью. Другая девица на её месте охала бы ещё час, не меньше, — мне кажется, пока не стоит ничего говорить алхимику. Знаю я их, начнет делать эксперименты, привлечет лишнее внимание… лучше объясни, чего ты опасаешься?

— Сам не знаю, — помрачнел Хатгерн, отбросил камзол и утомлённо опустился на свое место, — вроде всё хорошо, войну мы выиграли, урожай был отменный, новых врагов и долгов нет… в герцогстве тишь и покой, охрана у меня надежная. Возможно, это просто усталость, несколько дней отосплюсь и сам посмеюсь над своими тревогами.

— Это называется интуиция. И опыт прошлых правителей говорит, что пренебрегать ею не стоит… — Таэльма не миг замолчала, раздумывая, стоит ли сейчас заводить серьезный разговор или пусть ее новый подопечный действительно сначала выспится, и всё же добавила, — а в каком состоянии война между Ральеной и твоей матушкой?

— Война? — удивленно поднял брови Хатгерн, — да нет там никакой войны. Ральена живет здесь, в дальних гостевых покоях, а матушка ещё при жизни отца поселилась в охотничьем поместье и никогда сюда не приезжает.

— Но ведь она законная хозяйка покоев твоего отца? И наверняка считала, что Ральена, как все лаэйры, после смерти герцога переселится в свой дом? Насколько я знаю, ее отец был богатым торговцем рыбой, и на него работало несколько рыбачьих деревень?

— У тебя очень хорошие сведения, — помрачнел герцог, очень не любивший разговаривать на эту тему, — но я пообещал отцу, когда он лежал на смертном ложе, что не выгоню Ральену, пока не пристроена Бретта.

— Кстати… про Бретту, — надеясь, что повернула на нее разговор не слишком грубо, небрежно осведомилась тень, — сколько ей лет? И как она выглядит?

— Ей восемнадцать, — сообщил Харн, и ехидно ухмыльнулся, — а как она выглядит, ты и сама знаешь, вы во время обеда два часа сверлили друг друга взглядами.

— Так это была твоя сводная сестра? — С хорошо сыгранным изумлением приподняла бровь тень, — а смотрела она на тебя вовсе не по — сестрински.

— Неужели ты ничего про это не слышала? — желчно фыркнул герцог, и Таэль решительно направилась в сторону его гардеробной, где находился выход из тайного хода, за точно таким же зеркалом, как и в ее покоях.

— Год назад она не интересовала никого из осведомителей, — нехотя бросила девушка через плечо, собираясь покинуть кабинет, и с ехидцей добавила, — зато все они сообщали, каким невыносимым становишься ты, когда не выспишься. Спокойной ночи, я ухожу к себе. Приду утром, и мы продолжим разговор.

— А я никого и не прошу меня куда-то выносить, — желчно прошипел ей вслед герцог, расслышал звонкий смешок и нахмурился еще сильнее.

Герцог Вангерд дэй Крисдано, его отец, всю жизнь был по утрам нестерпимо язвителен и угрюм, и Харн всегда старался не попадаться ему на глаза, по меньшей мере, до второго завтрака, а еще лучше, до обеда. И отлично знал и все уловки челяди и стражи, стремящихся к тому же и их шуточки на эту тему. Потому-то молодого герцога так и задело полушутливое замечание слишком смелой лаэйры. Но сейчас у него просто не было никаких сил на придумывание достойного ответа, кровать манила к себе самым банальным и незатейливым желанием не шевелиться по крайней мере до рассвета.

Герцог тяжело поднялся с кресла и направился в спальню, сдирая с себя по пути рубаху, туфли и все остальное и расшвыривая по пути в разные стороны. Спать он обожал голиком, и потому всегда запирал дверь изнутри, чтоб не оказаться однажды рядом с Бреттой в совершенно недвусмысленном положении, девчонка обладала неимоверной наглостью и пронырливостью, и умело пользовалась своим званием приемной дочери старого герцога. Хотя оно и не засвидетельствовано никакими документами, да и не может такого быть, закон в этом отношении строг к знатным господам побережья, и герцоги среди них вовсе не исключение.

Прохладная перина нежно приняла Харна в свои объятья, и мгновенно проваливаясь в желанный сон, герцог улыбался почти счастливо.